- -
- 100%
- +

Глава 1
Воздух в архиве городской библиотеки Намсуса был густым и сладким. Он состоял из аромата столетней бумаги, воска для паркета и тишины, которая казалась осязаемой, как бархат. Оливия провела тонкой мягкой губкой по корешку старого фолианта, смахивая пыль, которая, кружась в луче света от высокого окна, неизбежно приземлялась обратно. Работа ее успокаивала. Вот уже десять лет Лив трепетно ухаживала за фондом редких изданий. Здесь, среди полок, уходящих ввысь под самый купол, царил порядок. Каждая книга знала свое место. Каждая история была заперта в переплете и не могла вырваться наружу, чтобы причинить боль.
Именно этого Оливия и хотела после возвращения. Тишины. Предсказуемости. Она, привстав на цыпочки, потянулась к стеллажу, чтобы поставить книгу на верхнюю полку, до которой не доставала. Но как бы девушка не пыталась – последняя ступенька все же была недостаточно высокой, либо ей не доставало роста. Все же не модель!
Не задумываясь, Оливия щелкнула пальцами свободной руки и книга, на мгновение зависнув в воздухе, бесшумно вплыла в нужный промежуток между соседними томами.
– Опять? – прошептал тонкий укоризненный голос.
Оливия вздрогнула и обернулась. Ее коллега, и по совместительству подруга, Ивви, смотрела на нее со смесью восхищения и беспокойства, поправляя очки.
– Прости, – виновато улыбнулась Оливия. – Не сдержалась.
– А вдруг кто-то увидит? Наш милый Намсус не готов к такому. Они предпочитают, чтобы магия оставалась в сказках.
Оливия лишь пожала плечами. Она и сама предпочла бы, чтобы ее магия оставалась в сказках. Вернее, в той части ее жизни, которую она совершенно не помнила. Эти маленькие «проявления» были как нервный тик – неконтролируемые, бессознательные. Капля воды, просочившаяся через плотину, которую она так тщательно выстроила в своем сознании.
– Ты же знаешь, что в этой части библиотеки только ты и я. И больше ни-ко-го. – повернувшись вокруг себя, Оливия бросила губку и взяв новую стопку аккуратно сложенных книг последовала к стеллажу С. – Да и если увидит – не поверит. Ты же помнишь?
Ивви прыснула в кислотно-желтую перчатку.
– Ты о том старикашке? Да он полгода к врачу ходил после твоей невинной выходки!
– Он ходил потому, что ему нравится туда ходить. Дай нам волю и мы все отправимся в псих-диспансер, на постоянное лечение.
– А я-то думала, что все потому, что он увидел, как ты запрыгнула на дерево, чтобы достать кота! Это не лечится в диспансере.
На этот раз голос Ивви прозвучал приглушенно, отчего Оливия готова была поспорить, что коллега снова неожиданно переместилась, и в этот раз ест шоколадки за последним стеллажом, а стопку книг бездумно бросила неразобранной.
– Именно там это и лечится! – буркнула Лив, коря себя за то, что вообще вспомнила этот случай. – Ты же знаешь, что за последние десять лет – это единственный мой прокол. А ты, милая Ив, – она откатила лестницу в крайний правый ряд, чтобы получше видеть узкий проход. – Начинай расставлять книги, иначе придется слушать ворчание старого Биггарта.
– Я расставляю! – Ивви резко выпрыгнула из-за угла, с силой растирая розовые губки, на которых остался след от вишневой начинки.
Оливия рассмеялась. Ее коллега совершенно не умела врать. Стоило Ив начать врать, как все ее повадки и ужимки сразу же выплывали наружу. Необыкновенно чистой души человек! Если бы Лив знала, сколько всего приходится скрывать ее коллеге – она бы никогда не то, чтобы не поверила – даже слушать не стала бы такую несусветную чушь.
– А я тогда – единственная ведьма в мире! – пошутила Оливия. Ее руки, привыкшие к однообразной работе, с легкостью перелетали с одной книги на другую. Если бы она чуть повернула голову в сторону окна, то увидела бы, как после ее легкой шутки перекосилось лицо Ивви.
