Каторжник

– Так а где ты жил сначала – то? – не отставал я от этого аналога Остапа Бендера.

– Житие мое протекало в славном городе Одессе, где тепло и очень много всякого гешефту! – начал еврей.

– Ну а сбежал-то чего? – подзадорил я его.

– Увы, – Зосим попытался воздеть кверху руки, отчего только загремел кандалами. – Злая судьба навлекла на меня несправедливые обвинения, и я вынужден был бросить всё и покинуть столь чудный край…

– Украл чего, что ли? – напрямик спросил Фомич, с хитринкой в глазах прислушивавшийся к нашему разговору.

– Ой, ну я вас умоляю? Ну отчего сразу «украл»? Ну да, тот вексель был поддельным. А что делать? Ко мне пришли, таки уважаемые люди, и говорят: «Изя, можешь сделать вексель?» Ну, то есть они так, конечно, не сказали, упаси Боже! Нет, они сказали мне: Изя, можешь сделать бумагу по образцу? А это были, между прочим, друзья моего покойного батюшки! Ну я, как хороший мальчик, значит, применил всё своё искусство, и сделал всё в лучшем виде, и что же? Оказалось, я подделал вексель на полмиллиона! Вы понимаете? Вексель! И один очень уважаемый в городе зернопромышленник очень на меня обиделся. А он, между прочим – грек. А они все головорезы, каких поискать! Этот, безо всякого преувеличения, достойный человек на досуге приторговывал оружием с сербскими и болгарскими инсургентами. И тот вексель как-то затрагивал их интерес. Боже милосердный! Я когда всё это узнал – на мне же лица не было! И натурально, пришлось мне бежать, а куда мне бежать? Такой воспитанный человек как я, в провинции просто зачахнет. За границу мне было нельзя – не было паспорта… тогда. И куда, спрашивается, мне-таки ехать? В Киев? Он и так скоро лопнет от ашкенази! Конечно, столь тонко чествующему человеку как я следовало податься в столицу. И вот, я быстренько окрестился и оказался…

– В Нижнем? – перебил его кто-то.

– Ну что вы! В Москве! Поначалу-то я в Москве обретался.

– А что же ты оттуда в Нижний-то рванул? – давясь от смеха, спросил я.

– Ой, ну это вообще смешная история. Приходят ко мне люди, и говорят – а можешь ли ты, Изя, сделать то-то и то-то, и показывают мне образцы. Ну я, говорю – «конечно, об чём вы сомневаетесь?» Ну и сделал, по самому разумному прайсу. Кто же знал, что я сделал нотариальную форму? И что же вы думаете? Эти люди оформили на бланке договор купли продажи на… Что бы вы думали?

– На что?

– На дом уважаемого человека и купца первой гильдии! Вот так вот, ни много ни мало! Продали его какому-то английскому милорду! Открыли на один день фальшивую нотариальную контору, оформили всё моими бланками, получили задаток в семьдесят тыщ, и фьють – скрылись на тройках, будто бы их и не было! И когда начался весь этот кипишь, куда было податься бедному Изе?

– И куда же? – поддержаял я его тон. Наверняка в саму столицу блистательный Санкт-Петербург (Петроград я не помню как называли тогда). Эх балы, мамзели и хруст французской бурки!

– Точно! И как ви-таки догадались? Нет, я определённо в вас не ошибся! Ещё когда под Рождество ви чистили снег, а я наблюдал за тем, как ви слушаете разговор того молодого господина и юной особы, я задал себе вопрос: «Изя, зачем бы деревенский парень стал бы слушать господские толки? Что он в этом вообще понимает? А потом присмотрелся и понял – ви таки понимаете, об чём они балакают»!

«Ух ты, какой глазастый! Ему палец в рот не клади!» – подумал я. Вот же хитрый Изя Шнеерсон!

Однако Фомич посматривал искоса на Изю-Зосима с ироничной хитринкою, будто бы говоря про себя «Ой, кому ты паришь?»

– А скажи-ка, мил человек – вдруг спросил он – а как же ты туда-сюда слонялсси, ежели на всех заставах требуют с приезжего пачпорт? И пачпорт энтот еще пойди получи!

– Ой, ну я вас умоляю! – с видом оскорбленной добродетели хмыкнул Изя-Зосим. – Да неужели человек еврейского происхождения не сможет добыть себе какой ни есть пачпорт? Я попросил почтенных людей, они записали меня своим приказчиком и рассказали в Городской Думе, что желают отправить меня по торговым делам во внутренние губернии нашей великой Империи.

– А что так можно? – прогудел Тит.

– Ой, я вас таки умоляю! Ви стряпчий? Законник? Может быть, ви секретарь судебного присутствия, городничий или даже прокурор? Раз так, ви би лучше представили нам Уложение о каторжанах, или Устав о содержащихся под стражею! Вот это было бы полезный предмет, а не то что ви тут говорите! Вот если бы вы нашли там скажем Уложение о каторжных – вот это было бы дело!

