Как завещал Великий…

В очередном романе Дмитрия Шуйского мы продолжаем следить за перипетиями судеб его героев. Автор погружает нас в водоворот удивительных событий, которые происходят вокруг двух конкурирующих корпораций, их руководителей и сотрудников.

Интриги, людские пороки, запретные связи, страшные преступления, семейные узы и козни врагов. Вся гамма человеческих чувств – через толщу времени. Какие еще секреты и предсказания всплывут наружу? И при чем тут… переселение душ? Следите за сюжетом!

Моя благодарность всем, кто вдохновлял и поддерживал: жене Надежде, внуку Лёвушке, сестре Ольге, Валентине Петровне Лаверовой, сыну Вячеславу

Предисловие

Этот роман – продолжение серии «Бессмертная душа». Первую книгу из этой серии под названием «Света, я вернулся!» я закончил в

декабре 2019 года.

Роман рассказывал о Василии Свешникове, его недолгой жизни и гибели в результате автомобильной катастрофы на гонках в «Формулы-1» в Сочи: он был пилотом российской команды. Вероятнее всего, гибель Василия была подстроена его бывшим сокурсником и механиком «Формулы» Эдуардом Кузинским с подачи главы московского подразделения международной корпорации «Вера» – «Йога-Центра» – Амрита Сингха. Оба преследовали свои интересы: Кузинский получил в жены бывшую невесту Свешникова – красавицу Светлану, а Амрит – бессмертную душу Василия Свешникова, которая после смерти ее владельца пережила реинкарнацию, стала совершенной и вселилась в новорожденного младенца Петю Манохина.

Помимо этих персонажей в романе есть и другие действующие лица. Читателя повеселят приключения экстравагантного и непредсказуемого Арнольда Самуиловича Упертого. Без таких людей жизнь была бы скучна и блекла.

Шамсутдин Анварович Мургасян – основатель и бессменный руководитель Корпорации информационной безопасности «The Victory Herald». Он достиг всего собственным трудом, но нельзя сказать, что все доставалось Мургасяну легко. Его компания расширилась и даже открыла головной офис в Нью-Йорке. И все бы было бы хорошо, да нашла коса на камень: ему перешел дорогу Амрит Сингх. Клиенты корпорации переметнулись к конкуренту и возвращаться не собирались.

Но главное во всей истории – то, как Амрит Сингх долго и целенаправленно готовился к своей основной работе в Москве. Работа эта заключалась в поиске и работе с душами людей, живущими в телах наших современников. Полученная от них информация была эксклюзивной и непредсказуемой. Из какого именно времени прибыла душа? Из прошлого, будущего или из нашего времени? Одна из главных особенностей души, живущей в нас, в том, что она обладает особенностью помнить буквально все о своей прошлой жизни. Человек может что-то забыть, а душа – нет.

В новом романе «Как завещал Великий…» вас ждет развитие историй наших героев. Вроде бы ухвативший счастье за хвост Амрит Сингх не понял одного – конкуренты не спят и готовят козни корпорации «Вера» в Москве. Основные решительные действия на этом поле предпримет Президент корпорации информационной безопасности «The Victory Herald» Шамсутдин Мургасян.

Свою роковую роль в этой игре сыграет Арнольд Самуилович Упертый, глава строительной компании «ПоСтройка!». Конец книги описывает трагедию Амрита Сингха, допустившего роковую ошибку – Держи друзей рядом, а врагов – еще ближе!

В планах автора – третий том романа под рабочим названием «Постфактум». Следите за развитием сюжета!

В избе стояла тишина, и висел полумрак. Затянутое мутным бычьим пузырем небольшое подслеповатое оконце с трудом отображало ясный летний день, стоящий на дворе. Внутри пахло старыми березовыми вениками, давнишней затхлостью, керосином и кислой брагой. Убранство горницы было нехитрым: вдоль бревенчатых закопченных стен виднелись тесовые темного дерева кондовые скамьи, слева от входной двери стояла беленая русская печь, а в предназначенном для нее отверстии сиротливо торчала проржавевшая труба от самовара…

На потемневшем от времени и грязи полу стоял простой деревянный стол, а за ним перед кружкой с брагой одиноко сидел средних лет мужчина. Вернее, лет ему было эдак за пятьдесят. Давно не мытые длинные волосы сосульками свисали по бокам от пробора прямо посередине головы, единственным украшением для них служил тонкий кожаный ремешок с причудливым орнаментом. На его видавшей виды темно-красной атласной рубахе красовались пятна грязи различной степени свежести, из повседневных штанов выглядывали крупные мосластые ступни, слегка покрытые редким рыжим волосом.

