Кульминация

1. Пациент

Сырой промозглый ветер пронизывал до костей. Редкие снежинки кружились в воздухе крупными хлопьями. Тёплый солнечный апрель традиционно сменился холодным и неласковым маем. Но нынешний день был особенно хмур и неласков.

Эта пасмурная погода вполне соответствовала настроению молодой женщины, идущей по улице в лёгком демисезонном пальто и с непокрытой головой. В правой руке женщина несла пластиковый пакет, а левой старательно пыталась защитить от холодного воздуха верхнюю часть груди, не прикрытую тканью пальто. Очередной порыв ветра заставил её зябко передёрнуть плечами.

Однако идти осталось недолго. Облицованное серым мрамором здание больницы уже отчётливо проглядывалось в просвете между многоэтажками. Три минуты спустя Люба – так звали женщину – вошла в распахнутую калитку и поднялась на высокое крыльцо.

В вестибюле, сдав пальто в гардероб, она подошла к турникету. Полная женщина-охранник встретила её тяжёлым взглядом.

– К Порываеву? – не слишком дружелюбно спросила она, хотя и без объяснений прекрасно знала, к кому сюда регулярно приходит эта посетительница.

– Да, – ответила Люба. – Я к Павлу Сергеевичу Порываеву.

– Проходите.

От небрежного, слегка высокомерного тона местного стража порядка в душе остался неприятный осадок. Но посетительница не стала заострять на этом внимание, списав грубость и высокомерие на плохое воспитание и издержки профессии. Да и неприязнь, скорее всего, была направлена в адрес пациента, а не на неё лично. Она поднялась на второй этаж. Впереди по коридору грациозно вышагивала знакомая фигура медицинской сестры.

– Татьяна Юрьевна! – окликнула её Люба.

Медсестра обернулась. В одно мгновение миловидное лицо сорокалетней женщины озарилось радостной улыбкой.

– Любовь Андреевна! Ну, наконец-то! – воскликнула она, шагая навстречу посетительнице. Подойдя близко, сказала: – Мы тут совсем извелись. И дозвониться до вас никак не могли.

– Я отключала телефон. Понимаете, возникли неотложные дела, – сказала Люба смущённо, словно оправдываясь. – Не думала, что моё отсутствие осложнит вам жизнь. Меня не было здесь всего три дня.

– Вас тут не было целых три дня. А в данном случае это очень много.

– Что-то случилось?

Татьяна утвердительно кивнула.

– Случилось. В первый же день вашего отсутствия у Павла Сергеевича был приступ. Очень тяжёлый. Я уж, грешным делом, подумала: конец мучениям – и его, и нашим. Однако и на этот раз вытащили его врачи с того света. Не думаю, что надолго. Так что будьте готовы к худшему.

– А как насчёт операции? По-прежнему не даёт согласия?

– Отказывается. Да и поздно уже.

– Он совсем плох?

– Нет, сейчас ему значительно лучше. Только вот нам от этого легче не стало. Понимаете, с такими людьми, как Павел Сергеевич, всегда непросто. Он же привык, чтобы его желания немедленно выполнялись. А тут вы срочно ему потребовались и, как назло, исчезли на три дня. Вот мы и наслушались…

Люба опять почувствовала себя неловко.

– Простите, Татьяна Юрьевна!

– Да вы-то в чём виноваты? – всплеснула руками Татьяна. – Вам, небось, самой хватает забот. Если честно, нас не так уж и напрягает ваш Павел Сергеевич. Во всяком случае, по сравнению с его супругой. Вот с ней мы хлебнули проблем. Не тем будь помянута…

Со свекровью, ныне покойной, Люба и сама хлебнула проблем. Неприятные, обидные воспоминания нахлынули на неё. Но сейчас предаваться им было не время. Она спросила:

– Его кто-нибудь навещал в эти дни?

– Вчера приходили двое солидных мужчин с портфелями. Один из них покинул палату минут через двадцать, а другой пробыл у больного почти два часа. О чём говорили, неизвестно. Павел Сергеевич запретил персоналу даже заглядывать в палату. Ну и, понятно, нянечка регулярно приходит ухаживать за ним.

– А родственники?

– Этих никого не было, – медсестра неприязненно хмыкнула. – Думаю, что скоро объявятся.

