- -
- 100%
- +
– Тишина! Тишина, я сказала! – прокричала учительским голосом одна из вожатых в квадратных очках. – От лица всего педотряда я призываю вас извиниться перед всеми.
– Простите, – промямлили ребята и тихо сели в полукруг.
– Вы понимаете, что это была из ряда вон выходящая выходка, молодые люди? – сказал, пытаясь показаться заумным, другой вожатый. – После ужина директриса будет ждать вас у себя.
– Черт, опять дышать этим дымом, – прошептал Шарлиев, сделав усилие, чтобы не смеяться в голос: минута была напряженная.
Вечером уже почти по традиции они сидели в том пропахшем дымом кабинете. Директриса выглядела уставшей и даже слегка заикалась, изредка потряхивая рукой с зажженной сигаретой.
– Так, мальчики, – сказала она тихо строгим голосом, – это уже вторая ваша выходка за смену. Что это вы у меня тут удумали творить все что вздумается, а? В Москву захотелось, да? Но к родителям я вас, конечно, не отправлю. Уже до конца смены осталась-то вон… неделя.
Она посмотрела на старый календарь.
– Поэтому будем привлекать обоих как нарушителей к наказанию в виде обязательных работ. Все ясно?
– Да… – ответили они.
– Вот и славненько, я передам вожатым задание для вас. И чтоб больше не нарушать! А то у меня без вас проблем много, еще и с двумя сопляками возиться буду. Оно мне надо? Вот скажите?! – она договорила и снова закурила сигарету.
Мальчишки вышли из корпуса, в котором находился ее кабинет. Горело только ее окно. Вокруг было уже темно. Все было пронизано волшебной магией ночи, и им хотелось куда-то бежать и никого не слушать, в кого-то влюбляться, ругаться, срываться и всячески показывать себя, но они осознавали, что шутить с этой женщиной не стоит. И к тому же она вела себя как мудрая управляющая, несмотря на свои порой грубые высказывания, а поэтому медленно ползли к номеру по привычной тропинке между сосен.
– Исправительные работы… Что-то рано. Я думал хотя бы человека убить для этого надо, – отшутился Шарлиев.
– Что ты несешь?! – рассмеялся Джон, и они продолжили путь молча, думая каждый о своем. Тимур о девочках, которые должны были прийти, а Джон о том, чем бы перекусить. В ту теплую ночь после отбоя к ним в номер должны были прийти девчонки, о которых говорил Макс. Само собой, друзья надеялись, что они будут веселыми и красивыми.
– Глупо было не узнать, кто эти девчонки, Джон, – заметил Шарлиев.
– Да ладно тебе, хоть какие – и то интересно…
Войдя в номер, оба они синхронно плюхнулись со вздохом на свои постели и стали разговаривать обо всем, о чем только можно было представить. Тимур рассказывал про отца и про то, как ходил с ним в походы, а Джон рассказывал про свои первые успехи в спорте, к которому Шарлиев его приучал за эти дни.
– Что это за коробка у тебя стоит в сумке, Джон?
Тимур указал на небольшую запакованную коробочку, точащую из сумки.
– Это мне мама сунула старое радио. Говорила под него засыпать будет легче.
– Ух ты! Да у тебя мама-то не промах! Его же можно использовать для улучшения романтической обстановки, так сказать… – вскочил Шарлиев и стал разбираться с устройством, отмачивая разные шутки, над которыми Джон заливался хохотом.
– Ты серьезно? Думаешь, что это нам поможет с девчонками? – он уселся на постель.
– Ну, я видел так в фильмах делали. И проходило, – разворачивал пленку на радиоприемнике Шарлиев. – Посмотрим, что тут ловит…
Тихо заиграла нежная музыка.
– Это джаз, Джон? – спросил Шарлиев, сломав язык, выговаривая это.
– Не знаю, но мне нравится. Такая успокаивающая, – ответил тот.
– Смачно отвисаем, коллега, – с усмешкой сказал Шарлиев и плюхнулся обратно на кровать.
– А что мне надеть? – начал ходить по комнате Джон в поисках чего-то подходящего.
На дворе была ночь. Шарлиев и Джон были в номере, как и многие другие ребята. Некоторые компании гуляли по территории. Кто-то смотрел телевизор в холлах. Досуг в этом лагере был не сильно разнообразный, а скорее принуждающий выдумывать что-то свое, чтобы развлечься.
