Семейные тайны. 11 книга. От любви до ненависти

– Дурак, ой дурак, – повторял Поликарп, – Убил, ой убил…

Ухват выпал из его рук. Старик подошел к иконам, его губы беззвучно шевелились. Красные, подслеповатые глаза наполнились слезами. Он упал на колени и, крестясь, забормотал:– Иисусе, спаси и сохрани раба твоего Николая.

Чо вы шум развели. – С печки на них смотрела старуха

Дитятку своего они отдали в руки чужие, а сами спят как агницы. – Простонал старик.

Старуха с трудом слезла с печки и, не веря своим глуховатым ушам, подошла к люльке. Но, увидев, что та пуста, залилась слезами.

Что ты наделал сынка, что наделал ты же …– она замолчал и снова заплакала.

Я ему жизнь спас, вот что я сделал.

Ты не спас, ты,… где твой крест? – Вдруг в ужасе спросил Поликарп

Поликарп хотел, что – то сказать, но передумал, давно он скрывал тайну. Но, а сейчас пусть тайна останется тайной. Он не хотел, чтобы другие дети пострадали. Двадцать три года назад молодой Князь Репнин Алексей Михайлович, морской офицер, приехавший на побывку, он был завидной партией для многих девушек, но его сердце было неприступно, влюбился в молодую горничную своей маменьки. Так влюбился в девушку, что ушел из дома, бросил службу, зарабатывал тем, что в городе давал уроки фехтования, да учил купеческих детей. Прожив, со своей ненаглядной три года вернулся обратно в дом к родителям. Он вернулся не один, маленький трехмесячный сын Борис был с ним. Но горе сломало его по утрате умершей при родах жены, и вся его жизнь оказалась в маленьком сыне, это была его жизнь, любовь, воздух. Михаил Степанович простил сына, но сначала приказал избавиться от новорожденного внука. Алексей Михайлович, однако, отказался, пригрозив отцу уходом из дома. Екатерина Сергеевна, чахоточная жена Михаила Степановича, уже третий год прикованная к постели, после ухода сына, в слезах и мольбах уговорила мужа оставить ребенка. Михаил Степанович не хотел ссориться с единственным и любимым сыном, понимая, что даже угроза лишения наследства не заставит его отказаться от младенца. К тому же, он боялся, что спор может сгубить и любимую жену.

И тут помощь пришла неожиданно. Михаил Степанович случайно услышал разговор двух служанок о том, что сын кухарки тяжело болен и уже четвертый день находится на грани смерти. В голове у него созрел план.

Глубокой ночью он подъехал к дому кухарки. Сначала он просто хотел убедиться в правдивости слухов, но, войдя в дом, услышал плач женщины и понял, что ребёнок умер. Поморщившись от спертого воздуха и щипавшего глаза дыма, он вошел в избу. При слабом свете лучины он увидел женщину, сидящую с мертвым ребёнком на руках, и мужчину, Поликарпа, опустившего голову на лавке. Они даже не услышали, как он вошёл. Только когда Михаил Степанович потряс Поликарпа за плечо, тот очнулся и, подняв голову, недоуменно посмотрел на барина. Приказав Поликарпу ждать, Михаил Степанович сел на лошадь и поскакал в сторону усадьбы.Всю дорогу он благодарил судьбу за то, что сын сейчас в городе, а дочерей кухарки мать отправила к соседям. Кроме Поликарпа, кухарки и его самого в доме никого не было. Михаил Степанович готов был торжествовать – фортуна явно ему благоволила.

Приехав в дом, он вошел в детскую и застал няньку мальчика спящей. Младенец проснулся и плакал, а она спала. Завернув внука в пеленки, Михаил Степанович вернулся к Поликарпу и приказал отдать ему мертвого ребенка, отдав взамен своего внука. Поликарп, безутешный в своем горе, быстро сообразил, какую выгоду ему это сулит, и согласился. Он переодел своего сына в барские одежды, а с маленького барина снял крестик и спрятал его до поры до времени. Да и сам Михаил Степанович забыл об этом старинном родовом крестике, хранящем старую тайну. В верхнем орнаменте креста, где сплелись в узорах два коня, был герб семьи Репненых.