Выразительные темно-карие глаза во впалых глазницах выражали вселенскую грусть и смотрели в пустоту. Чувственный и изящный с горбинкой нос подчеркивали тонкие губы с неухоженными усами и редкой бородкой.

На столе стояла видавшая виды потемневшая большая серебряная тарелка, и даже не тарелка, а блюдо с нехитрой снедью: нарезанный крупно тамбовский окорок, несколько нечищеных вареных картофелин, половинка репчатого лука, куски ржавой селедки пряного посола, с которыми соседствовали ее же шкурки и рыбьи кости, наломанный подовый ржаной хлеб и несколько пучков петрушки и укропа. Аромата в атмосферу добавляла старая чадящая керосиновая лампа на столе. Света от нее было немного, а вот копоти – порядочно. Завершала картину деревянная солонка с забытым в ней вареным яйцом.

– Та-а-ак, – негромко выдохнул сей персонаж, поднял правой рукой тяжелую деревянную кружку, запрокинул назад голову и стал зычно пить из нее. На небритой шее двигался кадык.

Сосуд он опорожнил за пять глотков и громко поставил кружку на стол. Захрустела луковица, хорошенько сдобренная солью, ей компанию составил нечищеный кусок селедки: мужчине было уже все равно, как и чем закусывать.

Он отер рукавом усы и бороду от остатков бражки и хрипло прокашлялся в пустоту:

– Эй, есть там кто?!

Ответом была тишина, и это его не сильно озадачило. Далее в ход пошел деревянный молоточек, который ударил в небольшой гонг на столе слева от серебряного блюда. После третьего звука деревянная дверь визгливо, со скрипом отворилась, и в горницу осторожно вошел небольшой кургузый босой мужичонка в косоворотке, подпоясанный веревкой. Штаны ему были коротки и не закрывали лодыжки. Он был альбиносом: светло-серые глаза с белыми ресницами ярко выделялись на круглом простоватом лице.

Мужичок осторожно сделал три шага и остановился на почтительном расстоянии от стола, ибо хозяин был резок и непредсказуем: давеча кинул в него куриной косточкой.

Оба молчали: хозяин забыл, что хотел молвить, а мужичок ждал приказаний.

– Ладно, иди, – раздраженно пробормотал сидевший за столом, – потом позову.

Мужичок, было, повернулся и хотел выйти…

– Стой!

Мужичок сгорбился, вжал голову в плечи и осторожно, вполоборота, повернулся к столу – в него ничего не летело.

– Брага еще есть? – икнул хозяин, ковыряясь вилкой в зубах.

– Да.. да.. да, конечно, – зачастил мужичок.

– Дык неси, чо стоишь-то. Кру-у-угом! Бего-о-ом, марш! – зычно, по-командирски гаркнул хозяин. Вместо мужичка на полу остался лишь его мокрый след.

Дверь еще не закрылась, а там уже засуетились голоса:

– Глашка, блядь! Где брага? Неси, сука, сюда! Хозяин велел… Как нет…!? Убью, скотина, – послышался женский визг, – поищи под лавкой в прихожей, там есть…

В окружающей обстановке ничего особенно не изменилось, за исключением того, что отрешенный ранее взгляд хозяина попытался стать осмысленным, и это почти ему удалось… Однако, реальность была зыбкой и утекала от восприятия как песок между пальцев. Он тряс головой, но это не помогало.

Мужчина еще раз предпринял попытку осознать себя и понять, где он и что с ним происходит. Ведь он не должен был быть в этом месте, да и брагу он не любит, но почему-то пьет…

«Что произошло? Где это я?».

