Буря в стакане беды

Глава тринадцатая

– Спасибо, что согласились сразу поговорить со мной, – поблагодарила я женщину, снимая на крыльце ботинки.

– Стало любопытно, зачем понадобилась детективу, – улыбнулась Анфиса.

– Вы прекрасно выглядите, – не удержалась я. – И это не комплимент. Когда открыли дверь, подумала, что вижу вашу дочь.

– Ее сегодня нет дома, – объяснила хозяйка. – И только одна внучка здесь. Ну еще два кота и три собаки. Муж всех щенками и котятами на улице подобрал. Не бойтесь, животные любят людей и они привиты.

Анфиса открыла дверь в дом, передо мной предстал длинный коридор с дверьми. Мы медленно пошли вперед, попали в круглый холл, вошли в большую столовую. Там в одном кресле лежали в обнимку небольшая псинка и пара кошек. Животные даже не пошевелились.

– Какой чай хотите? – поинтересовалась Фиса. – Кофе в доме нет.

– Выпью любой, – ответила я.

И тут с криком «Ба, я прошла восемнадцатый уровень!» в комнату вбежала девочка лет семи.

– А я на двадцать втором! – похвасталась Анфиса, доставая из буфета чашки.

– У-у-у, – протянула малышка.

Она пошла назад, остановилась, обернулась и сказала мне:

– Здрасте!

– Добрый день, – ответила я.

Девочка удалилась, но почти сразу ее голова всунулась обратно в столовую:

– До свидания!

Я засмеялась и помахала ей рукой.

– Нюся забавная, – отметила Анфиса, ставя на стол чайник, – старается стать воспитанной барышней.

– В интернете о вас скудные сведения, – начала я, – и в основном все это дополнение к биографии вашего мужа, доктора наук, профессора, академика, психиатра Льва Борисовича Зябина. Нет ни слова о детях, внуках. Почему так?

Хозяйка села к столу.

– Супруг – известный ученый, педагог, владелец медклиники и центра реабилитации, мировая величина. А я просто его секретарь, личный помощник, веду домашнее хозяйство – подобный персонаж медиа не интересует. Да еще в соцсетях отсутствую.

– Вашего мужа там тоже нет, – заметила я.

– Есть, – возразила Анфиса. – Просто его аккаунты под другими именами, закрыты. Созданы только для общения с коллегами… Что привело вас ко мне? Удивительно общаться с представителем детективного агентства.

– Вы когда-то работали на хлебозаводе.

Анфиса засмеялась.

– Был опыт. Не собиралась становиться секретарем, но мама во что бы то ни стало решила вогнать меня в нужные рамки. Но у нее получалось плохо. Я с пеленок борец за правду и справедливость. В детском саду наябедничала родителям, что наша воспитательница себе на тарелку кладет четыре котлеты, а нянечке ни одной!

Я засмеялась:

– Сколько вам тогда лет было?

Анфиса развела руками.

– Четыре-пять, наверное. Мама пошла к директрисе, та навела порядок. Воспитательница возненавидела меня, принялась ругать постоянно, а один раз так шлепнула, что я упала, синяк на пол-лица заработала. Понятное дело, мама опять к заведующей кинулась. Воспитательница в истерику впала, начала вопить, что девочка ее довела до рукоприкладства, следит за ней, смотрит, сколько тетка ест, пьет. Но ее все равно выгнали.

Анфиса сделала глоток чая.

– Лет до четырнадцати я была неуправляемой защитницей сирых и убогих, обличительницей воров и негодяев. Родители не знали, что со мной делать. В школе им поставили условие: или я после восьмого класса уйду в ПТУ, или они так устроят, что я окажусь в колонии несовершеннолетних. Меня реакция педагогов и сотрудников учебного заведения заставила задуматься, я поняла, что взрослые пока сильнее меня. И постаралась вести себя иначе. Но не получилось.

– За решеткой оказались, – предположила я.

Хозяйка усмехнулась.