Но девушка так усердно была занята работой, что не заметила данную деталь. На самом деле Лив предпочитала не замечать многое – как сам по себе закипает выключенный чайник на газовой плите ее кухни, как вещи за секунду становятся сухими, а когда на душе грустно – идет неожиданно дождь. Но вот другие замечали. Старый Биггард часто, при виде Лив, щурил глаза и говорил, что она совершенно не изменилась за последние десять лет. Или тетушка Роззи, с соседней улицы, особенно часто подмечала замечательные светлые волосы Оливии. Узнавала про краску и частоту окрашивания, выпытывала про шампуни и маски по уходу. Оливия искренне отвечала, что волосы – ее личная гордость и, кроме, воды и шампуня из трав, она ничем более не пользуется. Однажды, тетушка Роззи скупила всю партию шампуня, но видимого эффекта все же не наступило. А в прошлом году, когда девушка была в отпуске, все решили, что она беременна. Ходило много слухов, нелепых предположений. Но время шло, и даже самые отъявленные недоброжелатели уставали судачить. Да и поводов Оливия не давала. Обыкновенная жизнь самой обыкновенной девушки.
Закончив уборку книжных полок, Лив скинула желтые латексные перчатки и вытерла вспотевшие руки о толстый серый рабочий спец-халат. Выглянув в высокое окно библиотеки, украшенное цветными витражами семнадцатого века, Лив приметила, что погода снова начала портиться. Яркое осеннее солнышко спряталось за темными тучами, словно намекая на скорый приход постоянных холодов.
Частая смена погоды на севере не редкость. Скорее, это одна из самых характерных черт норвежского климата, особенно в прибрежных регионах. Норвегия находится на пути атлантических циклонов, которые постоянно несут влажный и нестабильный воздух с океана. Это словно «магистраль для погодных систем». Местные шутят, что в Норвегии можно за один день наблюдать все четыре времени года. Утром – весна (прохладно, солнце), к обеду – лето (тепло и ясно), после полудня – осень (порывистый ветер, дождь), а к вечеру – зима (мокрый снег или метель). И это не преувеличение.
Вот и сейчас, глядя на толстые низко висящие тучи, Оливия поспешила разделаться с оставшимися делами. Не хватало попасть в очередную пробку из-за ливня. Сегодня вечером намечался традиционный пятничный девичник, а это значит Анника и Ивви будут корить ее за очередное опоздание, если и в этот раз она замешкается по пути домой, или на работе, или в любимой кофейне.. или еще где-то. Последнее время Лив чувствовала себя ужасно рассеянной. Например, в прошлую пятницу она забыла поставить библиотеку на сигнализацию – пришлось возвращаться, хотя уехала Лив довольно далеко от работы. Однако, когда девушка повернула ключ в замке – сигнализация, к ее удивлению, запищала как ненормальная. Или, с месяц назад, девушки ждали ее в обувном магазине на Майнго-стрит, а она спокойно болтала с Боггартом о новых поступлениях текущего квартала. Так Анника потом с неделю с ней не разговаривала. Или еще лучше, когда Лив битый час не могла найти ключи от машины – в итоге, они оказались на привычном месте, хотя она там смотрела несколько раз.
Спустя двадцать минут, по дороге домой, в свой маленький домик на окраине соседнего с Намсусом городка – Цвиртаго, Лив все же заехала в любимое кафе, хоть и немного начинала опаздывать. Каждый вечер, ровно в семь часов и тридцать три минуты Эр готовил для нее просто невероятно вкусный кофе. А какой был сочный и нежный у них яблочный пирог!…Стоило Лив переступить порог “У большого камня” как все дневные невзгоды и переживания уплывали прочь. Вот и в этот раз, сидя у окна, она наблюдала, как зажигаются первые желтые высокие фонари, и ловила себя на том, что ищет в толпе… кого-то. Кого-то высокого, возможно с широкими плечами. От этого ощущения в груди сжимался холодный комок. «Призрак отсутствия», – как однажды назвала это чувство Анника. Ее любимая подруга – такая же странная и, в тоже время, до ужаса правильная полуведьма.
Их дружная компания и впрямь была ярким пятном на фоне привычных обитателей Намсуса – три красивые, неразлучные девушки, чья уверенность в себе и друг в друге была тем крепким щитом, что годами защищал их маленький мирок. Они будто сошли со страниц сказки, чтобы поселиться на окраине этого спокойного снежного городка, затерянного среди норвежских фьордов. Анника, Оливия и Ивви. Их дружба, зародившаяся еще на скользком паркете средней школы, прошла через все – от беззаботных совместных прогулок по хрустящему снегу до тех тайн, что они хранили за семью печатями. И вот, спустя годы, они все так же стояли плечом к плечу, их связь, невидимая, но прочнее стали, была единственной константой в мире, где приходилось постоянно притворяться. Для местных они были просто милыми, немного загадочными соседками, но никто не догадывался, какая буря скрывается за их улыбками и как тихо звучат их шаги по заснеженным улочкам, будто они боятся разбудить спящие подо льдом древние силы.