– Спасибо, Татьяна Юрьевна! – сказала Люба. – Пойду я…

– Постойте! – задержала её Татьяна. – Я не всё вам рассказала. Будет лучше, если вы узнаете заранее. Дело в том, что после кризиса с вашим свёкром произошло что-то… не вполне обычное. Ну, вроде бы человек при своём уме: рассуждает здраво, ведёт себя достаточно разумно. Но вот взгляд…

Она замолчала.

– Что – взгляд? – нетерпеливо спросила Люба.

– Ну, не то, чтобы безумный, но какой-то странный. Смотрит так, словно рентгеном просвечивает. Стоишь перед ним и чувствуешь себя в чём-то виноватой. Только вот в чём – непонятно.

Люба невольно поёжилась, словно вновь оказалась во дворе на холодном сыром ветру. Она и прежде чувствовала себя неуютно под ледяным колючим взглядом свёкра. Как же он встретит её теперь?

– Спасибо! – пробормотала она.

Глядя в её встревоженное лицо, Татьяна вновь дружелюбно улыбнулась.

– Нагнала я на вас страху, Любовь Андреевна. Не волнуйтесь, не съест вас свёкор. Идите к нему. А я побегу – работы много.

У двери персональной палаты, в которой располагался важный пациент Павел Сергеевич Порываев, Люба постояла с минуту, борясь с волнением, затем негромко постучала.

– Кто там? – послышался за дверью властный голос больного.

– Павел Сергеевич, это я – Люба.

Повисла пауза. Спустя ещё полминуты она услышала негромкое:

– Входи.

Она вошла. Павел Сергеевич лежал на кровати с закрытыми глазами. Едва Люба успела прикрыть за собой дверь, как он воскликнул, вытянув вперёд руку с растопыренными пальцами, но, по-прежнему, не открывая глаз:

– Стой там!

Женщина растерянно замерла на месте. Больной некоторое время лежал неподвижно, затем медленно приоткрыл глаза и вдруг облегчённо вздохнул.

– Здравствуй, Любаша! – сказал он приветливо. – Рад видеть тебя! Проходи, садись.

Она неуверенно прошла, положила пакет на тумбочку и присела на табурет возле кровати.

– Я мандарины принесла, – сказала негромко и на всякий случай добавила: – Вы их любите.

Павел Сергеевич невесело засмеялся.

– Спасибо, что напомнила! Значит, решила, что я совсем выжил из ума?

– Нет, что вы! Но…

– Понимаю. Странный приём тебя озадачил. Да и персонал, вероятно, уже шепнул на ухо. Но ты не беспокойся, я не опасен.

– Я не беспокоюсь…

– Ну да, конечно. Я вижу, – пробормотал он и умолк, думая о чём-то.

Выждав несколько минут, Люба решила напомнить о себе:

– Павел Сергеевич!..

– Ах да! Извини! – спохватился Порываев. – Я вовсе не забыл про тебя. Просто задумался кое о чём. Понимаешь, Люба, я боялся… Я очень боялся… И я рад, что мои опасения оказались напрасными. Значит, не ошибся в тебе. Значит, всё как надо сделал.

Она встревоженно смотрела на него. Он устало прикрыл глаза.

– Не удивляйся. Я всё объясню. Разговор у меня к тебе имеется. Только не знаю с чего начать. Хочу, чтобы ты меня правильно поняла.

– Я постараюсь понять. Говорите.

– Надеюсь, что поймёшь. Это очень важно. Только вот сейчас соберусь с мыслями. Что-то они путаются у меня.

Женщина взглянула в измождённое лицо больного.

– Вы успокойтесь, Павел Сергеевич! – сказала она мягко. – Не тратьте силы на разговоры.

– Силы? – спросил он. – На что мне их беречь, Любаша? Мне теперь не силы, мне время экономить надо. Но ты права: короткий отдых не помешает.

– Да-да, отдохните. А я вам пока почитаю. «Небо, отражённое в луже». Хотите?

– Нет, не нужно.

– Жаль. Мне казалось, что вам нравится эта книга. А мы как раз подошли к самой кульминации.

Порываев открыл глаза.