– Да! Получила за свой характер. Правда, побывала не в месте заключения, а в психиатрической лечебнице, что в советские годы еще хуже. Нет, на зону угодить очень плохо, данный факт жизнь капитально портит, во всех анкетах до самой смерти указывать будет необходимо статью, по которой срок дали. И родственникам несладко. Захочет кто на престижную работу устроиться, а в отделе кадров личное дело изучат и начальству доложат: «У претендента брат уголовник, в подростковом возрасте сидел». И директор сразу: «Такой нам не нужен». И уж совсем беда, если речь об антисоветчине. А я…

Анфиса рукой махнула.

– Эгоистка страшная, от молодости упертая, долго считала, что правду следует в глаза говорить. И «повезло» мне с такими задатками безоглядно влюбиться в парня из рок-группы. Времена советские, на эстраде про ландыши, любовь и «хорошо в стране советской жить» поют. Рок негласно под запретом. Мама с сестрой меня устроили на хлебозавод…

Анфиса взяла чашку, я воспользовалась паузой.

– Наверное, ваша мама надеялась, что старшая сестра присмотрит за вами.

Соя собеседница отвернулась к окну.

– Да.

Повисла пауза, стало понятно, что хозяйка не хочет говорить про Клавдию.

– У нее есть сын, – тихо сообщила я. – Очень успешный, богатый. Матвей Семенович Гришин. А Клавдия Николаевна скончалась.

– Две жизни не живут, – спокойно отреагировала Анфиса. – И порой сестры очень далеки друг от друга. В нашем случае кроме менталитетов мешала немалая разница в возрасте – десять лет. Да еще полярные характеры. Мы чужие друг другу. Не хочется вести беседу о Клавдии.

– У нее есть сын Матвей, – осторожно повторила я.

– Удивительно, – протянула Анфиса.

– Почему? – быстро осведомилась я.

– Ну… так, – не захотела откровенничать хозяйка. – Вы приехали, чтобы что-то узнать о Клавдии?

Я кивнула.

– Не помогу вам! – повысила голос Зябина. – Во-первых, то, что я знаю о сестре, – сведения давно минувших лет. Во-вторых, о покойных плохо не говорят. В-третьих, мое мнение необъективно… Хотите еще чаю?

Стало понятно, что следует уходить, но Анфиса определенно владеет информацией о старшей сестре. Не имею никакого права рассказывать то, что случилось у Матвея Семеновича, но других зацепок пока нет. Мужчина понятия не имеет, что у него есть тетя. Я набрала полную грудь воздуха.

– Уважаемая Анфиса Николаевна, разрешите вам кое-что сообщить!

Глава четырнадцатая

– Понятно, – тихо произнесла Фиса, когда я замолчала. – Прошу понять меня правильно – я никогда не бунтовала против родителей. Очень любила маму и папу. И к старшей сестре относилась хорошо. Мне не нравилась советская система. Я маленькая, ума нет, чувство самосохранения отсутствует. Заведет мама песню: «Фиса, без образования тебе придется лестницы мыть», а я ей в ответ: «Ага, а говорила, в СССР всякий труд почетен! Каждая кухарка может управлять государством, по словам Ленина».

Анфиса вздохнула.

– Мама труды Владимира Ильича не читала, я тоже. А потом заинтересовалась творчеством вождя революции – в психушке просто больше никаких книг не оказалось – и увидела оригинал фразы: «Мы знаем, что любой чернорабочий или любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством».

Фиса глянула на меня.