Допив кофе и бросив прощальный кивок Эру, Оливия с теплой улыбкой направилось к маленькому форду, припаркованному у края парковки, под фонарем. И все же, несмотря на начинающийся дождь, осень в этом году выдалась на редкость теплая. Большая часть редких деревьев городка все еще хранила на тонких ветвях зеленые листья. Однако, траву и редкие кустарники, уже подернула тонкая паутинка желтых прожилок. Лив совсем не хотела наступления зимы. Ее маленький форд очень плохо заводился в сильные морозы, а толстая меховая куртка неприятно сковывала движения. Вот и сейчас, завидев вихрь из отлетевших мокрых листьев, Лив кисло улыбнулась.
– Еще и темнеть начало рано, – буркнула под нос девушка, отпирая замок машины. – И прохожие все в черных куртках. Словно живу в городе с ниндзями – глупые, вас так легко сбить!
– Оливия, ты там с кем? – бросил удивленный Эр. От только что вынес мешок с мусором и теперь с усилием его толкал в огромный зеленый бак. Оливия не видела парня, отчего от звука его голоса подпрыгнула на месте.
– Боги! Эр, ты испугал меня, – она взяла с пассажирского сиденья шапку и натянула ее по самые уши. – Да я с собой общаюсь. Говорю, холодно то как, зябко!
– Ага, верно! Чего бы не пообщаться с таким красивым человеком. – он глупо улыбнулся, но тяжелые капли дождя заставили его быстро прищуриться. – Слышала про Гречича?
– Это тот, который на горе живет? – уточнила Лив, заводя мотор форда, поставив внутрь машины только одну ногу и слегка завалившись на сидение.
– Он самый, – продолжил кричать через всю парковку Эр, – он вчера обморозил себе там что-то, Тая сказала, что он уснул на улице и проснулся без почки, вроде.
– Почки?! – Оливия удивленно подняла брови. – Разве почку можно отморозить?! Это же не ухо! Ты что-то напутал, Эр!
– Отвечаю! – Эр дернул себя за передний зуб большим пальцем. – Я видел как скорая забрала его с холма.
– Ого, ну…ладно. – Лив неуверенно потопталась на месте, не зная, что еще добавить, но Эр, походкой краба уже смешно забегал внутрь “Камня”. – Слабак-мярзляк. – Добавила девушка в след бармену.
Оставаясь под впечатлением от рассказанной Эром истории, Лив спешно вела машину домой. За последние десять лет жизни Оливия не помнила чтобы кто-то хоть раз получил обморожение, не то, чтобы отморозить почку. А ведь город маленький – правду тут не утаишь.
“А что было до?”– услужливо подсказал голос в сознании. А до – Лив совершенно не помнила. Точнее, помнила короткими отрывками. Автокатастрофу родителей и как тетушки ее воспитывали, а потом она уехала в отпуск. В отпуск – куда? Не помнила. И только по возвращении – каждый день и каждая минута стали запечатляться в ее памяти.
Ивви и Анника уже ждали ее дома, устроившись в мягких подушках просторного дивана, словно две кошки, ищущие уюта. В их руках покоились бокалы с темно-рубиновым вином, но по неестественной скованности их поз, по тому, как застыли их пальцы на тонких ножках, было ясно – они не расслаблялись, а дежурили. Воздух в гостиной был густым и сладким от запаха вишневого пирога, который Анника, конечно, испекла «чтобы поднять настроение», но сквозь эту сладость пробивался едва уловимый электрический привкус тревоги.
И когда Оливия переступила порог, сбрасывая с плеч пальто, покрытое искрящейся изморозью, на них будто нажали невидимую кнопку. Две пары глаз – зеленые за очками Ивви и карие, почти шоколадные, у Анники – устремились на нее. И два рта одновременно расплылись в улыбках. Слишком широких, слишком быстрых, слишком ярких. Это были те самые «дежурные» улыбки, отточенные за годы жизни в тени, – улыбки-щиты, улыбки-маски, призванные мгновенно залатать любую прореху в благополучии.