– Привет, мальчики, – сказала та симпатичная девушка с дискотеки, вошедшая в номер. За ней зашла ее подруга. Дверь защелкнулась.
– Мы вас ждали, проходите – вскочил с места Джон.
Он стоял прямо, как солдат на утренней поверке. Так он хотел сгладить неимоверное волнение. И он, и его друг впервые вот-вот должны были начать самое интимное общение с представительницами прекрасного пола, которое было в их жизни, и поэтому страшно волновались.
– О, это у вас джаз? – спросила одна и села на ближайшую кровать.
– Да, – сказал Шарлиев и сделал погромче старый приемник, который немного шипел.
– Меня зовут Кристина. А это Вася, но она стесняется. Это ничего. Мы же пришли знакомиться, так? – она улыбнулась и поправила волосы рукой.
– Привет, – скромно улыбнулась вторая девушка и моментально покраснела.
– Будьте как дома, – сказал Джон. – Я поставлю чайник.
– У вас есть чайник?
– Мы предусмотрительные парни, – сказал гордо Шарлиев.
Девочки были чуть старше парней, но в целом они держались одинаково. Было видно, что Кристина более раскованна и умело общалась, а Вася по своему обыкновению была девственно стеснительна и краснела при каждом неловком моменте, но была довольно симпатична, с полным лицом веснушек и красивыми хлопающими глазами.
– Может, пойдем гулять? – предложил Джон. – После чая. Как вы считаете?
– Я за, – сказал Шарлиев.
– Мы за, – сказала Вася, помешивая ложкой сухой сахар в кружке. – Знаешь… Шарли… Я видела, как ты подтягивался на турнике. Сначала, честно говоря, я не подумала, что ты такой спортивный. А, кстати, ты умеешь отжиматься?
– Да, – ответил он с привычным тоном.
– А Джон? – спросила Кристина, не сдержавшись.
– И Джон, – ответил Шарлиев.
– Покажите нам! Пожалуйста! Пожалуйста! – закричали обе.
– Так. Ну что, десять сделаем, Шарли? – спросил Джон.
– Да без проблем! – ответил тот, снимая майку.
К тому времени Шарлиев приучил Джона отжиматься после каждого подъема, что дало хорошую подготовку для этого случая. Они приняли упор лежа, пока подруги с восторгом наблюдали.
– Слушайте. А давайте в лесенку поиграем? Вы же спортивные? – предложил стоя в упоре лежа Тимур.
– Это как?
– Ну смотрите, – сел он на пол. – Мы отжимаемся, а вы будете приседать.
– Легко! – сказала Вася, мечтая как-то проявить себя. – Ну а что, мы же тоже ого-го! – посмотрела она на Кристину.
Девочки встали с кровати и сняли обувь для удобства.
– Готовы? – скомандовал Джон.
Тем временем Макс постучал в дверь, где по вечерам сидели вожатые, обсуждая свои взрослые дела. Пока он стоял, за дверью слышался странный шум. Спустя некоторое время дверь открыла одна из вожатых с небольшой одышкой. Следом вышли двое других вожатых.
– Что тебе, Макс? – спросили они.
– Не хотел бы прерывать вас, но мне кажется, что внизу в одном номере занимаются чем-то непотребным, – сказал он с ехидной ухмылкой.
– Что ты имеешь в виду?
– Думаю, у них там секс.
– Боже, уже отбой, парень, иди спать, – бросил один из вожатых, застегивая пуговицу на рубашке.
– Нет, подожди. А откуда ты об этом узнал? – сказала девушка.
– Я слышал характерные вздохи за дверью.
– Какой дверью, их? – спросил другой вожатый.
– Да. Их, – ответил Макс.
– Так. Дайте-ка угадаю. Шарлиев и Джон? – спросил один из них.
– Да. Они, – ответил Макс.
– Понял. Идем к ним. Я их домой сегодня же отправлю. Они мне смену срывают! – в гневе спешно пошел к лестнице один из членов педотряда. За ним отправились еще несколько. В коридоре сидели другие вожатые, которые присоединились к походу вниз. Сначала все пошли перекурить. Макс гордился, что может стоять с вожатыми и курить, ведь он бы старше, чем многие участники. Он желал поставить на место Шарлиева и «его собачку Джона», как он говорил. Дроган планировал, что их застукают в самый неподходящий момент. Послышались шумные тяжелые шаги. Откуда ни возьмись появилась директриса в бигудях. Она готовилась ко сну, но кто-то ей сообщил о происшествии. Очередной день выдался сложным, и она была вне себя от негодования, что ее потревожили, буквально как медведь-шатун.
