Мистика и ужасы. Часть 1

© Елена Драгунова, 2023

ISBN 978-5-0059-5928-7 (т. 1)

ISBN 978-5-0059-5915-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Зеркало.

– Эту выставку надо было назвать «Свалка», а не «Проклятые вещи». весь мусор здесь. – прошептала Аня на ухо подруге Кате, пока экскурсовод рассказывал про древнее, проклятое зеркало какого-то то ли боярина, то ли дворянина. при этом экскурсовод показывал на занавешенный тканью прямоугольник на стене, уверяя, что оно настолько опасное, сгубило столько людей, даже их сотрудница заболела, решив помыть это зеркало. для всеобщей безопасности с зеркала никогда не снимается ткань.

– Тихо! хватить хихикать. – шикнула на подругу Катя.

– Ой! – Аня закатила глаза. кате всегда нравилась вся эта «мистическая» ерунда, _ Нет! ну, ты мне скажи, никто не догадался разбить его? что за бред? нелепее только «Красные туфельки».

Экскурсия двинулась дальше, а Аня задержалась напротив накрытого тканью прямоугольника. оглядевшись, Аня шагнула в сторону накрытого зеркала.

– Ты что задумала? – Катя шикнула на подругу.

– Да, ладно тебе! Ты, что, веришь во всю эту ерунду? проклятое зеркало, гравюра мастера и т. д. и т. п. там может быть даже не зеркало, а фанера.

– Не надо.

– Давай поспорим! если там зеркало, я отдам тебе свой браслет, который тебе так нравится. Если там что-то другое… ты пишешь мне курсовую.

– Курсовая против пластмассового браслета, неравная ставка.

– Значит, ты все-таки не поверила в эту чушь.

Катя засомневалась:

– Ладно, я стою на шухере, а ты загляни за ткань.

– А! Вот ты значит как!? – наиграно сказала Аня, – готова подставить под проклятье свою подругу?

– Давай вместе посмотрим.

– Да, тут зеркало, _ Аня приоткрыла зеркало побольше, – Мошенники! зеркало-то новое. Красивое!

Аня залюбовалась резной деревянной рамой, взглянула на свое отражение и показала язык.

– Обманщики! – Аня повернулась к Кате, которая так и не рискнула заглянуть под ткань. – Оно новое! деревянная рама давно бы потрескалась или еще чего-нибудь.

– С тебя браслет! А теперь пошли, пока не поймали.

– А мне так не хочется писать курсовую! – Аня жалобно посмотрела на Катю.

– Ладно уж! Помогу тебе, не бросать же тебя в беде! – улыбнулась подруга.

Экзамены и курсовые подружки сдали на «Ура». Катя уехала к родителям в область, Аня осталась в городе. Каникулы, лафа! Правда, без Катьки было скучно, но ничего, через две недели Аня собиралась поехать домой, в родной город, а там старые друзья, родные!

До отъезда оставалось десять дней. Аня уже распланировала все каникулы, все встречи: куда сходить, с кем встретиться. Планов была куча! Они чистила зубы и умывалась перед сном, голова была забита идеями. намылила лицо пенкой, наклонилась умыть лицо и замерла. Ей показалось или отражение не наклонилось, как и она? Но поднимать голову было почему-то страшно. Бред! Просто показалось. Но сердце предательски ускорило удары, волна дрожи прошла от поясницы до затылка. Вдох, выдох, вдох, выдох. «Не глупи, тебе просто показалось. Уже поздно, организм утомился, вот и играет шутки с воображением». Аня, не поднимая головы, потянулась за полотенцем, прижала его к лицу и медленно подняла голову, отражение было просто отражением.

«А-а-а» – Аня открыла рот, как на приеме у врача. Отражение повторило действие. Сложила губы трубочкой, дотронулась до лица. Отражение, как отражение.

