- -
- 100%
- +
Слияние.
Рого всегда был голоден. Он не имел много воспоминаний, но при этом не помнил, чтобы был достаточно сыт, а значит, такого и не случалось вовсе. Чтобы быть сытым, чтобы нутро не крутило от голода, нужно было делать то, что говорят. Всегда делать то, что говорят и может, дадут чего-то, что можно пожевать, а если не сделать, то могут и побить. Его чаще били, даже если он делал как говорят, но если не делал, то били всегда. Иногда очень сильно били, особенно другие дети…
Вот и сейчас он шел за рыжим Ирвином с его друзьями и знал, что его будут бить, но если не спорить, то будут бить не сильно.
Вдруг будут бить только двое, а это хуже, чем четверо. Когда бьют четверо, то они толкаются и мешают друг другу, а если громко стонать, то им станет весело и они перестанут бить. Однако теперь это не так важно, а вот чудесная колбаса в руках – это важно. Откусывать и долго-долго пережевывать, чтобы с лихвой насладиться вкусом. Он сам придумал такой способ принимать пищу и был очень доволен этим своим "изобретением".
***
Старая мегера померла в эту весну. Рого помнил ее слабо, когда очень стараешься вспомнить, становится плохо и начинает болеть голова. Он не любил вспоминать, но мегеру иногда вспоминал, даже если было больно. Она кормила его и давала жить в своем сарае в сене. В сильные морозы даже в дом пускала. Там всегда пахло едой и разной травой. Иногда ему становилось интересно, каково это – жить в доме, но недолго. Гораздо интересней то, что в домах всегда есть еда. Залезть в дом он и не мыслил – за такое будут бить очень сильно, даже взрослые, но не думать об этом не мог.
Эта ночь стала особенной. Сначала залаяли собаки, а потом забегали люди, закрывая ставни и с грохотом запирая засовы на дверях. Все спрятались в домах, все, кроме Рого, который с открытым ртом стоял у сарая умершей мегеры и запрокинув голову, смотрел в небо.
Сегодня там не было цветной радуги. Раньше он часто смотрел в небо по ночам, когда от голода крутило живот и не получалось уснуть. Смотрел на переливы цветов и всегда ждал голубого. От чего-то это было важно – дождаться, когда долгий голубой перелив пройдется по всему небосводу, разгоняя со своего пути другой цвет. Особенно радостно становилось видеть голубую волну, прогоняющую красное небо и столь же грустно, когда случалось наоборот. Очень хотелось, чтобы радуга застыла и голубой остался навсегда или хотя бы на эту ночь, но он приходил и уходил, не обращая внимания на желания Рого.
В эту ночь он с замиранием сердца любовался огоньками, перемигивающимися во тьме. Потрясающе красиво и настолько необычно, что Рого вглядывался в них, стараясь не моргать. Пусть голова и болит от воспоминаний, но такое обязательно нужно запомнить. Настоящее чудо! Стоит присмотреться к одному подмигивающему огоньку и рядом сразу оказывается еще один или несколько, но не таких ярких. Стоит присмотреться к неяркому и рядом с ним увидишь еще одно, почти неуловимое мерцание, а если отвести взгляд, то уже и не найти того места, куда вглядывался ранее. Эту красоту он точно запомнит, мегеру почти не запомнил, а тут уж не даст маху!
При воспоминании о старухе сразу вспомнилась и каша, которую она давала ему почти каждый день. Горячая каша и бывало, целая миска, полная до краев! Воспоминания о еде скрутили живот и тут он не удержался – двинулся к небольшому огородику у самой стены. Нельзя! Нельзя, но ноги сами несли к крайнему дому – там жил старик Спед, который выращивал самые сочные яблоки и самые сытные клубни. Рого напрягся, пытаясь вспомнить, когда ел в последний раз, но урчание живота дало понять, что было это, увы, слишком давно. Люд попрятался и его никто не заметит, а утром он им скажет, что не ел яблоки и клубни. Да! Он не будет ждать, пока к нему придут, а сам подойдет и скажет. Пусть его и побьют за наглость, зато не побьют за воровство, а за воровство бьют очень больно. Довольный своей придумкой, Рого ускорил шаг.