– Если это правда, я вас всех завтра же вышлю из лагеря. Всем ясно?! – в ярости заявила она и ткнула пальцем кому-то из вожатых в грудь.
Весь педагогический отряд во главе с Мариной Геннадьевной поспешил в номер к ребятам. За ними шел Макс, ожидая всемирный разгром похотливых подростков. Подойдя к двери, все прислушались.
– Давай! Еще! Ах! – кричал женский голос.
– Поднажми, парень! А! Я больше не могу! – отвечал мужской.
Все стоящие за дверью переглянулись между собой, как в мультфильме про Скуби Ду.
– Ну, от них я такого точно не ожидала! – не сдержалась директриса и ворвалась первая в номер.
Было около 8 человек, включая Макса, которые с остолбенением наблюдали за действием, происходящим в комнате. Горел приглушенный свет, играла американская музыка старых годов. Джон старался выжать последние разы себя от пола, Кристина на дрожащих от усталости ногах низко присела и пыталась встать, а Шарли с Васей на плечах с легкостью приседал. Она же его подбадривала и изредка заливалась тихим смехом от новых ощущений.
– Что здесь у вас происходит? – недоуменно спросил один из вожатых, сложив руки перед собой. Все четверо обернулись и от потери концентрации упали кто на кровать, а кто – на пол, как Шарлиев, после чего почти синхронно глубоко вздохнули.
– Спорт. У нас здесь… спорт.
– Марш всем спать! Завтра будет спорт, а сейчас по комнатам! – скомандовала директриса и разогнала всех зевак. – Дурдом какой-то!
Все разошлись. Утро началось с боли в мышцах, но им это даже нравилось, поэтому зарядку ребята не пропустили. Все подкрепились уже полюбившейся местной кашей и пошли на речку.
– Я с таким кайфом сейчас залечу в холодную воду, дружище, – сказал Шарлиев.
– Я быстрее! – ответил Джон, моментально сбросил с себя майку и побежал первый.
Во время купания к ребятам подплыли Кристина с Васей. Все четверо громко смеялись, бросали мяч и загорали. К ним присоединялся народ из лагеря. Шарлиев и Джон одновременно увидели Макса с его компанией старших, которые зачем-то направлялись за гараж, и вспомнили про вчерашний вечер.
– Он же стоял вчера среди тех, кто к нам вошел, понимаешь, что это значит, Шарли? – спросил Джон.
– Мы должны устроить ему взбучку, старик.
– Или подставу?
– Или подставу. Так меньше следов.
Спустя какое-то время к ним подошел один из вожатых и сказал, что нужна их помощь в покраске забора. После обеда нужно было подойти к директрисе на выдачу реквизита для выполнения работы. Также ходили слухи, что этой ночью вожатые задумали сводить ребят в поход. Это вызывало крайнее волнение и интерес среди подростков. Ночь априори загадочна и полна неизвестности, а если это еще и повод не спать, а может, и попугать друзей, вот что действительно вызывало восторг среди участников. Кто-то боялся, кто-то хотел наконец-то поесть жаренной картошки с сосисками на костре и послушать, как играют на гитаре. В общем и целом, у всех были разные намерения на предстоящий поход.
Пока друзья красили забор в наказание за выходку под дождем, компания из старших решила продумать подставу для Джона с Шарлиевым. Максу и остальным не нравилось, что многие девочки говорят об их спортивных приключениях, а не о сигаретах и тусовках в заброшенных корпусах пансионата, как было раньше. Кто-то даже начал бегать по утрам. Это казалось глупым для них. Идея была высказана лично Максом. Нужно было каким-то образом заставить их понять, кто хозяин. Ставка была сделана на невнимательность вожатых. Компания из старших ребят пользовалась авторитетом у последних, поэтому они решили пойти найти место для избиения двух товарищей.
– Эта краска брызгает мне на лицо, – сказал Шарлиев, ведя кистью по металлическому забору.
– И мне. Ну и что? Думаю, что она смывается, – отвечал Джон хохоча. – Будем с тобой как индейцы.
– Посмотри на меня. Похоже, будто ты болеешь ветрянкой и кто-то тебя зеленкой намазал.
– Ничего, я думаю, что красота не главное наше преимущество. Верно, Шарли?
– Ну не знаю. Сегодня же этот чертов поход. Там будет весь лагерь.
– Ты не хочешь туда идти? – спросил Джон, макая кисть в краску.
