Девочка из глубинки
- -
- 100%
- +
Что? Нет! Из кожи вон вылезу тогда, чтобы утвердили. А если «подарочек» опять в дороге чего-нибудь объестся?
И лучше бы, конечно, домой вернулась. Но там Пётр. Вспомнив эту наглую пьяницу, ощущаю знакомую тяжесть в затылке. То ли мало спала, то ли шея затекла, всё тело ноет, будто избили, состояние смазанное. Еще эта кукла… Пальцы снова трут друг друга, словно все еще чувствую сухие жесткие стебли. С тех пор, как взяла, недомогание лишь нарастает. И мандраж перед встречей с бабушкой Демьяна только усиливается. Наверное, потому что от её слова сейчас зависит, продолжу я скитаться или всё-таки буду иметь крышу над головой хоть какое-то время.
Так что нужно ей понравиться. На улицу я не хочу. И это в десятки раз лучше, чем жить с Петром. Была бы я посмелее, вызвала бы полицию. У него же теперь ни документов, ни прав на дом… Может, это и есть лазейка? Вдруг та дарственная липа, и ему прямая дорога на улицу, а не мне?
– Ты серьёзно остаешься? – уточняю у Демьяна.
– Да, – отвечает “щедрость”.
– Артём по-настоящему твою бабушку боится? Или прикидывается?
– Да нет, второе. Это вообще его любимое дело – приукрашивать. По нему с первого взгляда всё ясно. Разве нет?
– Нет. А по мне что ясно?
Вопрос срывается сам собой. И это уже не Мишель, это Миша снова тянет одеяло на себя. Если честно, хочется зашить ей рот. Лучше бы молчала.
– Ничего не думаю.
Как удар. Под дых. И по самооценке тоже. Ведь не сказал ничего плохого, но… будто намекнул: пустышка. Без содержимого. И, может, прав. Кто я вообще? Сгусток проблем и неуверенности. Рот открыть могу только, когда злюсь. Поэтому и жизнь обходится так жестоко, провоцирует на негативные эмоции?
– Пошли. Что застыла? – оглядывается Демьян.
А я и правда стою и смотрю ему в спину. Хочется в него кинуть что-нибудь в ответ. Хоть словом задеть. Но это всё равно что кидать камешки в скалу. Камень отскочит, а ты останешься с синяком.
Тем не менее перебираю ногами, захожу внутрь.
У Степаниды в доме пахнет травами. Будто в поле оказался. И по идее должно легко дышаться, но атмосфера… Затылок ноет сильнее и тянет что-то изнутри. Словно я не просто в дом зашла, а в чью-то энергию насильно влезла. Причем очень тяжелую.
– Чем она занимается? – уточняю.
– Людям помогает. Ну типа, целительница. Заговоры, травы. Сколько себя помню, всегда в этом варилась. Артём считает её шарлатанкой, а я скептически отношусь, но больше, наверное, верю. Хотя двадцать первый век, магия… смешно, – ухмыляется. – Но люди к ней приходят и получают результат. Поэтому дома постоянно движ. Правда в последнее время Стёпа сдала, жалуется на здоровье, говорит, что скоро помогать никому не сможет. Всё чаще рассказывает одну историю, как помогла женщине с ребенком, и будто знак был, что девочка эта из нашего рода и надо передать ей дар. Она малышку пометила и матери отдала. С тех пор ждет, что она объявится. Лет пятнадцать, наверное, ждёт. А я ей в этом помогаю. Привожу таких, как ты, на личное собеседование.
Сначала слушаю его чуть ли не с открытым ртом, речь чистая, уверенная, убедительная. А потом, когда произносит эту последнюю фразу, понимаю, что он просто смеётся надо мной.
– Сколько тебе лет? – спрашиваю резко.
Улыбается нахально.
– А сколько дашь?
– Вот прям сейчас – не больше десяти. Глупые шуточки, ясно?
