Девочка из глубинки

- -
- 100%
- +
– Понятно, – киваю я, игнорируя слова этого выскочки. – Надолго приехал?
– Как получится, – уклончиво отвечает Демьян и плавно поворачивает на менее оживленную улицу, где обочины заросли высокой травой. – А ты? Учишься еще? Или сразу после школы работать пошла?
– В этом году как раз поступать буду, – отвечаю я, немного смутившись от внимания к своей персоне. – А в киоске… да, подрабатываю. Время свободное есть, да и деньги нужны. – Удивительно, что это я говорю, наоборот, без всякого смущения. Хотя повод для гордости так себе.
– На кого учиться собралась? – интересуется Демьян.
– На бухгалтера, – признаюсь я и тут же кривлю губы, словно извиняясь. – Звучит, наверное, не очень. Но я уже примерно накидала план. Буду изучать законы, освою программы, наберу клиентов. Хочу работать на удаленке. Без привязки к офису. Чтобы много путешествовать…
Я тут же прикусываю щеку, упрекая себя за лишние откровения. Хотя Демьян первый, кто вообще заинтересовался моими желаниями и кому я о них рассказала. Даже Ира еще не в курсе.
– Уверен, у тебя все получится. Я тоже когда-то с низов начинал.
От его слов аж распирает изнутри. И «щедрость» как будто нравится мне еще больше. «Так, стоп, Миша. И Мишель, – одергиваю себя. – Тебя чуть-чуть похвалили, а ты и уши развесила».
– Да, а закончил, как и начал. Что тогда подбирал девчонок с улицы, что сейчас. Одно и то же, – гогочет сзади Артём, на что Демьян выразительно хмурится, но даже это строгое и недовольное выражение лица ему идет.
– Еще одна фразочка подобного рода, и пешком пойдешь. Будешь волкам и кабанам показывать свою московскую прописку. Авось не сожрут. Хотя сомнительно, ты столько ГМО в себя запихиваешь.
Я отворачиваюсь, давя смех. «Щедрость» еще и шутить умеет, надо же.
Увлекшись этой внезапно возникшей атмосферой легкости, едва не проезжаю свой перекресток.
– Нам туда, – показываю я рукой.
– А так ближе, – кивает Демьян на навигатор.
Да, только тогда мы будем проезжать мимо моего дома, а у нас в поселке таких тачек не бывает. И если Пётр не спит и увидит в окно, то сложит один к одному быстро…
Черт.
Чем ближе к дому, тем тяжелее камень в груди. И в животе сосет от тревоги.
– Здесь направо, – говорю я вполголоса.
Машина сворачивает на узкую грунтовку. Колеса шуршат по гравию, свет фар выхватывает покосившиеся заборы. Мокрую траву. Мой дом четвертый от угла. Когда мы проезжаем мимо, его на секунду заливает светом, и оголяется захламленный двор.
– Блядь, вот это дыра! Неужели тут кто-то живет? – кидает реплику Артём, которому все никак не спится.
Я поспешно отстегиваю ремень.
– Представь себе. В поселке живут люди, – огрызаюсь, задетая его словами. – Прошу Демьяна остановиться прямо здесь. – Спасибо, – буркаю, хватаясь за ручку двери.
– Точно здесь? – спокойно уточняет он, глуша мотор и оглядываясь по сторонам. – Какой дом? Мы подождем, когда ты войдешь.
– Не надо! – вырывается у меня слишком резко. Уже спокойнее добавляю: – Тут пара шагов. Спасибо, что подвезли.
Второй раз за день я оказываюсь перед Демьяном в унизительном положении. И вроде довез, не приставал, не обидел, а в итоге все как-то по-дурацки. Потому что… ну какой институт, какие клиенты, заработки и путешествия, если я даже в своем углу не могу навести порядок и стать единоличной хозяйкой? А еще до одури боюсь возвращаться домой, где наверняка поджидает пьяный отчим с допросом, руганью и тяжелой рукой.