– Я до чертиков боюсь ночи. Ненавижу ее. А нас еще и в лес заставят идти, – рассказывал Джон.
– Не боись, парень, справимся. С нами ведь будут вожатые и защитят тебя от ночных волков.
– Волки? Там есть волки?
– Не знаю, – хохотал Тимур. – Я там не был. Но мой отец учил, если в тебя вцепится злая собака, ее нужно душить. Думаю, с волками тоже сработает.
– Ты что, супермен? – отвечал Джон. – У меня такой силы нет…
– Так почему ты ночи-то боишься?
– Ну, это долгая история…
– Мы не спешим, как видишь.
– Ну, суть в том, что однажды я был дома один. Тогда мы жили в деревенском доме.
– Уже страшно, – прошептал Шарлиев. – И туалет на улице?
– Закрой рот, – Джон посмотрел на друга выпученными глазами. – Так вот. Я сидел дома один, а родители были в гостях у друзей. Я смотрел какой-то фильм про вампиров. Но их я не боюсь, потому что знаю про кол и чеснок.
– Так. Все правильно.
– Было поздно. И я уснул на диване. Просыпаюсь от стука в дверь. Лежу в темноте в гостиной. Свет не горит, хотя я его не выключал. Я подумал, что приехали родители, и мама выключила свет. Поднимаюсь к ним в спальню на второй этаж. Можешь себе представить, там никого нет, а в окне треплется какая-то птица! Господи, я чуть в штаны тогда не наделал. Я кое-как ее прогнал обратно в окно. Была зима, и из-за этого потом было ужасно холодно. Я закрыл форточку. Стук продолжается… Что делать, думаю. Я закрылся в ванной и проспал там до утра. Меня разбудила мама и спросила, почему я спал там, а не в постели. Я не знал, что ответить. Когда я выходил из дома, то у крыльца в кустах я увидел следы от грязи, которые вели в наш сарай. Но, зайдя туда, я никого не обнаружил. С тех пор я ненавижу ночевать один. Постоянно какие-то странности происходят.
– Да. Жуткая история. Но ты не думал, что свет не мог сам выключиться? Может, пробки выбило или как-то так… Слушай я устал это делать, давай обольем краской забор и скажем, что все готово.
– Да нет, нас же опять накажут. Я докрашу, можешь прилечь вон на травку и что-нибудь мне рассказать. Покраска забора – дело творческое. Я доделаю, – сказал Джон и продолжил малевать.
– Как скажешь, – сказал Шарлиев, вырвав травинку и положив ее в рот.
– Шарли, а ты знаешь, кстати, что самая живность на траве собирается в самом сладком ее месте?
– Знаешь, иногда ты очень занудлив. Пусть там и куча микробов, но они ведь тоже мясо! – рассмеялся Шарлиев и продолжил жевать сладкий конец травинки.
Покраска шла немного медленнее, потому что Шарлиев то лежал на траве, то присоединялся к Джону, но через час с небольшим они все же закончили. Не спеша пришли в кабинет директрисы и сказали, что работу завершили. Вскоре, убедившись, что работа выполнена по совести, она отпустила ребят в номер, дав в придачу немного ее личных сушек. Придя в номер, друзья, разморенные солнцем, упали спать.
Часть 2
2005 год
– Эй, щенок, вставай, – шлепал ладонью по лицу мальчика его отец. – Ты не охренел ли тут спать, когда я дома?
Мальчик привстал на кровати, на часах было два ночи. Над ним стоял пьяный отец и бил его ладонью по щекам.
– А ну встал и пошел мыть посуду. Я сказал: пошел! – отец отправил его на кухню, отвесив пинок под зад. – Ты думаешь, мамки твоей нет, я тебя жалеть буду? Мужиком надо быть, – шел тот, шатаясь, за сыном.
От него пахло спиртом и чем-то еще. Он закурил и сел за стол на кухне. Мальчик встал и начал мыть гору двухдневной посуды, стоя босиком.
– Вот как надо время проводить, говнюк, а не спать лежать. На том свете отоспимся, сынок. Я из тебя мужика-то сделаю! – путался в словах отец, уже наливая себе новую рюмку. Я в твои годы уже шить умел, все сам делал! А тебе одиннадцать лет и вон, как сопля тонкий. Я уже баб имел, а ты и куска дерьма не стоишь.
– Мне двенадцать! – сказал обиженно сын и сразу получил по лицу старой банкой из-под пива со стола.
