Демонские игры. Хроники Земли: Восхождение

ПРОЛОГ

Что есть жизнь? Мы просыпаемся по утрам, ходим по своим делам, едим, иногда встречаемся с друзьями и снова ложимся спать, чтобы с восходом солнца повторить это. И еще раз, и еще, и еще, и еще…

Мир, в котором мы живем, это самое скучное место. Здесь нет магии, драконов или шумных таверн, где гильдии героев плетут свои заговоры. Не удивительно, что все из нас пытаются скрыться от надоевшей действительности. Но как бы ни было нам интересно сейчас, в какой-то момент все мы вновь просыпаемся в скучном мире.

Но что, если я вам скажу, что наш мир не единственный? Нет, не те бесконечные параллельные реальности, выдуманные человеком забавы ради. И в этом мире есть магия, есть сражения на мечах, диковинные животные. А что, если я скажу, что таких миров два? И каждый из них диаметральная противоположность друг другу. В одном мире пылают реки огня, в другом сияют золотые луга – и между ними раскинулась наша скучная Земля. А еще каждый из нас не просто человек, а носитель трех миров.

Интригует, не правда ли? С момента обретения осознанности наших действий мы стремимся то в одну, то в другую сторону. Многие пытались описать это, добро и зло, инь и янь, белое и черное. Но задайте вопрос: откуда они это все взяли – видели ли сами или услышали от гостя из иного мира?

Они знают об этом ровно потому что они люди и подсознательно ощущают эти далекие миры, но по-своему интерпретируют. На этом основании появились тысячи религий по всему миру, но можем ли мы говорить об их абсолютной правдивости? Тут уже каждому решать самому. Ведь величайший дар, который подарило нам человеческое начало это свобода выбора, именно нам решать кем мы хотим стать и что хотим привнести на эту Землю. Именно наш осознанный выбор толкает нас к небесному величию или к падению в бездну.

Но что если, будучи всего лишь одним из 8 миллиардов обычных людей, вы вдруг узнаете то, что вы особенный. Нет, не самый умный или лучший в каком-то деле, но нечто более могущественное. Как новообретенная власть и сила изменит вас? Сможете ли вы отказаться от соблазнов, отказаться от испытаний на прочность, когда на чаше весов ваша жизнь, а скука разгоняется только огромной порцией адреналина? И самый главный вопрос, ваш ли это будет выбор? Подумайте кто нашептывает вам на ухо, ваша собственная совесть или незримый кукловод из тени. Сможете ли вы прямо сейчас остановиться и задуматься, а какие шаги привели меня в эту точку моей жизни, от меня ли это зависит или это чужое желание?

Изучая страницы моей истории, задумайтесь, а что вы бы сделали на моем месте и к какому финалу вас это приведет. Попробуйте перечитать историю спустя годы после того, как она попала вам в руки. Ну как, ваши ответы изменились или все-таки выбор не велик? А вообще был ли этот самый выбор? А может вы пока не услышали шепот того мира, который тише дуновения ветерка и громче грома на рассвете, темнее ночи и ярче солнца? Это и есть демонские игры, игры ваших демонов против вас, они искушают, предлагают то, что вы никогда не получили бы честным путем и при этом вас никто не накажет. Так может поддаться этому искушению и открыть дверь, за которой ждет хаос?

Хроники Земли

Восхождение

ГЛАВА I

Слияние.

 Я проснулся в холодном поту, за минуту до того, как должен был прозвенеть будильник. Сердце колотилось так, будто пыталось вырваться из груди, а в голове эхом отдавались обрывки сна – кошмара, который казался слишком реальным, чтобы быть просто игрой подсознания. Я видел себя в бесконечной тьме, где воздух был густым, как смола, и пропитан запахом серы и гниения. Вокруг кружили тени – бесформенные силуэты с горящими глазами, шепчущие что-то неразборчивое, но полное злобы. Один из них приблизился ближе: огромное существо с рваными крыльями, кожей, покрытой трещинами, из которых сочилась кровь, и когтями, способными разорвать плоть одним движением. Оно схватило меня за горло, и я почувствовал, как его яд проникает в меня, жжет вены, словно кислота. «Ты мой… ты всегда был моим…» – прошептало оно голосом, похожим на скрежет металла по камню. Я пытался кричать, но из горла вырвался только хрип, и тьма сомкнулась надо мной, поглощая все.