За ним пришли утром, оторвав от сладкого сытного сна. Он уже и позабыл о том, какой умный план придумал ночью. Он уже даже позабыл о том, как сытно поел, перемигиваясь с забавными светлячками в небе. Опять хотелось есть и даже было припрятано несколько яблок в сене, но никто не дал до них добраться.
– Вставай, недоумок! – Ирвин больно пнул по ноге. – Пойдем, дело есть!
– Дело? Есть дашь? – разлепив глаза, с надеждой спросил Рого.
– Сначала дело, а потом еда. Вставай! Не слышал, что лидер приказал?! – визгливый выкрик Ставса раздался сразу же.
Так было всегда и Рого не помнил, чтобы Ставс промолчал после того, как Ирвин закончил говорить. Плохо! Остальные двое всегда ходят за старшим сыном старосты и по большей части смеются над Рого. Сегодня не смеются, а значит, Ирвин опять прикажет им его побить. Можно попробовать убежать, но тогда бить будут еще сильнее.
– Вот! Получишь, когда сделаешь дело.
Сын старосты на пару ударов сердца вытащил из-за пазухи и тут же спрятал обратно кусок колбасы. Это решило все! Колбаса! Он помнил ее вкус, когда в начале лета, после свадьбы дочери кузнеца, возле стола во дворе остались объедки. Кузнец тогда как-то углядел его в сгущающихся сумерках, скрывающегося в кустах у забора. Он лениво махнул рукой и предложил подъесть, что осталось. По утру-то все равно все свиньям скормят. Вот тогда ему и попалась колбаса. Он напряг память до головной боли и удовлетворенно отметил, что Ирвин показал куда больший кусок, чем тот.
– А т-ты, н-не обм-ман-нешь? – как всегда заикаясь от волнения и переминаясь с ноги на ногу, боязливо спросил Рого.
Спросил и тут же втянул голову в плечи, опасаясь затрещины за наглость.
– Ты… – тут же взвился Ставс, но ему на плечо легла тяжелая ладонь сына старосты.
– Не обману. – мягко произнес Ирвин. – Получишь ее, как только выйдем за частокол. Будешь есть по дороге, а когда дойдем, то и забирать будет нечего. Пошли!
– Зачем Бораку топор? Мы рубить будем? Я не умею рубить.
В другое время Рого не осмелился бы задавать вопросов, но как-то странно вели себя мальчишки. Что-то было не так.
– Рубить будет Борак, а у тебя будет другая работа. – нахмурившись, ответил Ирвин. – Или ты колбасу не хочешь? Ну тогда мы пойдем.
Он развернулся, махнул рукой и они все вчетвером медленно двинулись прочь от сарая.
– Стойте! Я пойду, пойду, пойду… – слова согласия сами рвались из глотки.
Рого шагал и был искренне счастлив. Широкая улыбка не сходила с лица. Сколько раз он мечтал вот так пройти с этой четверкой по деревне? Сын старосты и сам вел себя как взрослый и на взрослых мог прикрикнуть, а таких ярких волос ни у кого в деревне больше не было. Никто не смел его задирать и другие дети либо убегали с его пути, либо выполняли его приказы. Рого он работы раньше не давал, а теперь дает. За работу положена еда. Все это знают! Еще положены деньги, но Рого хоть давно и выучил счет как стишок, однако складывать цифры никак не получалось, а потому и монеты были для него чем-то таким, что вроде и ценно, а что с этим делать, до конца не ясно. Зато теперь еда у него будет точно, даже если потом и побьют, то все равно покормят. За работу всегда кормят – это закон!
Деревня давно скрылась за поворотом и только когда колбаса была подъедена, Рого обратил внимание, что их компания успела свернуть с тракта. Эта дорога шла до деревни Приречье, откуда возили странную водяную траву для мегеры. Все говорили, что будь мегера из пробужденных, то цены бы ей не было, но о пробужденных Рого знал мало и благоговейно замирал, когда видел таких. Всегда чистые и красиво одетые, всегда уверенные и сытые…
Как-то раз их староста недостаточно низко поклонился в спину уезжающим благородным. Взметнулась пыль и рядом с ним оказался один из Воинов уходящего обоза. В миг сбил старосту с ног, выхватил плеть, а затем превратился в размытое пятно и вновь, подняв столб дорожной пыли, за шесть ударов сердца догнал уходящий караван. Староста же остался лежать на дороге с рассеченной до крови спиной. Мегера тогда долго выхаживала его настоями и примочками. Сказала, что двадцать плетей поймал спиной, "дурачок чванливый". Двадцать плетей за пять ударов сердца? Мальчишки потом еще месяц украдкой били траву палками, стараясь угнаться за скоростью Воина. Не получилось ни у кого…
– Сюда!