– Что, в смысле? Какое Уложение? Какой Устав? – не понял я.

– Уложение, по которому мы все тут устроены! Уверен вы увидели бы там много всего интересного!

Так мы и шли переговариваясь обо всем и ни о чем.

Прошло несколько дней, и я стал задумываться о покупке «лёгких» кандалов. Так как таскать на себе эту тяжесть мне уже надоело.

К тому же порвались подкандальники, кольцо сползло с петли, давит ногу все сильнее и сильнее, а до привала далеко, не дают остановиться, переобуться, поправить подкандальники: а солдатский приклад тут как тут! Солдатская партия была уже другая. Лишь офицер Рукавишников следовал с нами до самого конца, а конвойные партии от этапа к этапу менялись. Поэтому, ни унтера Палицына, ни солдата Сидорчука я уже не видел: конвойные Владимирского линейного батальона сменились на нижегородцев, конвоирующих нас до Казани. И, если с Владимирцами мы как-то уже сговорились, то как к новым подойти мы еще не знали, и арестанты страдали от излишних строгостей.

Но ведь можно было снять кандалы за две копейки в день, и это позволило бы мне хоть один день отдохнуть от этих железок.

Абзац о снятии кандалов, завидел Левицкого рядом едущего и подошел к нему.

Улучив время, я подошёл к нему и спросил:

– Господин, эээ… Левицкий?

Молодой человек с лёгким презрением посмотрел на меня. Я ни разу даже не видел его достаточно близко. Пожалуй, ему не было даже тридцати, я еще не очень хорошо определял возраст местных, все они, в сравнении с людьми моего времени, казались старше своего возраста. Так что, возможно, ему и было года не больше двадцати пяти. Усики, бакенбарды, – когда-то, очевидно, аккуратные, а теперь – неровно постриженные, один бак выше другого, не очень хорошо выбритое лицо со следами обморожения.

– Держи, бедолага! – наконец произнёс он и, достав руку из массивной меховой рукавицы, подал мне серебряную монету.

Деньги были мне конечно нужны. Даже две копейки – это день без этих проклятых железок, а корнет подавал мне, кажется, полтину. Вот только если ты себя продаешь задешово, то задешево тебя и купят!

Интерлюдия:

Я остановился перед зеркальной дверью бизнес-центра на Тверской. Москва 2005-го года шумела вокруг: улицы выли сплошь завешаны крикливой рекламой, тут и там по улице неслись дорогие иномарки, у входа в расположенный по соседству ювелирный магазин курил охранник в дорогом костюме. После чеченских гор и пыльных равнин Африки, где я наслаждался всеми прелестями службы в составе Иностранного легиона, столичная суета кружила голову. Наконец, поправив воротник потёртой кожаной куртки, купленной еще на гражданке и уже тесной в плечах, я шагнул внутрь.

В просторном холле пахло кофе и дорогим парфюмом. Шумели разговоры по мобильникам, по-деловому одетые дамочки нервно цокал каблуками по мраморному полу. Сергей назвался девушке на ресепшен, и вскоре охранник в тёмном костюме проводил его до нужной двери.

Виктор Алексеевич принимал его в светлом кабинете с большим окном. За окном гудел город, а внутри было накурено и тихо. Сам хозяин – мужчина лет пятидесяти, подтянутый, с проседью в волосах – поднялся навстречу гостю.

– Здравствуйте, Виктор Алексеевич, – слегка охрипшим от волнения голосом произнёс я.

– Сергей? Заходи, присаживайся, – произнёс хозяин, указывая на кресло у стола.

Я скованно присел, держа спину прямо. Виктор оценивающе окинул меня с головы до ног. Я знал, о чем он в тот момент подумал: коротко стриженные волосы, широкие плечи, на скуле заметен светлый шрам – сразу видно, не офисный клерк пришёл.

– Костя о тебе хорошо отзывался! – будто бы между прочим обронил Виктор.

Я только кивнул. Костян вернулся из Чечни еще три года назад, и как-то сразу нашел себе место под солнцем. Теперь он уже второй год работал в службе безопасности холдинга «Объединенные машиностроительные заводы», перед одним из хозяев которого я теперь и сидел. Я же, не надеясь найти нормальную работу, завербовался в Легион, и теперь, вернувшись в Россию, был рад воспользоваться протекцией бывшего однополчанина.

Виктор склонился над столом, позвонил по интеркому, небрежно бросил в него:

– Маша, принеси досье на Курильского!

Вскоре девушка в тесной белоснежной блузке вошла в кабинет, внесла ему тощую папку. Виктор раскрыл ее, бросил взгляд на меня.

– Чай? Кофе?

Я отказался. Девушка Маша ушла, и бизнесмен погрузился в изучение моего «досье». Перелистав бумаги, он наконец откинулся в роскошном кресле, сцепил пальцы на столе, губы его тронула тень улыбки.

– Значит, с войны вернулся. И в Иностранном легионе успел послужить?