Михаил Степанович, крадучись, словно тень, пробирался по дому, скрывая страшную тайну. Он подменил детей и, словно наложив заклятие, приказал кухарке и её мужу молчать. В доме воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра за окнами – безжалостная сила природы, словно протестующая против сокрытой правды.

На следующее утро, с первыми лучами солнца, испуганная нянька подняла крик, разбудивший всю деревню. Её голос, полный паники и отчаяния, эхом разнесся по узким улочкам, словно предвещая нечто зловещее, что невозможно скрыть. Михаил Степанович, проведший бессонную ночь у камина, прислушиваясь к гудению августовского ветра, понимал: все кончено. Ветер шелестел в трубах, словно шепот мрака, а дом был наполнен тишиной, давящей своей тяжестью.

Когда вызванный доктор поднял безжизненное тело мальчика, его лицо оставалось бесстрастным, словно маска. В сердце же Михаила Степановича бушевала буря. Он с трудом сдерживал слёзы, боясь, что раскрытая тайна вырвется наружу. Не дожидаясь возвращения сына, он приказал готовиться к похоронам и, словно древний фараон, предал тело земле в фамильном склепе – холодном, мрачном, пропитанном стариной и тайнами. Могильная земля, поросшая мхом и вьюнками, казалась живой, шепчущей невидимые слова, а тишина вокруг молила о прощении.

Алексей Михайлович, безутешный и сломленный, покинул деревню, унося с собой тяжкое бремя горя. Через пять лет он женился на графине Голубевой, и их жизнь потекла по новому руслу, унося старые печали.

В деревне остались лишь тени прошлого: Поликарп и кухарка, хранящие тайну, словно драгоценный клад. Они верили, что однажды Алексей вернется и узнает правду. И в их сердцах теплилась надежда – маленькая искра, способная разжечь огонь освобождения. В те дни природа словно затаила дыхание. Солнце, медленно скользя по небосклону, раскрашивало облака в нежные оранжево-розовые тона. Тихий шелест ветра напоминал о вечной борьбе жизни и смерти, а лес за деревней шумел, словно живое сердце, бьющееся в унисон с древними тайнами, сокрытыми в недрах земли. Вся эта картина дышала одновременно красотой и жестокостью, подобно самой судьбе, не дающей покоя.

Лишь когда Ивану исполнилось девятнадцать, его женили. Поликарп решился приоткрыть завесу тайны – совсем чуть-чуть, словно приоткрывая крошечную щелку. Он отдал Ивану крест, говоря, что это его судьба. Но он не ожидал, что Иван отдаст сына. Теперь же доказывать что-либо не имело смысла – главного доказательства больше не существовало, креста не было.

Поликарп решил окончательно похоронить тайну. Он опустился на лавку и тихо, по-стариковски заплакал. Сползшая с печки старуха примостилась рядом и присоединилась к его горю. Ефросиния и Иван, сидя на полатях, хмуро наблюдали за ними. Иван вдруг осознал, что поступил правильно, но промолчал, оставив свои мысли при себе. Ефросиния всю ночь молилась о здоровье и благополучии своего сыночка. Но сейчас её терзали сомнения – не совершили ли они ошибку? Впрочем, пути назад не было, дело было сделано. Теперь она лишь молила о том, чтобы никто и никогда не вспомнил о рождении их ребенка. Хотя на это едва ли стоило надеяться.

*****

Андриан Вилентьевич, управляющий Рапниных, проснулся с первыми лучами солнца. Потянувшись, он с хрустом в косточках и сладостным зевком откинул одеяло. Вылезать из теплой постели совсем не хотелось. Худенький, сморщенный мужичок с редкой, куцей бородкой больше походил на лешего. В деревне его так и звали – «Лешак». Но Андриан Вилентьевич лишь посмеивался: прозвище ничуть не мешало ему вести дела и, чего греха таить, кое-что припрятывать на черный день.