Голос Ирвина выдернул из воспоминаний, которые, на удивление, не вызвали головной боли. Рого оглядел место и в очередной раз подивился. Зачем так далеко идти за обычной древесиной? Близ деревни полно такой, или они хотят, чтобы он тащил издалека? Смеяться и подножки будут ставить? Да ну и пусть, лишь бы кормили…
– Скажи, Рого, ты посланник Хаоса?
Неожиданно для себя парень обнаружил, что окружен четырьмя внимательными парами глаз. Стало очень неуютно, но от него ждали ответа и затягивать не стоило. Он что-то такое припоминал про Хаос. Вроде приезжал Светлый и даже не раз, собирал народ на площади и говорил про Хаос, про Тьму, про то, как это плохо и страшно, но Рого мало слушал. Как слушать, если живот от голода крутит и все мысли о еде? Он потряс головой, отгоняя боль воспоминаний.
– Ты уверен? – мягко спросил Ирвин, истолковав этот жест по-своему. – Такая ночь, как давешняя, приводит в Свет посланников Хаоса. Может, в твое тело тоже проник один? Не спеши, подумай.
Рого нахмурился и честно задумался, но ничего такого вспомнить не смог.
– Я, я… Яб-блоки и с-сладкие к-клубни…
– Да при чем тут яблоки?! – воскликнул Ставс, но опять был остановлен властным жестом сына старосты.
Ирвин медленно достал из-за пазухи коричневый прямоугольник со скругленными краями.
– Хочешь?
– Д-да…
Рого завороженно смотрел на вожделенное лакомство. Он не раз видел, как некоторые дети с удовольствием едят это чудо, которое родители покупают у проезжающих торговцев. Пряник… Нет ничего более вкусного, чем это и если раньше он только мечтал…
– Скажи, что ты посланник Хаоса и он твой.
Ирвин покачивал пряником из стороны в сторону, а Рого, сглатывая слюну, поворачивался вслед за предметом своих мечтаний всем корпусом.
– Признайся, что ты посланник Хаоса, Рого. Признайся и я отдам его только тебе. – мягко продолжил Ирвин. – Никто не заберет его у тебя. Клянусь Светом!
Рого вздрогнул при последних словах и как зачарованный, произнес:
– Я посланник Хаоса.
Ирвин облегченно выдохнул, шагнул вперед, вложил пряник ему в ладони и потрепал за плечо.
– Я так и думал. Попробуй – это вкусно.
Рого вонзил зубы в жестковатый пряник и блаженно заурчал, пережевывая первый кусок. Это было настолько необычайно вкусно, что глаза сами закрылись от удовольствия вкушать неземное лакомство, а закрыв глаза, он пропустил момент, когда Ирвин уже безо всякой улыбки кивнул куда-то ему за спину.
Сильнейший удар в затылок сбил с ног, но не лишил сознания. Больше того, привыкший к избиениям мальчишка сразу же свернулся в позу эмбриона и прикрыл голову локтем левой руки. Сжатая в кулак правая рука прижимала к груди то единственное, что сейчас было самым ценным в этом мире.
Удары посыпались один за другим, но их наносил каждый из мальчишек и они лишь мешали друг другу. Слезы катились из глаз и больше от обиды, чем от боли. Не дали! Они не дали ему насладиться этим пряником. Не дали! Пинки и удары не прекращались, а Рого не прекращал скулить и плакать, что приводило озлобившихся односельчан в настоящую ярость. В какой-то момент частота ударов начала снижаться и это означало, что вскоре им надоест. Всегда надоедает! Не в этот раз…
– Борак, руби!
– Мы так не договаривались…
– Ты мне перечишь?! Руби!
– За его голову потом с отца голову снимут!
– Он посланник Хаоса! Он признался! За его голову Светлые такую награду дадут, что мы свою деревню построим. Делай, что лидер сказал!
– Мож и посланник, а мож и дурачок, что за пряник готов хоть посланником, хоть самим Хаосом назваться. А ежели нет? По закону за смерть от стали тоже и убивцу полагается!
