Военкор 2

– Справа тоже прут! – заорал кто-то.

Рядом с позицией одного из пулемётов прилетело. Пыль взметнулась, афганский солдат, юнец лет двадцати, упал, зажав ухо.

– Хамид! Ты как?! – закричал его товарищ, подбегая.

– Живой… – прошептал тот совершенно растерянно.

Пока один оттаскивал раненого, другой забрал пулемёт. Основная часть афганцев действовала слаженно, без паники. Такие вылазки здесь происходят не первый раз, так что большинство солдат «зелёных» знали, что делать.

Но не все. Кто помоложе, начинал теряться. Один из молодых солдат уже несколько секунд не мог понять, как ему пристегнуть магазин. Его руки дрожали, и с каждой очередью по его укрытию, он всё больше трясся.

– Помогу, – произнёс я по-арабски, забрав у парня автомат и перезарядив.

Афганец нервно закивал, смахивая пот со смуглого лица, и начал стрелять. Не прошло и минуты, как он выстрелил весь магазин.

Точка была действительно горячая.

Пятна на горизонте тем временем превратились в десятки фигур. Душманы хорошо знали маршрут, и очевидно, что штурм был отнюдь не случайный. У них были пулемёты и РПГ. Готовились основательно.

Один из них, с длинной бородой, без головного убора, развернул «ДШК» и дал очередь. Пули зацокали по камням.

– Он наш сектор бьёт! – крикнул сержант. – Подключай второй расчёт, Хасан!

Афганцы среагировали мгновенно. Второй расчёт из мужика с сединой и худощавого парнишки лет восемнадцати перезарядил ДШК и развернул его в просвете между скалами.

Стрельбу вёл старик. Ствол трясся, но попадал. Несколько фигур душманов замерли. Двое вовсе поползли назад, начав отступать.

Кто-то закричал позади меня на дари, но слов я не разобрал. Слева рвануло – били снова из миномёта.

Я поймал в объектив «наших» афганцев с РПГ, они готовились к ответному удару.

– Вон они, за той скалой! Прямо над склоном! – сержант ткнул рукой, давая направление.

Я снял, как афганец делает выстрел. РПГ шарахнуло, а сам снаряд вылетел из пусковой трубы, отбрасывая дым и пламя. Через секунду прилетела ответка – очередь с вражеского пулемёта. Один из солдат упал. Второй вцепился в его пояс и начал оттаскивать.

– Кхабарар бикун! – крикнул кто-то. – Сообщите в штаб!

В рации раздались хриплые голоса. В этот момент по склону к позициям подходила ещё одна группа душманов. Полезли со всех щелей! И вовремя как!

– Пытаются по склонам идти, – процедил сержант. – Если обойдут, то всё. Прорвут!

Атака душманов шла с трёх сторон одновременно.

Я снова вскинул камеру. Один из пулемётчиков дал очередь по хребту. Ему не ответили, и только после третьей использованной ленты, он опустился на колено, выжатый как лимон.

Афганцы работали уверенно, и атаку в целом удалось остановить. Первый накат душманов захлебнулся.

– Смотри! Вон они драпают!

Душманы действительно начали отходить. Делали они это так же слажено, как и наступали.

Я убрал фотоаппарат, когда понял, что линия огня ушла дальше, к восточному склону. На фланге завязался ближний бой с короткими очередями. Пыль стояла стеной. В какой-то момент я заметил, как одного из афганцев ударило в грудь, и он выронил автомат. Паренёк завалился набок и попытался приподняться, но не смог.

Никто не пошёл ему на помощь. Трое пробежали мимо, даже не взглянув. Бой там был в самом разгаре, но афганцу всё же требовалась помощь.

Рядом снова затрещал пулемёт, но я, пригнувшись, рванул к раненому. Он был ещё совсем молодой. Всё лицо измазано в пыли и крови, в глазах застыл страх. Пуля вошла под ребро, и было видно, что рана серьёзная. Кровь шла густо, рваным потоком, пропитывая форму. Я склонился над ним, осмотрел, нашёл на его поясе аптечку, и вытащил оттуда бинт. Трясущимися руками перехватил рану чуть выше, но кровь всё равно сочилась.

– Потерпи. Сейчас… – сказал я, даже не зная, на каком языке.

– Ма… – прошептал он. —… джан…

Он пытался что-то сказать, но уже не мог. Рот наполнился кровью. Он захрипел, будто захлёбываясь.

– Доктора! Где медик?! – заорал я.