– Хорошо, перехожу к нужной вам теме. Уйдя из школы, я не поступила в ПТУ, а ушла с головой в любовь к своему парню. Родители поняли, что младшее яблочко от яблони в пропасть катится, попросили Клаву меня на хлебозавод устроить, под свое крыло взять. Оформили меня помощницей секретаря директора. Старшая сестра понимала, что язык у меня глупый, ляпну что-нибудь про свободу и равенство при всех и уеду в солнечный край северного сияния. А в заводоуправлении легко костер затоптать. Вот только не учла Клавдия, что я в курсе всех ее любовных похождений. Пары месяцев хватило, чтобы до меня дошло, что замужняя Клавдия неспроста задерживается после окончания рабочего дня в кабинете директора. Если же главный начальник отсутствовал на работе, Клавочка в комнате секретаря парткома или у заместителя местного царя время проводила. Раза три-четыре в семидневку так. Летом перерыв, потому что мужики жен на дачу отправляли и Клава к любовникам домой ездила. Муж ее, Семен, хорошо если сутки в месяц в Москве проведет. Он по образованию авиаконструктор, по всей стране летал, лайнеры чинил. Детей у них долго не было. А потом скандал случился. Жена технолога Лени прибежала к директору на мужа жаловаться. Кричала так, что вся приемная услышала, что ее супруг спит с секретарем Лидой Федоровой. Может, и замяли бы по-тихому, да супруга была слишком громкая, по заводу сразу слух полетел. Директор велел Клавдии собрание провести. Моя сестрица народ созвала, обличительную речь толкнула, Леонида на котлеты разделала. Обозвала его недостойным звания коммуниста, предложила проголосовать за увольнение технолога и за выговор с внесением в личное дело. Собрание транслировали везде, во всех закоулках висели репродукторы. Хлебозавод – такое предприятие, где не каждый способен рабочее место на час покинуть. Я в заводоуправлении сидела и закипала. Клава-то сама при живом муже со всей верхушкой спала, а на Леонида напала.

Анфиса провела рукой по скатерти.

– Может, сумела бы промолчать, но тут еще одна секретарь, Ирина Михайловна, возьми да скажи: «Фиса, вот тебе урок на будущее. Узнала, что мужик налево ходит, – дома с ним разбирайся. Морду набей, дерьмом обмажь. Но ничего из семьи не выноси, никому не рассказывай, что твой натворил. Упаси Господь родителям его или своим пожаловаться – конец браку тогда. Между собой только разбирайтесь. Ты в конце концов супруга простишь, а тесть с тещей не смогут, и развод случится. Но самое глупое – в партком мчаться. Вот что теперь Олеська делать станет? Опозорила мужика прилюдно. Но это не самое плохое! Неприятности-то впереди! Очереди на квартиру Леонида лишат, тринадцатую зарплату не дадут, хотели сделать мужика главным технологом – и шиш ему! Кого наказали? Леньку-потаскуна? Да! Но и всю семью, вместе с Олесей и детьми, тоже! И участка им в садовом товариществе не видать!»

Анфиса вздохнула.

– Я подумала, Ирина Михайловна права. Но разве справедливо так поступать? Чем законная жена и малыши виноваты? И как меня со стула смело! Помчалась к директору. Тот сначала от моего появления и пламенной речи изумился, а затем выгнал. Я к заму, потом к секретарю парткома. Все меня выпнули. Думаете, я успокоилась?

– Нет, – усмехнулась я.

– У секретаря была книжка, – продолжила Анфиса, – хранилась в сейфе. В ней все телефоны секретарей нашего райкома партии, адреса. Я дождалась, пока все домой уйдут, вытащила ее, рванула к дому первого секретаря, подстерегла его у подъезда и рассказала про Клавдию и ее отношения с руководством завода…

Анфиса взяла чайник.

– Я, глупая девчонка, завершила обличительную речь заявлением: «Пусть Лесе вернут очередь на квартиру, отдадут тринадцатую зарплату мужа! Если так не поступят, я в Политбюро пожалуюсь, лично до Генерального секретаря ЦК КПСС дойду!» Как вам такое?

– Вы хотели помочь Олесе, – отозвалась я, – но, скорее всего, ничего не получилось.

– Еще как получилось! – нахмурилась Анфиса. – Секретарь таким душкой оказался, позвал чаю выпить к себе домой! Я в квартиру поднялась, чайку хлебнула и очнулась в палате, к кровати привязанная. Понять ничего не могу, в голове туман. День-ночь, день-ночь. Приходила медсестра, уколы ставила. Потом вместо девушки парень появился. Он мне тоже инъекции стал делать, и в голове начало светлеть.