Будильник наконец-то пискнул – семь утра, пора начинать собираться на учебу. Я потащился в ванную, почистил зубы, глядя на своё отражение: бледное лицо, тёмные круги под глазами, будто кто-то высасывал из меня жизнь по ночам. Завтрак – пара бутербродов с колбасой, проглоченных без вкуса, – и я уже натягивал старый пуховик, пропахший сигаретами и зимним холодом. На улице было минус десять, и мороз не пробивался через толстую ткань и шерстяные перчатки, которые я не стирал с прошлой зимы. Город встретил меня серостью: низкое небо, будто придавленное свинцом, цеплялось за крыши многоэтажек, а снег под ногами хрустел, словно кости. Где-то вдали каркнула ворона, и её голос эхом отразился от бетонных стен, будто кто-то шептал моё имя – но я отмахнулся от этой мысли.

Я завернул в круглосуточный магазинчик у остановки. Прилавок, заваленный жвачкой и дешёвыми конфетами, пах сыростью. Продавщица, старуха с лицом, похожим на смятую бумагу, даже не взглянула на меня, когда я сунул ей деньги за пачку сигарет. Открыв пачку, я вытащил одну, чиркнул зажигалкой и сделал первый затяг. Горький дым заполнил лёгкие, успокаивая, хотя я до сих пор не понимал, что в этом такого. Может, дело в ритуале – держать сигарету, смотреть, как пепел падает на снег, и чувствовать себя чуть взрослее, чем я есть. С сигаретой в зубах я двинулся дальше по знакомому маршруту к школе, но сегодня что-то в воздухе казалось неправильным. Будто город затаил дыхание, и каждый шаг отдавался лёгкой дрожью в висках, как шёпот, который я не мог разобрать.

На углу, у обшарпанной остановки, я наткнулся на Булата. Он стоял, прислонившись к столбу, и ухмылялся, как всегда, будто знал какой-то секрет, недоступный остальным. Его тёмная куртка была расстёгнута, несмотря на холод, а в руках он вертел зажигалку, будто собирался поджечь весь мир.

– Привет, – буркнул я, голос ещё хриплый ото сна.

– Здорова, чувак! – Булат хлопнул меня по плечу с такой силой, что я чуть не выронил сигарету. – Ты чего как зомби? Опять всю ночь в игры рубился?

Его энергия раздражала, как всегда. Булат был из тех, кто мог вывести из себя кого угодно за пару минут, но при этом его любили все – от учителей до девчонок. Наверное, дело в его улыбке, которая казалась слишком искренней для этого серого города. Мы учились в одном классе всего два года, но он уже стал моим лучшим школьным другом, хотя порой я мечтал двинуть ему в челюсть, просто чтобы он заткнулся. Он играл на гитаре словно бог, ходил в музыкальную школу при нашей гимназии, и я недавно записался туда же, пытаясь догнать его. Мои пальцы уже начинали справляться с аккордами, но каждый раз, когда я брал гитару, я думал о своей однокласснице Лиане – как бы она улыбнулась, услышав мою игру.

Мы пошли к школе, перебрасываясь ленивыми фразами. Улица была пустой, только ветер гонял по тротуару мусор – обрывки пакетов, окурки, смятые листовки. Вдалеке завыла собака, и я невольно оглянулся, но никого не увидел. Булат продолжал болтать о какой-то вечеринке на каникулах, но я слушал вполуха, чувствуя, как город будто следит за мной. Тени между домами казались гуще, чем обычно, а фонари тускло горели, хотя до вечера было далеко. Я затянулся ещё раз, пытаясь прогнать это чувство, но оно только усиливалось, как шёпот, вплетённый в скрип снега под ботинками.