Он хватался за островки воспоминаний, но это была не земля, а плавающие сгустки торфа с растущими на них чахлыми деревцами и кустарником. Вот мимо промелькнул черный лимузин, дверь автомобиля открывал… элегантный козел во фраке… В кафе заказ принимала русалка, от которой сильно пахло просроченной селедкой… Он даже потрогал ее склизкую чешую и… нарвался на осуждающий взгляд от водяного с соседнего столика… Густо пахнущая березовым листом, жаром и звонким девичьим смехом парная отпечаталась веником на его ягодицах, и он закрыл глаза, нежась в аромате русского ядреного кваса с раскаленной каменки…

«Вниманию пассажиров рейса 230БЭ, – продекламировал женский автоматический голос, – ваш рейс задерживается по погодным условиям…». «Вот же гады! – пробормотал дребезжащий старческий голос рядом с ним. – Трофим Семенович, вы – то как здесь оказались, в аэропорту JFK? Это же Нью-Йорк, Штаты…».

«А ты, мужик, не отвлекайся от своих грез, – проскрипел сосед по этажу, – что хочу, то и делаю…».

«Эй, Трофим, постой, не уходи… Я себя не помню, скажи мне хоть, как меня зовут».

Взгляд его расплавленных глаз он не выдержал, прикрыл веки.… Прошелестел шепот: «Шамс»… «Солнце» – на арамейском так звучит. «Солнце… Я и солнце… Не понял…».

Его грезы прервал шум.

За дверью послышалась возня и легкий девичий вскрик. Мужчина отвлекся от своих сумбурных размышлений. Послышался скрип несмазанных петель, и в горницу, наклонясь под низким косяком, вплыла мощная, крепко сбитая, розовощекая и пышногрудая девица с озорным взглядом. Была она босой и в русском сарафане, декольте ее было бездонным, и падать туда можно было вечно.

Прямо перед собой она держала початую бутыль с прозрачной жидкостью, заткнутую обломком кукурузного початка, а к шикарной груди прижимала банку с огурцами.

Шлепая изящными ступнями по полу, она медленно, тысячетонным сухогрузом приближалась к столу – как к причалу.

Мужик за столом заворожено наблюдал за этим действом, его челюсть отвисла, руки уперлись в стол, приподняв уставшее от возлияний тело. Взгляд утонул в той ложбинке, мимо которой ну просто не может просто так пройти любая особь мужеского полу, и дева заметила это. Она наклонилась к столу, поставила гостинцы на стол, а потом и сама легла животом на столешницу, взяла голову хозяина и утопила ее в своем таинственном убежище. Она завладела им: когда играют гормоны – голова не думает.

Он глубоко вдохнул терпкий запах разгоряченного женского тела – немытого, по меньшей мере, дней пять – и внезапно протрезвел. А может быть и нет, но вернулся уровнем выше, как это бывает в компьютерной игре, и отмотал пленку назад.

Такому обстоятельству он удивился, потому как думал, что существующий для него мир изменить по его воле невозможно. Ему вдруг вспомнился анекдот, рассказанный ему… «помощником»? Кем…? Каким еще помощником? … Но он был еще слаб, и статус этого человека остался для него неуловимым. И вот голос мужчины, подобострастно дрожа (почему подобострастно, не понимаю), начал вещать:

– Утром на работу пришли два мужика. Один из них рассказывает: «Мне сон такой идиотский приснился, что я бегаю по городу неизвестному, бегаю… и никак не могу остановиться, всю ночь пробегал. Утром проснулся – все болит, как будто мешки таскал». Другой мужик говорит: «А мне приснилось, будто я кувыркаюсь с классными молодыми тетками, и здорово мне так, приятно…». «А чего ж ты меня не позвал?» – спрашивает первый.

«Да я тебя звал, звал, да бесполезно – ты, дурень, все бегал, круги нарезал и ничего не слышал».

Грустно стало мужику и не смешно. Но сюр продолжался, и в этой реальности в дверь заходил пастух Яромир, одетый в холщовые штаны, косоворотку и лапти. Свернутый плетеный кнут из телячьей кожи был заткнут за кушак.

Вместе с ним в горницу ворвался свежий деревенский воздух, неся аромат навоза, дыма и стойкого мужского пота.

– Хозяин, – молвил пастух с каким-то иностранным акцентом, неуловимым и непонятным. А может быть, не акцентом. Может, говор был у него такой странный.

– Ты это…. не лезь к Амриту. Плохо тебе будет, плохо…

Последние слова пастух проговорил как-то вяло и равнодушно, как будто был ретранслятором чужой воли.