4 глава
Распахнув дверь, я переступаю порог, и в лицо сразу бьет сырой ночной воздух с примесью перегара от спиртного. А когда улавливаю приглушенные мужские голоса, то и вовсе становится не по себе. Как нутром чувствовала, что Пётр приведет дружков.
Я максимально тихо делаю шаг, чтобы проскочить в свою комнату и загородить дверь комодом, но спотыкаюсь обо что-то и чудом не падаю. Ухватившись рукой за стену, задеваю выключатель.
На миг ослепляет свет, а потом выбивает из равновесия картина, что предстает перед глазами. Я заваливаюсь набок, вновь хватаюсь за стену и в итоге устраиваю цирк – выключателем приходится щелкнуть повторно.
Машинально тянусь рукой к глазам, тру. Потому что не верю в то, что вижу. Может, мерещится?
– О, явилась. – В дверях появляется отчим с бутылкой пива в руке. – Где ж ты шлялась? По ночам проституткой теперь подрабатываешь?
Перевожу на него взгляд, и все, о чем я мечтаю в эту минуту, – вцепиться в его лицо ногтями. За обидные слова, за хамское отношение. Но может прилететь в ответ. А здесь, помимо него, еще и куча мужиков.
– Что это? – киваю я на сумки под ногами, проигнорировав едкие реплики.
– Пожитки твои, – нарочито спокойно произносит Пётр и, прищурившись, смотрит на меня. Прямо в глаза. Причем с такой наглостью, что все внутри закипает.
– Это мой дом. Точнее, моей матери. Если кто и должен уйти, то не я.
Невольно напрягаюсь всем телом, когда он шагает ко мне.
– Сама вытащишь свои шмотки или помочь? На вот. – Отчим берет с комода какой-то документ и сует мне под нос. – Был дом твоей матери, а стал мой. Так что давай, вон пошла. Иначе в расход пущу, чтоб не вякала. Гришка как раз после отсидки, будет только рад.
Качаю головой. Кажется, что я уснула в машине Демьяна и это все дурной кошмар.
Выдернув бумагу из рук отчима, пробегаюсь по строчкам, печатям, датам… Нет, что-то из разряда фантастики. Какая-то липа. Мама не могла написать завещание в его пользу, а меня оставить безо всего… Не могла!
Даже слов нет. Я просто открываю и закрываю рот. А Пётр тем временем не теряется. Забрав документ, он ставит бутылку на комод, хватает мои сумки и кидает их к двери, на мокрый порог. А следом и меня выталкивает на крыльцо.
Двое мужчин, друзья-собутыльники отчима, присоединяются к этому шоу, пока я испуганно оцениваю обстановку, не зная, как себя вести. Ни черта не понимаю. Что мне теперь делать?
Приятели Петра, шатаясь, пялятся на меня и гогочут. Один, правда, пытается заступиться. Его я вижу впервые. Наверное, это и есть Гришка, который недавно «откинулся»?
Он невысокий, коренастый и в разы противнее пухлого Артёма.
– Ого, какая! – толкает он в бок моего отчима. – И молчал. Глянь-ка, как доченька подросла… Сколько ей?
– Восемнадцать. Да только доченька блудная. Шалава малолетняя, по ней же видно. И соседи об этом постоянно судачат.
Во рту пересыхает. Я смотрю на это нечто перед глазами и не могу до конца принять реальность. Меня будто незаслуженно в нее поместили, по ошибке.
Инстинктивно отшатнувшись, упираюсь спиной в холодную балку. Сердце колотится в районе горла, ладони вспотели. Я не заслужила оскорблений! Ни единого слова!
– Ты незаконно все провернул… Мама не оставила завещание… Я наследница, слышишь? Единственная! – Слезы унижения подступают к глазам, но я изо всех сил стараюсь сохранить голос твердым.
Пётр усмехается.
– А я муж. И тоже наследник. Единственный. А вон клиент твой? – кивает он куда-то в сторону. – Так пусть до города и подкинет. – Отчим пинает мою сумку прямо в лужу. – Не пропадешь. Если что, еще заработаешь. А здесь все, лавочка прикрыта. Забудь дорогу.