– Ты права, Любаша: мне понравилась книга. Только за кульминацией неизбежно следует развязка. А вот до неё мы, скорее всего, дойти не успеем. Боюсь, что моя развязка наступит раньше, – он немного помолчал, затем продолжил: – Да, любопытный роман. На многое заставил по-другому смотреть. Я ведь тоже всегда был уверен, что к небу стремлюсь. Возомнил себя чуть ли не Богом. И даже не догадывался, что передо мною всего лишь лужа, в которой отражается небо. Кто автор романа?

Женщина неуверенно пожала плечами.

– На обложке написано: Иван Чай. Наверное, псевдоним. Как вы думаете? – она опять посмотрела на больного и встрепенулась. – Павел Сергеевич, вам плохо?

– Да, – с трудом выдавил он из себя, сжав голову ладонями. – Позови…

Люба резко вскочила с табурета и нажала кнопку вызова медицинской сестры, расположенную на пульте специализированной медицинской кровати.

2. Наследники

Дверь резко распахнулась. Но вместо медсестры в палату важно, по-хозяйски, вошли две молодые женщины – дочери больного Анастасия и Светлана. Увидев склонившуюся над их отцом невестку, они сначала оцепенели. Но замешательство длилось не более секунды. Бросив у двери пластиковые пакеты, из которых выглядывали фрукты, женщины подняли шум.

– Прочь! Прочь от него! – злобно закричала Светлана.

Подскочив к кровати, она схватила Любу за руку и оттолкнула в сторону.

– Папочка, что она с тобой сделала? – запричитала подбежавшая следом Анастасия.

Павел Сергеевич лежал с закрытыми глазами и тихонько постанывал. В палату стремительно вошла медсестра Татьяна, держа в руке шприц.

– Пропустите меня! Быстро! – скомандовала она.

От неожиданности сёстры вздрогнули и расступились. Но тут же растерянность на их лицах сменилась злым высокомерием.

– А ты, милочка, не гавкай, – сказала Светлана. – Тебе по статусу рот раскрывать не положено.

– Нарисовались, – сердито буркнула Татьяна.

Она склонилась над пациентом и стала торопливо закатывать рукав пижамы.

– Что ты сейчас сказала? – продолжала наезжать на неё старшая дочь Порываева. – На неприятности напрашиваешься? Я тебя быстро поставлю на место.

– Вылетишь отсюда как пробка, – поддержала свою сестру Анастасия.

Татьяна сделала больному укол и ушла, не удостоив сестёр даже взгляда. Павел Сергеевич продолжал лежать с закрытыми глазами. Печать страдания постепенно сходила с его лица, уступая место выражению тревоги и беспокойства. Он осторожно приподнял веки и тут же опустил их. Мучительный стон вырвался из его груди.

– Папа, что сделала с тобой эта женщина? – спросила Анастасия, ткнув пальцем в сторону Любы.

Больной всё же решился открыть глаза. В отчаянии он переводил взгляд с одной дочери на другую. Затем остановил свой взор на младшей.

– «Эта женщина»? – спросил он. – Ты имеешь в виду законную жену твоего брата?

– Пока ещё жену, – уточнила Светлана. – Но это скоро изменится. И если она на что-то рассчитывает…

– Павел Сергеевич, я пойду, – сказала Люба и направилась к двери.

– Останься! – резко скомандовал свёкор и тут же смягчил тон: – Прошу тебя, не уходи! Мне очень нужно, чтобы ты осталась.

– Зачем?

– Не спрашивай. Просто поверь, что так надо. А сейчас помоги мне приподняться. Надоело лежать.

– Но почему – она? – обиженным тоном спросила Светлана. – Папа, почему ты её просишь? Разве мы, твои дети, не можем это сделать?

– Нет, – твёрдо сказал Павел Сергеевич. – До сих пор я прекрасно обходился без вас. Что же теперь изменилось?

Он уже старался не смотреть на своих чад, отводя взгляд в сторону. Теперь его лицо выражало досаду и усталость. Люба подошла к нему, нажала кнопку подъёма. Механизм подъёмника зажужжал, поворачивая головную часть лежанки вверх. Когда больной принял полу-сидячее положение, Люба отпустила кнопку и отошла от кровати. Она присела на стул, стоящий в углу просторной палаты. Дочери Порываева озадаченно переглянулись.

– Папа, мне кажется, что ты совершаешь ошибку, – осторожно заговорила Светлана. – Неужели не понимаешь, что не просто так эта дамочка крутиться возле тебя?

Она пыталась поймать взгляд отца, но он упорно отводил глаза.