Анфиса улыбнулась.

– Вот так мы с мужем познакомились. В те годы про видеонаблюдение не знали. В двери палаты был глазок. Дежурный медик посмотрит, что больной делает, и дальше пойдет. Лева из-за меня постоянно ночные дежурства брал. Он тогда уже имел диплом врача, но выглядел младше меня, поэтому я решила, что он студент. Влюбились мы друг в друга сразу, оба с первого взгляда. Левушка мне правду рассказал.

Анфиса опустила голову.

– Директора хлебозавода звали Семенов Игорь Владимирович. А секретаря райкома, к которому я прибежала с рассказом про Клавдию и все местное начальство, именовали Семенов Петр Владимирович.

Анфиса усмехнулась.

– Понятно?

– Они братья? – уточнила я. – Фамилия распространенная, отчество не уникальное. Может, просто совпадение?

– Родня, – вздохнула Анфиса, – ближайшая. А мне это даже в голову не пришло. Петр Владимирович меня выслушал, понял, что я активная, натворю дел, позвал меня, дурочку, в гости, угостил чаем со снотворным. Потом позвонил главврачу психбольницы, своему хорошему приятелю, попросил меня оформить как больную. Якобы Семенов домой шел, а я у его подъезда сижу. Документов нет никаких, плачу, на простые вопросы не отвечаю!

Анфиса допила чай.

– Счастье, что мне встретился Лева. Иначе могли лекарствами до смерти заколоть. Рассказываю сейчас вам все и сама не верю, что так и было. Как звали главврача психушки? Борис Сергеевич Зябин. Лева его племянник! Как вам такое?

– Рождественская сказка просто, – пробормотала я.

– Ага, – по-детски ответила хозяйка. – Лева все дяде рассказал, Борис Сергеевич меня год в клинике держал, потом я узнала, что Клавдия стала главной на хлебозаводе. Директора перевели в Минск, его зама и секретаря парткома тоже куда-то отправили. А Семенов Петр Владимирович умер. Я вышла замуж за Леву, стала Зябиной. Мою историю болезни уничтожили. Супруг защитил кандидатскую, и стали мы жить счастливо. С Клавдией больше не общалась. Мама умерла, пока я в психиатрической лечебнице находилась, отец следом быстро ушел. Двое детей у нас, сын и дочь, теперь уже и внуки. Про Клаву ничего не знаю, но могу подсказать, кто вам про ее жизнь подробно расскажет. Вероника Николаева. Моя бывшая одноклассница. Она Клаву обожала. Родители у нее были пьяницами, бабушка им под стать. Жила семья в одном подъезде с Клавдией. Ника ей в ноги кланялась, шептала: «Тетя Клава, какая вы красавица!» Когда Николаева восемь классов окончила, директриса ей предложила: «Оформлю тебя на хлебозавод уборщицей. График – сутки через трое. В остальные дни ты у меня дома будешь работать – убирать, стирать, гладить. Потом мужа тебе найду».

Анфиса подлила мне еще чаю.

– Когда меня в психушку засунули, Ника у Клавдии работала. Вот она точно все про нее знает. А я, как понимаете, не в курсе. После того как из психушки вышла, ни разу со старшей сестрой не встречалась.

Глава пятнадцатая

Не успела я отъехать от поселка, как раздался звонок от Эллы Семеновны.

– Любовь моя! – закричала владелица гипермаркета. – Ты где?

Я, не ожидав, что Фабер вспомнит про меня, ответила:

– Домой еду!

– В квартире кто-то есть? – продолжила Элла.

– Сейчас выясню, – пообещала я и набрала номер Алексея.

– На проводе! – заорал прораб.

Я отодвинула телефон от уха.

– Что с ремонтом?

– Работаем, – ответил мужчина, – стараемся, все на месте, дело кипит. А что?

– Сейчас объясню. – Я перезвонила Фабер. – В квартире бригада отделочников.

– Отлично! – почему-то обрадовалась Элла Семеновна. – Вели им меня впустить.