– Зачем ты так?.. За что?.. – Я не сразу понимаю, про какого клиента он говорит. – Ты меня растил… И ведешь себя сейчас, как последняя скотина, выкидывая на улицу. Куда я ночью пойду? Из своего дома!
Грудь горит от невыплеснутых эмоций и слез. Я прерываюсь – тяжело дышать и голова кружится.
– Что за шум, мужики? – доносится из-за спины знакомый голос, и нервы начинают искрить, как неисправная проводка.
Демьян приближается. Он спокоен и собран. А я готова скатиться в истерику.
– Ты кто? Клиент ее? Так забирай, и проваливайте с моего двора, – цедит Пётр, косясь на Демьяна. – Герой-любовник херов!
Я чувствую, как рука Демьяна чуть касается локтя, отодвигая меня назад, а сам он делает шаг вперед, навстречу Петру.
– Я хотел убедиться, что Миша благополучно добралась до дома, но вижу, что это не так. В чем проблема?
– Хуясе, «благополучно»… – передразнивает Пётр, еще сильнее обдавая нас запахом перегара. Его лицо перекошено яростью. – Ты кто ей, а? Рыцарь на белом коне? Спаситель, мать твою, объявился. Да она ж блядь последняя, по мужикам шляется, ни одного вечера дома не провела. Нашел за кого заступиться! – неприятно смеется он.
Накатывает волна отвращения и злости, и я не выдерживаю:
– Заткнись!
Но моя дерзость лишь подливает масла в огонь. Пётр и вторую сумку швыряет с крыльца, и она падает в лужу к первой.
– Давай, вещички свои собрала – и пошла отсюда. Чтобы духу твоего здесь больше не было!
Он хочет скинуть и третью сумку, но Демьян хватает Петра за руку, и в следующее мгновение мой отчим оказывается вжат в нее лицом.
– Ты что творишь, скотина?! – вопит он.
На миг все столбенеют от неожиданности, а я прижимаю ладонь ко рту, пытаясь унять дрожь.
– Отпусти, сука! – орет Пётр. – Гришка! Валёк! Ну вы че встали?! Нахлобучьте утырка!
Один из мужиков срывается с места, второй спешит за ним. В темноте что-то блестит, и в руке у Гришки я замечаю нож. Начинается потасовка, слышны глухие удары, кто-то падает, и мое сердце замирает. Сейчас они «щедрость» возьмут количеством…
– Стоять! – вдруг громко раздается за нашими спинами. Прямо под фонарем.
Артём?! Я уж и думать про него забыла.
Оглянувшись, вижу, что он держит в вытянутых руках… пистолет?
– Сейчас всех положу! Ну-ка рассосались!
Ошарашенные, двое приятелей Петра тупо озираются, и Демьян, воспользовавшись заминкой, наотмашь бьет ближайшего в челюсть. Тут же разворачивается и второму врезает локтем в нос, настолько четко, будто делал это тысячу раз. И Валёк, и Гришка валятся как подкошенные, они слишком пьяны, чтобы устоять. А «щедрость», словно поймав кураж, добавляет и Петру. Правда, отчим быстро отходит от удара. Тяжело дыша, он на четвереньках отползает к крыльцу и затем поднимает на меня мутные глаза, полные ненависти.
– Шалава неблагодарная, – сипит, сплевывая кровью. – Вали отсюда! Появишься – убью!
Я до боли стискиваю зубы. Нет, я не доставлю ему удовольствия видеть мои слезы. Быстро смахиваю их с щек.
– Мишель в тебе не нуждается, – холодно бросает Демьян и, взяв под локоть, ведет меня к воротам.
Я качаюсь, ноги ватные.
– Сумки…
– Пухлый, помоги, – просит Демьян.
Я почти не осознаю, что происходит. За считаные секунды жизнь перевернулась с ног на голову.
Покорно, будто во сне, переставляю ноги, позволяю усадить себя на пассажирское сиденье. Перед глазами пляшут темные пятна, а в ушах до сих пор звенит от крика Петра: «Пошла отсюда… мой дом…» И еще вспоминается пистолет. Кто вообще эти люди?