– Я лучше знаю, понял меня? Спиногрыз! Я для тебя деньги зарабатываю, на этом чертовом заводе Кировском, вкалываю, чтобы ты пререкался тут стоял? Неблагодарный мешок с дерьмом.
Отец собрал мокроты и плюнул сыну на спину. У мальчика побежала слеза по щеке, но он не показывал этого. Его отец ненавидел, когда кто-то плакал. «Мужчина не может плакать», – говорил он.
– Ты мне лучше новенького чего-нибудь расскажи, щенок, как ты в школе там? Девка-то есть уже? – смотрел на него тот. Он же, не отвечая, домывал посуду и утирал слезы рукой.
– А, смотри-ка, у него уже и девка есть! Молчит – значит, любит, да, щеночек? – улыбался мужик большим неприятным ртом, почмокивая после ужина. Мальчик домыл посуду и направился в комнату. Отец успел схватить его сильно за руку и сказал: «Я тебя не отпускал никуда, щеночек, поговори с папкой-то». Подросток собрался с силами.
– Я! Не! Щенок! Я! Максим! – прокричал он и плюнул отцу в лицо.
– Ах ты свинья! – схватил его отец за шею. – Я же тебя тут и придушу, лягушонок, что ты мне сделаешь? А? Кишка-то тонка у тебя! Когда своих детей родишь и над ними сможешь издеваться, а теперь пойдем в комнату, я тебе игрушку одну покажу.
Тот потащил его в комнату.
На столе лежал кухонный нож, и Максим успел его прихватить, пока отец проходил в узкий коридор.
– Я тебя воспитал, щенок! Я тебе покажу, что надо делать, когда дети плохо себя ведут, – кричал тот и тащил в комнату сына.
Тогда для паренька его бабушка была единственной любимой родственницей. Она иногда заезжала и заботилась о нем, привозила гостинцы, от нее всегда пахло теплом и выпечкой. Макс ее сильно любил, но потом ей срочно нужно было поехать на операцию, откуда она уже не вернулась. Когда та в последний раз навещала их, то привезла новый связанный вручную коврик с красными узорами и положила его перед входной дверью. Этот коврик в силу новизны материала хорошо скользил по деревянному паркету в квартире и, когда отец уходил на смену и закрывал его дома, Макс любил на нем кататься по полу как на фанере по льду. В ту ночь отец решил проверить, закрыта ли входная дверь, и потащил упирающегося сына за собой. Дернув дверь с силой, он убедился, что та была хорошо заперта, и сказал: «Ну уж теперь ты никуда не денешься, щеночек». Отец тянул подростка за собой, а тот упирался в дверные проемы в квартире и всячески препятствовал тому, чтобы попасть в его комнату. Идя по коридору от входной двери в свою комнату, пьяный отец наступил на тот бабушкин коврик, а так как его сын дергал то вправо, то влево, он поскользнулся и со всего размаха упал виском о старый лакированный комод в коридоре. Мальчик отскочил от испуга. Он не знал, что делать.
Прошло некоторое время. Отец все лежал бездыханный в коридоре, а Максим все это время стоял над ним остолбенев. Он сильно испугался, а потом бросился бегать по пустой квартире. Он смеялся, пинал бездвижное тело отца, носился вокруг, кричал и хохотал, потом плюхнулся на кровать и стал рыдать. Он сам не понимал, чего боялся больше, что отец проснется и накажет его либо что он умер. Видимо, будучи еще слишком молодым, он и сам этого не понимал. Он был психически травмирован, но догадался позвонить в скорую. Когда машина прибыла, Максим рассказал все, как видел, опустив деталь, что его тащили за руку. Фельдшер прощупал пульс и констатировал смерть. На виске уже появлялась характерная гематома.
Через неделю Макса определили в детский дом там же в городе Кирове, где он рос со сверстниками, оказавшимися там по аналогичным причинам. В том учреждении находились разные дети от мала до велика. В их детдоме было и много ребят, кто был старше его на два-три года. Они постоянно задирали Максима и играли на его доверчивости, на том, что тот не понимал, когда им верить, а когда – нет. Бывали разные ситуации, когда они звали его куда-то, а потом выставляли виновным, хотя тот и понятия не имел, что ими было сделано. Надсмотрщица не любила его из-за какой-то личной неприязни, часто обращалась с ним неподобающим образом и наказывала. От всего этого стресса у подростка началась кожная болезнь, которая в дальнейшем так и не прошла.