Школа встретила нас привычным гулом голосов и запахом сырого линолеума. Первый урок – алгебра, как назло. Понедельник, начало третьей четверти, и сразу этот кошмар. У кабинета уже тусовались парни из нашего класса, лениво перебрасываясь шутками. Булат влился в их разговор, а я прислонился к стене, глядя на дверь. Вместо нормального звонка заиграла дурацкая мелодия, от которой хотелось заткнуть уши. Все в классе мечтали о старом добром звяканье, но школа, похоже, решила, что мы должны страдать. Руслан, как всегда, влетел в последнюю секунду, красный, как будто бежал через весь город, и плюхнулся на своё место.

Класс заполнился: все 29 человек, что было редкостью даже для первого дня после каникул. Учительница, не теряя времени, начала объяснять новую тему, но её голос тонул в сонной тишине. Я смотрел не на доску, а на второй ряд, третью парту, где сидела Лиана. Её светлые волосы падали на плечи, а глаза, такие ясные, будто отражали другой мир, ловили свет из окна. Она была слишком хороша для этой школы, для этого города, для меня. С первой секунды, как я перешёл в «Б» класс, я влюбился в неё – в её улыбку, в то, как она поправляет волосы, в её смех, который я слышал слишком редко. Но я не мог сказать ей об этом. Прошлый раз, когда я признался девушке, она рассмеялась мне в лицо, и я до сих пор чувствовал этот стыд, как нож в груди. Лиана знала – я видел это в её взгляде, в том, как она мягко улыбалась, но держалась на расстоянии, как будто я был просто другом, которому не суждено стать чем-то большим. Она понимала мои чувства, но не принимала их, и это убивало меня. Я смотрел на неё, представляя, как мы могли бы быть вместе, как я играю ей на гитаре, как она смеётся, касаясь моей руки. Но потом вспоминал Семёна, её парня, который жил где-то в соседнем городе, и в груди закипала ревность – чёрная, липкая, как смола.

Рядом с Лианой сидела Юля, её подруга. Юля была умной, красивой, но не в моём вкусе – слишком правильная, слишком спокойная. Иногда я думал, что она подошла бы Руслану: оба такие же упрямые, с искрами в глазах. Но Лиана… Она была другой. Я знал, что никто не будет любить её так, как я, но каждый раз, глядя на неё, я чувствовал себя никчёмным. Кто я такой, чтобы быть с ней? Обычный парень, каких тысячи. И всё же я не мог перестать верить, что когда-нибудь она посмотрит на меня иначе.

После урока я подошёл к Руслану, который всё ещё не отдышался, сидя за партой. Его лицо было красным, как будто он дрался с ветром всю дорогу.

– Ну как каникулы? – спросил я, пожимая ему руку.

– Нормально. А ты как? – Его голос был пустым, как будто ему было всё равно.

– Тоже нормально. На Новый год с друзьями тусил, напился немного, – соврал я, улыбаясь. Напился – громко сказано, я просто переел за новогодним столом и не смог влить в себя больше пары глотков пива.

– Прикольно, – буркнул он, и я понял, что разговор окончен.

Звонок – та же мерзкая мелодия – возвестил о химии. Мы с Булатом заняли последнюю парту, как всегда, и начали играть в «допиши историю», где каждый по очереди писал по одному предложению, которые в итоге складывались в полноценную историю, полную мата и шуток. Если бы я сидел ближе к доске и слушал, может, знал бы химию получше, но мне было плевать. Этот город, эта школа, эти уроки – всё казалось временным, как будто я ждал чего-то большего, но не знал, чего именно. И всё же, пока я рисовал в тетради бессмысленные каракули, то же странное чувство шептало где-то на краю сознания, будто город готовился к чему-то, чего я ещё не понимал.

