Пятница – конец суматошной недели и сам по себе сложный день. Сегодня у Сони две пары: история и введение в специальность. Социальный колледж Ульяновска, первый курс – на учителя младших классов. Поехали!
Глава 1. История
Историк опоздал на полчаса. Он зашёл в аудиторию в спешке. Все встали, приветствуя учителя. Аудитория была большая, 709, рассчитанная на две группы. Но человек было не так уж и много, хотя собрались все "учителя" потока.
– Вы провинились. Как вы написали контрольную? Отбились от рук!
В руке у него была тонкая, жёсткая палка, дубинка. Он постукивал ею по своей руке.
– Будем писать новую контрольную? Или будем стрелять? – шлепок, шлепок, шлепок…
Соня тревожно наблюдала за каждым движением его руки. Историк постукивал дубинкой горделиво и показушно, но с каждым новым ударом Соня невольно замирала и сжималась.
Она к своим семнадцати годам уже сильно насмотрелась на драки, побои и прочее. Слава Богу, не в своей собственной жизни, но через триллеры, боевики и криминал. В сериалах и кино токсичное поведение наравне с насилием давно стали привычным делом.
Всего этого было даже более, чем достаточно, чтобы в реальной жизни её попеременно тошнило и раздражало подобное. Или, как сейчас, – заставляло вздрагивать. В голове тут же всплывали все подходящие по сценам сюжеты фильмов, и Соне становилось до трясучки жутко. Насмотрелась, на свою беду!
А угрожающие шлепки тем временем раздавались прямо перед носом. Они звучали пронзительно и настойчиво ранили Сонины перепонки в скребущей сердце до самого его донышка тишине. Что-то из рода гипноза происходило с её слухом, менталкой и телом – глухие звуки палки прегнусно искажались.
Прямо сейчас все злодеи-агрессоры воплощались в одном историке, и все жертвы – в самой Соне. Тем более что стояла она точно перед историком напротив.
– Садитесь, – наконец сказал Сергеев, прекратив "пытку", и все сели.
Он бросил опасную палку на свой стол. Соня испуганным взглядом проследила её недолгий полёт и жёсткое падение. И вздрогнула, словно дубинка таки пришлась прямо ей по хребту.
А историк был доволен своими действиями и произведённым на учеников эффектом. Он тут же продолжил тираду:
– Слушайте сюда и отвечайте: на следующей неделе будут спортивные состязания, зарница. Будете участвовать?
– А что там будет? – донеслось с дальних концов несмелое.
– Испытания на выносливость.
Историк принялся расхаживать туда-сюда вдоль электронной и обычной доски, как по подиуму:
– Бег три километра в защитном костюме с противогазом, ходьба на лыжах, плавание, подвижные и спортивные игры… упражнения, гимнастика. И прочие физические прелести. "ПД"шки* вот участвуют, а вы – финики!
(* Группа "ПД" – правоохранители.)
"Должно быть, его речь была призвана произвести на нас впечатление…" – подумала Соня, вздыхая.
Она сидела за первой партой, и пар Сергеев выпускал прямо перед ней. Благо, повыше её головы. Но его энергетическое поле всё-таки било в её поле, и она старалась не смотреть на него.
Поднимая голову и глаза, Соня разочаровывалась всякий раз. Смотреть ей тут было не на что: насмотрелась уже с начала года. Второй семестр пошёл, и, знаете, надоело: приелось, пресытилось… надоело.
Кроме раздражения этот настоятельный призыв к делу не вызывал в Соне ничего. Раздражение с примесью приятного, как горечь трав и пряности, которые люди время от времени едят вместо сладостей… И почему это стало синонимом для уроков истории Сергеева?
Историк был, с одной стороны, достаточно молодой, чтобы нравиться студенткам до и около двадцати… А с другой – предостаточно уже поживший, чтобы пугать своих учеников всяческими "реальными историями" из собственной обильной жизни. И этим самым ему удавалось завлекать в свой фан-клуб даже клёвых ребят, парней-не-промахов.
В общем, было ему тридцать два года. Но хочется добавить, что не от роду, а будто бы наоборот, как от смерти.
Историк вообще был весь кругом человек противоречивый. Простой и адекватный для "зашкварного", слишком странный – для нормального, – а уж тем более не только человека, но именно учителя.
Интонация в момент той речи была у него интересная: соответствующая, с ехидным и едким укором. Неприятное чувство рождалось под действием с нею сказанных слов историка.
Соня искренне не понимала и продолжала задаваться вопросом: "Почему?"
Почему учителя должны, по его, Сергеева, мнению и наставлениям, бежать в противогазах, на лыжах, стрелять, и ещё что? Почему он спрашивает с них и ждёт того же, что должны уметь одни правоохранители? При чём вообще здесь воспитатели детсада и педагоги начальных классов?! Где связь?