– Да, недавно! – ответил я.

– Что ж, опыт у тебя серьёзный. Рекомендации от людей, которым я доверяю, тоже многого стоят. А мне как раз нужны такие люди, – Лицо бизнесмена потяжелело, будто туча накрыла горную долину. – Положение моё, скажем так, боевое. Один из моих бизнесов недавно отжали рейдеры. По беспределу: людей моих выкинули, бумаги подделали. В ОБЭП, понятное дело, даже заяву отказались принимать. Прокурорские тоже лишь руками разводят: «спор хозяйствующих субъектов, идите в суд». А пока суд судит, от завода одни стены останутся. Да и те непойми чьи. Понимаешь?

Я только кивнул: такое в те времена случалось нередко – и в Москве, и в других городах моей необъятной Родины.

– Мне надо вернуть своё, – продолжал Виктор, постукивая пальцами по столу. – Нужны головы и руки. Особенно – головы холодные и соображающие! Костя уверен, что тебе можно доверять и ты не струсишь, когда поднимется пальба. Заметь, я сказал «когда», а не «если». Понимаешь?

В глазах Виктора вспыхнул жёсткий огонёк. Впрочем, вот как раз этим меня было не удивить. Это для него, торгаша, стрельба в новинку, а нам с парнями пришлось хлебнуть всякого.

– Видал и не такое, – спокойно ответил я – Если надо – справлюсь.

– Проверим, – кивнул Виктор. – Теперь к условиям. Сколько ты хочешь получать?

Хороший вопрос! Деньги для меня всегда были делом второстепенным: в армии платили копейки, в легионе – вроде бы и неплохо, но по факту лишь на жизнь и хватало. Но надо было что-то отвечать:

– Мне много не надо. Думаю, долларов двести в месяц хватит.

Виктор приподнял брови.

– Двести? – переспросил он. – Плохо дело, парень, ты себя не ценишь.

Я опустил глаза, понимая, что сморозил глупость. Виктор продолжил жёстко, почти как командир на плацу:

– Запомни: если сам себя дёшево продаёшь, тебя дешево и купят! Твой опыт и риск стоят куда больше.

Он откинулся на спинку кресла.

– Я плачу своим людям нормально. Ты будешь получать полторы тысячи в месяц. Подъемные – тысяча. Купи себе хороший костюм, галстук – Константин знает, где это сделать в разумные деньги…

Мне показалось, что я ослышался.

– Полторы тысячи долларов? – уточнил я.

– А то! – усмехнулся Виктор. – Чувак, не позволяй оскорблять себя, соглашаясь получать мелочь! Я хорошо плачу своим людям, Костя не даст соврать, но и спрос будет серьёзный. Подходит?

Повисла тишина – не менее напряжённая, как тогда, в горах, перед тем как мы попали в засаду… Ощутив на себе цепкий взгляд Виктора, я твёрдо кивнул:

– Подходит. Я готов!

Виктор встал и неожиданно протянул мне руку:

– По рукам. Завтра в девять жду тебя здесь. Познакомишься с ребятами из охраны и сразу займёмся делом.

Я тоже поднялся и крепко пожал твёрдую ладонь бизнесмена. Никак не ожидал, что с ходу получу здесь такие деньги, Виктор, похоже, тоже остался доволен.

– Спасибо за доверие, – произнёс я на прощанье.

– Свою благодарность ты покажешь делом, – жёстко отозвался Виктор, кивнув на прощание. – До завтра. Маша проводит тебя в кассу – получишь подъёмные.

И он снова потянулся к интеркому.

На улице пахло приближающимся дождём, и я вдохнул полной грудью прохладный влажный воздух. В груди у меня поднимались одновременно облегчение и азарт: я получил работу – не подачку, а настоящее дело, где пригодятся мои навыки, а простор для карьерного роста, как уверял меня Костян, был просто безграничен. А еще я получил очень важный урок.

Не стоит размениваться на мелочи.

Я навсегда запомнил этот урок. И теперь спокойно глядя в глаза молодого дворянчика швырнул монету ему обратно и произнёс на чистом французском:

– Мне следовало бы считать себя оскорбленным, если бы я не был осведомлен, что вы, месье, находитесь относительно меня в плену заблуждения!

Глаза Левицкого раскрылись от изумления. Ведь я, арестант с рязанскою рожей и в обычной серой робе, говорил с ним по-французски.

Трудно передать словами ту перемену, которая случилась с бедным Левицким буквально на протяжении нескольких секунд. Если до того он совершенно не замечал моей укутанной в серый халат фигуры, смотрел сквозь меня, будто я был стеклянный, то теперь он глядел на меня круглыми от изумления глазами.

И только я собрался продолжить, как впереди раздался шум крики, и все шедшие каторжники замерли, и вытянули головы вверх пытаясь рассмотреть произошедшее, а солдат охранявший меня ухватил меня за плечо и потянул в сторону кандальников.

Примечания