– Разве шуточки? Это к Артёму. Он в этом мастер. Про возраст как раз говорит, что Христос в моём уже воскрес, а я ещё даже не умер.
– И почему же ты должен умереть? – недоумеваю.
– Долгая история. И личная. Ладно, проходи в гостиную, – кивает на открытую дверь. – Придумал я с девочками и собеседованиями. Никого к ней не вожу и никого она не ищет. И тебя, я думаю, утвердит.
Я уже практически в шаге от прыжка. И если шагну, то вариантов два: орать или кайфовать. Пока не знаю, какие эмоции возьмут верх. Всё ещё анализирую, что делать. Но, кажется, уже определилась: надо получить эту работу. Понравиться бабушке Демьяна. Уговорить ее уехать в Москву. Рядом нужен кто-то надёжный. Кто прикроет, если что. Пусть даже просто крышей над головой и едой. И мне будет легче, и бабуле подмога. А дальше посмотрим. Пока надо просто зацепиться.
В нос снова ударяет запах травы, и я вспоминаю ту куклу из бардачка. Так, одна общая тема у меня со Степанидой есть. Я с детства эти травяные мумии делаю. Почти один в один. Не знаю, откуда это у меня, но мама, если видела – каждый раз злилась. И выкидывала их. А я всё равно собирала травы, сушила и делала тайком. В сарай относила и игралась с ними.
– Внизу гостиная, гостевые комнаты, кухня, санузел. Наверху две спальни. Дом новый. Я настоял, чтобы Стёпа сюда переехала. Старый – в конце двора. Бабушка не хотела его сносить. Говорит, воспоминания живут в этом месте. Настояла – пусть стоит. Что-то в этом есть. Вроде редко приезжаю, а все равно заглядываю в ту рухлядь и ностальгию ловлю.
– Тридцать три? Рано ты в нее впадаешь, – все же бросает Миша камешек в скалу.
– А что, для этого возраст особенный должен быть?
Задумываюсь.
– Не знаю.
– На самом деле всё дело в ощущениях, Миша. Дома может и не быть, а воспоминания всё равно будут. И ты зря бумаги сожгла. Надо было мне для начала взглянуть.
– Зачем?
Из кухни вдруг доносятся голоса. Точнее, один. Наверное, Стёпы. Она чем-то недовольна, и от её интонаций и возгласов по коже бегут холодные мурашки. Мне представлялся образ милой хрупкой старушки, а судя по тому, что слышу… Становится очень интересно на нее взглянуть.
– Может, захотел бы помочь или подсказать, как поступить. А теперь надо восстановением заниматься.
– А кем ты работаешь?
– Попробуешь угадать?
Задерживаю на “щедрости” взгляд, хотя всё, о чём себе постоянно напоминаю со вчерашней ночи, прекратить на него пялиться. А сейчас он сам просит, и я могу это делать не украдкой… Задерживаю глаза на его руках, длинных пальцах. Футболку сменил на обычную рубашку, и ему больше идёт повседневный образ, выглядит моложе. На голове легкий беспорядок, и глаза… Без понятия, почему сердце опять стучит в груди как бешеное, но с этим мужчиной что-то не так. Точнее, со мной, когда он слишком близко. Интересно, а кубики на животе у него есть? Н-да… Мише бы подзатыльников еще надавать.
– Бизнес какой-то? Хотя в медицинских терминах разбираешься… Нет. На врача не похож. А друг твой – тем более. Милосердием от него за километр не пахнет. Что-то с речью, возможно… Хорошо поставлена, – подмечаю я.
Нравится, как он четко излагает мысли и как вовремя приходит с нужными репликами. У меня же вечно каша импульсивная – и её я выдаю. А Демьян… У него с этим все в порядке.
– Что-то с банковской сферой? – выдвигаю еще одну версию.
С одобрением кивает.
– Тепло. Но это уже в прошлом.
– Я сдаюсь.
– Так быстро? – с огорчением вздыхает.
