Женская доля

– Это он?

Лена кивнула, натягивая рукав обратно. Руки дрожали, манжета никак не хотела укладываться вокруг тонкой девичьей руки. Это казалось каким-то безумием… о котором страшно говорить. И стыдно даже думать.

Ведь они школьницы!

Обычные девочки, и оттого еще ужаснее звучало признание Лены. И это казалось невозможным, недопустимым, когда ты болтаешь с подругой в обычном школьном туалете, который пропах хлоркой и сыростью. С липким кафелем под ногами и капающим краном.

Кап, кап, кап – текла вода, словно отсчитывая каждое скупое слово Лениной тайны.

***

– Поклянись, что никому не расскажешь, – голос сорвался, стал тонким и жалким. – Катя, поклянись нашей дружбой!

Подруга изумилась:

– Лен, да ты что? Надо маме твоей сказать!

– Нет! – Лена схватила ее за плечи. – Ты не понимаешь! Мама его любит. Никто не поверит мне!

В коридоре прозвенел звонок, Катя закусила губу, покачала головой:

– Ладно… клянусь. Но это неправильно, Ленка. Так нельзя.

Но подруга уже спешила из туалета, будто и не было сейчас произнесенных вслух жутких слов. Они поспешно шли по коридору на следующий урок, Лена впереди, Катя следом. А вокруг шумел обычный школьный день. В коридоре толпились младшеклассники, пахло столовскими котлетами и мокрой одеждой в раздевалке.

***

И никто не догадывался, что внутри у Лены все сжималось в тугой комок, который не давал дышать.

От того, что она поделилась с подругой своим секретом, легче не стало. Все равно уроки закончатся, и придется возвращаться домой.

В ее личный ад…

Хотя никому никогда бы не пришло в голову, что в Ленином доме творится беда. Никаких ужасов, обычная квартира обычной семьи: запах жареной картошки, громыхание посуды на кухне, девочка за столом корпит над раскраской.

Она вскинулась на звуки в прихожей, выглянула из своей комнаты.

– Ленка пришла!

Младшая сестренка Машка всегда ей рада. На шум из спальни сразу выглянул Виктор и двинулся ей навстречу. Высокий, широкоплечий, в домашних трениках и майке. Улыбается, зубы белые, как у актера на афише, а глаза следят внимательно за девочкой.

– Как день прошел, красавица?

***

Лена промолчала, лишь прижалась спиной к стене и проскользнула мимо. Как можно быстрее! Успела только вдохнуть запах его одеколона, резкий и душный. И от этого запаха девочку тотчас же замутило. Внутри тяжелый комок подкатил к горлу, скрутил желудок в спазмах.

Железные пальцы поймали тонкое плечо. Не успела… Виктор наклонился и выдохнул ей в лицо.

– Эй, я с тобой разговариваю! – голос стал жестче.

Мама выглянула из кухни, вытирая поспешно мокрые руки о фартук.

– Лена, язык, что ли, проглотила? Виктор с тобой здоровается, пытается поговорить, а ты как дикарка.

– Нормально, – буркнула Лена, не поднимая взгляд на взрослых.

– Да ладно, Ир, – Виктор снова улыбнулся, пальцы его разжались и выпустили свою добычу. – Подростки, что с них взять. Переходный возраст.

***

Мама покачала головой и тотчас же вернулась к сковородкам. Лена мелкими шагами прошла по коридору в свою комнату. Коридор казался ужасно длинным, бесконечным, потому что на спину давил чужой взгляд. Виктор смотрел на нее долго, внимательно, и у нее горела кожа на спине, на затылке. Будто острыми колючками рвали кожу.

Даже оказавшись в своей комнате, она не смогла опустить зажатые вверх плечи и сглотнуть комок, забивший горло. Нет, комната ее не защитит. Ее крошечный мир, когда-то любимый, навсегда потерял свое уютное спокойствие.

Маленькое, узкое пространство, куда поместилась лишь кровать у стены, письменный стол у окна да шкаф, забитый учебниками и одеждой. На стене – постер любимой группы. Края отклеились, держится на честном слове.

***

Больше это не обычное гнездышко школьницы, где можно мечтать и взрослеть. Спасения нет нигде!

Лена упала на кровать лицом в подушку. Ей хотелось кричать во все горло! Но младшая сестренка могла услышать, ее комната через стенку. На кухне гремит мама, а в конце коридора в спальне молчит Виктор.

Но хуже всего, что в горле опять и опять этот проклятый комок. Он не давал даже дышать и душил любые едва зародившиеся звуки.

Как было бы хорошо, чтобы пропал не только голос. Но и все ощущения… Тогда она больше ничего бы не чувствовала! Стала неживой, равнодушной, как мебель или камень.

И никогда бы не сжималась в своей кровати от ужаса, глядя на стрелки часов.

А они неумолимы… Отсчитывают каждым шагом приближение к страшному моменту. Почему, почему не могут остановиться навсегда?!