– Я беспомощен, – сказал он. – И мне необходимо, чтобы возле меня кто-то крутился.

– Но мы наняли тебе первоклассную сиделку. Разве она не справляется со своими обязанностями?

– Справляется. Она добросовестно ухаживает за моим телом. Но у меня, если вы не забыли, ещё и душа есть. И она отчаянно нуждается в присутствии близкого человека, чтобы не чувствовать себя одинокой.

– Папочка, о чём ты говоришь?! – обиженно вскрикнула Анастасия. – Мы – твои родные дети и самые близкие тебе люди. Мы, а не она.

– Где же вы были раньше, родные дети? Почему появились так поздно и не все? Не до меня было?

– Папа, прости, но у нас действительно не было возможности приехать раньше. Но сейчас мы здесь, с тобой. И Володя приедет, только чуть позже. Закончит дела и сразу приедет.

– Да, он же теперь важная птица, – хмыкнул Павел Сергеевич и с грустью повторил: – «Близкие люди»! Нет, мои хорошие, близкий человек – это тот, кто рядом с тобой, когда тебе плохо. Вот теперь и скажите: кто мне самый близкий человек?

Светлана начала терять терпение.

– Я ничего не понимаю! Разве не ты первый воспротивился, когда Володя привёл в дом женщину не нашего круга? Разве не ты сделал всё, чтобы изменить взгляды сына и разрушить этот нелепый брак?

– Да, я это сделал. Я, чёрт бы меня подрал! – с досадой воскликнул отец. – Многого не понимал тогда. Многого не видел. От власти и денег люди глупеют.

– А может быть, ты сейчас перестал многое замечать? – вкрадчиво спросила Светлана. – Твоя невестка, к которой ты вдруг проникся любовью и доверием, ещё не просила тебя включить её в завещание?

– Я не хочу это слышать, – сказала Люба, поднимаясь со стула. – Устраивайте свои разборки без меня.

– Любаша, прошу тебя: не уходи! – взмолился Павел Сергеевич. – Потерпи немного. Этот спектакль будет коротким. Вот-вот наступит развязка. Неужели тебе не интересно, чем всё закончится?

– Нет.

– Всё равно останься. Ради меня. Мне спокойнее, когда ты рядом.

Люба опять вернулась. Она села на стул и уткнула лицо в ладони. Светлана, напротив, вскочила с места и нервно зашагала по палате. Потом подошла к кровати больного.

– Чёрт возьми, что тут происходит?! Ты можешь объяснить?

– Давайте не будем ссориться, – примирительно сказала Анастасия. – Мы, конечно же, виноваты перед папой. Вот он и обиделся. Но мы загладим свою вину. Впредь будем более внимательны и заботливы, – она повернулась к отцу. – Как ты себя чувствуешь?

– Я бы сказал: «Не дождётесь!». Но, увы, это не так, – ответил Порываев, не глядя на дочь. – Скоро, наследнички мои, очень скоро…

Лицо Светланы стало наливаться кровью.

– Может быть, нам вообще уйти отсюда? – спросила она, гневно дыша.

– Да, пожалуй.

Она резко поднялась.

– Ну что ж, я вижу, что кое-кто здесь тебя неплохо обработал. Только этот кое-кто напрасно губу раскатывает. Есть законы, по которым эта крыса ничего не получит, как бы ни хитрила. Володя уже оформляет развод. Юридически грамотно оформляет. Ни хрена ей не достанется.

Павел Сергеевич посмотрел ей в лицо, и его вдруг передёрнуло.

– Крыса? – спросил он. – Ты сказала: крыса? Но ты ошибаешься, Света. Глубоко ошибаешься. В тебе всегда было много злости. Она не позволяла и не позволяет тебе видеть людей. Я тоже был слеп. Но мне открылось… Теперь я всё вижу… Я всех вижу… И мне страшно… Очень страшно… За себя… За вас…

Светлана в недоумении переглянулась с Анастасией. Затем бросила тяжёлый взгляд на Любу.

– Так-так! – озадаченно пробормотала она. – Кажется, ситуация ещё круче, чем я предполагала. Тут криминалом попахивает. Пойдём, Настя. Нам есть чем заняться. В другом месте. А здесь больше нечего делать.

Она развернулась и зашагала к двери.

