ГЛАВА 1. Тиканье тишины
Тишина в мастерской Алексея Северина была особенной. Не мертвой или давящей, а наполненной едва уловимыми звуками – тихим, ритмичным дыханием десятков часовых механизмов. Маятники качались в своих деревянных футлярах, секундные стрелки шептали на циферблатах, а карманные хронометры тихонько пощелкивали на рабочем столе. Когда-то Алексей говорил Лизе, что эти звуки для него как пульс мироздания – вселенского механизма, который не останавливается ни на секунду. Теперь это стало его личным проклятием – бесконечным напоминанием о том, что время продолжает свой ход даже тогда, когда твой мир остановился навсегда.
Алексей отложил увеличительное стекло и потер воспаленные глаза. Тридцатипятилетний мужчина с преждевременной сединой на висках и глубокими морщинами, пересекающими высокий лоб, выглядел гораздо старше своих лет. Последние два года после аварии не просто состарили его – они словно вытянули всю энергию, оставив лишь оболочку человека, который когда-то знал, как улыбаться. Солнечный свет, пробивающийся сквозь высокие окна старинного здания в центре города, подчеркивал бледность его лица и темные круги под глазами – следы очередной бессонной ночи.
Мастерская располагалась на первом этаже старого особняка конца XIX века с высокими потолками и массивными деревянными перекрытиями. Когда-то здесь размещалась библиотека, и книжные шкафы, которые Алексей переоборудовал под стеллажи для часов и инструментов, до сих пор сохраняли тонкий аромат старой бумаги и кожаных переплетов. В глубине помещения за тяжелой дубовой дверью находилась небольшая квартира – спальня, кухня и ванная комната. После смерти Лизы Алексей продал их просторную квартиру на окраине города и переехал сюда, словно стремясь физически уменьшить пространство своего существования до абсолютного минимума.
Большое напольное зеркало в углу мастерской – единственное, что он забрал из их прежней жизни – теперь было заботливо задрапировано темной тканью. Алексей не мог смотреть на свое отражение, потому что в собственных глазах видел только укор – он выжил, а она нет. Иногда ему казалось, что если сорвать ткань, то в зеркале отразится не его осунувшееся лицо, а Лиза – с ее веснушками, рыжими волосами и широкой улыбкой, которую он теперь мог вспомнить только с закрытыми глазами.
«Механизмы не подводят, подводят люди», – часто повторял Алексей своим редким клиентам, заполняя тишину профессиональными банальностями. Но в глубине души он знал, что это ложь. Механизм автомобиля, в котором ехала Лиза, подвел. Или, может быть, подвел механизм мироздания, позволивший, чтобы именно она оказалась на пути пьяного водителя в ту роковую дождливую ночь.
Дверной колокольчик разорвал тишину мастерской, заставив Алексея вздрогнуть. Этот звук всегда вызывал у него смутное раздражение – вторжение внешнего мира в его добровольное заточение. По условию аренды, он не мог отказаться от вывески «Реставрация антикварных часов», хотя с каждым месяцем все сильнее тяготился необходимостью общаться с клиентами. Их истории о семейных реликвиях, переходящих из поколения в поколение, только подчеркивали то, чего у него никогда не будет – продолжения.
– Открыто, – произнес он, не поднимая головы от мелких деталей карманных часов, разложенных на замшевой подстилке.
Тяжелая дверь закрылась с глухим стуком, и в мастерскую вошел мужчина лет шестидесяти в строгом сером костюме. Его безупречно уложенные седые волосы контрастировали с некоторой небрежностью в одежде – слегка помятый воротник рубашки и неаккуратно повязанный галстук выдавали человека, для которого внешний вид был важен, но не первостепенен. Однако именно глаза посетителя привлекли внимание Алексея – темно-карие, почти черные, они казались одновременно и внимательными, и отсутствующими, словно их обладатель смотрел не на окружающий мир, а сквозь него, в какую-то доступную только ему реальность.
– Алексей Игоревич Северин? – Голос посетителя звучал неожиданно молодо для его возраста, с легкой хрипотцой, свойственной заядлым курильщикам.