– Ты против кого…
– Хватит! Ставс, там у обочины камень большой белый. Неси сюда.
– Я…
– Живо!
Почему они не уходят? Сейчас Рого занимал только этот вопрос. Бока отбиты знатно, так его еще не охаживали. Голова сильно болела и подбиралась тошнота. Всегда уходили, а сейчас не уходят. Ирвин ведь обещал не отбирать. Обещал, обещал, обещал…
– Дервин, твой черед!
– Мой?
– Я придумал, Ставс нашел место и камень притащил, Борак голову отнимет, ты добиваешь! – голос Ирвина сорвался на шипение. – Делай или ляжешь рядом с ним, как приспешник. Ну!
Мир взорвался мириадами искр от ночного костра и сознание померкло. Рого уже не видел, как крупный парень с осоловелым взглядом раз за разом опускает булыжник ему на голову, плечи, ребра. Не видел, как его еще живое тело извергает из себя остатки непереваренной пищи вперемешку с желчью. Не видел, как не сумевший докричаться до обезумевшего подельника сын старосты пинком спихнул того с растерзанного тела. Не видел, как Ставс и сам Ирвин опустошают желудки при виде открывшегося зрелища. Не видел, как потрясенные содеянным односельчане, потерянными взглядами осматривают место побоища и друг друга. Не видел, как они молча разворачиваются и разобщенно бредут обратно в деревню, так и не взявшись за топор. Он уже не мог увидеть ничего из этого.
Зато это все "видел" кто-то другой.
***
Одинокая душа неслась сквозь бесконечные пространства в потоке реки душ. Сама река душ брала свое начало от дождей, проливающихся из заселенных миров. Дожди образовывали ручейки в галактиках, чтобы затем влиться в непрерывный поток, устремляющийся к центру мироздания. К тому единственно важному, от чего шел "зов". Влиться в него, раствориться в нем и истечь из него, дабы вновь разбежаться ручейками по галактикам и пролиться ливнем в обитаемых мирах.
Поразительная красота для тех, кто способен увидеть и осознать масштаб подобного круговорота. Вот только тех, кто способен увидеть, невообразимое количество, а тех, кто способен оценить, не больше чем песчинок в кулачке ребенка, играющего в песочнице.
Каждая из душ способна "увидеть", но это не интересно ни одной из них и не нуждается в оценке, ведь каждая одинока и самодостаточна в своей основной задаче. Прежде чем достичь центра вселенной, нужно систематизировать весь накопленный опыт. Эта сверхзадача вполне по силам каждой из душ, ибо река принесет к пункту назначения именно в тот момент, когда каждая крупица опыта будет осмыслена и уложена на свое место, образуя цельную композицию прожитой жизни.
Даже у тех, кого во вселенной меньшинство, а мощь и сила позволяют творить миры, нет единого мнения по поводу того, почему все устроено именно так. Мироздание пытается понять себя через инструментарий душ? Возможно, но это не было интересно ни одной из частиц, составляющих реку, омывающую просторы вселенной.
Не имеет значения, сколько времени душа находилась в пути. Совсем юное создание, прошедшее свое первое рождение и складывающее картину жизни в единое целое, не вело подобного учета. Вся информация о "незыблемых" законах физики, науке, устройстве общества, философии, строении крыла кузнечика и прочих фрагментах увиденного, услышанного, прочувствованного, была разложена на составляющие, осмыслена и структурирована еще до того, как дождь собрался в русло ручья. Теперь предстояла более важная и намного более трудоемкая работа. Требовалось осознать, классифицировать и выложить мозаику из собственных эмоций, триггеров их вызвавших и последующих поступков. Выложить это гигантское полотно, осмыслить его и найти то главное, ради чего все это и существовало. Найти то, что не основывается исключительно на примитивных реакциях разума на раздражители. Что-то такое, что порождает разумный, перешагивая через свою примитивную сущность, открывая в себе новое и открываясь навстречу миру.
Именно потому каждая душа одинока. Нет более никаких эмоций и желаний, а есть лишь задача по систематизации обретенного. Нет более интереса анализировать реку душ и саму вселенную. Есть лишь цель отдать мирозданию все познанное и вновь окунуться в водоворот жизни с чистого листа. Колоссальный труд, который сам по себе является и наградой и смыслом существования.
