Не убивайте мою собаку!

Марина знала, давно догадалась: ее дочь завидует уму и сообразительности Яси. Ее и саму это задевало, просто непонятно было, как у вульгарной распустехи-матери и непробудно пьющего отца могли получиться такие чудесные дети. Во всех творческих конкурсах Яська бывала первой, а если уступала кому-то, то лишь собственному брату, круглому отличнику. «Усыновили их обоих, что ли?» – в сердцах говорила Марина мужу, когда Дашка возвращалась с надутым лицом и утешительным призом. Было обидно, что ребенок из интеллигентной семьи этим двоим проигрывает по многим статьям.

Зато ее Дашка была красавица, тут уж не поспоришь! И сама это усвоила раньше, чем научилась говорить. А как иначе, если родственники и знакомые без конца восхищались таким нечастым сочетанием голубых глаз и черных как смоль вьющихся крупными завитками волос. Марина поначалу пыталась бороться, просила не нахваливать дочь в глаза, гоняла Дашу от зеркала. Твердила ей, что красота не главное, рассказывала поучительные истории. Но все получалось как-то неубедительно, и женщина сама это чувствовала. Наверное, все дело было в том, что Марина очень любила своего мужа. И дочкина внешность казалась ей едва ли не зримым благословением их союза. Даша от двух в целом обычных людей взяла самое лучшее: у Марины – цвет глаз и нежную, бело-розовую, чистую кожу лица, которой не грозят никакие юношеские прыщи. От Николая же смоляные кудри и тонкие черты лица, чувственный и чуточку надменный изгиб губ. К тому же к исходу первого класса стало ясно, что никакими другими талантами и способностями, кроме красоты, Даша похвастаться не может. Что вполне устраивало девочку и не слишком – но что уж тут поделаешь – ее родителей.

Вдруг вспомнила Марина, как впервые повела дочь в детский сад, в подготовительную группу. Вообще-то особой нужды в садике не было, Окунева не работала. Хотя первоначальный план был такой: она по-быстрому выходит из декрета, отдает малышку в ясли, возвращается в школу на должность преподавателя ИЗО. Николай тогда служил в полиции, Марина каждый день внутренне умирала и возрождалась, как птица феникс, когда он возвращался домой живым и не раненным. Но стоило Коле впервые взять новорожденную дочь на руки, взглянуть в ее невероятные глазищи, погладить осторожно одним пальцем густые темные волосики, шапочкой покрывавшие голову малышки, – вот тут винтики в его голове мощно и необратимо заработали в другом направлении. Он уволился из органов, создал собственное охранное предприятие, а Марина с радостной благодарностью могла теперь заниматься дочкой, забыв о работе. Что и делала, пока кто-то не надоумил ее отдать дочь в садик хотя бы на последний год, чтобы подготовиться к школе. Потому что попытки развивать Дашу самостоятельно не устояли перед очаровательными капризами дочери, до слез ненавидящей все эти буквы, цифры, картинки.

Марина заранее готовилась пересидеть где-нибудь в кафе или в скверике неподалеку от сада. Ведь наверняка ей скоро позвонит воспитательница, скажет, что Даша рыдает и просится домой. Сама же Даша шла спокойно, разглядывала себя в витринах магазинов и явно готовилась осчастливить новое место своей красотой. Никаких звонков не последовало, а когда Марина, как обещала, пришла за дочкой перед тихим часом, Дарья выглядела недовольной, нехотя согласилась отправиться домой с условием, что завтра уже на весь день.

«Понравилось в садике, родная?» – спросила ее Марина.

«Ага, супер! – жизнерадостно заверила ее дочь. – Все на меня смотрели, даже заведующая приходила. А тетя повариха вот так всплеснула руками и сказала: «Ой, божечки, никогда такой красивой девочки не видела!»

Марина закатила глаза и покачала головой. Она предпочитала услышать, что ее дочь выучила за сегодня пару букв или научилась считать палочки.

«А еще в моей группе есть девочка, такая же, как я, только наоборот!»

«Это как?» – не поняла Марина.

«Ну, у нее белые волосы и черные глаза. Она ничего так, хорошая. Ее зовут Яся, а полное имя я еще не запомнила. У нее есть брат Гера, они это… близняки?»

«Близнецы».

«Ага, точно. Он красивый и я на нем женюсь!»