Но стрелки не слышали ее беззвучной мольбы, равнодушно продолжали перебирать минуты и часы. Осталось совсем немного… до той минуты, когда в ночной тишине он опять окажется рядом. Через дыхание спящих, через безмолвие квартиры.

Когда все обитатели квартиры уснули, Лена услышала тихий скрип двери. Потом шаги – мягкие, крадущиеся. Она зажмурилась, натянула одеяло до подбородка. Нет, нет, нет! Пожалуйста, не надо!

Но ничего не могло остановить его.

– Спишь?

Колючая щетина царапнула ухо, щеку обдало дыханием. Девочку затрясло от привычного терпкого запаха одеколона и еще чего-то, кислого, противного. Лена окаменела, старалась не дышать, не шевелиться.

Если не двигаться, может, уйдет?

Как вдруг пришло неожиданное спасение! Из соседней комнаты раздался крик Маши.

Виктор выругался сквозь зубы беззвучно и быстро вышел из комнаты. Слышно было, как он шуршит ногами в тапках по деревяшкам пола в коридоре, как мама спрашивает сонным голосом:

– Что случилось?

– Машке опять кошмары снятся, – отозвался Виктор. – Пойду воды ей дам.

И Лена выдохнула. Каменный замок из рук и ног распался. Спасибо, Машка. Спасибо тебе, сестренка. Можно не трястись под одеялом в жутком ожидании шагов по коридору. Виктор теперь не придет, побоится, что Маша, чуткая после ночного кошмара, что-то услышит.

Утром за завтраком младшая сестра сидела над тарелкой с кашей, бледная, с синяками под глазами.

– Опять плохо спала? – мама погладила ее по тугим косичкам.

– Кошмар приснился, – девочка ковырнула ложкой завтрак и покосилась на сестру. – Будто кто-то в комнату заходит.

Лена так и замерла, когда они встретились взглядами. Маша смотрела на нее прямо, не отводя глаза. И взгляд серьезный, как будто ей не шесть лет, а все шестьдесят.

В груди кольнуло от подозрения, неужели знает? Неужели понимает?

– Глупости какие, – мама забрала тарелку, налила Маше чаю. – Это ты сказок на ночь начиталась.

Виктор сидел с газетой, лица его не было видно. Только надежный забор из черно-белых строчек. Казалось, что он и не слушает утреннюю болтовню. Но Лена видела, челюсть у него напряжена, жилка на шее пульсирует.

Боится, нервничает, потому что знает, стоит только кому-нибудь узнать о том, что он творит, прощения не будет. И скоро уже правда прорвалась наружу!

***

Через неделю после того разговора в туалете Катя не выдержала. Слишком жуткую тайну доверила ей подруга, не могла она вынести этой недетской ноши и рассказала матери. Та в тот же вечер отправилась к Ирине, подгадав время, когда Виктора не было дома.

– Ирина Павловна, – начала она осторожно, – мне нужно с вами поговорить о вашей Лене. Это очень важно. Я ведь тоже мать, я когда узнала…

Они сидели на кухне, а обрывки разговора Лена подслушивала из коридора, прижавшись к стене. От каждого слова сердце у девочки ухало вниз, комок все туже и туже передавливал горло.

– Катя рассказала мне кое-что про Лену и … Виктора. Понимаете, моя дочь очень переживает, ведь девочки дружат. Лена ей кое в чем призналась.

– Что именно она рассказала? – голос мамы был холодный и будто чужой.

И она рассказала услышанное от дочери.

***

Сначала была долгая тишина, секунды тянулись, как тягучая патока. Квартира и ее обитатели, кажется, застыли от того, что страшная тайна внезапно была произнесена вслух. И вдруг тишина разбилась вдребезги! Грохнул опрокинутый стул, взвился мамин крик.

– Как вы смеете?!

Ирине хотелось швырнуть в гостью чашкой. Что за чушь она говорит!

– Пришли в мой дом с такой грязной клеветой! Моя дочь – просто трудный подросток, она ревнует к отчиму!

– Ирина Павловна, я просто хотела… – Катина мама отступила к двери, что-то попыталась пролепетать.

Но все было напрасно, буря металась по кухне, Ирина сверкала глазами, надрывалась в крике:

– Убирайтесь немедленно! И чтобы ваша дочь больше не смела приближаться к Лене! Слышите?! Сплетница!

Хлопнула входная дверь. Лена юркнула в свою комнату и сползла по стене на пол – конец. Она так надеялась, что мама ее спасет. Но она даже не захотела слушать, не поверила. Мама выбрала Виктора, его фальшивую улыбку и лживую заботу.

***

С грохотом распахнулась дверь. Мама нависла над ней, рука занесена для удара. На красном от ярости лице сверкали почти черные от злости глаза.