Я положил ему бинт на рану, пытаясь остановить кровь. Он чуть приподнял руку, хотел ухватиться за мою, но не смог. Пальцы дрогнули и… всё.

Паренёк умирал на моих глазах. Его глаза смотрели в меня, широко открытые, но уже ничего не видевшие. Я остался сидеть с ним, всё ещё держа в руке окровавленный бинт.

Выстрелы стихли почти неожиданно, как резко выключенная музыка. Оставались только отдельные хлопки. Пыль оседала медленно, ложась на выжженные камни. Воздух снова становился неподвижным, горячим, как внутри печки. Только приправлен пороховыми газами.

Я всё ещё сидел у тела солдата, сжимая бинт и глядя в его мутные, уже неживые глаза, когда появился доктор. Запыхавшийся, с перекошенным лицом, на рукаве кровь, но явно не своя.

Я молча указал на тело. Медик наклонился и тяжело вздохнул.

– Всё…

Он побрёл дальше, там кричали другие, ещё живые. Я тоже поднялся и отошёл чуть в сторону, за рваный мешок с песком. Камера за спиной болталась на ремне.

На позициях ещё оставались остатки дыма. Земля была вся в воронках, мешки сдержали натиск, но из них высыпался песок.

Афганцы устало переговаривались на своём языке. Бой был действительно непростым. Бойцы перезаряжались, готовили позиции к возможно новому штурму.

Когда дым и пыль полностью осели, мне удалось увидеть потери как наши, так и со стороны противника. Среди афганцев было двое погибших, но куда больше живой силы потеряли боевики. Тела душманов так и остались лежать на земле.

Их не забрали. Вот что странно. Обычно душманы уносили убитых по возможности. Я зафиксировал для себя эту деталь.

Сделал ещё пару кадров, стараясь поймать удачные снимки. Потом обошёл дымящийся край позиции, перескочил через вывороченный мешок и подошёл к группе афганцев. Те стояли у стены, осматривая повреждённый пулемёт. Ствол ДШК повело от перегрева.

Один из командиров с густой чёрной бородой и автоматом через плечо, настороженно на меня посмотрел.

– Ты русский журналист?

– Да, из Москвы, Алексей Карелин. Снимаю для «Правды».

Командир кивнул, посмотрел на мою камеру, потом оглянулся на поле боя.

– Тяжело сегодня пришлось. Но бывало хуже.

– Часто такое? – спросил я.

– Каждый день. Хотят пройти, дорога у них через нас идёт.

– Зачем? – уточнил я.

Командир посмотрел на меня пристально, не торопясь с ответом, но ответил другой афганец – молодой, с обмотанным бинтом плечом.

– Наркотики гнать хотят!

Командир одарил его взглядом и продолжил уже сам.

– Из Пакистана идёт оружие для душманов. Стараемся не пускать, но увы, не всегда получается. Пока одни нас отвлекают огнём, другие везут контрабанду.

Третий, молчавший до этого, добавил на родном языке. Командир перевёл, хотя общий смысл сказанного я уже понял.

– Он говорит, что сегодня атака была странная. Слишком быстро ушли, как будто проверяли слабые места.

– Инглиш, инглиш, – афганец, видимо не говоривший по-русски, сплюнул на землю.

Потом добавил уже что-то по-своему.

– Говорит, что слышал сегодня английскую речь, – сухо перевёл командир.

По дороге в Джелалабад я чувствовал, как на меня наваливается усталость. Машина тряслась, а в голове у меня всё ещё звенели отголоски взрывов и сухой треск пулемётных очередей. Я смотрел в окно, но перед глазами стоял тот молодой афганец с простреленной грудью.

На базе меня ждали. Дорохин стоял у бетонной стены, закатав рукава, и курил с каким-то невозмутимым видом. Лицо у него было каменное. Увидев меня, он приветственно вскинул руку.

– Как доехали, Алексей?

– С ветерком, – отозвался я, выходя из кабины. – Был бы у меня ещё один такой день, и просил бы у вас путёвку в санаторий.

Мы зашли внутрь, в один из прохладных помещений штаба. Дорохин уселся первым и сразу перешёл к делу.

– Что видели?

Я подробно пересказал ему штурм душманов.

– Били миномётами. Потом пошли группами по пять, шесть человек в каждой. Афганцы отбились, но были раненые.

– Наших не было?

– Только местные.

Дорохин покачал головой.

– Хитро. Значит, знали, когда ударить. Или просто почувствовали… А сами афганцы что говорят?