Сказать больше ничего не успевает, дверь из кухни открывается, и оттуда выходит девушка примерно моего возраста. В слезах. Даже не смотрит в нашу сторону. Быстро прощается и уходит.
– Больше можешь не приходить, – выкрикивает ей вслед Степанида. И явно чем-то раздражена.
Переводит дух, вытирает руки о фартук, потом снимает его и, наконец, нас замечает. Смотрит на внука.
– О, явился наконец-то. А обещался вчера.
– Занят был, ба. Прости. Привет, – подходит и целует в макушку.
Степа невысокого роста, крепкая, ухоженная. Волосы светлые, собраны в пучок, ни одной выбившейся прядки. И я совершенно иначе её представляла.
– А это кто? – переводит на меня взгляд и чуть ли не прожигает им, отчего не по себе только сильнее становится и туман в голове усиливается.
– Помощницу тебе привез. Миша. Девочка без дома осталась. Отчим – зверюга. Приютишь? Ты как раз с предыдущей ученицей закончила?
– Закончила. С концами, – произносит тихо, но взгляд с меня не сводит. И будто душу им выворачивает наизнанку.
Внешне виду не подаю, а внутри под диван хочется залезть от этих пронизывающих глаз. Теперь отчасти понимаю Артёма. И хочу к нему на улицу. На воздух.
Ноги с кресла сами собой поднимаются, я встаю, словно в трансе. Шум в ушах нарастает.
– Куда собралась? – строго спрашивает Степанида.
– Миш, – словно издалека доносится голос Демьяна.
А меня и в жар, и в холод одновременно бросает. Это все травы, энергетика Степаниды и ее дома, мои переживания? А может, я, как мама? Вдруг по генетике передалось?
Сажусь обессиленно обратно. Демьян приносит воды. Степанида забирает из его рук стакан и подходит. Опять стоит с этим жутким взглядом. Долго молчит, а потом вдруг спрашивает:
– Возьмёшь? – протягивает мне воду.
Не хочу от неё ничего брать, и мысленно я уже убегаю из этого дома. Но даже пошевелиться не могу!
– Лучше по-хорошему возьми. Сама. И сразу отпустит, – настаивает она.
Я будто в трансе. И хоть внутри всё сопротивляется, рука сама тянется. Делаю глоток, другой – и… отключаюсь.
Прихожу в себя, потому что чувствую, как меня хлопают по щекам.
– Миш, ты чего? Вы с Артёмом челлендж, что ли, решили устроить? Ну-ка признавайся, что там ели, пока я у дома стоял?
– Ничего…
– Да всё с ней хорошо будет, – спокойно и довольно произносит Степанида. – Воду допивай. А ты, – кивает Демьяну, – в магазин. Список я сейчас напишу. Ужин поможете приготовить. И Артёма попроси, пусть сумки ее занесет в дом. Со мной она жить останется.
– И что, даже собеседование не проведёшь? – удивляется Демьян.
– А я уже провела.
Ставлю стакан на журнальный столик. Прислушиваюсь к себе. Дурнота прошла. В голове прояснилось. Но тревога… никуда не ушла.
9 глава
Демьян уходит, и мы со Степанидой остаемся один на один. Вся моя охота ей понравиться внезапно испаряется. Я вообще не понимаю, чего теперь хочу. Наверное, чтобы меня ненадолго оставили в покое и дали отфильтровать все, что на меня навалилось Так-то я должна быть в ларьке сейчас и продавать вафли. Какого черта здесь делаю…
– Жить будешь на втором этаже. Последняя дверь справа. Вещей много? – бросает через плечо Степанида.
– Три сумки.
– Три, – повторяет тихо. – Перебрать, что нужное, а что нет и весь хлам на задний двор отнести. Демьяна попросишь. А теперь пойдем на кухню. Поможешь картошку почистить и мясо отбить. Хотя нет, Артём сейчас мясом займется. Сколько тебе лет?
– Восемнадцать…
– Юная совсем.