Что-нибудь, что Соня упускает из виду – что это, где это?
Почему историк так навязчив, в конце концов! При одних его словах, близких по смыслу с "мы с вами сможем пострелять", у Сони скоро глаз станет дёргаться нервным тиком. Сколько же можно!
"Редкая лекция Сергеева проходила без весёлых историй про насилие, сексуальных тем во всяческих их видах, проблем и детального негатива из реальной жизни. Этот оттенок сурового налёта он показательно вёл из истории прошлого в жизнь нынешнюю, повседневную, сопоставляя события из лекций нашей программы с ситуациями, случавшимися с ним самим в юности, годы ранее и на днях.
Зачастую он, как неутомимый, увлечённый разговором собеседник, рассказывал к каждому факту мировой истории истории свои собственные. И исторические факты служили для него лишь только триггером, пускающим ход собственных изъяснений", – сама себе, для облегчения, строчила Соня в свою тетрадь карандашом, да почерком поменьше. Так, что потом и не прикопаешься, можно будет стереть…
Он переходил грань, как для Сони. И не то, что бы историк использовал живые примеры для наглядности. Он шёл в дебри жизни, увлекаясь поводами, которые предоставляла ему собственная дисциплина. Он почти что не вёл сам предмет "история".
Сергеев был историк, БЖДшник* и, в общем, всевозможно связан с правоохранителями, медициной, археологией… Да в целом специфичными сферами жизни. Всё это, вся его жизнь и опыт накладывали на него свой отпечаток, считать который удавалось буквально с полутона его манеры подачи материала. И удавалось это любому человеку другого склада ума, – вот как нашей светлой Соне.
(* БЖД – безопасность жизнедеятельности, то же привычное всем ОБЖ.)
– Я пришёл к ним в церковь со своей свечкой, большущую такую свечу поставил. Ко мне подошёл местный батюшка и знаете, что сказал? Батюшка мне сказал: "Эти приносные свечки не из храма здесь не работают". И выбросил мою свечку, – Сергеев улыбнулся и тут же коротко рассмеялся.
Вышло, как для Сони, уж больно нервно.
Соня в ответ этому жала губы и ёжилась, а историк продолжал:
– Почему я не могу крестить ребёнка у себя дома? Святая вода, она и вне храма святая, ну, по логике, так? Берёшь святую воду, набираешь у себя дома ванну, купаешься… Ну, там определённый нужен ритуал. Но вообще почему нет? Я могу крестить себя сам, дома.
Соня хлопала глазами над тетрадью. Мысли такого рода как искренне верующую – в то, что Бог есть – очень её смущали. И почему такое вообще приходит историку в голову, беспокоит его? К чему ведут эти суждения про церковь?
Понятно же, что с такой логикой церковь, выходит, и не нужна, не особое вовсе место, а, так!
Что церковь – место на Земле, как и твой собственный дом, и твоя ванная – Соня сама понимала это. Но, в отличие от преподавателя, никаких противоречий у неё это не вызывало, и уже давно. Для неё вопрос этот был решённый: у церкви есть свои особенности и церковь как организация и как место – она нужна. И это стоит вне сомнений.
А уж каждый верующий, как и любой другой человек, выбирает сам, ходить ли ему туда или нет. Но есть точно предусмотренный путь: молиться в церкви, ходить на службу, креститься – в церкви… А если и не хочешь – так кто же тебя заставляет? Нет здесь ничего подобного, никакого принуждения.
Соня сама знала, что могла бы и должна бы больше ходить в церковь. Пускай даже для этого душевно полного, чистого состояния и благоговения перед высшим началом, после которого будто преображаешься и напитываешься силой.
"Надо чаще там быть!" – подумала она про себя. Да кто же делает всё идеально?
"Всё нормально, и так тоже хорошо можно жить и верить. А уж если так это необходимо и важно – в церкви быть регулярно – то мне просто есть, над чем работать", – думала она.
И потому искренне не понимала сомнения, озвучиваемые вслух, во всеуслышание взрослым Сергеевым!
У Сони папа тоже иногда спрашивал, казалось бы, очевидные вещи. Но здесь тема была ещё и тонкая: нежная, горячая для сердца. И Соня ощущала, что историк тронул её как-то слишком уж небрежно и неосторожно – неуважительно. С каким-то пренебрежением звучала его речь.
– А венчание? – не унимался педагог Сергеев. – Один ритуал стоит до десяти тысяч. А вся процедура – полноценно, с фатой, платьем, костюмом нарядным – под шестьдесят тысяч стоит! И куда, на что церкви все эти деньги? Просто поклясться паре людей при свидетеле, что они теперь муж и жена. Обещание, что они будут вместе, которое скрепит Господь Бог. А наедине? Если то же самое сделать не в церкви, то Бог, Всевышний, не увидит?