Снова подступают слезы и обжигают щеки. Я стискиваю зубы так, что челюсть сводит, и смотрю на приборную панель, стараясь не разрыдаться. Господи… что же теперь? Меня выгнали, как собаку. Куда идти? Что делать?
– Держи, – раздается рядом тихий голос.
Я отрываю дрожащие ладони от лица. Демьян протягивает пластиковую бутылку с водой. Пальцы едва слушаются, когда беру ее и подношу к губам. Делаю пару глотков и тяжело выдыхаю, справившись с подступающей истерикой.
Слышно, как открывается багажник и Артём недовольно бурчит, что тачку теперь не отмыть от этого дерьма и что его новым ботинкам пизда. От его слов опять возникает ощущение, будто и я грязная. Бездомная. Дешевка.
Демьян устраивается на своем месте и заводит двигатель. Краем глаза я замечаю, что его губы жестко сжаты и на скулах проступили желваки. На лице багровеет ссадина. Все-таки задел его Пётр? Или кто-то из его дружков?
За меня впервые заступились. Просто так. Без условий.
Или… условия будут позже?
Резко сдав назад, Демьян выворачивает руль и выезжает обратно на дорогу. Значит, он остался и увидел, в какой двор я зашла. Подождал, чтобы убедиться, что все хорошо?
– Ты… у тебя… у вас есть пистолет? – произношу еле слышно.
– Что? – непонимающе смотрит на меня Демьян.
– Да это она про мой травмат. Пульки как игрушечные. – Артём достает из кармана ветровки пистолет и показывает. – Видишь? Никого бы в решето не превратили. Хотя хотелось. Даже меня они взбесили. Еще и эти сумки грязные. Я носильщиком не нанимался…
– Артём, – зовет его Демьян.
– Что?
– Заткнись.
– В смысле «заткнись»? Я, между прочим, хотел закричать: «Полиция! Всем лежать мордой в землю!», но немного растерялся. Раньше думал, зачем мне пистолет? А оказалось, нужная вещица.
Ситуация у меня хреновая. Дома нет. Ничего нет. Заначка осталась в комнате. А я сижу и улыбаюсь, глядя на травмат Артёма. И второй раз за вечер мелькает мысль, что «щедрость» и его друг не самая худшая компания.
– И… куда ты меня везешь? – обращаюсь к Демьяну.
Он бросает взгляд на часы на приборной панели.
– Куда-а… – тянет он. – Куда-нибудь подальше от пьяных неудачников.
5 глава
Стенания Артёма из-за ночных приключений не прекращаются. Он снова что-то недовольно бормочет себе под нос, но «щедрость» включает музыку, и его слова тонут в мелодии.
Вот настрой Демьяна мне нравится больше. Будто вообще ничего не произошло. А может, случившееся его даже слегка позабавило. То ли невозмутимость и вздернутый в усмешке правый уголок губ – это обычное выражение его лица, то ли он просто на людях всегда носит маску, но ему идет. А еще от него исходят волны расслабленности. Или, возможно, усталости. От Артёма совсем другие вибрации. Напряжение. На него я ловлюсь сильнее, потому что сама фоню раздражением и злостью. Хотя не люблю чувствовать гнев. И так в жизни негатива более чем достаточно. Болезнь матери выжгла слишком много ресурса. Надежду, веру во что-то хорошее…
– Куда мы сейчас? – спрашиваю я негромко, невидящим взглядом смотря перед собой и пытаясь отключиться от собственных эмоций.
– Есть несколько вариантов. Первый: к нам. Второй: к твоей подруге. Есть и третий, но он на самый крайний случай. И уже не сегодня. Поэтому выбирай между двумя первыми. Я устал и хочу спать, – спокойно отвечает Демьян.
Я моргаю, не понимая. К ним – это куда? Ехать к двум малознакомым мужчинам на ночь? Звучит как заголовок криминальной хроники, в которой мы, кажется, чудом не оказались. Но и к Ире не получится: я ни номер не помню, ни адрес, ни тем более, в какой квартире она живет. И телефон не включается, чтобы хотя бы переписку открыть.
