- -
- 100%
- +
* * *
В благодарность за те прекрасные часы моей жизни, которые я провел, слушая тебя, я хотел бы попытаться нарисовать твой гениальный образ, великий художник, – для тех, кто тебя не понимает…
Рубинштейн не любил Одессы.
Бывая здесь часто по родственным связям, он отказывался выступать перед одесской публикой.[3]
Этот человек, с Бетховенской головой, в которой было нечто львиное, привык к почестям.
Быть может, он требовал их у толпы не только для себя, но и за десятки гениальных музыкантов, которые жили и умерли, не видя никаких почестей.
Когда он входил и уходил с концерта, молодые девушки, ученицы консерватории, со слезами восторга на глазах, целовали его руки.
В комнате для артистов никогда не раздавалось «Антон Григорьевич». Поклонники и поклонницы едва смели перешептываться, говоря:
– Наш волшебник… наш чародей…
Когда он выходил на эстраду, – после грома аплодисментов, должна была воцаряться благоговейная тишина.
Если кто-нибудь шепотом произносил слово, если шуршала афиша, или падал веер, – Рубинштейн устремлял на виновного один из тех взглядов, от которых хочется провалиться сквозь землю.
Когда на всероссийской выставке в Москве[4] рядом с концертным залом где-то загудел гудок, – Рубинштейн положил палочку и скрестил по-наполеоновски руки, пока насмерть перепуганные распорядители кинулись унимать непочтительный гудок.
На юбилейном представлении «Демона» в московском Большом театре[5], когда артист что-то не так сделал, Рубинштейн остановил оркестр.
Это было так тяжело, что бедные артисты готовы были уйти в землю.
Рубинштейн не любил одесской публики, и одесская публика платила ему тем же.
«Он горд был, не ужился с нами…»[6]Но, милостивые государи, было два Рубинштейна, как в «Дворянском гнезде» было два Лемма.
Был Лемм, который «пил свой декокт», и был Лемм, который бросил на Лаврецкого орлиный взор, «повелительно указал ему на стул, отрывисто сказал по-русски: „садитесь и слушить“, сел за фортепиано, гордо и строго взглянул кругом и заиграл[7].»
Всякий великий музыкант – это Лемм.
Было два Рубинштейна.
Славный старичок Антон Григорьевич, с добродушной улыбкой на впалых губах, который тихонько уходил из концерта «другим ходом» во избежание всяких оваций.
И был Рубинштейн с Бетховенской головой, орлиным взглядом, сверкавшим из-под бровей, который гордо и строго глядел кругом и касался клавишей рояля, – словно он прикасался к жертвеннику.
Он не был похож на артиста в эти минуты, – это был скорее пророк, говорящий слова божества.
Перед ним вставали тени Бетховена[8], Гайдна[9], Шумана[10], он приходил сам в священный трепет и, взглядывая в толпу, смотрел только, коленопреклоненна ли она.
Да, это был пророк, готовый разбить о камень скрижали при виде суетной толпы, – легкомысленной даже тогда, когда она видит пред собой скрижали, на которых начертано Божественное откровение.
Для одесситов, этих веселых, легкомысленных поклонников «золотого тельца», которые смотрят на искусство только как на развлечение, – такой пророк был слишком суров.
Они пришли в театр поразвлечься. Им говорят, что это богослужение.
Отсюда взаимное отчуждение.
Рубинштейн негодовал. Его «не любили».[11]
Словом:
«Он горд был, не ужился с нами!»Вернее, его не поняли.
Антон Григорьевич уходил «другим ходом» от всяких выражений восторгов. Рубинштейн требовал преклонения пред искусством.
Он мог совершать свое жертвоприношение только пред коленопреклоненной толпой. Добродушный старичок превращался в сурового старца, когда он надевал свое жреческое одеянье.
Одесситы не отнеслись достаточно почтительно к жрецу, – и вот причина его гнева.
Одесситы виноваты были перед ним, тем больше оснований загладить свой грех пред его памятью.
Рубинштейновский вечер в Городском театре устраивается именно затем, чтобы увековечить память А.Г. Рубинштейна.
Есть несколько способов «увековечить» память.
Самый шаблонный, который сразу приходит всем в голову, – это «поставить бюст» или «укрепить портрет».
Это формальный, казенный способ чествования памяти.
Чаще всего, это лучший способ «отделаться от памяти»:
– «Прикрепили портрет», – кончено. Дело свое сделали!
Есть другой способ чтить память, – создать в честь великого человека живое дело, которое носило бы его имя.
Такой именно проект и создался в Одессе в одну из Рубинштейновских годовщин.
Постановлено было соорудить школу на месте того дома, где родился А.Г. Рубинштейн.
Каждый раз, когда строят новую школу, мир на один шаг становится ближе к свету и счастью.
Прекрасно, если сделать этот шаг нас заставляет память о великом человеке.
Какое прекрасное выражение такого прекрасного чувства.
Если так будут чтить память великих художников, – великие художники все больше и больше будут иметь право воскликнуть:
«Нет, весь я не умру…»[12]Лучшее, что было в них, стремление к свету, будет жить в этих рассадниках света, которые носят их имя.
В пользу этой школы и устраивается в Городском театре Рубинштейновский вечер.
Примечания
1
Впервые – «Одесский листок», 1898, 22 декабря, No 305.
2
Рубинштейн Антон Григорьевич (1829—1894) – русский пианист, композитор, дирижёр, педагог, основатель Русского музыкального общества (1859) и Петербургской консерватории (1862).
3
Бывая здесь часто по родственным связям, он отказывался выступать перед одесской публикой. – В Одессе жили мать и сестры А.Г. Рубинштейна. Он выступал с концертами в Одессе в марте-апреле 1882 г.
4
Когда на Всероссийской выставке в Москве… – Первая Всероссийская политехническая выставка в Москве открылась летом 1872 г.
5
На юбилейном представлении «Демона» в московском Большом театре… – Юбилейный (сотый) спектакль по опере А.Г. Рубинштейна «Демон» состоялся 1 октября 1884 г. в Мариинском театре в Петербурге.
6
«Он горд был, не ужился с нами…» – цитата из стихотворения М.Ю. Лермонтова «Пророк» (1841).
7
…как в «Дворянском гнезде» было два Лемма. Был Лемм, который «пил свой декокт», и был Лемм, который бросил на Лаврецкого орлиный взор, «повелительно указал ему на стул… и заиграл». – Лемм – персонаж романа И.С. Тургенева «Дворянское гнездо», старый учитель музыки, по происхождению немец, талантливый человек, судьба которого сложилась неудачно. Декокт – отвар из лекарственных растений. …«повелительно указал ему на стул… и заиграл» – неточная цитата из романа.
8
Бетховен Людвиг ван (1770—1827) – немецкий композитор.
9
Гайдн Йозеф (1732—1809) – австрийский композитор.
10
Шуман Роберт (1810—1856) – немецкий композитор.
11
Его «не любили». – В связи со смертью Рубинштейна в ноябре 1894 г. Дорошевич писал:
«На юбилей города Одессы А.Г. Рубинштейн приглашения не получил.
Опереточная примадонна г-жа Боэнс оказалась счастливее Антона Григорьевича Рубинштейна» («Одесский листок», 1894, No 289).
12
«Нет, весь я не умру…» – цитата из стихотворения A.C. Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный» (1836).