– До свидания, папа! – растерянно пробормотала Анастасия и засеменила вслед за старшей сестрой.

– Прощайте! – бросил им вслед Павел Сергеевич.

Дверь палаты с грохотом захлопнулась. Лишь два пакета с фруктами продолжали сиротливо стоять по обеим её сторонам. Больной часто заморгал. По его щекам потекли слёзы.

3. Поручение

Люба пребывала в полной растерянности. В трёх шагах от неё на больничной койке лежал умирающий человек. Этот человек сделал всё, чтобы разрушить её семью, и доставил множество других неприятностей. Она простила его. Постаралась простить. Его мучения – телесные и душевные – пробудили в её сердце сострадание к больному. Но и сейчас, на смертном одре, он затевал какую-то странную игру. Игру, совершенно не понятную Любе и, судя по всему, грозящую ей неприятностями. Порываев внешне выглядел спокойным. Он молча смотрел перед собой. Слёзы на его щеках высохли.

– Павел Сергеевич! – вновь напомнила Люба о себе. – Объясните, что происходит.

Больной повернул к ней осунувшееся лицо.

– Устал я, – сказал он. – Опусти лежанку.

Люба подошла к нему, вернула кровать в исходное положение.

– Присядь рядышком, – попросил свёкор. – Разговор будет долгим.

Она послушно села на табурет, с тревогой глядя на больного.

– Я понимаю: тебе ситуация кажется странной и нелепой. Но на всё есть причины. Необычные, почти невероятные – но они есть. И ты постарайся поверить в то, что опухоль в мозгу здесь совершенно не при чём. Поверь, что мой рассказ – не плод больного воображения, каким бы бредовым он тебе не показался.

Павел Сергеевич вопросительно взглянул на невестку. Она в ответ молча кивнула.

– Я виноват перед очень многими людьми, Любаша, – продолжал он. – В том числе и перед тобой. И я не могу уйти просто так, не раздав долги. Хотя бы часть из них.

– Вы мне ничего не должны, – твёрдо сказала Люба. – Я нахожусь рядом с вами не потому что…

– Знаю! – перебил он её. – Я теперь всё знаю. Потому и обратился к тебе.

– …И мне от вас ничего не нужно.

Он грустно усмехнулся.

– Что тебе не нужно? Кушать не нужно? Одеваться не нужно? Крыша над головой не нужна? У тебя же никого не осталось, кто бы мог тебе помочь.

– Это не так, – возразила она. – У меня есть подруги и знакомые. В эти три дня я занималась решением своих проблем. И кое-что уже наметила.

Порываев тяжело вздохнул.

– Хорошо. Тебе от меня ничего не нужно. Пусть так. Но есть другие люди, которым необходимо вернуть долг. И сделать это я могу лишь с твоей помощью.

– Почему лишь с моей? У вас есть дети. Вы сегодня довольно странно и жестоко обошлись с ними, но при желании всё можно исправить. Достаточно мне уйти, чтобы не раздражать их пустыми подозрениями, и всё станет на свои места.

– В том-то и беда, что всё было не на своих местах. Было так, как не должно быть. И будет так, как не должно быть. Сегодня ко мне приходили не мои дети. Здесь были наследники, нетерпеливо ждущие моего ухода. А Володька даже не счёл нужным повидаться с отцом перед смертью, – он немного помолчал, затем с грустью сказал: – Ты прости нас, Люба, за все обиды и несправедливости. Мы все виноваты перед тобой: и супруга моя покойная, и дочери, и сын. Я вот тут всё думал, что испортил Владимира соблазнами красивой и роскошной жизни. Властью и вседозволенностью испортил. Что, мол, не был он прежде таким, как сейчас. Дочери всегда такими были, а он нет. А теперь вдруг понял, что если проявились в нём не самые лучшие качества, значит, они всегда у него имелись. Просто прикрывал он их надуманными достоинствами: благородством, бескорыстием, заботливостью. Нас обманывал. Себя обманывал. А стоило подуть ветру – и позолота слетела. Да и с чего ему быть другим? Яблоко от яблони… Это хорошо, очень хорошо, что он сегодня не приехал. Не надо мне видеть его лица.

Последняя фраза свёкра озадачила женщину. Она вспомнила, как странно Порываев сегодня смотрел на дочерей, и по её спине побежал холодок.

