Царство резных кукол

Деловая этика

Однажды бесснежной зимой, в час убожественно скверной погоды, несколько человеческих фигур, словно тени, неспешно скользили по территории Концлагеря “Террикон”. Первый- молодой, худощавый, с ещё не угасшей, но уже заметно потускневшей искрой в глазах, человек, одежда чья, хоть и претендовала на деловой стиль, выглядела неуместно – как яркий, но выцветший лоскут, пришитый к поседевшему одеялу. Второй же из них, мужчина неопределённого возраста, одетый в серое пальто, строгое, доходящее до колен, с глухим воротом, плотно застёгнутое. Под ним виднелся тёмный, почти чёрный мундир, тоже безупречно подогнанный, с высокими глухими пуговицами. Низкие жёсткие ботинки, начищенные до тусклого блеска, облегали ноги. На руках были тёмные плотные перчатки.

Первым, в этой мрачноватой процессии, был знаменитый, в узких кругах, журналист Медон Тенев – гордый носилец титула “Журналист года”, регулярно появлявшийся в обложках глянцевых журналов и даже выступавший на бинародной конференции, какого-то там года, а рядом с ним шел Инспектор – молчаливый и серьезный, словно тень. Его мало кто замечал, за исключением тех, кто знал, что он – тот, кто держит все под контролем. Внутри лагеря его все звали по имени, но, если бы за его пределами о нём узнали, помнили бы его недолго.

Однородный серый пейзаж нарушила сторожевая башня, у подножия которой, как ни в чём небывало, стоял надзиратель, выкуривая сигарету.

Да, также следует отметить невероятную уникальность “Террикона”. Несмотря на то, что лагерь являлся самым большим в Неберии, имел три периметра колючей проволоки, под постоянным напряжением, почему-то никто не думал о погибших заключённых, которые, словно “вторая стена” облепили решётку первого периметра. Будто мёртвые пытались уберечь своих родичей от тех, кто смотрел на них по ту сторону “стен”

– У вас, кажется, заключённый убегает, – сказал Медон.

– Кажется, не убегает, – спокойно ответил надзиратель, докуривая сигарету.

– Так вот же, он почти у забора, по телам заберётся, да убежит, – продолжил Медон

– Хотел бы убежать, бежал бы быстрее. Сейчас просто на проволоке повиснет, да перестанет бежать, – уже туша ногой сигару ответил надзиратель.

– Ну, как знаете, как знаете…

Хромающий узник и вправду не сильно торопился на “свободу”. Беззвучный скрежет тока, проходящий через его тело, стал той последней, бесконечной какофонией, что разделила его на есть и был.

Однако Медон уже не придавал этому сильного значения. Яркий звон в ушах, раскручивающий вольфрамовую голову, не давал ему прочувствовать мир, будто играя с ним в юлу. Звон шёл долго, будто маленькую вечность, оставляя после себя туповатую боль, что не давала вспомнить, какую же важную миссию он выполнял в этом Богом забытом месте, пока одна кривая мысль всё же не смогла пробить пелену окутавшего его тумана: «Так… Интервью… Да… Закончим и сразу домой… Или в сауну?.. Да… Сложная дорога. Нужно будет отдохнуть»

Рассеявшийся в голове Медона туман помог разглядеть выскользнувшего к этой процессии, будто из тени, господина, перед которым, незамедлительно, расплылся в низком реверансе Инспектор. Медон, который ещё секунду назад ощущал себя лишь обрывком сознания, пытающимся удержаться на плаву, внезапно почувствовал, как в нём просыпается инстинкт, подсказывающий, что такое положение дел требует определённой реакции. Он не успел разглядеть лицо незнакомца, а потому постарался принять позу, которая отражала бы эту неопределённость. Не слишком низкий поклон, который мог бы показаться дерзким или неуместным, если бы незнакомец был менее значимой персоной. Но и не слишком высокий, чтобы не перейти границы уважения. Он слегка согнул ноги в коленях и наклонил голову, стараясь найти неуловимый баланс между должной почтительностью и сохранением собственного достоинства.

Наконец подняв голову, Медон смог рассмотреть человека, что будто клин вышиб головной туман. Перед процессией стоял высокий, хотя, скорее даже долговязый мужчина, одетый, несмотря на промёрзлую погоду, в чёрный пиджак, который будто впитывал и без того несуществующий дневной свет, и туфли на высокой платформе, из-за которых маркиз и терял свою хоть сколько-то человеческую пропорцию, превращая его из высокого атлета в подобие фонарного столба, который светил на прохожих своим бледным лицом, украшенным длинными, не естественно чёрными волосами, бледной кожей и глазами, которые, будто, постоянно были разными. Правый то ли фиолетовый, то ли карий, то ли коричневый глаз, прикрывал монокль. Левый же был полностью скрыт “шторкой” волос. Он улыбался.

Вглядываясь в этого престранного мужчину, Медон, наконец полностью размутив головную муть, подумал: «Ну и что это за шпиль межножной башни? С чего я взял, что он маркиз?»

Распрямившись, после уж слишком затяжного реверанса, Инспектор чеканно отчеканил:

– Приветствую Вас, достопочтенный маркиз, чем обязаны Вашему визиту? – голос был всё таким же твёрдым, дрожал только сам Инспектор.