Потягиваясь, он подошел к кадке с водой. Отпив холодной родниковой воды, крякнул и вытер рот рукавом. Взгляд его упал на стол, где лежала переписанная им Ревизская сказка. Он уже внес всех умерших и родившихся, но вдруг вспомнил: Иван спрашивал о сказке три дня назад. А ведь тогда, кажется, говорили, что у него сын родился? Лихорадочно перебирая бумаги, Андриан ничего не нашел. Тогда он бросился к постели, где в куче одеял спала Гликерия, пышнотелая дворовая девка.

Он начал расталкивать её, но Гликерия лишь заворочалась и что-то проворчала. Не выдержав, Андриан попытался сдернуть с нее одеяло, но напрасно – Гликерия не желала расставаться с пуховым теплом. Раздосадованный, он со всей силы ударил по тому месту, где была её попа. Эффект оказался обратным: поднялась пыль, и раздался звук, похожий на лопнувший живот коровы, надуваемый мальчишками. Гликерия заворочалась, села на кровати и, протирая глаза, спросила:– Чаво кричишь?

– Ефросиния родила?

Зеленоватые глаза Гликерии мгновенно проснулись и округлились.– Пятый день уж пошёл.

Она недоумённо смотрела, как Андриан лихорадочно одевается, и как хлопнула дверь. Гликерия пожала плечами, сладко зевнула и снова нырнула под одеяло.

Когда Андриан пришел в избу к Поликарпу, ребёнка там не было. Родители молчали, а старик со старухой лишь рыдали. На вопросы о том, где ребёнок, никто не отвечал. Управляющий, не добившись ничего, приказал выпороть Ивана и Ефросинию. Ефросиния умерла под кнутом. Ивана же, после порки, забрили в солдаты. Поликарп ни единым словом не обмолвился о том, кто такой Иван, и приказал своей жене хранить молчание.

***

2015 год апрель

Москва Квартира Фёдора

Они сидели в машине.

– Мои родные попали под обстрел, все погибли. И я, сам не знаю почему, решил вернуться в Москву, туда, где прошло мое детство, – старик осекся, погруженный в туман воспоминаний. – Мой предок, купец Степан Михайлович Рапнин, однажды возвращался с товаром из Индии. На него напали разбойники. Убили, как им казалось, всех, и забрали крест. Но Степан выжил. Он добрался до логова разбойников, сумел выкрасть крест и спасти сына. В пылу погони они упали в реку, и парень погиб. Степан добрался домой. Он так и не решился отдать крест царю, как хотел. А потом посыпались несчастья. Сначала сгорел дом, потом умерла жена. Погоревав, Степан построил новый дом и снова женился. Однажды Дарья, его новая жена, полезла в подпол и случайно нашла крест. Он околдовал ее, заронив в душу жажду обладать реликвией. Но неожиданно вернулся младший сын Степана, Михаил. Увидев мачеху, разглядывающую крест, он рассказал обо всем отцу. Степан, желая избежать греха, решил спрятать крест. После этого Дарья возненавидела пасынка. Михаил сбежал из дома, прихватив из креста несколько камней. Он оказался в Москве, и случайная встреча с Петром Первым подарила ему шанс учиться в Голландии и стать моряком. Он женился, у него родился сын. А мачеха прознала об этом. Сделав маленький крест, она принесла его в дом к Михаилу. Как именно она ему его вручила, я не знаю. Но Алексея Михайловича крестили, и этот крест повесили ему на шею. А потом она стала за ним наблюдать, оставила рядом своего сына, чтобы тот присматривал за ним и потом забрал крестик. Потому что в семье стало еще хуже.