– Павел Сергеевич, я не всё понимаю, – сказала Люба. – Я вам практически чужой человек, а они всегда будут родными, как бы вы на них не обижались. Володя предал меня. Мы с ним теперь чужие люди. Но для вас он сын и всегда будет сыном. Вам надо просто…

– Люба, мы теряем время, – прервал он её нетерпеливо. – Помочь мне можешь только ты. Это не обсуждается.

– Хорошо. Что я должна делать?

– Во-первых, слушать и не перебивать. Ты готова?

Она опять кивнула. Павел Сергеевич прикрыл глаза и стал рассказывать:

– Тебе, вероятно, уже сообщили, что я пережил тяжёлый приступ. Не знаю, как это выглядело со стороны, но у меня есть все основания полагать, что я побывал по ту сторону. Я не пролетал по тёмному тоннелю с вереницей огней по краю. Не было ничего такого, о чём любят рассказывать люди, пережившие клиническую смерть. Я просто оказался нигде. Вокруг меня была мёртвая тишина и непроглядная тьма. Я пытался крикнуть, но не слышал собственного голоса. Я пытался прикоснуться к своему лицу, но ничего не чувствовал. Казалось, что это продолжается бесконечно. Меня захлестнуло отчаяние. Тогда я впервые в жизни обратился к Богу за помощью. И он откликнулся. Не могу сказать, что я слышал его голос. Слова звучали у меня внутри. А может быть, это были вовсе не слова. Но это не важно. Главное, я понимал всё, что до меня хотели донести.

Порываев умолк, готовясь сказать о самом главном.

– Вы получили указание раздать долги? – спросила Люба.

– Да. Но не только. Чтобы я не делал ошибок в оставшееся время, мне была дана необычная способность. Я стал видеть людей, как принято говорить, насквозь. Читать чужие мысли я не научился, но сущность человека, его намерения и мотивы поступков стал различать отчётливо. Сначала меня это напугало. Особенно лица. Любая зверушка, живущая в человеческой душе, стала для меня отображаться на его лице. За минувшие три дня мне довелось общаться с небольшим числом людей. Главным образом с врачами и медсёстрами. И я сделал поразительное открытие: все мы носим в себе страшных диких зверей. Порой самые неприглядные чудовища обнаруживаются у людей, которые прежде казались милыми и приятными. Я попросил медсестру убрать из палаты зеркало.

Он опять умолк, ожидая вопросов. Но Люба взволнованно молчала, и Павел Сергеевич продолжил свой рассказ:

– Я стал перебирать в памяти людей, к кому бы мог обратиться с просьбой о помощи в решении моей задачи. Нужен был человек с чистой и светлой душой, который не поддастся соблазнам, не отступит от правильного пути. И я пришёл к выводу, что таким человеком можешь быть ты. Но я не был на сто процентов уверен в том, что твоя забота обо мне бескорыстна. Мне было необходимо увидеть твоё лицо. А ты вдруг исчезла. Два дня я с нетерпением ждал тебя. А на третий после долгих раздумий решил, что нет у меня оснований сомневаться в тебе. Вызвал сюда своего юриста и нотариуса. Передал юристу права на выполнение ряда операций от моего имени. В ближайшее время он подготовит для тебя всё необходимое.

– Что? – спросила Люба испуганным голосом. – Что он подготовит?

– Об этом мы сейчас поговорим. А пока… Когда я услышал за дверью твой голос, то похолодел от страха. Но вот ты вошла, и в палате стало светлее, словно сюда явился ангел. Ты стояла у двери в ореоле чудесного света. Я прежде и не предполагал, что ты настолько красива. И тогда я понял, что не ошибся в тебе. Ты чистый, светлый, искренний человек. Но тебя легко обмануть. Любой прохвост в два счёта обведёт тебя вокруг пальца. Светлые люди излишне доверчивы и потому уязвимы. По этой причине были приняты некоторые меры по твоей защите.

– Павел Сергеевич, что вы задумали?! – воскликнула женщина. – Говорите прямо, а то всё ходите вокруг да около. Страху на меня нагоняете, а сути дела так и не сказали.

– Да, конечно, – согласился он. – Вступление несколько затянулось. Но это было необходимое предисловие. А сейчас мы подойдём конкретно к делу. К сожалению, Светлана права: ты не можешь претендовать на долю в наследстве, даже если я включу тебя в завещание…