– Оли! Наконец-то! – голос Анники прозвучал на пол-октавы выше обычного и неестественно бодро. – Мы уже начало «Касабланки» поставили. И пирог еще теплый.
Ивви не сказала ничего, лишь поправила очки, быстрый взгляд ее скользнул по лицу Оливии, выискивая следы усталости, стресса, чего-то нехорошего. Ее молчаливая улыбка была слегка тревожной. Они сияли этим натянутым радушием, словно пытаясь осветить комнату достаточно ярко, чтобы в ней не осталось места для теней, а значит – и для страха.
– Ну как, остаток дня прошел без происшествий? – спросила ее Ивви, прежде чем Анника снова начнет бухтеть про очередное ее опоздание. Ее рыжие кудри вихрем торчали в разные стороны, выдавая креативную натуру подруги, которую невозможно было приручить, или же засунуть, в привычные рамки.
– Почти, – Оливия повесила пальто на вешалку, которая на мгновение качнулась сама по себе, будто кто-то невидимый ее поправил. Она сделала вид, что не заметила. Подруги – тоже.
– Слушайте, мне… – Оливия опустилась на диван между подругами, уставившись на переливы пламени в камине. Его танцующие языки гипнотизировали, выуживая из памяти обрывки теней. – Мне опять показалось, что я кого-то ищу. Все время кажется, что я что-то забыла. Что-то очень важное.
Слова повисли в воздухе, хрупкие и опасные, как стеклышко на бархате. Анника и Ивви замерли. Быстрый, почти молниеносный взгляд, которым они обменялись над головой Оливии, был красноречивее любых слов. В нем промелькнула тревога, отточенное годами понимание и безмолвный приказ: «Осторожно».
– Ох, Оли, – Анника первой нашла в себе силы сдвинуться с места, ее голос нарочито легкий, будто она смахивает невидимую пылинку. – Это ты, наверное, ключи в книжном забыла. Или снова ту самую редкую эссенцию полыни для зелья, которую мы три месяца ищем. – Она потянулась за графином, наливая Оливии вина. Рука не дрогнула, но в уголках ее губ затаилось напряжение.
– Тебе просто нужно время, Оливия, – мягко добавила подруга. – Путешествия, даже в соседний город – это не шутка. Ты перенесла стресс. Тело и разум должны перезагрузиться.
– Какой стресс? – Оливия посмотрела на нее прямо. – Я не помню никакого стресса. Я помню, как уехала в Египет, и я помню, как вернулась. А между ними – туман. И в этом тумане кто-то есть. Или что-то. Может, меня били египтяне, а я этого не помню!
Ивви заерзала. Анника в очередной раз закатила глаза. Она так делала всегда, стоило Оливии начать разговор на тему провалов в памяти.
– Может, нам стоит съездить куда-нибудь? Сменить обстановку? – предложила вдруг Ивви, очевидно желая разрядить обстановку, с наигранной легкостью. – Вот, слышала, на Юге Европы сейчас потрясающе. Скалолазание или, можно сплавиться на байдарках! Это же так здорово, прочищает голову.
– Заварю-ка я чай…– Оливия резко подскочила на ноги. – Или дверь! Чтобы вы, наконец, начали слушать меня и воспринимать всерьез. Ах, кстати, слышала про Гречича, от Эра. Говорят, что он отморозил почку. В начале осени, представляете! Отморозил почку. Вот как так то?! Что с почкой, что с вами – одна сплошная темень!
Бросив на подруг укоризненный взгляд, Лив молнией вылетела из комнаты, продолжая размахивать руками от возмущения. Дверь в кухню закрылась с оглушительным грохотом. Воздух в гостиной застыл, нарушенный лишь потрескиванием поленьев в камине.
Ивви первая не выдержала. Она схватилась за гриву рыжих волос и с тихим стоном облокотилась о спинку дивана.
– Боги, это невыносимо! Она смотрит на нас так, будто мы… ее тюремщики. А не лучшие подруги.
Анника не смотрела на нее. Она пристально вглядывалась в огонь, ее лицо было застывшей маской, но пальцы бешено барабанили по коленке.
– Мы и есть ее тюремщики, Ивви. Тюремщики правды, которую она сама заточила в темницу. И мы не имеем права выпустить ее на волю, пока не будем уверены, что это не убьет Оливию.