– Он самый, – Алексей наконец оторвался от работы и полностью сосредоточился на госте. – Чем могу помочь?
– Меня зовут Игорь Михайлович Веретенников, – мужчина сделал несколько шагов вперед и остановился у рабочего стола, рассматривая разложенные инструменты с видимым интересом. – Мне рекомендовали вас как лучшего специалиста по сложным реставрационным работам.
Алексей позволил себе слабую улыбку. В городе было не так много реставраторов антикварных часов, и конкуренция среди них была, скорее, понятием теоретическим. Он действительно был лучшим – признанным мастером, способным восстановить механизмы, которые другие списывали как безнадежные, но эта репутация перестала иметь для него значение.
– У вас проблема с часами? – спросил он, невольно отмечая странное ощущение, которое вызывал у него этот человек. Что-то неуловимо знакомое было в его чертах, словно они уже встречались раньше, хотя Алексей был уверен, что видит Веретенникова впервые.
– Не совсем проблема, – посетитель достал из внутреннего кармана пиджака небольшую коробочку, обтянутую потрескавшейся кожей темно-бордового цвета. – Скорее, загадка, которую я надеюсь, вы сможете разрешить.
Он бережно положил коробочку на стол, и Алексей с профессиональным интересом потянулся к ней. Несмотря на свою замкнутость и нелюдимость, он не мог устоять перед тайной механизма, требующего его внимания.
– Эти часы принадлежали моему отцу, а до него – моему деду, – продолжал Веретенников, наблюдая за тем, как Алексей открывает коробочку. – Они были изготовлены в Швейцарии в начале двадцатого века и имеют одну… особенность.
Внутри на бархатной подушечке лежали карманные часы удивительной красоты. Корпус из розового золота был покрыт витиеватой гравировкой – переплетающиеся линии складывались в замысловатый узор, в котором при ближайшем рассмотрении можно было различить стилизованные фигуры людей, застывших в разных позах. Крышка часов была украшена небольшим круглым отверстием, через которое виднелся циферблат с римскими цифрами и тремя стрелками – часовой, минутной и секундной. Однако была и четвертая стрелка – тонкая, почти невидимая, словно волосок, расположенная под остальными.
– Удивительная работа, – пробормотал Алексей, аккуратно извлекая часы из коробочки. Они были тяжелее, чем казались на вид, и приятно холодили ладонь. – Такие модели обычно делались на заказ для конкретного клиента. У вас есть информация о мастере?
– К сожалению, документы не сохранились, – ответил Веретенников, и в его голосе промелькнула нотка, которую Алексей не смог идентифицировать – сожаление или, возможно, нетерпение. – Механизм перестал работать около двух недель назад. Я хотел бы, чтобы вы осмотрели его и, если возможно, восстановили.
Алексей провел пальцем по краю корпуса, ощущая почти незаметные углубления, расположенные в строгой последовательности, как кнопки потайного замка. Механически он нажал на них в порядке, который подсказывал ему многолетний опыт работы с подобными секретными механизмами. Крышка часов со щелчком открылась, обнажая работу мастера.
Сердце Алексея пропустило удар. За годы работы он видел сотни, если не тысячи часовых механизмов, от самых простых до невероятно сложных. Но этот был особенным. Помимо стандартных элементов – балансового колеса, спирали, спускового механизма и передаточных колес – здесь присутствовал дополнительный контур шестеренок, расположенных концентрическими кругами вокруг центральной оси. Эти шестеренки были изготовлены из материала, который Алексей не смог опознать – не серебро и не платина, они имели легкий голубоватый оттенок и словно светились изнутри мягким, пульсирующим светом. Или это была игра его воображения?
– Невероятно, – выдохнул он, поднося часы ближе к лампе, чтобы лучше рассмотреть детали. – Я никогда не видел подобной конструкции. Это какой-то экспериментальный механизм?
– Можно сказать и так, – Веретенников улыбнулся, и от этой улыбки Алексею стало не по себе. В ней было что-то знающее, будто посетитель ожидал именно такой реакции. – Эти часы способны на гораздо большее, чем просто показывать время. Но для этого они должны быть в рабочем состоянии. Беретесь за реставрацию?