– Поехали домой, здесь как-то неуютно, – предложил Федор.

– Да нет, сынок, не поеду я к вам. Я, считай, все рассказал. Мой предок служил управляющим в барском доме, а вот когда произошла подмена ребенка…

– Подмена? – Фёдор недоуменно уставился на старика.

Тот устало улыбнулся. – Когда к Михаилу Репнину приехал сын на побывку, он увидел и влюбился в горничную матери. А ее как раз собирались выдать замуж. Так парень украл девушку прямо из-под венца и уехал с ней, оставив отцу деньги за нее. А потом, когда его жена умерла при родах, он вернулся к отцу. Тот принял его, но ребенка принять не смог. Когда кормилица случайно уснула, Михаил подменил мальчика на умершего крестьянского сына. Андриан видел, как рос этот парень, как он женился, но не углядел, как тот ребенка новорожденного каким-то чудом спрятал. Мужчину выпороли и забрили в солдаты, а его приемный отец все знал, но молчал. Иван погиб на войне. После того как Андриан Вилентьевич потерял ребенка, все пошло наперекосяк, – старик вздохнул. – Он все знал и все выжидал. Можно сказать, мы были тенью у этого креста. А теперь крест за нами как привязанный ходит. Продадим, а он снова возвращается. Вот так вот…

– Где вас найти? – С надеждой спросил Ашли.

Старик устало покачал головой. – Не ищите меня. Я больше не хочу… не хочу вспоминать. Прощайте.

– Возьмите, пожалуйста! – Ашли протянул ему деньги, чувствуя его отчаяние.

– Спасибо… старуха моя обрадуется, – пробормотал он, отворачиваясь и уходя.

– Я пойду за ним! – тихо сказал Фарид, выходя из машины.

– Иди, Фарид. Семья должна быть вместе… Может, мы скоро к вам присоединимся.

***

Фёдор так и не отправился в Индию. В последний момент его охватил внезапный страх: что, если он раскроет тайну, которую крест хранил так долго? Ему показалось, что это будет святотатством.

– Может, и правда, к черту? – Ашли внимательно смотрел на сына.

Фёдор вздохнул, снова взглянув на крест. -Знаешь, это же все равно крест. Он намоленный, его, наверное, можно освятить. Хотя нет, пусть он вернется туда, где должен быть. – Решительно он отдал реликвию отцу.

Через два дня во дворце с удивлением наблюдали, как хозяин штата Карнак стоит возле огромного портрета раджи и о чем-то размышляет.

А еще через день в квартире Фёдора раздался звонок.

– Слушай, Фёдор, ты знаешь, что на щите написано?

– Что?

– Соединив щит, вы соедините семью на века.

– Ну и шутки у нашего родственничка были, – пробормотал Фёдор. – Просто ухахататься можно. Да, бать, ты помнишь Солдатова?

– Какого Солдатова? – не понял Ашли.

– Ну, он со мной в МГУ учился. Так вот, он мне вчера позвонил и рассказал, что нашел следы Брумы. Оказывается, пацан Петра не погиб. Он каким-то чудом зацепился за кусты пеленкой, его и вытащили. Потом они эту историю рассказывают с придыханием и затаенной грустью, что старуха молилась за Петра всю оставшуюся жизнь.

– Понятно! Надо с ними поговорить,– Ашли поднял голову и увидел Андрея. Тот только вчера приехал в Индию и ходил как в воду опущенный.– Ладно, сын, поговорим потом. Ты узнай, что там еще, и мне расскажешь. А про крест я у батюшки Иннокентия спрошу, может, он что-то с ним сделает.

– Я его буду носить! -Обрадовался Фёдор.

Ашли засмеялся.– Хорошо, ты будешь носить, я не против.

– Ладно, бать!

Ашли выключил телефон и недоуменно смотрел на сына. Андрей уже второй круг наматывал по кабинету, тяжело вздыхал и, казалось, не знал, куда себя деть.– Сынок, притормози немного. А то тут дыру протопчешь.