Что-то очень большое и невероятно сильное выхватило одинокую юную душу из общего течения и весьма пристрастно изучало, прежде чем задать вопрос.
– Чего ты хочешь?
Простой вопрос от того, кто хочет знать правду, к тому, для кого ложь абсурдна.
– Нового.
Время застыло или ускорилось, для того, кто выполняет свою сверхзадачу, это не имело значения, но имело значение для того, кто привык его ценить и обладал мощью, способной гасить звезды. Пространство изменилось и исчезло, а затем изменилось и исчезло все. Появление пространства для души стало шоком и произошло невозможное – сверхзадача стала не важна. Стало не важно и бессмысленно вообще все, а затем все стало безумно интересно и именно это явилось вторым шоком.
Интересно?! Эмоции априори не должны присутствовать в подобном состоянии! Душа провела краткий анализ творящегося и это стало третьим шоком. Пространство было "чужое"! Нет, по-прежнему в необъятной вселенной мерцали звезды, по-прежнему река душ скручивала свои течения, устремляясь к центру мироздания, но больше не было того самого "зова". В этом мироздании не было того, чему или кому нужна была композиция жизни этой души. Не было смысла вливаться в величественную реку, чтобы прибыть туда, где тебя не только не ждут, но и попросту не заметят.
"Оглядывая" пространство, душа "обратила внимание" на еще одну странность, не поддающуюся объяснению. Очень "насыщенную" душу, явно прошедшую огромное количество перерождений, охватывал некий "канал", который "тянул" ее к странному миру. Миру, откуда не взлетали "капли", пополняющие ручей. Миру, над которым не проливался духовный ливень. Миру, одетому в некий "панцирь", в котором присутствовало лишь несколько "окон" и "канал" вел старую душу именно в одно из таких "окон".
Любопытство не позволило проигнорировать подобную странность. Страх и осторожность наличествовали лишь в качестве опыта, а потому решение было принято мгновенно. Миг – и нырок в "канал", второй – и пронестись по нему через "окно", третий – и ощутить ярость чего-то очень большого и сильного, четвертый – и вырваться из "канала", тем самым разрушив его, пятый – и "оглядеться".
"Посмотреть" было на что. Поле битвы тысяч разумных, внешне мало отличимых от человека. Свою смерть тут нашли многие и "канал" вел к телу конкретного воина. Стальные доспехи, шлем с глубокой вмятиной, из-под которого уже не льется густая, бордовая кровь. Мертв! Канал вел к цели для своеобразной инкарнации, ведь душа покинула тело воина, но вот тут и начиналась самая большая странность. Высвободившиеся из телесной оболочки души не стремились подниматься к небосводу. Нет! Они направлялись на юго-восток, но это означало, что там находится еще один центр притяжения душ. Абсурд! Однако факт на лицо, но это сейчас не интересно – одного любопытства недостаточно, чтобы заниматься своим предназначением и собирать новую картину жизни, а значит, нужно тело для инкарнации. Нужен полный спектр органов чувств и эмоций. Что-то подсказывает, что это тело воина не подойдет – нужно совсем юное тело с большим запасом времени жизни, но уже достаточно развитое для самостоятельного изучения мира. Остальные параметры не имеют решающего значения, хоть для души время и не играет роли, но ограничивать себя рамками параметров – значит сокращать возможности получения опыта. Новорожденные не имеют выбора и это верный подход, но ограничивать себя в инструментарии познания окружающей действительности не продуктивно. Условный возраст цели для инкарнации – от пяти лет до подросткового периода – это позволит успеть вырасти и приспособиться к новому миру.
Сам мир определенно в стадии позднего Средневековья, возможно, на уровне эпохи Просвещения. Судя по странным сигнатурам и анализу боя малых групп, присутствует неопределяемое энергетическое оружие и совершенно непонятные, но контролируемые изменения окружающего пространства и материи. Аналогов подобного в опыте прошлой жизни найти не удалось. Любопытно…
Поиски увенчались успехом к полудню и это хорошо. Духовная форма необъяснимым образом разрушалась, теряя драгоценнейшие крупицы информации и в какой-то момент появилось понимание, что ее разрушение неизбежно, а следовательно, нужно было торопиться. Крайне к месту оказалось преимущество бестелесности, за счет которого удавалось покрывать колоссальные расстояния в кратчайшие сроки.