– А третий?
Я снова разглядываю сосредоточенное, жесткое лицо Демьяна с намеком на улыбку. Хотя, скорее, это все-таки не улыбка, а просто привычная мимика. Зачем он вообще за меня вступился? Артём наверняка отговаривал…
– Тебе совсем, что ли, некуда? И не к кому?
– Может, надо было вызвать участкового и остаться? Я же прописана в том доме. А отчим незаконно им завладел… Он не имел права выгонять меня… – рассуждаю вслух.
Свидетельство о праве на наследство… Откуда Пётр вообще его взял?
– Имел или не имел – там тебе все равно оставаться нельзя было. Три пьяных мужика, похожих на рецидивистов, согласись, не та компания, в которой молоденькая девочка будет чувствовать себя в безопасности. Хотя и двое незнакомцев, которых она подцепила в кафе, особого доверия тоже не внушают.
Он издевается? Я же никого не цепляла. Или специально выводит из себя? А может, наоборот, проверяет, насколько я в себе. Или насколько хорошо маскирую истерику.
– Я тоже спать хочу. Так что определяйся быстрее, – подзуживает сзади Артём.
– Ты говорил про третий вариант, – напоминаю я Демьяну. – Это какой? Я боюсь ехать с вами. К вам двоим, – уточняю.
Он многозначительно кивает:
– Ну, значит, третий. Окей. Но я же сказал: уже утром. Точнее, днем. Сейчас к нам. Комнату тебе выделим.
От этих слов становится не по себе. Но что делать? Не на остановке же ночевать.
Через пятнадцать минут мы сворачиваем с трассы, проезжаем несколько тихих улочек и машина останавливается у небольшого одноэтажного домика с мансардой под темной крышей. Сквозь морось я различаю резные ставни и крылечко под козырьком. Окна в пол.
В этой части пригорода я бываю редко. Практически никогда. Снять здесь дом – это такие деньги, что мне все лето в ларьке пахать надо, чтобы хоть что-то отложить на пару дней проживания. И то не факт, что хватит.
– Приехали, – объявляет Демьян и кивает на дверь: – Выходи.
Артём на заднем сиденье тут же оживляется, нехотя поднимаясь.
Я не двигаюсь. Смотрю на эту красоту и роскошь, которую даже в ночи видно невооруженным глазом, и искренне не понимаю, как здесь оказалась и какое ко всему этому имею отношение.
«Щедрость» обходит машину и открывает пассажирскую дверь. Я выхожу. Но ноги слушаются плохо, накрывшая усталость лишает опоры. А еще – страх неизвестности.
– Не бойся, – склонившись, негромко говорит Демьян, словно угадав мои мысли. – Здесь ты в безопасности. Никто тебя не тронет.
Безопасность… От одного этого слова к горлу подкатывает горечь. Слишком долго я ее не чувствовала. А сейчас тем более.
Артём не разуваясь проходит в дом, щелкает выключателем, и комнату заливает свет. Я будто на картинке из журнала с дизайнерскими интерьерами оказываюсь: обстановка стильная, лаконичная, в светлых оттенках. Что только усиливает внутренний диссонанс. Где я и где люксовые апартаменты? Смешно, честное слово.
– Я спать, всем до завтра. – Артём бредет в комнату справа.
Демьян закрывает дверь и оборачивается ко мне.
– Проходи, – приглашает он внутрь. – Вон там гостиная, – показывает рукой, – здесь кухня, а налево свободная спальня. Можешь устроиться там.
Я в нерешительности оглядываюсь.
– А ты?.. – вырывается, прежде чем успеваю прикусить язык. – В смысле… тебе тогда где спать?
– Наверху, в мансарде. Там жилая комната, – объясняет Демьян. – Не волнуйся, я прекрасно устроюсь.
– Поняла, – бормочу я и отворачиваюсь, делая вид, что рассматриваю висящую на стене картину.
Смущает, что моя дверь напротив комнаты Артёма. Не хочу… Он мне не нравится!
– Давай я наверху?