– Ты! – голос вгрызался в уши, обидные слова рвали на части изнутри. – Как ты могла? Виктор так хорошо к тебе относится, заботится о нас! А ты! Наговорила гадостей, рассказала посторонним людям выдумку. Что теперь будут думать?! Ты все испортила, мою жизнь ты испортила!

Лена с трудом выдавила из себя слова, губы ее не слушались:

– Мама, но это правда…

Пощечина запечатала девочке рот, от второй загорелась щека огнем.

– Замолчи! Ты испорченная, злая девчонка! Уже не знаешь, как еще испоганить матери жизнь! Завтра же переведу тебя в другую школу! И чтобы я больше не слышала твоего вранья никогда!

Она снова хлопнула дверью и оставила Лену одну. Сломанную, поверженную, потерявшую последнюю надежду на спасение.

Вечером стало еще хуже. Когда Виктор вернулся с работы, мама пересказала ему все, про визит Катиной матери, про «клевету». Он слушал, качал головой, вздыхал.

– Бедная девочка, ей просто не хватает отцовской любви. Я понимаю, почему она так себя ведет. Хочет получить внимание любым способом. Но я не обижаюсь, Ир. Она еще маленькая, потом все поймет.

***

Мама расплакалась, уткнулась ему в плечо.

Виктор поверх ее головы смотрел на Лену. И его губы кривились в улыбке. Той самой, похожей на оскал. Той самой улыбке, от которой хотелось бежать без оглядки.

Но бежать было некуда…

***

Как и сказала мама, уже через три дня Лена пошла в новую школу. Добираться туда было далеко, через три района, приходилось ехать двумя автобусами с пересадкой. Она вставала в шесть утра, плелась через ледяные черные сумерки, ждала на морозе, выглядывая грязный бок автобуса, а потом качалась в равнодушной толпе.

Таким же выматывающим был путь обратно.

Но мама только морщилась, когда Лена возвращалась домой продрогшая, с оледенелыми ногами, измученная долгой дорогой. Раздраженно приказывала, стоило дочери уйти в свою комнату:

– Опять валяться будешь на кровати? Иди мой посуду! Нечего под одеялом сидеть, так тебе и надо, подумаешь как раз о своем поведении. Как врать и дружить с кем попало.

С Катей видеться ей было запрещено, чтобы она снова не распускала сплетни.

Мир сузился, стал совсем черным, только каждый день автобус-школа-дома.

В новой школе Лена ни с кем не дружила. И больше ни с кем о своей тайне не говорила. Какой смысл? Все равно никто не поверит, раз ей не поверила даже родная мама.

У нее была лишь одна отдушина – дневник. Его Лена начала вести с апреля. Делала украдкой записи ночью при свете луны и поспешно прятала обычную тетрадь в клетку под тонким матрасом. Писала все, каждый его визит, каждое прикосновение, каждый взгляд. Даты, время, подробности.

Вдруг когда-нибудь пригодится? Вдруг кто-нибудь прочитает и поверит? И еще чтобы убедиться, что она не сходит с ума, этот кошмар действительно происходит с ней.

«15 апреля. Пришел в два ночи. Сел на край кровати. Я притворялась, что сплю. Ушел через полчаса, когда Маша закашляла».

«23 апреля. Подкараулил в коридоре. Долго ругался. Сказал, что если пикну, то сестренке достанется. Я молчу».

«2 мая. Мама уехала к бабушке. Он пытался зайти в комнату, чтобы поговорить. Я подперла дверь стулом. Утром он сказал маме, что я истеричка и кричала всю ночь».

***

В их квартире будто сгущались грозовые тучи. Все молчали. Маша все чаще кричала по ночам. И Лена начинала догадываться, она делает это специально, сестренка защищала ее как могла.

Всего шесть лет, а уже все чувствует.

Может быть, не понимает, но догадывается, что по ночам за стеной в соседней комнате творится. И тоже молчит, потому что никто не поверит ребенку. И каждую ночь без сна, вслушиваясь в скрип шагов по коридору, Лена все отчетливее понимала – надо бежать.

Ничего не изменится, ее никто не спасет.

***

Она начала откладывать деньги на билет. Стало теплее, и она ходила долгие часы и длинные километры в школу и обратно пешком. Проходила мимо школьной столовой, зажимая деньги, выданные на обед, в кулачке. Хотя от голода кружилась голова.

Но боль, голод, холод, это все было неважно! Ничего не важно, кроме пачки купюр, которая постепенно росла.

К концу весны девочка накопила на билет до бабушки в соседний город. И теперь каждый день во время долгого пути размышляла без конца. Может, примет бабушка? Придется рассказать ей, почему она сбежала. Поверит ли?

В конце мая Лена пересчитала деньги и решила – завтра. Людей на улицах немного, мама с Виктором уедут на дачу к его друзьям вечером в пятницу. Она купит билет на автобус на утренний рейс, и кошмар закончится.

Идеальный план. Но случилось ужасное.