“Подарочек”, все подшучивал над бабушкой Демьяна, а, похоже, это все не шутки…
– Вы… чем конкретно занимаетесь? – спрашиваю и тут же жалею, что задала этот вопрос, но он сам собой слетает с языка.
Степанида оборачивается. Смотрит так, что туман в голове возвращается без стука. Как будто внутрь залезла. Прямо под кожу. И попробуй теперь не поверить во всю эту мистическую фигню.
– Да всем понемногу, – миролюбиво отвечает она. – Но чаще помогаю тем, кто с болью приходит.
– Физической?
– Душевной в основном. Все хвори – они же отсюда родом, – показывает на голову. – Внутри человек болеет, что-то боится, отрицает, не принимает, себе много врет, а потом, как итог, и тело слабеет.
Хочу возразить. Есть же ещё генетика, наследственность. А случайные травмы? Многое идет явно не из головы. А дети в реанимации? Они что, тоже сами себе всё придумали? Нестыковки!
– Годами в себе боль вынашивают, а потом приходят и просят за пару часов всё вылечить, – словно опять подслушав мои мысли, продолжает. – Годами, деточка. Изо дня в день отравляют собственным ядом свое существо, а потом ищут спасение в чудодейственных явлениях. И просят по-быстрому всё изменить. Понимаешь, о чём я?
– Не совсем…
Потому что больше в жизни привыкла опираться на логику и факты. Ну стараюсь. А сейчас явно что-то идет не так.
– Молоденькая ты ещё. Но ничего. С опытом все приходит. И уходит тоже многое.
Стёпа показывает, где картошка, мусорное ведро, выдаёт нож и кастрюльку. Кухня просторная, светлая, и на ней одно удовольствие готовить. Не то что наша – всё старое и почти не развернуться. Когда-нибудь и у меня будет такая. И собственный новый угол. В Москве.
– Мне на обследование скоро ехать, – словно опять прочитав мысли о столице, произносит Степанида. – Дёма говорил?
Так ласково имя внука звучит из ее уст, что и у самой поднимается внутри волна тепла. Неосознанно.
– Говорил.
– Ненадолго, надеюсь. Не люблю я эту Москву. Вот на дух не перевариваю. Как с первого раза увидела, так и отвернуло.
– Почему?
– Энергетика давящая. Машин много, многоэтажек. И мало простора. Нет, он безусловно есть, но не такой, как я привыкла. Плохо там старому человеку.
Пытаюсь представить, как буду себя ощущать в мегаполисе, и пока не понимаю – понравится мне или нет. Если это плюс-минус как Ижевск, то, вероятно, да. Хотя и лес возле дома, и наш пруд я тоже люблю… Но в этой обстановке я и так достаточно пожила. Можно и в новой попробовать.
В кухне ненадолго повисает пауза. Степанида достает сковороду, ставит ее на плиту.
– Что за история с отчимом? – спрашивает, будто между прочим, но взгляд цепкий.
Молчу. Потому что не знаю, с чего начать. Ведь долгое время одни с мамой жили и нормально справлялись. А потом Пётр появился. И поначалу вроде и впрямь всё хорошо было, а потом, как мама заболела и слегла, у него отношение ко мне поменялось. После ее смерти и говорить нечего. Со свету сживал вслед за ней.
– Мама заболела. Она не рассказывала никогда о своей болячке и что ей, в принципе, было нельзя рожать. Наверное, не хотела, чтобы я вину на себя брала. Или в другом причина – кто ж теперь скажет. У нее мужчина появился перед тем, как она вконец слегла. Пётр после ее смерти начал меня в этом обвинять, пить, выживать из дома. Вот у него, вероятно, и есть все от головы. А в случае с моей мамой, с наследственной болезнью… тоже голова виновата?