Маркиз смерил собеседника приветственным кивком, но ответа не дав, обратился к Медону:

– Тенев Медон? Мы, вероятно, с вами не знакомы. Я маркиз-де-Андрес, но вы, если хотите, можете обращаться ко мне по титулу. – не отрывая свой монокольный глаз от Медона, маркиз продолжил, но уже чуть более твёрдым гласом – Не переживайте, генерал-лейтенант, сегодня я не по вашу душу. Слышал, что к вам в лагерь везут пленных, вот и хотел их немного послушать, но услышав издали Медона, не удержался от того, чтобы не посмотреть, хоть одним глазком на знаменитую имперскую прессу. – закончил он, рассплываясь в ещё более широкой улыбке, хотя, казалось бы, уже давно некуда.

Медон, всё ещё не определившись в социальном положении этого “маркиза” дал сдержанный, но в своей резкости дерзкий вопрос:

– Где вы служите? Я, хоть и не лично, знаю всю неберийскую аристократию, о вас же слышу впервые.

Не отрывая сверлящий глаз от всё больше и больше дрожащего Инспектора, маркиз, взяв несуразно длинную паузу, ответил:

– Я – министр добрых дел. – передёрнув свой глаз на Медона, он продолжил – Хожу, туда-сюда, людей опрашиваю Мы, знаете ли, в чём-то с вами похожи, только вот, если вы продаёте мысли людям, я эти мысли у людей скупаю. Обычно, ниже рыночной, но иногда бывает такой коллекционный эксклюзив… М-м-м… Ради таких моментов, мы с вами и работаем. – облизнув свои бледные губы, маркиз возобновил свой монолог – Эмоции, причём не обязательно свои – это есть тот эфир, что тянет нас, с вами в работу, неправда ли?

Уже не справляясь со взглядом Андреса, Медон посмотрел на Инспектора и ответил:

– Знаете, если вы так цените работу, я, с вашего позволения продолжил бы свою. – Отрезала пресса.

– Ах, так вы на работе? Я-то думал, что вы ищите в наших дивных краях вдохновения, чтобы написать об ужасных условиях лагерях. Зверских преступлениях против людей и человечества и, чтобы всех-всех-всех обличительно обличить, в своей статье!

Рассеиваясь эхом, задор заявления вышиб из ступора Инспектора, что до этого момента находился в анабиозе, он никак не мог понять в чём же обвинили Медона: в измене государственной политике или же в “какой-то” лжи.

– Что вы? Ваше сиятельство, вы читали работы нашей имперской прессы? Она полностью соответствует политическому течению. Животным- звериные условия. – Сделав небольшую паузу и окинув взглядом забор, увешанный телами, Инспектор продолжил – Тенев брал у меня интервью.

Маркиз потянулся. Потянулся протяжно, прохрустывая каждым позвонком, раскинув руки, словно скелет огромной птицы, прохрустел предплечьями, провернув голову против часовой харкнул в сторону докурившего солдата, который уже собирался подниматься на вышку. Закончив “разминку”, он кинул взгляд на главную “достопримечательность” «Террикона»– забор, металлический каркас которого уже нельзя была различить, среди сгоревших от напряжения людей. Ни то чтобы птицы, даже мухи стыдились слетаться к этому апофеозу. Чуть помрачнев, маркиз ответил, предвосхитив вопрос:

– О Боге говорили. – чуть улыбнувшись в моменте своего триумфа утвердил маркиз

– И как же вы догадались? – не сильно скрывая иронию ответил Медон. Хотя, не удивиться проницательностью, точностью и уверенностью ответа ему далось тяжело.

– Ну, вопрос должен быть экзистенциальным, но в массе понятным. Бог- вещь относительная в восприятии, почти всем нравится. – резюмировал Андрес, – думаю, что вопрос мог бы звучать как-нибудь… В духе: «Скажите, господин инспектор, когда вы молитесь, вы просите Бога о прощении за то, что вам приходится делать? Или о силе, чтобы продолжать?» – заключил маркиз, чуть передразнивая ироничную манеру Медона

– Нет. Просто спросил его, верит ли он в Бога

– И что же он ответил?

– Ваше сиятельство, я ответил, что Бог благословил всех людей на борьбу за жизнь, против зла, а потому- есть абсолютная сила, что тянет всё государство вперёд. – выпалил чуть отдохнувший Инспектор.

Маркиз перевёл на него взгляд, заставив его обмякнуть сильнее, чем в какой бы то ни было момент до этого.

– Вы, кажется, на вопрос то не ответили. – чуть более снисходительно заметил Андрес.

– Да. В-верю. – уже чуть заикаясь закончил генерал-лейтенант.

В этом окончании слышались последние силы Инспектора. Он всегда тяжело переносил встречи с министром тайной канцелярии, но именно сегодняшняя встреча давила на него сильнее. Он буквально рвался на части, в тщетной попытке оградить Медона от этой ауры упорядоченного хаоса и попытке не сказать ничего лишнего, ведь он так и не понял в чём цель этого разговора, если маркиз приехал допросить пленных партизан.

– Вы свободны, Инспектор. А то уже время обеда, в макароны переборщили с маслом, могут размякнуть – улыбнувшись отрезал де-Андрес.

Вкинув пару разгоночных шагов, генерал-лейтенант поспешил прочь. Он уже был безмерно рад, что для него всё кончилось столь благоприятно