– Что почти каждый день пытаются прорваться. Но сегодняшний штурм был особенно странным. Проверка, либо отвлекающий манёвр, – поделился я своими наблюдениями.

Я замолчал, наблюдая за реакцией Дорохина. Тот просто затушил окурок и стал перебирать бумаги.

– Дальше говорите.

– Я не военный аналитик, но складывается впечатление, что где-то рядом, может в другой долине или через соседнюю тропу, ходят караваны и их атаки просто отвлекают внимание.

– Или проверяют, как быстро подтянется подкрепления, – вставил Дорохин. – Возможно хотят понять, кто вообще среагирует и чем.

Он помолчал.

– Вы говорили с кем-нибудь из местных командиров?

– Говорил. Один уверяет, что слышал английскую речь среди нападавших.

Дорохин резко поднял взгляд.

– Уверен?

– Не похоже на выдумку. Зачем такое сочинять?

– Значит, были «советники». И не наши.

Дорохин поднялся, прошёлся по комнате, задумчиво глядя в карту на стене. Пальцем провёл по серой полоске, обозначающей границу.

– Если вы правы, Карелин… значит, где-то в этом районе у них сейчас идёт крупный караван. А мы его провороним, если сейчас не начнём искать.

– Умеете воодушевлять, – хмыкнул я.

– Я поговорю с ХАД. Если душманы пошли караваном, то там первыми заметят след. Надо только успеть, пока он не растворился в скалах. Спасибо за работу, Алексей Владимирович. Вы снова оказались в нужное время в нужном месте. Если ваша помощь понадобится – дам знать.

Следующим утром, база просыпалась медленно. В пыльном дворе, между рядами палаток и бетонных укрытий, солдаты чистили оружие, подтягивали ремни на бронежилетах, варили чай на походных горелках. Лёгкий дым от костров, вкупе с утренней пылью, давал оттенок серого фильтра, будто мир был отснят на чёрно-белую плёнку.

Я стоял у бетонной стены и снимал, как один из взводов выстраивается для выхода. Взводный в полушерстяных брюках, в фуражке и хромовых сапогах, махнул рукой, и цепочка спецназовцев зашагала к выезду.

– Повернись сюда, – пробормотал я в камеру. – Ещё… стоп. Есть.

Одновременно с отправкой взвода, на базу возвращались те, кто уже выполнил боевое задание. Всё-таки спецназ было видно сразу. Даже не по нашивкам, а у офицера был пришит знак ВДВ, а скорее по походке, по лицам и по уставшему умиротворённому взгляду.

Они вернулись пыльные, потные, с прорванными локтями и пятнами мазута на рукавах. Один прихрамывал, другой тащил на себе снарягу сразу на двоих. Руки у них были в пыли и ссадинах, все в песке.

– Парни, пару кадров? – окликнул я.

Невысокий сержант с чёрной щетиной, остановился, смерил меня взглядом, но пожал плечами.

– Если не для газеты типа «Огонёк», а по делу, то снимай. Только не задерживай, мы в сортир первый раз за три дня идём.

– Для «Правды», – сказал я.

– Снимай, – отрезал он. – Только так, чтобы рожи в кадр не попали, а то потом прилетит.

Я снял, как они проходят мимо, как садятся под стену и молча зажигают сигареты, закатывая рукава. Один сразу вырубился прям тут – уснул сидя, привалившись к стене.

Я закончил съёмку и вернулся в штаб. Там, за столом, сидел командир группы спецназа капитан Рубинин с седой височной полосой и спокойным голосом. Рядом на столе лежали фляга, карта и рация.

– Товарищ капитан, – начал я. – Хочу снять репортаж о работе спецназа. Я бы пошёл с вашими на следующую вылазку. Мешать не буду.

– Зачем? – уточнил Рубинин.

– На передовой настоящая жизнь, а в штабе у меня уже шарики за ролики заходят!

Капитан прищурился.

– Ладно. Пойдём, познакомлю с группой. Мы выходим через полтора часа. Время на сборы, инструктаж и молитву у нас всегда чётко отмерено.

Я вышел в каменный двор между модулями, где уже собиралась группа. Бойцы сидели на корточках, проверяли магазины, один зашивал наспех порванную куртку. Рядом с автоматами аккуратно лежали рюкзаки, уже собранные.

Рубинин подвёл меня к командиру группы, который стоял в стороне, говоря по рации. Стройный, подтянутый азиат, но гладковыбритый и с чёткими чертами лица. Выглядел он на двадцать пять, не больше, но по всему его виду было видно, что офицер опытный.