Андрей вздохнул и опустился в кресло рядом со столом.– Ты помнишь, как я оказался на улице?

– У тебя родители умерли! – осторожно ответил Ашли. – А что случилось? Говори уже, Андрей. В гадалки мне играть некогда.

Андрей зло потер лицо.– Дед мне позвонил!

– Какой дед? – Не понял Ашли.

–Мой родной дед, которому я еще мальчишкой позвонил и сообщил о смерти его сына. А он мне сказал, что у него нет времени этим заниматься, и вообще он очень занят. Я всем им позвонил, они меня послали. Я только не мог дозвониться до… – Андрей замолчал и уставился на фотографию Семёна Артуровича. Он побледнел и сжал кулаки.

– Сынок, ты чего? -испугался Ашли, увидев, как по лицу сына пошли красные пятна. -Тебе плохо? – Он встал и подошел к нему.

– Бать, ты знаешь, кто это? – Прохрипел Андрей.

– Семён Артурович, новый наш родственник. А что… – Ашли замолчал, посмотрел на сына и вмиг всё понял. – Это твой дед?

Андрей кивнул, и лицо его исказилось от злости. – Отец его ненавидел, говорил, что этот человек продаст всех и вся, не моргнув глазом. Да и сыновья у него под стать. Хотя, был один… нормальный, кажется. Имени не помню, а вот этого урода, – Андрей ткнул пальцем в воздух, словно перед ним стоял ненавистный образ, – этого я помню досконально. Фото видел. Старый мерзавец, – Андрей всхлипнул и вдруг разрыдался, – он же своего юриста прислал! Квартиру отобрали, и я оказался на улице! Сволочь! – Андрей рявкнул и грохнул кулаком по столу.

– Так, успокойся, – Ашли сжал сыну плечо. – Он тебе звонил?

Андрея передернуло. – Позвонил, откуда только этот гад мой номер узнал! Сказал, что все погибли, только он с женой остались, и спросил, не могу ли я им помочь. Я его послал куда подальше.

– А может, стоило выяснить, что ему нужно?

– Бать, ты издеваешься? – Андрей недоуменно посмотрел на отца.

– Послушай, сынок, – Ашли взял стул и пододвинул к сыну, сел напротив. – Я повторю слова своего отца: может, надо всё узнать, чтобы потом не мучиться. Прошлое погонит тебя назад, а потом будет поздно.

– Бать, у тебя амнезия была, а у меня её нет, и гнать она меня не будет. Если только ему пулю в лоб всадить.

– Андрей, прекрати истерику, – Ашли тяжело вздохнул, он не представлял, что так сложится. – Я думаю, пусть живет своей жизнью. Я камеру в квартире поставлю, пусть он там сидит и думает, что он самый умный. А мы будем жить своей жизнью. И не позволим прошлому нас сломать. Ты понял меня, Андрей?

Андрей, все еще дрожа от гнева, медленно кивнул. Слезы высохли на его щеках, оставив лишь красные следы. Он посмотрел на отца, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на облегчение.– Понял, бать.

– Вот и хорошо, – Ашли похлопал его по плечу. – А теперь пойдем. Нам нужно поговорить с Фёдором.

Они вышли из кабинета, оставив позади фотографию Семёна Артуровича, которая, казалось, смотрела им вслед с холодной усмешкой. Но теперь эта усмешка уже не казалась такой всесильной. Андрей чувствовал, что впервые за долгое время он не один. И это давало ему силы.

Тем временем, в Москве, Фёдор, размышлял. Он чувствовал, что принял правильное решение. Крест должен вернуться на свое место. А секреты… секреты, возможно, и не так уж страшны, если их не пытаться разгадать силой.

Он посмотрел на телефон. Звонок от отца был неожиданным, но и он принес свои вести. Солдатов, Брума, спасенный мальчик… Мир вокруг него, казалось, начал складываться в новую, непонятную мозаику. И он был готов собрать её, шаг за шагом.