Затрагиваю эту тему и снова все вспоминается: как в холодильнике лежали ампулы, какие-то коробочки с таблетками. Как она, прячась от меня, делала себе уколы в живот, думая, что я не вижу. Как ее тошнило почти каждый день. В поликлинике тогда сказали: «по женской части», стресс. А потом приехала скорая, и все стало по-другому. Врачи обследовали. И одна молоденькая женщина, медик или кто она там была, подошла ко мне и сказала: у нее органы будто сами на себя напали. Я еще тогда подумала: как это на себя самого? Как можно? Оказалось, можно. Не просто напасть. Убить. Вот только при чем тут, черт возьми, голова?
– Чем болела-то?
– В карте написали: «СКВ в стадии обострения.» Как мне объяснили: иммунитет сработал на уничтожение организма.
– Волчанка, что ли?
Киваю.
Степанида смотрит на меня внимательно. Долго.
– Конечно, от головы у нее все, Миша. От стресса, от ответственности. Получила обострение. Может, раньше что-то серьезное было, не пережила, грызла себя. Вот и организм больше не захотел быть союзником. Пошел против.
Задумываюсь.
– Она никогда своей личной жизнью не делилась со мной. Я даже отца родного не знаю. А приемный еще хуже оказался. Тот хотя бы бросил, но ничего не отбирал. А этот…
– Правильно ты сделала, что ушла. А твое к тебе еще все вернется. Это я про дом. Ну и все по заслугам получают. Загнется он теперь один. То хоть стимул был тебя гробить, а тут – все. Сгорит, – машет рукой. – Живи свою жизнь и о нем не вспоминай.
Всякое желание спорить отбивает на корню после ее слов и спокойной интонации. Отчасти даже понимаю, в кого Демьян такой рассудительный. Да и не верится, что это она тут какую-то девушку ругала несколько минут назад. Интересно за что?
Степанида достает тесто из холодильника. Быстро лепит какие-то кругляшки, закидывает их на разогретую сковороду. Аромат тут же распространяется божественный.
– Готовить умеешь? – спрашивает, наблюдая, как я мою картофель в раковине.
– Да.
– Хорошо. Я уже не всегда сама справляюсь. Руки вот, – показывает, и они немного дрожат. – И колени.
– Это тоже от головы?
Улыбается. По-доброму.
– Это от старости, деточка. Не молодею.
Я как раз вытираю руки о полотенце, когда слышу голоса из гостиной. Артём что-то опять возбужденно говорит, а через мгновение они с Демьяном стоят перед нами. Оба с пакетами из магазина.
– Сумки в коридоре. Куда отнести, ба? – уточняет «щедрость». – Какую из комнат ей выделила?
– Наверху. Рядом с твоей.
По коже опять проносится тепло, а затем и жар, будто меня, как эту лепешку, на сковороду положили. Всего, считай, сутки провела в новой обстановке и с новыми людьми, а чувство будто всех их троих давно знаю…
– Артём, помоги мясо отбить, – просит Степанида.
– Хорошо, – отзывается он, а я ставлю картофель вариться на плиту.
Хотя не терпится посмотреть, что там Пётр наложил в сумки. По идее, он скинул туда все из комнаты, а там не особо много было. Шкафы и полки пустые, и фоток наших с мамой ни одной не видела на стене.
Спустя полчаса мы рассаживаемся за круглым столом. За ужином царит приятная атмосфера. Говорят преимущественно Стёпа и Демьян, обсуждают предстоящую поездку. Мы же с Артёмом коротко переглядываемся и молча едим. Я в своих мыслях и собственных сумках. С тревогой в сердце. Потому что хоть и с крышей над головой, в безопасности, но дом-то чужой. И обстановка непривычная.
– Спасибо, – говорю, наевшись от души. Затем помогаю всё убрать со стола, помыть посуду.
Стёпа идет отдохнуть, Артём и вовсе след простыл, а Демьяну кто-то звонит и он направляется на улицу. Через окно наблюдаю, как гуляет по дорожкам, останавливается у пруда и долго там стоит. Я же, окинув взглядом чистую кухню, поднимаюсь наверх и остаток вечера навожу порядок в сумках.