– Ассаламу алейкум, – обратился к нему Рубинин, подойдя ближе.

Тот оглянулся, прищурился и поприветствовал меня в ответ.

– С вами на задачу поедет наш советский корреспондент из «Правды», Алексей Карелин.

– Лейтенант Ильгиз Саидов, – протянул он мне руку.

– Прошу любить и жаловать! Дальше – сами, – Рубинин развернулся и зашагал прочь.

Ильгиз осмотрел меня с головы до ног. Взгляд остановил на шрамах на левой руке.

– Ты раньше бывал в рейдах? – спросил лейтенант, внимательно меня рассматривая.

– Приходилось. Я быстро учусь, – заверил я.

– Не сомневаюсь. Сразу скажу, что у нас свои правила. Команды не обсуждаются, какими бы нелепыми они ни казались. Возражения?

– Отсутствуют.

Саидов снова окинул меня взглядом, на этот раз прикидывая по фигуре.

– Форму свою снимешь. Слишком выделяется. Мы в горы идём, и там советская форма как мишень.

Через пару минут мне вынесли из склада чистый комплект местной одежды: бежевую пуштунку, плотный костюм х/б синего цвета.

В таких были и остальные ребята спецназовцы, причём одежда у всех была разных цветов. Хотя я знал, что некоторые банды духов специально носят только чёрный цвет.

Переоделся прямо у модуля. Следом мне выдали разгрузку и автомат.

Всего в отряде было двенадцать человек. Почти все смуглые, низкорослые, с чёрными глазами. Судя по разговору и манере держаться, большинство были из Узбекистана и Таджикистана. Только один – молодой, белобрысый, славянской внешности, сидел отдельно, держа автомат на коленях.

– Кто он? – спросил я Саидова.

– Костя сибиряк. Единственный славянин в группе. Остальные мои земляки. Мы с ним нормально, но он немного… особняком. В бою надёжен.

Я подошёл к Косте, заговорил.

– Видел, как снимаешь. Если вляпаемся, ты фотки не забудь передать. Хоть родня увидит, где погиб, – выдал он с тем же невозмутимым видом.

– Погибать собрался? Настрой какой-то невесёлый? – спросил я.

– Да не. Просто трезвый взгляд на вещи. Местность тут жёсткая и духов, как мух в свинарнике. Иногда не спасает опыт, – как-то философски пояснил Костя и улыбнувшись, сдвинул пуштунку на затылок.

Саидов построил бойцов и провёл краткий инструктаж.

– Наша задача – проверить информацию о скоплении боевиков у старого кишлака. Работать будем в режиме наблюдения, без контакта. Важно! С нами идёт товарищ Карелин из «Правды». Он не боевой, но часть нашей группы.

Все молча кивнули, и лейтенант внимательно посмотрел на меня.

– Последний шанс отказаться, Алексей. Может, ну его на хрен? Весело с нами точно не будет, а вот шальную пулю можно поймать.

– Я с вами, – заверил я.

– Тогда выдвигаемся на аэродром через 10 минут.

В расчётное время мы погрузились в вертолёты Ми-8. Двигатели были запущены, а винты раскрутились, заставляя вертолёт слегка раскачиваться.

Бортовой техник захлопнул сдвижную дверь. На борту начало что-то щёлкать, и вертолёт оторвался от полосы. Через иллюминатор я увидел, как рядом висели и два Ми-24. Наше сопровождение.

Несколько секунд спустя командир вертолёта наклонил нос и начал разгонять Ми-8.

Чем ближе к границе с Пакистаном, тем выше набирали высоту. Под нами проплывали гребни скал и мёртвые русла рек. Внутри вертушек было тесно и шумно, но бойцы были невозмутимы. Один сидел с закрытыми глазами, другой шептал, двигая одними губами, а сибиряк Костя с важным видом зевал.

Рядом со мной сидел Саидов, думавший о чём-то своём.

– Давно за этим маршрутом следите? – наклонился я к нему, чтобы перекричать рёв винтов.

– Нет. ХАДовцы первыми клюнули. У них осведомитель в кишлаке передал, что атаки на посты в Хайбере слишком дерзкие. И тела не забирают, и отходят как по расписанию. Сказали, что отвлекают. Типа кто-то или что-то идёт, – коротко пожал плечами лейтенант.

– Караван?

Саидов кивнул.

– Возможно. Нам нужно проследить, а там передадим нашим, и дальше или сами с ними вопрос решим, или авиация отработает.

Он взглянул на часы.