– Зачем? – удивилась я.

– Что за вопрос? – возмутилась хозяйка гипермаркета. – Надо! Ты писательница, не должна заниматься фигней собачьей!

Я опять соединилась с прорабом, потом позвонила Саше.

– Слушаю, – тихо произнесла та.

– Отправила тебе запись нашей с Анфисой беседы. Надо найти женщину, о которой она упомянула в конце нашего разговора.

– Поняла. Начинаю, – долетело в ответ.

– Заеду на короткое время домой, посмотрю, как ремонт движется, и примчусь в офис.

У нашего дома стояла огромная фура с надписью «Ваш унитаз – наша головная боль». Я тихо хихикнула, вошла в подъезд, добралась до квартиры, оказалась в холле и замерла.

Пол был застелен белой бумагой, причем ее приклеили к плинтусам. Из глубины апартаментов летел голос Эллы Семеновны. Что она говорила? Если отбросить все непечатные слова, выражения и обороты, то останется одно лишь «вон!».

– Вилка, что случилось? – послышался сзади тихий голос соседа Кеши.

– Извини, что побеспокоили, но, поскольку из твоих владений доносятся громкие звуки, мы слегка всполошились, – подхватил Гоша, – вдруг что-то случилось.

– Да чтоб у тебя на пятке … вырос! – раздался крик Эллы. – Чтоб тебе, когда в туалет захочется, ботинок снять, потерять и не найти!

Гоша и Кеша переглянулись.

– Ты такой оборот слышал? – осведомился старший брат.

– Не люблю нецензурные слова, – отозвался младший. – Сам их не произношу, но другим замечания не делаю. Но данное высказывание необычно!

– Нетривиально, – согласился Гоша. – У человека, который его изобрел, нестандартное мышление. Подобные люди на вес золота!

В холл выбежал Алексей, увидел нас и взвыл:

– Уберите бабу!

– Добрый день, – дуэтом поздоровались братья.

– Как ваш таз? – осведомился Кеша.

– Не болит? – с сочувствием осведомился и Гоша.

– У меня нет таза! – огрызнулся Алеша и залез в шкаф.

– Как это? – заморгал Кеша. – Он у всех есть. Вы на нем сидите.

– Ты прав, брат, – согласился Гоша.

Прораб промолчал. Тут в холл выплыла Элла Семеновна, за ней, засучив рукава пуловера, шагал «бегемот».

– Вилочка! – обрадовалась дама. – Извини, пришлось разогнать кучку воров и негодяев. Где строителей взяла?

– Знакомая посоветовала, – тихо ответила я, поворачиваясь спиной к шкафу с прорабом.

Братья-соседи выполнили тот же маневр.

– С такой посоветую раззнакомиться, – выпалил Роберт.

Элла подняла указательный палец.

– Роби! Гениально!

Похоже, новый секретарь очень понравился хозяйке, раз она называет его по имени, а не кличет Натой.

– Апчхи! – донеслось из шкафа.

Фабер прищурилась:

– Кто у нас там? Роб, мальчик мой, изучи полянку.

«Бегемот» сделал шаг вперед и остановился, потому что раздался звонок в дверь. Я быстро подошла к ней и поняла, что домофон почему-то не работает. Находись я сейчас дома одна, никогда бы не распахнула дверь. Но сейчас рядом соседи, Роберт и Элла. От последней, как и от меня, в драке толку мало, но чем больше людей, тем быстрее убегает грабитель.

Я открыла дверь и увидела на лестнице дедушку с бабушкой. Старичок был одет в драповое пальто с небольшим серым каракулевым воротником. На макушке у него сидела шапка из того же меха. В моем детстве она называлась «пирожок», в рейтинге элитности и вожделенности получения товаров советских лет такой головной убор стоял на втором месте после ушанки из ондатры. Бабуля щеголяла в шубке расцветкой под леопарда и колпачке из светло-зеленой мохеровой пряжи.

– Вы, наверное, Олечка, – улыбнулся дедуля. – Мы приехали! Доброго всем дня!