– А то, что происходит сейчас, разве не убивает? – шепот Ивви дрогнул. – Она угасает на глазах! Она, которая могла одним шепотком заставить цвести ледяные клумбы, теперь боится собственной тени! Она «почти» вызывает бурю из пыли – я видела как она прячась за стеллажом пытается! Раньше она могла бы перевернуть всю эту библиотеку с фундаментом, если бы захотела! А теперь… она извиняется за то, что книга сама встала на полку.
– Она восстанавливается! – резко парировала Анника, наконец повернувшись к подруге. Ее глаза горели. – Ты хочешь сказать ей: «Знаешь, Оливия, ты стерла память о великой любви всей своей жизни, о деоне с планеты Хумо, и все потому, что не смогла пережить боль расставания»? И что тогда? Ее психика, и так поврежденная ритуалом, не выдержит. Она либо сломается окончательно, либо… ее магия вырвется наружу с таким хаосом, что снесет пол-Намсуса. Мы не можем рисковать.
– Но горы, Анника? Скалолазание? Мне стоило предложить ей что-то другое, а не эту твою экстремальную идею – Ивви скептически взглянула на нее. – Это же отчаянная и абсолютно провальная история! Что мы скажем? «Оливия, дорогая, ты выглядишь бледной, давай-ка займемся экстремальным видом спорта?»
– Ну именно так это уже и прозвучало, и заметь, из твоих уст. И вообще, это не просто спорт! – Анника опустила голос до страстного шепота. – Это единственное место, где ее «проблески» будут не так заметны. Где ее инстинкты, ее мышечная память, все то, что она не стерла, смогут работать, не привлекая внимания. А главное… – Анника замолчала, выбирая слова. – Главное, там почти нет людей. Никто не пострадает, если… если что-то пойдет не так. Я же тебе уже говорила – я все продумала!
Ивви замерла, осознавая скрытый смысл ее слов.
– Ты боишься не за нее, – тихо прошептала она. – Ты боишься ее саму!
Анника отвернулась, ее плечи напряглись.
– Да, я боюсь ту, что уничтожила целую планету ведьм! Я боюсь того, что может проснуться. Та Оливия, что вернулась с Хумо… она была не просто сломлена. В ней была ярость. Ярость, способная жечь миры. И она сама заперла эту ярость вместе с памятью. И я не знаю, что произойдет, если дверь откроется.
В комнате снова воцарилась тишина, тяжелая и звенящая.
– Хорошо, – сдалась Ивви, вытирая украдкой слезу. – Горы так горы. Но как мы ее уговорим? Мой жалкий выпад не пришелся ей по душе.
– Мы не будем уговаривать, – Анника подняла голову, и в ее глазах читалась холодная решимость. – Мы подтолкнем ее еще один раз. Завтра я «случайно» оставлю на столе брошюру о турах в Химмельские горы. Ты начнешь восторженно рассказывать, как там здорово и как тебе нужно отдохнуть от городской суеты. Мы создадим иллюзию, что это ее идея. Она цепляется за любую возможность вернуть себе контроль. Она поедет.
Ивви смотрела на Аннику с новым, смешанным чувством уважения и страха. Иногда ее рассудительная подруга пугала ее своей способностью манипулировать ситуацией.
– А если она все вспомнит там, среди скал? – последняя попытка возразить.
– Тогда, – Анника горько улыбнулась, – по крайней мере, вокруг нее будут только камни. И они умеют хранить секреты.
А в это время, на другом конце города, в тени старого вокзала, из поезда вышли шестеро. Они двигались абсолютно синхронно, беззвучно. Их глаза, холодные и безжизненные, как сталь, скользнули по огням города, словно считывая невидимую информацию. Они уже здесь. И они шли по ее следу.
Глава 2
Раннее утро застало их у входной двери Оливии, где старый, видавший виды внедорожник Ивви был похож на перегруженного вьючного оленя, готового рухнуть под непосильной ношей. Багажник отказывался закрываться, и из-под приподнятой крышки упрямо торчал край оранжевого спальника и бухта альпинистской веревки, словно символы их внезапного бегства.
Сама Ивви, маленькая и юркая в ядовито-розовой куртке-пуховике, делала последние усилия. Она с азартом запрыгнула на задний бампер и всем весом налегла на крышку, пытаясь заставить замок защелкнуться. От напряжения девушка высунула кончик языка, и в этом движении была вся ее суть – отчаянная решимость, облеченная в нелепую, почти комичную форму.