На всё про всё уходит почти два с лишним часа. Эта пьянь, как я и думала, в кучу все свалила. Рамки некоторые разбились, и одежда оказалась в стекле. Ничего не остается, как ее выбросить. И по итогу более-менее добрые вещи укладываются на пару полок в шкафу в выделенной мне комнате. Целую сумку можно отнести на мусорку, а еще одну в старый дом. Да уж… Хорошее у меня приданое. Точнее никакого.
Я нахожу на этаже душ, ополаскиваюсь и ложусь в кровать. Но сон не идет. Непривычно на новом месте. И очень тихо. Только не внутри. Тревога буквально сжирает, и ощущение, что я совершила ошибку, не проходит. Что я там говорила про прыжок – лететь с кайфом? Пока что-то не получается.
Спускаю с кровати ноги и бреду на кухню. В коридоре полумрак, впрочем, как и во всем доме, но, благо, на стене горят ночники. Кое-как ориентируюсь и подхожу к шкафчику, тянусь за стаканом, наливаю воду. Пью мелкими глотками. Наливаю еще. Подношу ко рту и вдруг ощущаю сбоку какое-то движение.
Испугаться не успеваю. Лишь замираю. Демьян сидит на подоконнике у открытого окна, голый по пояс, с яблоком в руке.
Приглушенный свет выхватывает из темноты его плечи, грудь, пресс. Кожа чуть влажная, будто после душа.
Он откусывает яблоко и смотрит на меня. Я ставлю стакан на столешницу, забыв, зачем приходила. Ах да, попить…
– Не спится? – тихо спрашивает.
– Да. На улице сегодня душно… Завтра, наверное, гроза будет.
Кивает.
– Скорее всего.
– Ну и в целом… Новое место. Вчера одно, сегодня другое. Со мной такое впервые…
Надо бы заткнуться и уйти, но я пошевелиться не могу. И отвести от “щедрости” взгляда. Все эти тела и красивые картинки только на экране телевизора и в журналах видела, а вживую вот так… никогда. И эти кубики на животе… Я не ошиблась. Господи, сколько времени он проводит в спортзале? Они точно настоящие? В какой-то передаче видела, что сейчас делают пластикой. Может, это оно?
– Привыкнешь, – говорит Демьян и медленно подходит. Почти вплотную, отчего я нервничать лишь сильнее начинаю. И сердце, кажется, вот-вот вырвется из груди. – Бледная, – внимательно разглядывает. – Снова плохо?
– Нет. Всё в порядке.
Берет мою руку. Запястье. Чуть сжимает пальцами, не отводя глаз от лица.
– Пульс частый. Точно в порядке?
– Ты… не должен… – запинаюсь, потому что мысли скачут вразнобой, и паника захлестывает от его близости, прикосновений и запаха.
– Что? – слегка щурится.
Проглатываю слова: «трогать меня».
Он смотрит в глаза. Ждет.
– Почему ты это делаешь? – выдыхаю.
– Просто хочу знать, что ты не отключишься снова. И не будешь валяться на полу. Похожа на привидение, вся белая.
– Зачем помогаешь? Я это имела в виду. Ведь не обязан…
Отпускает мою руку, но взгляд не отводит. Мы будто играем в игру: кто кого пересмотрит. И это сейчас хуже прикосновения.
– Спать иди, Миша. Уже поздно.
Будто выгоняет. Но, взяв пачку сигарет со стола, уходит первым.
Разглядываю его рельефную спину, пока Демьян не скрывается из виду. С этого ракурса вид тоже впечатляющий. Никогда еще не представляла в своих фантазиях кого-то. Даже не думала о том, что хочу отношений, тепла, близости. Мельком если. И образ был расплывчатый, а сейчас… моя рука горит в том самом месте, где Демьян меня касался. А пульс скачет, как бешеный. И одно желание… чтобы “щедрость” вернулся и трогал дальше. Можно даже не только запястье.
Наваждение. Самое настоящее. И такое реальное. Боже, действительно снова бы не отключиться. Потому что я хоть и пытаюсь не думать, успокоиться, не принимать близко к сердцу происходящее… но все равно принимаю.