И на этом месте Шамсутдин Мургасян, Президент Корпорации информационной безопасности «The Victory Herald», проснулся и открыл глаза. Из-за плотных штор в спальню пробивался рассвет. Зеленые цифры на настенных электронных часах показывали 04:47. Он закинул руки за голову:

«Странный был сон, очень странный. Обычно я сны не запоминаю, как-то не получалось это у меня, какие-то обрывки видений оставались, но объединить их в единое целое у меня никогда не получалось, а тут… Прямо как будто фильм со своим участием посмотрел, только внутри сна не понимал, что главный герой – это я. И как ни странно, мне запомнился почти весь сон: и изба, и брага, которой, кстати, я ни разу в жизни не пробовал, и ужасающий интерьер внутри, что вообще не соответствовало представлениям о порядке в жилом помещении, и тщетные попытки осознать себя, то есть идентифицировать свою личность».

Но самое настораживающее заключалось в последних словах пастушка. Почему именно пастушка направили передать ему это предостережение?

А, собственно говоря, это мог сделать кто угодно, образ не имел никакого значения.

«А вот последний почти прямой намёк на Амрита я запомнил: «Не лезь к Амриту. Плохо тебе будет, плохо…».

Шамсутдин почесал кончик носа.

«Когда-то, в начале девяностых, я увлекался книгами Карлоса Кастанеды и там вычитал об искусстве управляемого сна. Я понимаю, что в своем сне я ничем не управлял, да и не знаю, как это делается, но вот то, что со стороны мой сон контролировали и вели, – могу догадываться. Иначе как сделать во сне целенаправленное предупреждение тому, кто видит это сновидение, да и еще заставить человека запомнить его? Это дело рук мастера, и я даже подозреваю, какого».

«Хотя… Это, может быть, и неплохо – знать о внимании к тебе твоего соперника… или нет – противника, если не врага, – продолжил мысль Шамсутдин. – Несомненно, здесь есть несколько способов решить задачу, но пока ни одного положительного решения для себя я не вижу. Науськать на него ребят из спецслужб?… Да вряд ли, это не их поле работы: подумаешь, йог какой-то перешел тебе дорогу! Нет, не получится. Бандиты?… Нет. Сразу исключается – слишком топорно действуют ребята, да и покровители, по-видимому, у Амрита серьезные, и здесь могут быть последствия, скажем так, нехорошие. Ну не взять его, ни на чем не взять… Ведет достопочтенный образ жизни, молодая жена, дочь-малютка, ни в чем не замешан… Тупик какой-то получается…

А вот если пойти с ним на беседу, а? Как говорится, приоткрыть забрало и прощупать почву? Просто не вижу другого способа с ним посотрудничать. Надо будет с Советником переговорить».

Шамсутдин вылез из-под теплого одеяла и пошел в туалет, не переставая думать о решении проблемы даже в тот момент, когда струя желтоватой жидкости звонко полетела в унитаз.

Машинально смыв воду, он ополоснул руки, вытер их полотенечком и босиком прошлепал на кухню. Часы на стене показывали 5.20 утра, но ото сна уже остались только воспоминания и напоминания.

Воскресное утро уже началось, но радости не принесло. Нерешенная проблема висела камнем на душе, свербела в мозгу и спать полноценно не давала. Август закончился, лето прошло, как будто его и не было, да и нормального отдыха Шамсутдин Анварович себе не позволял, давно уже не позволял.

Кофе-машина, попыхивая парами, налила в кружку любимый им «Американо», обеденный стол на кухне был обширен и пуст. Кружка с ароматным напитком, источающим аромат кофе, перекочевала на блюдечко, а затем в торец стола, где на стуле и устроился хозяин в трусах и майке. Стояла полная тишина, только что прекратил работу компрессор холодильника, хотя внутри него что-то еще неторопливо булькало и переливалось. Герметичные окна не пропускали шум с улицы, солнце уже осветило город, но его лучи до квартиры еще не добрались. В безоблачные дни ранней осенью, что уже стояла на дворе, это случалось часов в семь-восемь утра.