– Так, палатки есть, газовые баллоны есть, еды на неделю вперед… Оливия, ты свой термос с имбирным чаем взяла? Тот, что с совиными лапками? Нет? Беги-бери, он же твой талисман! – Она практически подпрыгивала от возбуждения. – Представляешь, свежий горный воздух, сосны, тишина! Мы так отдохнем, я чувствую! Просто перезагрузим мозги! Снимем весь этот… городской налет.
Оливия стояла поодаль, словно призрачная фигура на фоне суеты. Ее тонкая фигура почти терялась в просторном свитере цвета темного угля, из-под которого выглядывали лишь кончики пальцев, кутавшиеся в длинные рукава. Свитер был таким большим, что, казалось, мог бы укрыть ее целиком, спрятать от надвигающегося утра и необходимости этого бегства. Ноги в облегающих черных легинсах тонули в высоких сапогах из мягкой, состаренной кожи. По их голенищам, от носка до колена, тянулся причудливый вышитый узор – не местный, не скандинавский. Сложные переплетения линий и рун, выполненные тусклой серебряной нитью, казалось, хранили тихую, уснувшую мощь. Они были древними, эти сапоги, и явно не для прогулок по городским улицам.
Ее лицо, бледное и хрупкое без косметики, выражало легкую оторопь. Она смотрела на внедорожник, набитый до отказа, на Ивви в ее кричаще-розовом пуховике, и в ее широких глазах читалось недоумение ребенка, разбуженного посреди ночи и готового бежать, не понимая зачем. Внешне – она была готова к дороге, одета практично и даже защищенно, но всем своим существом словно сопротивлялась шагу, который предстояло сделать.
– Ивви, ты говоришь, как будто мы едем в спа-отель, а не в дикие горы на неделю, – Лив скептически окинула взглядом гору снаряжения. – И зачем нам три упаковки веганских батончиков? И еще коробка мармелада?!.. Мы же не идем в кругосветку пешком.
– Эй, включи позитивчик! – Ивви ткнула в ее сторону пальцем в яркой перчатке. – Это не веганские батончики, это – концентрат хорошего настроения! И да, это именно кругосветка – кругосветка для нашей заскорузлой городской души!
В этот момент из дома вышла Анника. Ее темные волосы, коротко стриженные в каре, лежали безупречными линиями, словно только что от парикмахера, а не в шесть утра перед спонтанными сборами в горы. На ней была элегантная куртка из технологичной мембранной ткани, без единой лишней складки, и такой же безупречный, мягко драпирующийся шарф – все фирменное, дорогое, собранное с тем профессионализмом, который превращал походный наряд в униформу для выживания. В одной руке она несла аккуратную, жесткую аптечку, в которой, можно было не сомневаться, все было разложено по порядку, а не просто брошено внутрь. В другой – свою походную папку с вложенными по отдельным файлам картами, каждая пометка на которых была выверена. Ее движения были точными и продуманными, но взгляд, который она бросила на всю эту суматоху – на Ивви, борющейся с багажником, и на потерянную Оливию, – был тяжелым, полным молчаливого осуждения и тревоги.
– Ивви, если ты так нагрузишь машину, мы доедем только до подножия, и то на спущенных колесах, – ее голос прозвучал суховато. Она прошла к багажнику и начала молча перекладывать вещи, находя более рациональный способ их упаковки. – Спальный мешок Оливии не должен лежать рядом с едой. И убери, пожалуйста, эту гитару. Ты что, собираешься у костра баллады петь?
– А что? Создавать атмосферу! – не сдавалась Ивви.
– Мы создадим атмосферу вывихнутой лодыжки, если будем тащить на себе лишние десять килограмм, – парировала Анника, защелкивая замок рюкзака с таким щелчком, будто запирала не его, а собственное беспокойство.
Она на мгновение задержала взгляд на Оливии, которая все так же нерешительно переминалась с ноги на ногу, словно ее темные сапоги с древними рунами приросли к земле. Этот взгляд, тяжелый и оценивающий, скользнул по ее бледному лицу, по огромному свитеру, в котором она тонула, будто сверяя хрупкость подруги с суровостью предстоящего пути. В углублении у рта Анники залегла едва заметная складка – не раздражения, а скорее сосредоточенной досады, будто она мысленно перебирала варианты, как заставить эту нерешительность испариться. Затем ее взгляд, холодный и ясный, как утренний воздух, метнулся к Ивви, снова безуспешно плюхавшейся на крышку багажника, и вернулся обратно, к Оливии, уже твердый и не терпящий возражений.