Английский был третьим уроком, и я уже чувствовал, как время тянется, будто кто-то намотал его на ржавую пружину. Пять часов английского в неделю – это была пытка, придуманная кем-то, кто ненавидел нас всех. Я сидел за партой, рисуя в учебнике чёрной ручкой – какие-то спирали, лица без глаз, кривые линии, похожие на трещины в асфальте. Булат рядом шептался с Глебом, хихикая над какой-то ерундой, но я не вслушивался. Мой взгляд снова скользнул к Лиане. Она сидела, склонив голову над тетрадью, и аккуратно выводила слова, будто каждое из них имело смысл. Свет из окна падал на её лицо, и на миг мне показалось, что она светится – не как человек, а как что-то большее, чего я не мог понять. Я мотнул головой, прогоняя эту мысль. Она была просто девушкой, просто Лианой, которая никогда не посмотрит на меня так, как я на неё.

Недавно я видел её во сне – не таком, как утренний кошмар, где тени шептались за моей спиной, а в другом, где мы шли по парку, держась за руки. Она смеялась, и её смех был как музыка, которую я пытался сыграть на гитаре, но никогда не мог поймать. А потом я проснулся, и реальность ударила, как холодный ветер: она с Семёном, а я – никто. Я знал, что она видит мои чувства. Иногда она ловила мой взгляд в классе, и её глаза мягко улыбались, но в этой улыбке не было обещания – только жалость, как будто она хотела сказать: «Денис, не надо». Это убивало меня сильнее, чем её равнодушие. Я сжал ручку так, что пальцы побелели, и нарисовал в учебнике ещё одну спираль, глубже вдавливая её в бумагу, будто хотел вырезать свои мысли.

Учительница что-то бубнила про неправильные глаголы, но её голос был как шум далёкого поезда – бессмысленный и монотонный. Я посмотрел в окно: небо стало ещё тяжелее, будто готовилось пролиться не дождём, а чем-то гуще, темнее. Вдалеке, за школьным двором, виднелись голые деревья, и их ветки, качающиеся на ветру, напоминали пальцы, тянущиеся к чему-то невидимому. Я почувствовал лёгкий укол в груди, как будто кто-то шепнул моё имя, но вокруг было тихо, только скрип мела да шёпот Булата. Может, это просто усталость.

Татарский и русский прошли как в тумане. Татарский – сплошное мучение, слова, которые я не мог запомнить, и стишок, который я однажды сочинил в голове, чтобы не сойти с ума:

Пойдём, Руслан, забудем муки,

Татарский – это просто скука.

Русский был не лучше: три языка за день – это как будто школа решила добить нас. Но шестым уроком был классный час, а наша классная всегда находила о чём поговорить, даже когда все просто хотели домой. Остальным классам просто говорили важную информацию в течение пяти минут и отпускали, а у нас были разного рода доклады. Сегодня она заставила нас обсуждать жвачку – кто её изобрёл, почему она популярна, чем вредна. Я смотрел на Лиану, которая отвечала что-то умное, и думал, как она может быть такой идеальной даже в этой дурацкой беседе. Булат подмигнул мне, шепнув:

– Глянь, как старается. Как будто для парня выступает.

Я стиснул зубы, чувствуя, как ревность вгрызается в рёбра. Хотелось сказать Булату, чтобы заткнулся, но я только отвернулся, уставившись в окно. Город за стеклом выглядел мёртвым: серые дома, покрытые коркой снега, фонари, мигающие, как будто умирали. Что-то в этом пейзаже казалось неправильным, будто мир затаился, ожидая чего-то. Я вспомнил утренний шёпот в висках и невольно коснулся кармана, где лежала пачка сигарет, как будто она могла защитить меня от этого чувства.