Алексей колебался. Что-то в этом человеке и его часах вызывало у него смутное беспокойство – ощущение, что он стоит на пороге чего-то важного и, возможно, опасного. Но профессиональное любопытство оказалось сильнее. Жизнь в тишине мастерской была пуста и монотонна, и внезапно ему захотелось разгадать загадку этого необычного механизма.
– Сложно сказать, не изучив механизм детально, – наконец ответил он, закрывая крышку часов. – Мне потребуется время.
– Времени у нас достаточно, – странно произнес Веретенников. – По крайней мере, пока. Я зайду через неделю, чтобы узнать ваше мнение о возможности реставрации. Если вы согласитесь взяться за работу, оплата будет более чем щедрой.
Он достал из кармана визитную карточку и положил на стол рядом с коробочкой. На простом белом прямоугольнике были только имя и номер телефона, без указания должности или компании.
– Будьте осторожны с этими часами, Алексей Игоревич, – добавил Веретенников, направляясь к выходу. – Они… чувствительны к обращению.
Прежде чем Алексей успел задать уточняющие вопросы, посетитель уже вышел из мастерской. Колокольчик на двери звякнул еще раз, и тишина вернулась, нарушаемая только тиканьем десятков часов.
Алексей еще долго смотрел на закрытую дверь, прежде чем вернуться к изучению необычных часов. Что-то в визите Веретенникова не давало ему покоя. Почему именно он? В городе были и другие часовщики, некоторые с гораздо более впечатляющими мастерскими и дорогим оборудованием. И почему Веретенников так странно говорил о времени?
Отогнав эти мысли, Алексей сосредоточился на механизме. Он аккуратно снял заднюю крышку часов, обнажив внутреннее устройство. Первое, что бросилось в глаза – необычное расположение балансового колеса и анкерной вилки. Они были смещены относительно традиционного положения, освобождая место для дополнительного модуля из голубоватого металла. Алексей подключил к часам тестер для проверки амплитуды колебаний баланса и был удивлен показаниями прибора – стрелка отклонилась далеко за пределы шкалы, словно механизм генерировал гораздо больше энергии, чем было физически возможно для заводной пружины такого размера.
– Что за чертовщина? – пробормотал он, отключая тестер.
Следующие несколько часов Алексей провел в скрупулезном изучении каждой детали необычного механизма. Он сделал десятки фотографий под разными углами, зарисовал схему расположения шестеренок и попытался определить материал, из которого были изготовлены голубоватые компоненты. Ничего подобного он раньше не встречал – металл был легким, но удивительно прочным, и, что самое странное, казалось, менял свою температуру независимо от внешних условий, то нагреваясь, то остывая без видимых причин.
К вечеру глаза Алексея горели от напряжения, а голова раскалывалась от боли. Он отложил лупу и откинулся на спинку стула, массируя виски. За окнами уже стемнело, и уличные фонари отбрасывали причудливые тени на стены мастерской. В такие моменты, когда мир за окном погружался в темноту, а мастерская превращалась в остров света, Алексей особенно остро ощущал свое одиночество. Раньше Лиза часто звонила в это время, напоминая, что пора возвращаться домой, и эти звонки были для него якорем, связывающим с реальной жизнью. Теперь же не было ничего, что могло бы вырвать его из бесконечного процесса работы, кроме физической усталости.
Он сделал глоток давно остывшего кофе и вновь взялся за часы. Механизм был исправен – по крайней мере, с технической точки зрения. Все шестеренки были на месте, зубцы не имели повреждений, заводная пружина сохраняла упругость. И все же часы не шли. Словно им чего-то не хватало – энергии или импульса, который должен был запустить этот загадочный дополнительный модуль.
Алексей попробовал завести часы. Заводная головка крутилась с легким, приятным сопротивлением, характерным для высококачественных механизмов. Он сделал десять полных оборотов, чувствуя, как натягивается пружина внутри. Затем осторожно установил текущее время и запустил механизм, слегка качнув часы из стороны в сторону, чтобы придать первоначальный импульс балансовому колесу.