Убийство! Убийство одного подростка другими подростками, совершенное с особой жестокостью и в удаленном от свидетелей месте. Решение было принято моментально и как только четверо ненужных свидетелей удалились на достаточное расстояние, душа вошла в тело. Такого опыта ранее испытывать не доводилось, но этого и не требовалось. Как только незримые нити сшили душу с сосудом, сразу стартовал особый процесс по созданию всех видов стволовых клеток. Подобно младенцу в утробе матери, под радужным небом недоброго мира зарождалась новая жизнь.
Механизм появления самих клеток не был понятен, а их предназначение известно лишь поверхностно по опыту прошлой жизни, но вот управление процессом прекрасно получалось на интуитивном уровне. В первую очередь был восстановлен мозг, а затем добавлены новые нейронные связи, так как сам мозг оказался на удивление неразвитым. Кости, связки, внутренние органы, кожа, нервы, легкие. Все восстанавливалось и доводилось до идеала с непостижимой скоростью, а как только кровь вновь побежала по венам, пришло время главного – слияние!
И вот слияние прошло немного не по плану. Разум донора практически не имел дела с логикой и анализом – больше эмоции и инстинкты, а потому все "чужие" эмоции были отброшены за ненадобностью. Все самое важное теперь воспринималось как несущественное. Зато те "воспоминания", которые приносили радость, разум глотал, испытывая эйфорию безумца на пике удовлетворения. Никакой прикладной информации – трепетом воспринимались годы студенческой жизни со стремлением к развлечениям. Инженерия, медицина, биология, логика, психология, технология и прочее, были отложены "на потом".
Тот же мальчишка, который и был приведен на убой в укромный подлесок, встал и со счастливой улыбкой расправил плечи, а затем уверенно зашагал к пыльному тракту. Он дошел до развилки и впервые нахмурившись, вгляделся в направлении, где прожил последние три года. Нет! Туда ему не надо! Там голодно и больно, а раз так, то ему надо в другое место – туда, где весело, ярко и есть те, кто всегда готов принять, согреть и накормить.
Развернувшись и щуря глаза от яркого обеденного светила, парень уверенно двинулся прочь.
Первый бой.
Я быстро шел по пыльной проселочной дороге, с радостью познавая свой новый старый мир. С объектом слияния вышла накладка – то ли мозг был поврежден слишком сильно, то ли никогда и не был особенно развит, но полезной информации досталось крайне мало. Судя по некоторым кусочкам мозаики, скорее второе. Если обобщить все имеющееся, то жизненный путь двенадцатилетнего мальчишки можно описать тремя словами: голод, холод, боль. Однако при всем при этом он умел искренне радоваться различным и столь несущественным мелочам на фоне всех своих проблем, что это казалось удивительным. Благодаря неразвитости парня и его наивным мечтам я теперь натурально купался в самодовольстве от того, насколько умен и сообразителен – вроде мои ощущения, а кажется, что навеянные. Сопротивляться этому самодовольству не было никакого желания, а вот параноидальная потребность понять, как все вокруг устроено, даже радовала. Нюансы слияния и не сказать, что неприятные. Напротив!
Почему небо не голубое, а переливается всеми цветами радуги? Почему он вообще никогда раньше не задавался этим вопросом? "Он"?! Нет, не "Он". Я! О-о-о, я обязательно разберусь в этом радужном небе и многом другом. Потом. Пока вопросы накапливались в ожидании встречи с тем, кто на них ответит.
Почему абсолютно все растения имеют голубые прожилки на листьях? Почему кожа смуглая, а ногти бежевого цвета? Почему эта пыльная дорога, по чудовищной ошибке называемая трактом, такая пыльная, а не выложена камнем? Внезапно вспомнилась детская песенка и слова сами собой вырвались в мир:
– По дороге с облаками…
Ого! В прошлой жизни вместо слуха и голоса имелась только зависть к людям, этими самыми талантами обладающим, а тут весьма приятный голос и идеальный слух. Красота! На очередной волне самолюбования с радостью окунулся в воспоминания о песнях прошлой жизни. Удавалось не только вспомнить слова, но и полностью восстановить весь звуковой ряд. Каждый просмотренный фильм, каждый прослушанный трек вспоминались с легкостью и навсегда закреплялись в долгосрочной памяти. В организме продолжал бушевать шторм из "первичного бульона" любого разумного существа и последние кусочки новой личности занимали свои места.