Потихоньку прихлебывая и смакуя напиток, Шамсутдин задумался над своим сновидением. То, что в его конце ему практически открыто поступило предостережение, было ясно. Но весь антураж деревенского быта с его местечковым колоритом – вот это что было? Что? Намек на отдых? Возможно, и так. И вдруг, осознав проблему своей усталости, и – как следствие – время от времени проявлявшейся нервозности и срывов в общении с подчиненными и близкими Глава корпорации принял решение съездить куда-нибудь на парочку недель, развеяться, отдохнуть… «А деревня… Интересный намек, – про себя ухмыльнулся Шамсутдин, – интересный. И этот йог совсем непрост, витиеват и ажурен. В лоб брать его нельзя, рога могут обломать. Да уж».

Он огляделся вокруг и нажал кнопку «вкл.» на телевизионном пульте.

Через секунду на экране появился экономический обозреватель телеканала РПК, он стоял в студии и на трех экранах сзади комментировал рост американской валюты на фоне снижения котировок нефти на бирже в Лондоне. И только сейчас, спустя несколько лет знакомства с этим вообще-то неплохим каналом, Шамсутдин вдруг задумался над аббревиатурой в правом верхнем углу экрана – «РПК». Он расшифровал ее для себя как «Ручной пулемет системы Калашникова» и усмехнулся совпадению. Ведь работу некоторых телеканалов воистину можно сравнить с информационным оружием, поэтому некоторые из них вполне могут использовать аббревиатуры типа «АК», «РПГ» или «ПМ».

Хотя… развлекательное телевидение он не смотрел. Он интересовался только Bloomberg Television или BBC-2, и вот этим российским РПК, да и то только ради информации по котировкам акций и из-за финансовых новостей. А вот музыку он любил, особенно CoolJazz: она придавала настрой на продуктивную работу, способствовала мыслительным процессам, которые были не чужды нашему герою.

И еще одна мысль витала у него в мозгу и не давала покоя: слишком уж хреновая ситуация сложилась для его компании, но совсем не повлияла на положение конкурента, то бишь «Йога-Центра» во главе с известным ему индийцем Амритом Сингхом. Ну да, ну да, умники с горящим взглядом могут, глубокомысленно закатив глаза, туманно сообщить, что мол, если из одного места убыло, то в другом месте прибыло, и этот факт неоспорим.

А что, если в одном убыло, а в другом ничего не изменилось? То куда делась потеря? Ась, умники вы наши? Ась? Не слышу… И сказать-то вам нечего, нечего. Много мозгов не надо иметь, чтобы долдонить умные цитаты, не понимая самой сути произошедшего.

А вот насчет убыли, а именно утечки…. Утечки? Утечки информации из компании! И именно из моей! Вот оно, недостающее звено в цепочке размышлений, это то, что надо узнать и начать копать в этом направлении.

Шамсутдин задумчиво встал из-за стола, и, не допив кофе, совсем не обращая внимания на то, что до сих пор ходит по квартире неодетым, медленно пошел в свой кабинет к компьютеру, включил его и стал меланхолично ждать его загрузки. Программа попросила его приложить палец к сенсору.

Ранее, при настройке входа в систему, Шамсутдин долго прикидывал и думал – какой же, все-таки, палец правой руки сделать основным? В конечном итоге для ключа он зарегистрировал безымянный палец, чему был безмерно рад, потому как считал, что надежно обезопасил свои данные от взлома, потому как статистика свидетельствовала – большинство людей используют в этих целях большой палец правой руки, либо указательный.

И сейчас, находясь в растрепанных чувствах, он, не обратив внимания на эту тонкость, прижал к сенсору большой палец, точно также как он делал это на работе. Динамики издали звук тревоги и на экране дисплея он прочел надпись:

«У вас осталось еще две попытки».

Очнувшись от раздумий, Шамсутдин хмыкнул, прижал к сенсору нужный палец и, наконец, вошел в компьютер.

Компьютерный столик стоял справа от окна, а слева, с другой стороны, о себе сиротливо напоминала беговая дорожка, около нее лежал коврик для занятий, а также две разборных гантели по 16 килограмм каждая. Повернув голову, Шамсутдин мысленно осудил себя за то, что матушка-лень победила в нем стремление к физическому самосовершенствованию, но тут же оправдал себя загруженностью по работе и продолжил поиск папки с докладами службы безопасности корпорации за август.

Холодок от приоткрытого окна неуютно обдувал голые ступни на покрытом лаком дубовом паркете. Он крякнул, пробормотав вполголоса:

– Всё-таки, надо пойти одеть чего-нибудь…

Натянув на себя махровый халат, Шамсутдин надел тапочки и вернулся на рабочее место.