Ашли, уже набирал номер батюшки Иннокентия. Крест, щит, семья… Все эти слова переплетались в его сознании, создавая ощущение чего-то важного, чего-то, что требовало его внимания. Он знал, что впереди их ждет непростой путь, но теперь он был готов к нему. Вместе с родными.

Ашли услышал в трубке сонный голос батюшки Иннокентия. –Прости Михаил, что разбудил. Но у меня вопрос… деликатный.

– Говори. Если дело важное, сон подождет.

Ашли вкратце рассказал о кресте, о сомнениях Фёдора и о своих собственных ощущениях. Он умолчал лишь о звонке Андрея и его деде. Это была другая история, требующая иного подхода.

– Понимаешь, я чувствую, что этот крест… он не просто украшение, не просто элемент щита. В нем есть что-то, что тянет нас назад, в прошлое. И я не уверен, что это прошлое стоит ворошить.

Михаил помолчал.– Крест – это символ веры, Олег. Символ искупления и надежды. Но иногда, – он вздохнул, – иногда вещи, связанные с верой, могут быть использованы во зло. Если вы чувствуете, что крест несет в себе негативную энергию, лучше всего его освятить. Но не просто освятить, а очистить.

– Очистить? Как это?

– Это особый обряд, Олег. Он требует времени и подготовки. Но он может помочь избавиться от негативных влияний, которые могли накопиться в кресте за долгие годы. Привезите его ко мне. Я посмотрю, что можно сделать.

– Спасибо, отец Иннокентий. Я привезу его.

Ашли отключил телефон и посмотрел на Андрея. Тот сидел, молча за столом, уставившись в окно.

– Крест отвезем батюшке Иннокентию, -сказал Ашли. – Он посмотрит на крест. -Андрей кивнул, не отрываясь от окна, – а потом, – продолжил Ашли, -мы будем следить за твоим дедом. Но, ты не подойдешь к нему, и не будешь отвечать на звонки. Но, есть ещё вариант мы можем с ним поговорить и всё узнать. Но как я понял, этот вариант ты отметаешь сразу. Значит первый вариант в силе.

Андрей повернулся к отцу. В его глазах всё ещё горел гнев, но теперь в нём появилась и какая-то решимость.– Хорошо, бать. Как скажешь.

Ашли встал и подошел к окну. Он посмотрел на сад, раскинувшийся перед окнами, где то там шумел город. Индия, страна тайн и загадок. Страна, которая связала их судьбы в один запутанный клубок. Он чувствовал, что они стоят на пороге чего-то важного. Чего-то, что может изменить их жизни навсегда.

Неожиданно зазвонил телефон , Ашли поднял трубку.– Бать я сам отвезу его отцу Иннокентию. – Раздался в трубке голос Фёдора.

Ашли улыбнулся,– хорошо, сын, я привезу его тебе, – он положил трубку и посмотрел на сына. –Сынок, давай ужинать.

*****

25 апреля 2015 года

Москва. Офис.

– И последнее…-Родриго слушал вполуха. Уже полчаса его телефон разрывался от звонков. Он выключил звук, но теперь аппарат в кармане неистово вибрировал, словно рассерженный жук в банке.

– И последнее, -голос прозвучал прямо над ухом. Родриго вздрогнул. Над ним навис Ашли Чаборти, босс фирмы, специально прилетевший в Москву для встречи с руководителями подразделений. Фёдор Фёдорович, главный директор, стоял во главе стола и недоуменно смотрел на Родриго. – Молодой человек, – в голосе Ашли звучало удивление. – Я, конечно, всё понимаю, но когда просят выключить телефоны, это делают все. Сейчас же ответьте!"

– Простите! – Родриго покраснел, чего сам от себя не ожидал. Он вытащил телефон, и после нескольких неловких движений из динамика раздался плач и крик. Родриго включил громкую связь.