Когда уроки наконец закончились, я подождал у выхода, пока Лиана, Юля и Регина соберутся. Они шли, смеясь, и я присоединился, стараясь не смотреть на Лиану слишком долго. Юля провожала подруг до остановки, хотя ей было в другую сторону. Я шёл рядом, вдыхая холодный воздух и её запах – что-то лёгкое, как цветы, которых в этом городе не было. Лиана болтала о каникулах, о том, как ездила к бабушке, и я слушал, ловя каждое её слово, будто оно могло принадлежать мне. Но потом она упомянула Семёна – как он звонил ей, как обещал приехать, а она скучает по нему. Моя рука сжалась в кулак в кармане, и я почувствовал, как сердце стучит, будто хочет вырваться. Ревность была как яд, медленно растекающийся по венам. Я хотел сказать что-то, но слова застревали, как кости в горле. Она посмотрела на меня, улыбнулась той же мягкой, дружеской улыбкой, и я понял, что она знает. Знает, но не даст мне ничего, кроме этой улыбки.

– Денис, ты чего такой тихий? – спросила Юля, поправляя шарф.

– Да просто устал, – соврал я, глядя на тротуар. Снег под ногами был грязным, смешанным с солью, и каждый шаг звучал как приглушенный стон, вырывающийся из-под земли, словно сама земля пыталась что-то сказать, прежде чем навеки умолкнуть.

Лиана уехала на троллейбусе, а я остался один. Юля и Регина ушли в другую сторону, и я побрёл к дому бабушки, где жил, пока у нас дома шел ремонт. Улицы казались пустыми, хотя прохожие мелькали тут и там. Ветер нёс обрывки листовок, и одна из них прилипла к моему ботинку – я отшвырнул её, но на миг показалось, что на бумаге был какой-то странный знак, похожий на пятиугольник. Я замер, но листок уже улетел, и я убедил себя, что это просто мусор. Но шёпот в висках вернулся, тихий, как дыхание города, и я ускорил шаг, пытаясь убежать от него.

Дома было тихо, только тикали часы на кухне. Бабушка ещё не вернулась, и я остался один в квартире, которая пахла старым деревом и её цветами в горшках. Я включил компьютер и запустил игру, но даже беготня по виртуальному городу не могла заглушить это чувство – будто что-то ждёт меня за пределами экрана. Я зашёл в интернет, открыл страницу Лианы и уставился на нашу старую фотку: мы тогда гуляли школьной компанией, и я взял тогда ее за руку в момент, когда щелкнул затвор фотоаппарата. Я написал под ней: «Какая мы классная пара», но её ответ – «Да ну тебя)» – резал, как нож, хоть и написан был не со злобы, а скорее, как еще одно напоминание, что мне не светит ничего, кроме мимолетной школьной дружбы. Я смотрел на её улыбку на фото, и в груди рос комок, смесь тоски и злости. Почему она не видит, что я лучше Семёна? Почему я всегда остаюсь на обочине?

Я выключил компьютер, чувствуя, как глаза горят от долгого пяления в экран. Квартира бабушки была тихой, почти мёртвой – только тиканье часов на кухне да далёкий гул машин за окном. Школа, уроки, Лиана – всё это было как клетка, из которой я не знал, как выбраться. Но двор – это другое. Там я был не просто Денисом, который пялится на девчонку и рисует в учебнике. Там я был собой.

Звонок в домофон вырвал меня из мыслей. Бабушка вернулась, и я, быстро накинув на стул разбросанную школьную форму, открыл ей дверь. Она посмотрела на меня с лёгким укором, но ничего не сказала, просто прошла на кухню, неся сумку с продуктами. Я схватил телефон и набрал Айрата.

– Да, – буркнул он, как всегда, будто я оторвал его от чего-то важного.

– Привет. Гулять идём? – спросил я, уже натягивая ботинки.

– Приходи пока ко мне, – бросил он и отключился.