Минут двадцать он изучал отчеты различных служб корпорации и понял, что причину надо искать у себя в корпорации, внутри. В подтверждение его догадок в памяти тут же всплыла прошлогодняя встреча в Нью-Йорке с однокурсником.

* * *

Именно тогда, где-то в середине сентября, к нему в Нью-Йорк приезжал один его закадычный друг, однокурсник Серега Самсонов. Потрясный парень – очень открытый, контактный, «наше солнышко», как называли его друзья. В институте ростом он был выше всех однокурсников, и его вихрастая, с соломенного цвета волосами голова, сразу же выделяла его среди студентов.

Зеленые глаза в обрамлении шикарных пушистых ресниц, россыпь мелких веснушек на щеках вокруг тонкого чувственного носа с горбинкой, вьющиеся светло-русые вихры сводили с ума всех девушек курса. Они даже подруг приводили посмотреть на этакого красавца. Но по какой-то непонятной причине Серега игнорировал это внимание, не замечал факультетских красавиц, прямо-таки выпрыгивающих из штанов (или юбок?), чтобы привлечь его внимание. Они делали немыслимые прически, носили платья с оборками вызывающих расцветок, выставляли напоказ свои стройные, обтянутые черными со стрелками колготками ножки. Но все было тщетно – реакции от объекта обожания они не получали, но других пчел на этот мед привлекли. Индифферентное и странное поведение Сереги сильно обижало слабую половину факультета. И вся их нерастраченная любовь перешла на его друзей и приятелей, которые были тому еще как рады.

И вдобавок ко всему, знания ему давались очень легко. Все схватывая на лету, он удивлял окружающих.

– Умница! – обыкновенно говорили о нем преподаватели иностранных языков, – сразу все понимает и запоминает, просто молодец!

А языки в МГИМО изучали не только европейские типа английского, французского, испанского и итальянского, но и такие экзотические, как амхарский, японский, суахили, пушту-дари, не говоря уже об арабском, китайском или фарси.

Преподаватель амхарского языка Яна Вадимовна Кириченко, молодая симпатичная брюнетка лет двадцати семи, подпала под очарование Сергея не только потому, что он был смазливым и обаятельным (хотя и это сыграло свою роль), но и из-за того, что он слету схватывал новые слова, а предложения на этом африканском языке строил очень правильно, блистая произношением. Во время урока амхарского в аудитории стояла дружеская атмосфера. Яна Вадимовна не отрывала глаз от студента, улыбка не сходила с ее милого лица, она упивалась моментами общения с ним, хотя злые языки поговаривали, что происходило это и вне стен института. Но на то они и злые, чтобы иногда выдавать желаемое за действительное. Однако вся прелесть момента заключалась в том, что Яна Вадимовна была замужем, хотя мужа видела нечасто: он был геологом и пропадал в командировках месяцами. И сейчас, как мы уже видим, совершенно зря, ибо в русском фольклоре есть пословица: Муж по дрова, а жена – была такова».

Но Шамсутдин, как близкий ему товарищ и однокурсник, догадывался об их истинных отношениях. А, если сказать более точно, все знал, но хранил это в тайне.

В прошлом году осень в Нью-Йорке стояла теплая, сухая и безветренная. Вечер пятницы в небольшом городке Монклер – можно сказать, в пригороде мегаполиса – выдался спокойным и тихим. Да и как этому городку таким не быть – ведь здесь, после бешеной суеты Большого Яблока в конце рабочей недели находили отдохновение белые и синие воротнички, успешные предприниматели и деятели современной американской культуры. Эта тихая гавань для измученных душ находилась всего-навсего в двадцати милях езды от Нью-Йорка.

По одной из улиц города, затененной старыми дубами и платанами, бесшумно ехал белый Cadillac с характерным шильдиком на никелированной решетке радиатора. Бронированные темные стекла лимузина не давали возможности рассмотреть его пассажиров, да и кому это было надо…. Никому. Улица была пустынна, пятничное марево полностью заполняло пространство, оно было настолько ощутимым, что физически напоминало прогулку в бассейне, наполненным горячей водой. Каждый шаг в мареве доставался с неимоверным трудом.