– Ну хорошо, – соглашается Демьян. – Сейчас принесу тебе кое-что, – говорит он и уходит в глубину дома.
Я в растерянности переминаюсь с ноги на ногу посреди гостиной. Происходящее кажется каким-то сном. Или фильмом. С моим участием.
Демьян возвращается, держа в руках большую темно-синюю футболку.
– Вот. Переоденешься. Если захочешь поесть, то с продуктами негусто. Холодильник почти пустой. Хотя Артём что-то вроде брал на днях, надо проверить.
Я гляжу на футболку в его руках и только сейчас ощущаю, что после перепалки с отчимом под дождем та, которая на мне, сыровата и липнет к телу. Бр-р, действительно мерзко. Беру футболку и шепчу:
– Спасибо.
Наши пальцы на миг соприкасаются, и ладонь снова пронзает тот самый разряд тока. Он бьет прямо в сердце. Будто нервы оголены… Или дело вообще не в нервах. Почему такая реакция?
– Там ванная. – Демьян указывает на дверь рядом с кухней. – Можешь освежиться.
Я сжимая футболку в руках, не зная, как выразить всю благодарность, что кипит во мне. Это же надо, целый вечер человек выручает, вытаскивает из беды. Просто так? По доброте душевной? Не верится. Хотя, честно говоря, сейчас сил анализировать нет вообще. Все завтра.
– Демьян…
Он смотрит на меня внимательно. В полумраке прихожей его карие глаза кажутся почти черными.
– Даже не представляю, что со мной было бы, если бы не ты…
– Отдыхай. Потом поговорим, если захочешь.
Я киваю и юркаю в ванную, сбегая от переизбытка эмоций. Закрывшись на щеколду, выдыхаю и прислоняюсь лбом к прохладному кафелю.
Господи… что за день? Утром я проснулась в своей кровати, а теперь стою в незнакомом доме, и за стеной почти чужой, но такой заботливый и красивый мужчина.
Я поспешно стаскиваю мокрую футболку и джинсы. Развешиваю их на сушилке. Быстро осматриваюсь. Ванная небольшая, но чистая. На полке новое полотенце, мыло. В зеркале над раковиной моё отражение: растрепанные волосы, испуганные глаза, потекшая тушь. Тот еще видок…
Открыв кран с холодной водой, пригоршнями плескаю ее в лицо. Сглатываю ком в горле.
Не реви. Все уже позади, Миша. Ты выдержала, справилась… А еще тебе помогли. Но это ничего не значит. Демьян просто… случайно оказался рядом и захотел вмешаться. Ты бы поступила так же.
Мягкое полотенце пахнет порошком и немного им. Точнее, его домом. Хотя какой это дом, съемный же. Но запах все равно приятный. Будто новой жизнью веет. Которую я бы… очень хотела.
Выданная Демьяном футболка велика, длиной она почти до середины бедра и свободна в плечах – прямо платье-мини. Зато сухая и теплая. И вот теперь точно пахнет им. Свежестью и морем. Тонкий аромат одеколона впитался в ткань, и я на секунду прижимаю ворот к носу, а потом одергиваю себя: совсем рехнулась, Миш?
Когда выхожу из ванной, в доме тихо. Хочется лечь и отрубиться, но я весь день на ногах и ничего не ела. На пустой желудок не усну. В холодильнике обнаруживаются глазированные сырки, колбаса и немного сыра. Все-таки есть толк от этого гэмэошника.
Демьян появляется неслышно, как призрак. От неожиданности я чуть не роняю из рук чашку с чаем и сырок.
На «щедрости» уже другая одежда: белая футболка вместо рубашки. Волосы влажные, видно, он тоже после душа. Я почему-то сразу обращаю внимание, как плотно майка обтягивает его плечи, руки… И живот у него подтянутый. Мокрые волосы ему тоже идут.
Так, хватит пялиться. Мысленно даю себе подзатыльник.
– Я немного похозяйничала… Будешь чай?
Демьян отрицательно качает головой, и я замечаю синяк на его скуле.
– Постой. – Достаю из морозилки лед, оборачиваю в полотенце и протягиваю ему. – Приложи к лицу.