Айрат был моим лучшим другом с детства, хотя иногда я хотел дать ему в морду – то ли из зависти, то ли просто потому, что он был слишком… собой. Лысый, с лицом, которое сложно назвать красивым, он всё равно притягивал девчонок, как магнит. Может, дело в его харизме, в том, как он шутил, не задумываясь, или в том, как смотрел на всех с лёгкой насмешкой, будто знал больше, чем говорил. Он учился в 11-м классе в школе №68, где когда-то учился мой отец, и мы с ним тусовались почти каждый день. Двор был нашим миром, отдельным от школы с её правилами и учителями. Там не надо было притворяться, что тебе интересны уроки или что ты не хочешь курить прямо на глазах у прохожих.

Дойти до Айрата было делом десяти минут. Улицы казались ещё мрачнее, чем утром: фонари устало моргали, будто засыпая, а снег под ногами смешался с грязью. Я невольно оглядывался, чувствуя тот же шёпот в висках, что преследовал меня весь день – не слова, а что-то глубже, как эхо, идущее из-под земли. Я ускорил шаг, отгоняя это чувство, и набрал код домофона. Дверь Айрата на первом этаже открылась с привычным скрипом.

– Кто? – донёсся его голос.

– Я, – буркнул я.

– Заходи, – сказал он, и я услышал, как он убегает обратно в свою комнату.

Я разулся, бросил куртку на стул и прошёл к нему в комнату. Айрат, как обычно, прилип к монитору, играя в любимую онлайн игру. Его комната пахла чипсами и энергетиками, а на диване сидела Оля, листая телефон. Оля была… странной. Худенькая, с бледной кожей и тёмными волосами, она казалась слишком хрупкой для этого мира, но в ней было что-то, что цепляло. Не красота, не фигура, а какая-то аура, как будто она знала что-то, чего не знали мы. Она курила, как паровоз, и пила не меньше, но я никогда не видел, чтобы она напивалась до потери пульса. Она подняла глаза и улыбнулась.

– Привет, Денис, – сказала она, и я обнял её, чмокнув в щёку – наше обычное приветствие. – Привет, Оль, – ответил я, падая на диван рядом. – Опять в телефоне сидишь?

– А что ещё делать? – Она пожала плечами, затянувшись сигаретой. Дым завис в воздухе, как призрак, и я почувствовал лёгкий укол в груди, будто кто-то смотрел на нас из тени за окном.

– Ладно, пошли. Оль, ты с нами? – Айрат наконец отлип от экрана.

– Ага, – кивнула она, вставая. – Только в магазин зайдём, я без Ягуара не выживу.

Мы вышли на улицу, и холодный воздух ударил в лицо, но он был каким-то… живым, в отличие от школьных коридоров. Двор был нашим убежищем: здесь не было учительницы с её классными часами, не было Лианы, которая разрывала мне сердце. Здесь были Айрат, Оля, пиво и сигареты – всё, что делало жизнь проще. Мы зашли в магазин, где мы с Айратом взяли по пиву, а Оля – свой любимый «Ягуар». Продавец, привыкший к нам, даже не спросил документы, просто пробил и отвернулся. На улице было прохладно, но не морозно – аномально тёплая зима, как будто город решил дать нам передышку перед чем-то большим.

Мы направились к четырнадцатиэтажке, где жил Никита, Айратин одноклассник и мой товарищ. Его дом был старым, с облупившейся краской на стенах, и домофон давно не работал, так что мы просто зашли в подъезд. Никита жил на самом верхнем этаже, и мы, как всегда, поднялись на четырнадцатый этаж. Там уже были Никита, Даша и Аня. Никита, высокий и тощий, с вечно растрёпанной чёлкой, пожал мне руку.

– Привет, Денис, – сказал он, ухмыляясь. – Опять за Лианой бегал?