«Выйду замуж, – машинально поправила Окунева. – И это, надеюсь, случится не слишком скоро».

«Думаю, после школы. Эх, жаль, что у меня нет брата! – Даша даже руками всплеснула от огорчения. – С ним бы женилась Яся. Она не очень красивая, но я бы брата уговорила. Теперь уже поздно, конечно!»

И скосила безнадежный взгляд на материнский плоский живот.

Тут Марина словно бы очнулась, вернулась в реальность, в которой двое полицейских смотрят на нее с недоумением, а Даша дергает за руку:

– Мам, мам, дяди уже уходят!

– Не дяди, а господа полицейские, – привычно поправила Марина, постаралась принять достойный и невозмутимый вид. – Вы уже все выяснили? Я бы хотела увезти дочь отсюда хотя бы на несколько дней, чтобы оградить ее… вы же понимаете.

– Обещать ничего не можем, – скучным голосом уронил молодой. – Могут возникнуть разные обстоятельства, а следом за ним и вопросы. Так что постарайтесь хотя бы в ближайшее время город не покидать.

Она не нашлась что ответить, молча проводила господ полицейских в прихожую, закрыла за их спиной дверь. Даже не посмотрела, куда они пойдут дальше. Наверное, нужно было предупредить, что на их девятом две квартиры из четырех пустуют, одна выставлена на продажу, хозяйка другой уехала лечить спину в санаторий.

Но первым делом Марина метнулась в ванную комнату, почти сорвала с влажного тела шелковую блузку, потную, провонявшую тревогой и смертельным ужасом, – никогда больше ее не наденет. Склонившись над ванной, ополоснула тело по пояс, накинула халат и поспешила к дочери – Даша сейчас была важнее всего. Девочка понуро стояла на лоджии, как прежде тот полицейский, прижималась лбом и носом к стеклу. Она не плакала, просто стояла.

– Данюся, – заговорила Марина тихонько, крепко обняла дочь за плечи. Та не возражала, хотя вообще материнские объятия не очень жаловала. – Пойдем-ка на кухню, тебе пора обедать.

– Я не хочу…

– Ладно, поешь позднее. Пока можно чаю попить. И еще, я только хотела у тебя уточнить одну мелочь…

– Какую, мам? – Тело дочери немедленно налилось жаром.

– Тебе Яся точно не ответила, когда ты ей в соцсетях предложила идти сразу к тебе? Может, она что-то написала, а ты случайно удалила?

Даша вывернулась из материнских рук, обернулась, в очередной раз округлила глаза:

– Ты чего, мам, ничего мне Яська не отвечала! Наверняка все еще злилась, она ужасно обидчивая!

– Да ты тоже не подарок, – уточнила Марина, пока дочь мысленно или вслух не добавила к сказанному слово «была». – Давай-ка все же горяченького супа поешь, я сейчас разогрею.

– Да ну, мам, мне в горло ничего сейчас не полезет! – Даша с такой силой замотала головой, будто сама мысль о еде в день смерти подруги приводила ее в ужас. – Я лучше пойду полежу, а то голова болит. В висках вот тут ужасно давит.

– Это от голода. А станешь под пледом зависать в телефоне – вовсе сознание потеряешь.

– Говорю же, что не хочется, – начала закипать девочка. – Я бананы из холодильника ела! Много!

– Ты их вроде терпеть не можешь?

– А сегодня понравились! Надо же было когда-то распробовать, Яська вот…

Тут в горле у Даши что-то пискнуло жалобно, она закрыла лицо не ладонями, а предплечьями обеих рук, пальцами же вцепилась в плечи, как делала в детстве, когда хотела показать родителям всю степень своего отчаяния. Марина тоскливо подумала о том, как еще долго дочка будет вот так оговариваться, потому что с погибшей сегодня странной и нелепой смертью Ярославой Бондарь связана половина ее недлинной пока жизни. И все-таки спросила:

– Это ты бросила пакет с мусором на лестнице?

Даша руки опустила, слегка покраснела, скривила губы. Пару секунд словно выбирала между истерикой и нормальным ответом. Выбрала второе:

– Ну, мам, просто телефон зазвонил. Я на секундочку оставила и вернулась. Думала, что Яська дозванивается.

– Это она была? – Марина уже устала пугаться, устала от этого мерзкого ощущения, что всякий раз обрывается сердечная жила. Она точно знала, что все контакты бедной Ярославы теперь станут рассматривать под микроскопом.