Секундная стрелка дрогнула и начала свой путь по циферблату. Тиканье было глубоким и ровным, как дыхание спящего человека. Алексей с удовлетворением смотрел на работающий механизм, когда заметил нечто странное – четвертая, почти невидимая стрелка, которую он заметил ранее, двигалась в направлении, противоположном остальным, совершая полный оборот за десять секунд. Подобное устройство не имело практического смысла с точки зрения хронометража.
Завороженный этим необычным движением, Алексей не сразу заметил, что в мастерской стало происходить что-то странное. Свет ламп словно потускнел, а звуки остальных часов начали затихать, будто их заглушало невидимое одеяло. Воздух загустел и стал вязким, как мед, а предметы по краям поля зрения приобрели легкую голубоватую дымку. Алексей моргнул, пытаясь прояснить зрение, но странное ощущение только усилилось.
А затем он услышал это – тихий женский смех, доносящийся словно издалека. Знакомый смех, от которого сердце пропустило удар.
– Лиза? – пробормотал он, резко поворачиваясь к зеркалу в углу комнаты.
Темная ткань, которой оно было задрапировано, медленно соскальзывала на пол, словно невидимая рука стягивала ее, обнажая отражающую поверхность. В полированном стекле Алексей увидел не себя, а размытый силуэт женщины с рыжими волосами, стоящей у окна – окна их старой квартиры, а не мастерской. Она смотрела на что-то за пределами отражения и улыбалась той самой улыбкой, которую он так отчаянно пытался сохранить в памяти.
– Лиза! – уже громче позвал он, вскакивая со стула и делая шаг к зеркалу.
В этот момент золотые часы на столе издали странный звук – не тиканье, а высокий, почти ультразвуковой писк, от которого заложило уши. Голубоватое свечение механизма стало ярче, и внезапно одна из миниатюрных шестеренок лопнула с тихим щелчком. Стрелки замерли, а изображение в зеркале растаяло, словно утренний туман под лучами солнца.
Алексей стоял посреди мастерской, судорожно глотая воздух. Что это было? Галлюцинация от усталости? Игра света? Или что-то, связанное с этими проклятыми часами? Он обернулся к рабочему столу и с ужасом увидел, что золотой корпус часов теперь был покрыт тонкой сеткой трещин, словно фарфоровая чашка, готовая рассыпаться от малейшего прикосновения.
Дрожащими руками он поднес часы к лампе. Трещины на корпусе складывались в узор, удивительно напоминающий паутину, а в центре циферблата образовался крошечный, почти микроскопический разрыв, через который проглядывала абсолютная темнота. Не тень и не отсутствие света, а именно темнота – плотная, осязаемая, словно кусочек ночного неба, заключенный в металлический корпус. И из этой темноты на Алексея смотрело что-то – он не видел этого, но чувствовал взгляд так же ясно, как ощущал биение собственного сердца.
«Часы чувствительны к обращению», – вспомнил он предупреждение Веретенникова и похолодел. Что он наделал? И что будет, когда странный посетитель вернется за своей собственностью?
Алексей осторожно положил часы обратно в коробочку и захлопнул крышку, словно пытаясь запереть то, что находилось внутри. Но ощущение чужого взгляда не исчезло. Оно переместилось, и теперь он чувствовал его затылком – словно кто-то стоял прямо за спиной, невидимый, но бесконечно терпеливый.
Медленно, преодолевая сопротивление собственного тела, Алексей повернулся. В углу мастерской, там, где раньше было только зеркало, теперь клубился сгусток темноты, имеющий очертания человеческой фигуры. Из этой тьмы на него смотрели два голубоватых огонька, похожих на отблески света на металлических шестеренках странных часов.
«Алексей Северин, – произнес голос, который не был звуком, а скорее мыслью, возникшей прямо в его сознании. – Наконец-то ты открыл дверь. Мы так долго ждали».
Темнота сделала шаг вперед, и мир вокруг Алексея начал крошиться, как битое стекло.