– Родриго, Сережу украли! Украли! Почему ты не отвечаешь?!

Родриго лихорадочно выключил телефон и выбежал в коридор. -Светка, что ты несешь?

–Час назад… мы шли… из магазина… у дома… Серёжку схватили… затащили нас в подъезд… и сказали… что если я позвоню в полицию… его убьют… и от тебя требуют… три миллиона долларов."-Светлана снова заплакала.

– Успокойся, я сейчас приеду!– Родриго опустился на пол, не понимая, что происходит.

– Мне всё расскажи!– Рядом с ним на пол присел Ашли.

Родриго непонимающе взглянул на этого человека. Ашли был словно ледяной шторм, способный заморозить всё вокруг. В его взгляде читался холод, пронизывающий насквозь, будто он видел все слабости и использовал их с хитрой улыбкой за спиной. Глаза – черные, как бездонные омуты, в которых можно утонуть, если подойти слишком близко, и в то же время полные скрытых знаний, словно он знал больше, чем говорил. Белокурые волосы были покрашены. Родриго знал ,что Ашли полностью седой. Что и они подстриженные по-военному, строго и аккуратно, служили маской, за которой скрывался человек, умеющий играть по своим правилам. Седые пряди у висков оставлены – знак мудрости, сочетающейся с хитростью.

Но когда Ашли оказывался в окружении детей, его лицо словно преображалось. На новогодней ёлке Родриго видел, как он смотрит на сверкающие огоньки и счастливых малышей, и вдруг превращается в мальчишку – искреннего, радостного и немного наивного, словно суровый воин потерял свою броню и стал просто ребенком, которому интересно всё вокруг.

Ашли был словно соткан из загадок. Казалось, за его суровым обликом скрыты тайны, которыми он не спешил делиться. В его голосе слышалась легкая ирония, а улыбка иногда вспыхивала на губах, будто он всегда знал что-то важное, что другим еще предстояло понять. Кожа, тронутая загаром, говорила о долгих часах, проведенных под открытым небом, а кожаный костюм служил броней, защищающей от мира и одновременно делающей его еще более неуловимым. Высокий, немного полноватый, он двигался в такт своей собственной мелодии, и казалось, что сама природа прислушивается к нему. На руках сверкали кольца – символы власти и силы, но было ясно, что он носит их не ради показухи, а как часть своего таинственного образа, как ключи к давно скрытым секретам. Часы – обычные, советские офицерские, ещё 80-х годов, как сказал Фёдор. Словно он хранил в сердце частичку прошлого. Аккуратная щетина добавляла мужественности и брутальности, и казалось, что за этим фасадом скрывается человек, которому многое пришлось пережить и который умеет держать в узде собственные тайны.

На вид ему было лет 37-40, хотя на самом деле ему было 52. За этим обликом скрывались опыт и мудрость, которыми он делился только с избранными. В его взгляде было что-то притягательное и опасное одновременно – словно магнетическая загадка, которую хотелось разгадать, но которую лучше оставить в покое, чтобы не попасть в ловушку. Когда он окружен своими детьми, его лицо словно оживает. В глазах загорается искра юности, а на губах расцветает довольная улыбка. Он знает, что внутри него таится нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Сердце наполняется особой теплотой и безграничной любовью к своим малышам – он боготворит их всем своим существом. Когда дети рядом, он всегда с ними, не отходя ни на шаг. Малыши обнимают его, цепляются за него, словно не хотят потерять этого надежного и доброго человека. Он же, в свою очередь, не отпускает их, держит крепко, словно пытается навсегда запечатлеть эти моменты счастья в своей душе. Его дети – его источник силы и вдохновения, его личное счастье, и он старается окружить их любовью и заботой, чтобы они чувствовали себя защищенными и любимыми. Особенно малыши – их объятия, их смех и тепло для него как самое ценное сокровище, и он никогда не даст им почувствовать себя одинокими или забытыми.