– Не, Ирка Рябова. Она болеет, а электронный дневник у нее завис. Она сперва тоже Яське звонила, думала, может, она у меня торчит.

– Ты, конечно, не смогла ей сказать, что задано, – съязвила Марина и тут же укорила себя – нашла момент. Хотелось говорить о бытовом, привычном, чтобы отвлечься от случившегося.

– Вот и смогла! Мы еще поболтали, и я совсем забыла про пакет. Что, дядя Миша настучал?

– Не настучал, а пожаловался! То есть нет, просто сказал. А когда ты выходила, одежду на лестнице не видела?

– Какую еще одежду? – напряглась Даша. – Ладно, не важно, иди уже.

Дочери тут же след простыл. Марина постаралась собраться с мыслями, и вдруг поняла, что до сих пор не позвонила мужу. А сделать это необходимо, потому что неизвестно, что еще может случиться, пока не закончится этот ужасный, полынно-горький день.

Николай запыхался и был заранее слегка сердит – не любил супруг, когда отрывали его от дела. И рабочий кабинет оставлять надолго не любил, но все же поехал открывать дачный сезон, чтобы уже на следующие выходные можно было вывезти обожаемую дочурку из душного города на свежий воздух. Марина с горечью припомнила, что по плану с ними должна была ехать Яся, если бы той удалось отпроситься у матери.

– Коля, тебе придется вернуться домой, – сказала сразу, чтобы не начать извиняться за неожиданный звонок. – Прямо сегодня.

– Что у вас там случилось? – напрягся мужчина. – Заболел кто-то?

– Нет, все здоровы. Но сегодня Ярослава Бондарь упала с крыши нашего дома и погибла. Ведется следствие.

Муж молчал в трубку, дышал тяжело, явно пытался и не мог связать сказанное в стройную цепочку. Потом спросил:

– Яська, что ли? Вот же дьявол! Неужели спрыгнула? Что такое нашло на девчонку?

– Никто не знает пока. Там… много странностей.

– А я зачем? Или что… – у мужа аж голос просел от испуга, – наша с ней на крыше торчала, что ли?!

– Нет, Даша была дома, в ванной.

Николай так мощно выдохнул, будто разом освободился от убийственно-тяжелого груза.

– Марин, у меня тут процесс в самом разгаре. Уверена, что мне нужно ехать? Завтра в обед вернусь, помогу Бондарям всем, чем смогу, по полной программе…

– Ты должен вернуться сегодня, – отчеканила Окунева, понизила голос. – Потому что тут не все так просто, понимаешь? Даша может оказаться втянута… А потом, мне тяжело с ней сейчас, я не знаю, в какую сторону ее занесет.

– Ладно, – прозвучал мрачный ответ. – Через полчаса выезжаю.

Даша в своей комнате сидела тихо, как мышь. Марина пыталась что-то делать по дому, хотя бы к возвращению мужа приготовить вкусный ужин, да только все валилось из рук. Она раздумывала над тем, что должна спуститься вниз, выразить сочувствие родителям Яси, предложить свою помощь. Эта мысль мучила ее, терзала до изнеможения во всем теле, но она так и не заставила себя хотя бы позвонить Бондарям. Утешала себя мыслью, что там наверняка и без нее полно народа, а Вика едва ли в состоянии заметить, кто пришел, а кто нет.

С Викторией, матерью близнецов, она познакомилась во второй Дашин день в детском саду. Она снова пришла раньше срока, но во избежание скандала не забирала дочку, пока группу не вывели на детскую площадку. Прошвырнулась по магазинам, прошлась вдоль детсадовского забора. Разглядела около беседки свою дочь, Даша крепко держала за руку тоненькую девчушку с очень светлыми волосами и широко расставленными темными глазами. Девочка была на полголовы ниже Дарьи, они о чем-то оживленно болтали, не разнимая рук. Несколько раз, издавая пронзительное гудение выпяченными губами, вокруг них пронесся такой же беленький мальчик, Даша глянула на него сурово, взметнула негодующе темные длинные брови. Марина зашла на территорию сада, ей пришлось несколько раз позвать дочь, прежде чем та вообще поглядела в ее сторону. С явной неохотой подошла, но руки новой подружки так и не выпустила.