– Ещё пятнадцать минут и высаживаемся. Пойдём оттуда через хребет. До утра должны занять позицию.

Я больше ничего не спрашивал. Посмотрел на окно вертолёта, светящееся красным – солнце клонилось к горизонту.

Вертолёт начал снижаться, подходя к земле. Пыль летела во все стороны, но из кабины экипажа бортовой техник не выходил.

Вертолёт уже у самой земли. Пылевая завеса всё больше. Но Ми-8 тут же взмывает вверх.

Это была «ложная высадка». Чтоб запутать противника.

Выполнив ещё пару посадок, пришло время высаживаться. Саидов поправил разгрузку, гулко выдохнул и бросил коротко:

– Готовимся! – крикнул он.

Только дверь открылась, а пыль ещё не осела, спецназовцы начали высадку. Я быстро покинул грузовую кабину.

Как только все высадились, в воздух взмыл и Ми-8. Дождавшись, когда ляжет пыль, все выдвинулись за головным дозором.

Мы шли молча, камни скрипели под ногами, и каждый лишний звук отдавался во тьме, нарушая тишину.

Саидов раз за разом поднимал руку, давая сигналы: «стоп», «сдвиг», «ниже».

Мы прошли первый кишлак с брошенными домами, прогнившими дверьми. Здесь не было ни души.

Ко второму кишлаку подошли ближе к рассвету. Уже на подходе стало понятно, что люди здесь есть. Над хижиной поднимался дымок, паслась пара коз, но по-прежнему не было видно ни одного человека. Наверное, к лучшему, встречи нам сейчас ни к чему.

Вскоре Саидов поднял руку.

– Привал!

Рассвет подползал из-за гор, заливая хребет серо-голубым светом. Один из бойцов, Нурмухаммад, контролировавший подходы, передал по рации:

– Командир, движение… восток.

Саидов кивком позвал меня с собой, мы подползи к позиции. Нурмуххамад протянул Саидову бинокль. Тот глянул и молча передал бинокль мне.

– Ну-ка, Карелин, посмотри.

Я настроил фокус и увидел…

Враг шёл медленно. Караван из человек двадцати пяти, с ослами, вьюками, пара мулов. Вроде как обычные бородачи. Но вот один из них с неестественно прямой спиной и сумкой за плечами, выглядели слишком аккуратным для гор. Другой то и дело оборачивался, указывая на скалы.

– «Стрела», вон на том ослике, в мешке. И миномёты, – прокомментировал я.

– Караван сам не боевой – перегонщики, но вооружение везут серьёзное. Атаковать нельзя, – помотал головой Саидов. – Слишком небрежно идут. Показуха. Ждут, что на них клюнут. Нурик, маякни нашим, что мы засекли караван. Пусть решают, что делать дальше.

Нурик попытался связаться, но рация вдруг перестала работать.

– Не берёт, – буркнул он.

Саидов зыркнул на бойца.

– Перепроверь частоту и длину волны.

– Всё точно. Но не проходит.

– Твою ж мать… – прошипел Саидов. – Работают серьёзно.

– Могу подняться выше, – сказал я. – Может, оттуда пробьёт.

Я посмотрел на хребет, чуть поодаль, метров триста в высоту. Саидов медленно покачал головой.

– Снайпер может сидеть. Ты уверен?

– Уверен, – отрезал я.

Саидов задумался на пару секунд, но всё-таки одобрительно кивнул.

– Идите с Нуриком, сообщите и сразу вниз. Если не выйдете на связь, то через десять минут я начну отход.

Мы с Нуриком начали забираться на склон. Ветер безжалостно бил в лицо, кожа на скулах стянулась, а губы пересохли. Но минут через десять мы уже были у гребня. Только мы выбрались на линию горизонта, как внизу послышались выстрелы. Наши ребята начали вести бой.

Нурик дёрнулся, инстинктивно начав спускаться вниз к ребятам.

– Стоять. Нам нужно подмогу вызвать. Не дури.

Мы забрались чуть выше, и из-за выступа скалы показался силуэт. Один, второй, третий…

– Ложись! – крикнул я.

Пуля срезала кусок камня рядом.

– Назад! – я отполз и тут же понял, что мы не уйдём.

Нурик, которому пуля повредила руку, шипел в сторонке. Я поднял рацию…

– Противник! Большая группа! – прокричал я в микрофон. – Повторяю, группа противника на перевале! Нас засекли! Караван отвлекающий!

Никакой реакции не последовало. Из динамика послышался треск. Глушат, сволочи.