– Да пошёл ты, – буркнул я, но без злобы. Даша, его девушка, обняла меня, и я почувствовал запах её духов – что-то сладкое, но с горчинкой, как её характер. Её подруга Аня просто кивнула, привалившись к стене.

Мы стояли в подъезде, каждый занятый своим делом. Оля, как обычно, прислонилась к стене и молчала, только иногда брала сигарету у Айрата. Никита и Даша то и дело целовались, не обращая на нас внимания, а Айрат травил какую-то байку про своего соседа, который якобы видел призрака в подвале. Я слушал вполуха, глядя на город через балконное окно. Фонари мигали, как будто посылали сигналы, а тени между домами казались живыми, шевелящимися. Шёпот в висках вернулся, тихий, но настойчивый, как будто кто-то звал меня издалека. Я затянулся сигаретой, пытаясь прогнать это чувство, но оно только усиливалось, как будто город знал что-то, чего не знал я.

– Денис, ты чего залип? – Айрат ткнул меня локтем, протягивая бутылку пива и выводя из транса. – Выпей, расслабься.

– Да нормально всё, – соврал я, беря бутылку. Пиво было холодным, горьким, но оно не могло заглушить этот шёпот, который, казалось, шёл не изнутри, а снаружи, из самого города.

Так мы и сидели в подъезде четырнадцатиэтажки, где воздух был пропитан запахом пива и сигаретного дыма. Никита и Даша всё ещё целовались, прислонившись к стене, будто весь мир мог подождать. Аня молчала, листая телефон, её лицо освещалось экраном, делая её похожей на призрак. Оля сидела на корточках, как всегда, уставившись в пол, будто видела там что-то, чего не видели мы. Айрат продолжал травить байки, его голос гудел, как мотор, заполняя тишину. Он рассказывал, как его сосед клялся, что видел в подвале дома тень, которая двигалась без хозяина. Я усмехнулся, но в груди что-то шевельнулось – тот же шёпот, что преследовал меня весь день, теперь звучал громче, как будто город подпевал Айрату. Я затянулся сигаретой, пытаясь заглушить это чувство, и передал бутылку пива Оле. Она взяла её, не глядя, и сделала глоток, её тонкие пальцы дрожали, будто ей было холоднее, чем остальным.

– Оль, ты чего такая мрачная? – спросил я, стараясь говорить легко, хотя внутри всё сжималось от этого странного предчувствия.

– Да так, – она пожала плечами, её голос был тихим, почти шёпотом. – Иногда кажется, что этот город… не наш. Будто мы тут чужие.

Я нахмурился, но не ответил. Её слова задели что-то внутри, как будто она озвучила мою собственную тревогу. Двор был нашим убежищем, местом, где мы могли быть собой, но сегодня даже он казался другим. Стены подъезда, покрытые трещинами старой краски, будто давили, а свет лампы над нами мигал, отбрасывая тени, которые казались слишком длинными. Айрат, не замечая ничего, продолжал: – А сосед говорит, что тень шептала его имя. Прикинь, он чуть не обделался! – Он расхохотался, и Никита с Дашей подхватили, но их смех звучал натянуто, как будто они тоже чувствовали что-то неладное.

Я посмотрел на город через дым сигарет. Дома стояли, как серые великаны, их окна – пустые глаза, глядящие в никуда. Ветер нёс по улице обрывки газет, и я вспомнил Лиану – её улыбку, её голос, когда она говорила о Семёне. Ревность снова вгрызлась в меня, как зверь, которого я не мог прогнать. Я представил, как она смеётся с ним, как он обнимает её, и мои пальцы сжали бутылку так, что стекло чуть не треснуло. Почему я не мог быть на его месте? Почему она видела во мне только друга, хотя я готов был отдать за неё всё? Я знал, что она чувствует мой взгляд, мою тоску, но её мягкие улыбки были как стена, которую я не мог пробить. Двор, с его пивом и болтовнёй, был единственным местом, где я мог забыть об этом – хотя бы на пару часов.