10 глава
Долго ворочаюсь, прислушиваясь к тишине. Комната Демьяна рядом, но он не поднимается. А сама я не знаю, почему не сплю. Второе новое место за сутки, может, дело в этом. И всё же проваливаюсь в сон. Сознание, перегруженное эмоциями, отключается.
Просыпаюсь от духоты и жажды. В голове туман. И снова эти тупые, страшные мысли: вдруг мамино заболевание передалось по наследству? Они возвращаются, будто и не уходили, поселяются внутри и ведут себя как хозяйки. Может, Степанида и права. С головы больной всё и начинается. Сначала морально, потом физически.
Врач тогда в больнице предлагал обследование, но денег лишних не было. Все уходило на поддержание маминого состояния. Поэтому я без понятия передалась ли мне это болячка, или нет. Но с чего вдруг это недомогание?
Поднимаюсь с кровати, мельком бросаю взгляд на тумбочку и снова ловлю тахикардию. Потому что на ней стоит стакан с водой. А я его точно не брала. Выходит, “щедрость” ко мне заходил, пока я спала?.. Надеюсь, что это был он. Потому что от мысли, что мог быть Артём, становится уже не волнительно, а скорее жутко.
Но вода, кстати. Выпиваю все до капли. Беру сменную одежду и иду в ванную. Надо бы уточнить у бабули, что я вообще должна делать: во сколько вставать, ложиться. День на адаптацию мне дали, но наглеть дальше не собираюсь.
Умываюсь, переодеваюсь и спускаюсь вниз, на голоса. На кухне уже все в сборе, завтракают. У Артёма двойная порция блинчиков. Я бы и не обратила внимания, если бы не контраст: напротив Демьян с его омлетом, тостом и черным кофе.
Удивительно скудно и просто, особенно для человека, у которого, как видно, есть доступ ко всему. И к бабушкиной сковороде в том числе.
– Доброе утро, – тихо здороваюсь и, замерев в дверном проеме, не знаю, что мне делать. Понятное дело – быть активнее, но я еще в стадии адаптации.
– Садись, садись, – кивает Степанида. – Завтракать будешь?
– Наверное, я должна была этот завтрак сделать? – говорю, и в этот момент «щедрость» поднимает на меня взгляд. Скользит по щеке, цепляет уголок губ, медленно сползает ниже и замирает на моих сцепленных ладонях.
По телу прокатывается жар.
– Успеешь ещё. Артём у нас сегодня за повара. Да и мальчики сами готовили, я вот, – показывает на свою тарелку, – к ним присоединилась. – Обычно без завтрака обхожусь. Позже весь свой распорядок дня расскажу.
«Подарочек», на удивление, ведёт себя очень тихо, не шутит, услужлив с бабулей Демьяна. Неужто и впрямь побаивается ее?
– Вещи перебрала? – уточняет Степанида.
– Да, – киваю я.
– Вот и замечательно. Артём, помоги тогда Мише.
– Завтра, ба, – произносит Демьян, заканчивая со своим омлетом. – Мы сейчас обратно. Куча работы. Как освобожусь, приедем. Попрощаться и в дорогу. Столица ждет. Я и так тут почти две недели провел. Больше не могу.
– И то правда, Дёмушка. Быстро время пролетело…
– Так что вы сегодня сами справляйтесь. Ну и билеты тебе распечатаю, помню. Хотя все сейчас в электронном формате, и я тебе показывал, как пользоваться. Буквально в два клика.
– Ой, – машет Степанида на него рукой. – Показывал он. Миша теперь есть. Она наверняка разбирается, ей все расскажешь.
– Да точно, надо взять тебе билет, – допивает кофе на ходу и все так же не сводит с меня глаз, отчего мое лицо не просто горит, а уже пылает. – Пухлый, все, – обращается к Артему и переводит наконец взгляд на него. – Заканчивай тут. Времени в обрез.