Мы замираем на секунду. Он стоит так близко, что я чувствую его тепло. Надо бы что-то сказать. Разрядить… Или, наоборот, не двигаться. Зачем вообще самодеятельностью занялась? Никто же не просил…
Демьян все же забирает лед и усаживается в кресло напротив.
– Прости, что ввязался. Но иначе было никак. Могли бы и с участковым заморочиться, только лень. Как представлю, сколько времени потеряли бы…
Я не знаю, что сказать. В очередной раз поблагодарить? Но я уже и так благодарила. Поэтому просто молчу.
– И часто… это случалось? – интересуется Демьян, не отрывая взгляда от моего лица.
– Что именно? – переспрашиваю, чувствуя, что кусок больше не лезет в горло.
– Домогался? А дружки его?
Эти вопросы окончательно отбивают аппетит.
– Мама умерла полгода назад. И Пётр сразу стал другим, – уклончиво отвечаю я. – Или был таким всегда, просто скрывал. Не знаю. Появились дружки непонятные, начались попойки, с работы уволили. Он пошел по наклонной…
– Да или нет?
Дрожь в пальцах едва удается скрыть. Или не удается, потому что чай немного проливается на стол.
– Пытался. Но я пригрозила заявлением в полицию. С тех пор он стал побаиваться. Хотя кричал постоянно. Может, поэтому и выгнал сегодня…
Демьян по-прежнему не сводит с меня внимательного взгляда, и вдруг хочется расплакаться.
– Родных больше нет у тебя? – мягко продолжает он допрос.
– Нет. Отца родного я не знала, мама одна растила. Бабушек-дедушек тоже нет. Несколько лет назад она встретила Петра, и до ее смерти мы жили вместе… Вот и все… Три сумки в багажнике твоей или Артёма машины – все мое богатство.
– Понятно… – Демьян медлит пару секунд, раздумывает, а потом произносит: – Ты правильно сделала, что поехала с нами. И впредь я бы на твоем месте никак не контактировал с отчимом. Чтобы люди вообще могли услышать друг друга, интеллект одного должен быть примерно равен интеллекту другого. Вы с отчимом, очевидно, на разных уровнях, и диалога не получится. Скорее всего, уже никогда.
– А если идти больше некуда и это мой единственный угол?
– Совсем некуда?
– Была надежда поступить в институт и съехать в общежитие… Но я еще не поступила. А жить где-то надо. Не на улице же. Подруга… на сколько она приютит? Максимум на неделю? – неопределенно пожимаю плечом. – Я не знаю, что делать.
Демьян подается чуть вперед. Свет лампы за спиной очерчивает его скулы, прямой нос. И я снова ловлю себя на мысли, какой он… красивый. И сильный. И заботливый.
– Тогда точно только третий вариант, – прицокивает он языком.
– Что за вариант?
– Вот завтра и узнаешь. – Демьян поднимается и зевает. – Ладно, я спать. День был тяжелый. – Он возвращает мне лед. – И ты тоже давай. Едва на ногах стоишь. – Он уходит.
Я смотрю на кресло, где он только что сидел, и тоже зеваю, едва успев прикрыть рот рукой. Адреналин схлынул, тело требует покоя. Чувствую себя выжатой тряпкой.
Я ополаскиваю чашку и плетусь в спальню. Закрываю замок. На всякий случай. Или по привычке.
Опустившись на край кровати, я позволяю себе выдохнуть до конца. Срываю с волос резинку и вытягиваю ноги. Тело ломит, глаза слипаются, но мысли все еще мечутся. И в памяти вспыхивают сцены: утреннее солнце над гладью воды, ребятишки с вафлями, ироничный взгляд Демьяна, его голос: «Аккуратнее». Прикосновения, вспышка ярости, когда Пётр меня обзывал и раскидывал по земле мои сумки… и снова руки «щедрости». Будто отгораживающие от мира. Будто я важный для него человек, а не нищая неудачница… Почти как в маминых романах. Которые и впрямь пора прекратить читать. В принципе, мне это и так больше не грозит.