Держать милых пенсионеров на лестнице показалось неприлично.

– Входите, пожалуйста, – пригласила я их, закрыла дверь и объяснила: – Наверное, вы ошиблись адресом. Здесь живем мы с мужем, Виола и Степан.

– Андрей Афанасьевич, – представился дедуля.

– Маргарита Ильинична, – представилась и бабуся. – У нас есть телеграмма.

Она вынула из сумки сложенный лист бумаги, развернула его и протянула мне.

– Вот.

Ну надо же! Телеграмма! Я так привыкла, что все сообщения приходят на телефон! Но, оказывается, есть еще люди, которые идут на почту, чтобы отправить депешу.

– Там указан адрес, – объяснил Андрей Афанасьевич. – Проверьте, может, правда ошиблись.

– Все верно, – сообщила я. – Но тут прописаны мы.

– Странно, – оценил ситуацию дедушка.

– Любая непонятность может помочь решить задачу, – отметил Кеша.

– Главное, правильно определить основную цель и не отвлекаться, – дополнил Гоша.

– Давайте пройдем в столовую, выпьем чаю, – предложила я, – спокойно поговорим.

– Гениально! – пришла в восторг Элла. – То, что надо для моих порванных в конфетти нервов. Роб!

– Как всегда, тут, – отрапортовал «бегемот».

– Ну, милый, одна нога здесь, другая там! Принеси пирожных из французской кондитерской, – велела хозяйка. – Маргарита, какие вы любите?

– Эклеры с ванильным кремом, – не стала кокетничать бабушка. – Две штуки, третий не съем! Муж будет рад зефиру, но только настоящему, белому, простому.

Элла повернулась к братьям.

– Разрешите представиться, Иннокентий, – произнес старший. – А это мой брат Георгий. Мы соседи Вилки. Всеядны, как ящеры.

– Мог бы с вами поспорить по поводу всеядности ящеров. Они относятся к отряду млекопитающих семейства панголиновых, – произнес дедушка. – Все есть не станут.

– Парням нравится любая еда, – быстро вмешалась в беседу я. – А мне корзиночку с заварным кремом.

– Понял. Разрешите выполнять? – осведомился Роберт.

– Начинай, – скомандовала Элла.

– Давайте пройдем в комнату, спокойно поговорим, – продолжила я.

Входная дверь распахнулась, вошел Степа. Он поставил дорожную сумку у вешалки и поздоровался:

– Добрый день.

– Здравствуйте, Степан Валерьевич, – слаженно поздоровались братья.

– Привет, парни, – кивнул Дмитриев.

– Милый, знакомься, – заговорила я, – Элла Семеновна Фабер, Андрей Афанасьевич и Маргарита Ильинична. У нас тут… э… ну… сейчас объясню.

– Очень хочется чаю и перекусить, – улыбнулся Степа. – Уж извините, ремонт затеяли, да он постепенно в долгострой превращается.

– Ну, теперь за дело взялась я! – воскликнула Элла. – Меня на мякине не проведешь! Построила с нуля четыре супермаркета и два гиперуниверсама. Я с завязанными глазами по запаху отличу правильную затирку от фигни, которую за нее выдают!

– Апчхи! – снова донеслось из шкафа.

– Кто-то прячется в гардеробе? – засмеялся Степан. – Муж вернулся внезапно из командировки, а у жены среди вешалок спрятан слесарь, который там краны чинит?

– Точно, – хихикнула я и открыла створку.

Алексей протянул руки.

– Степан Валерьевич! Как хорошо, что вы дома! Спасите! Меня убить хотят!

– Так за дело же убить! – сверкнула глазами Элла и ткнула пальцем в стену. – Вилочка, сколько стоила дерьмокраска, которую здесь намазюкали со всеми нарушениями процесса покраски?

– Дорого, – вздохнула я.

– А именно? – сдвинула брови Фабер. – Назови точную цифру.

– Точными бывают числа, – подсказал Гоша. – Выполняя действия над точными числами – например, деление, извлечение корня, – можно получить также приближенные числа.