В детском доме он пробыл около семи месяцев, после чего его нашли чудесные родители и решили усыновить. Они увезли его в столицу, дали ему дом, уют, заботу, но в своей небольшой московской квартире почему-то не прописывали. В нем оставалось все, что он пережил раньше. Все беды словно висели над его головой. В школе он вел себя в целом неплохо, но случались и разные случаи насилия с его стороны. Он любил оскорблять младших сверстников и иногда задирался, но родителей это почти не волновало. Отец в его новой семье говорил, что «для мальца это нормально», нужно уметь за себя постоять. А мама была занята своей работой и лишь поверхностно занималась Максимом. Иногда они выезжали на природу, отдыхали где-то вместе, но с каждым разом всем троим становилось понятно, разговоры не клеились: разговаривать им было не о чем.
Тогда, расспросив знакомых, отец нашел один лагерь, куда можно было отправлять ребенка на целых три недели. Это стоило не слишком больших денег, но и по отзывам место было неплохое. Посоветовавшись, приемные родители решили, что ребенка надо социализировать, правда, они не знали, что социализация Максима уже прошла, годами раньше, на младших детях. Два взрослых человека немного устали от вечной заботы об их сыне, который так холодно на все реагировал. Они были рады, что могут хоть как-то угодить сыну, осознав, что ему нравится в лагере. Его стали отправлять туда каждое лето и на несколько смен подряд, где он нашел себе компанию.
Понимая жизнь получше сверстников из-за всего, что он пережил, Дроган там был в роли закулисного лидера. Ему это очень нравилось. Своей хитростью, полученной за годы не самого хорошего опыта, он видел многое, что не видели вокруг другие дети. Компания собралась из таких же ребят, один из них был сыном наркомана, у другого отец сидел и так далее. Познакомившись, эта группа ребят ничем полезным не занималась. В основном они бегали курить и пытались привлечь внимание новеньких девчонок своим странным поведением, но спустя какое-то время уже старались заслужить себе авторитет на правах старших среди вожатых и остальных детей. Лагерь «Сверчок» был для Макса своего рода волшебной пилюлей, от которой он на время забывал все, что было до этого. Он и о возврате в Москву не думал. Лагерь играл важную роль в его жизни, как ни странно, социализация подростка так или иначе продолжалась. К моменту встречи с друзьями ему было уже шестнадцать лет. Шарлиеву с Джоном же было по четырнадцать. В их возрасте этот срок играет роль. Этим Максим и любил пользоваться. Он примерно знал желания его сверстников и играл на этом: он хотел видеть людей насквозь.
Глава II
Часть 1
Август 2009
После покраски забора ребята мирно спали в номере уже не первый час из-за сильного солнца, разморившего их. Вечер приближался. Дверь в номер неслышно открылась. Вошла Кристина и села на кровати у Джона, незаметно прокравшись. Она мирно листала какой-то свой журнал, достав его из рюкзака, надушившись сладкими цветочными духами, чтобы перебить запах сигарет. Ей определенно нравился Джон. Он был наивен, но обладал особенным обаянием. Девочка уже и не скрывала этого особо, лишь жаждала идеального момента, когда сможет это как-то красиво показать.
– Проспали ужин, как вы же так, мальчики? – эффектно разбудила обоих Кристина с ухмылкой на лице.
– Сколько это мы спали? – спросил Джон, свесившись с кровати и потянувшись, словно кот.
– Ну, вообще-то там все в поход вовсю собираются… А что у вас двоих зеленое на лице? – спросила девушка.
– Уф! Надо бежать, – вскочил Джон. – Я в душ!
– Дверь не закрывай, я приду умыться, чтобы времени не терять! – сказал тому в след Шарлиев, встал и начал спешно собирать рюкзак в поход.
– Ты чем-то расстроен? – спросила его Кристина.
– Нет, все нормально. – ответил он.
– Вася про тебя спрашивала, хотела поговорить о чем-то…
– Так что же она сама-то не пришла?! – повысил голос Шарлиев.
– Не… знаю… пожалуй… я не во время… я пойду. Буду ждать вас там, – сказала удивленно она, положила журнал в рюкзак и вышла из номера ребят.
Послышалось милое пение из душа.
– Ох, да он еще и в душе поет… с ума сойти, – проворчал себе под нос Шарлиев и кинул в рюкзак сушки Джона из холодильника, про которые тот уже забыл. Он ходил по комнате и взволнованно собирал что-то, что, на его взгляд, пригодится в походе.