«Что это? Прыщик на лбу? Только этого не хватало!» Аня приблизила лицо к зеркалу и стала сосредоточенно рассматривать новую «проблему» на лице. Нахмурив брови, глядела на прыщик. И вдруг её вновь окатила необъяснимая волна страха и паники. Аня уже не хмурилась, но почему-то боялась посмотреть в глаза своему отражению. Словно это было запрещено, опасно, интуиция во всю била внутри, предупреждая. Не отрывая взгляда ото лба, Аня медленно повернулась повесить полотенце так, чтобы не встретиться взглядом с отражением.

«Что за чёрт!». Периферийным зрением она заметила, что отражение не шевельнулось, оно не повторило её движения, оно смотрело на неё. Аню охватил ступор, животный страх, она боялась пошевелиться. Всё тело окаменело. «Нет! Нет! Нет!». На глазах выступили слезы, собрав всю волю в кулак, Аня через силу повернулась спиной с зеркалу. «Идти медленно, не бежать! – повторяла про себя Аня. Словно зная, «если побежать – отражение кинется за ней, как собака». «Спокойно! Спокойно!» Она вышла из ванны и быстро захлопнула дверь. Свет решила не выключать, словно он был защитой, щитом от, от… чего? Что это вообще было?

Надо отвлечься, посмотреть комедию. Во время просмотра фильма, случившееся в ванной, забылось.

– Всё! Потом досмотрю. – Аня зевнула, – Спать охота.

Сон на удивление пришёл быстро, усталость дала о себе знать. Аня всегда спала чутко, она считала это своим недостатком. Ещё в детстве она просыпалась каждый раз, когда кто-то тихо шёл в уборную, проезжала машина под окнами. Да уж! Поспишь тут! И в этот раз Аню разбудил слабый стук, точнее перестукивание, когда перебирают пальцами. «Что за фигня? Откуда звук?». Аня прислушалась: словно кто-то перебирал пальцами по… стеклу? Но она жила на четвертом этаже, это было невозможно. Аня напрягла слух и тут… её сковал ужас, стало тяжело дышать, горло стиснуло обручем. Зеркало… напольное зеркало напротив кровати. Звук шёл от него или из него. Аня осторожно потянулась к ночнику возле кровати, не поднимая взгляда на зеркало. Слабый свет озарил комнату, звук прекратился. Аня прислушивалась ещё несколько секунд, тишина. Но страх не проходил, он словно туман окутывал со всех сторон, не давая вздохнуть полной грудью, в горле пересохло.

– Аня. – послышалось из зеркала.

Аня от неожиданности подняла взгляд. Её отражение сидело в той же позе, сто и она, рука так же лежала на тумбочке возле ночника. Но в отличии от перепуганной Ани, её отражение злорадно улыбалось. И снова этот звук. Отражение перебирало пальцами по тумбочке, потом медленно потянулось к ночнику. Аня вскрикнула и отдернула руку с тумбочки. А отражение продолжало злорадно улыбаться и тянуться к ночнику, миг и свет погас. В темноте раздался злобный смех и крик, полный ужаса.

Мама.

В свои 43 года Марго не имела ни мужа, ни детей, ни карьеры. Жила вместе с тяжело больной матерью в двухкомнатной хрущевке, которая давно требовала ремонта. Марго и в молодости была простушка (нос картошкой, резкий подбородок, тонкие губы. Внешностью она пошла в отца, который ушел от них почти сразу после рождения Марго), а к 40 годам ещё и располнела. По характеру была слабой, никогда не могла отстоять свое мнение или право, самоуверенность на нуле. А чего ещё ожидать, если Марго всю жизнь слышала критику от своей матери: плохо учишься, не умеешь одеваться, не сможешь поступить в институт, не ту профессию выбрала, не умеешь готовить, мало зарабатываешь и т. д. и т. п. Одно время Марго стала встречаться с одногруппником (училась в педагогическом на учителя младших классов. Любит она детишек), долго, тайно от матери. И вот, парень решил сделать Марго предложение, пришел знакомиться с будущей тещей. Виктория Анатольевна встретила гостя при полном параде, накрыла шикарный стол, улыбалась, много говорила. Но это была улыбка змеи, все её разговоры сводились к недостаткам Марго, которые закреплялись примерами из жизни. На следующий день парень даже не поздоровался с Марго и порвал с ней все отношения. Мать же только злорадно заметила: «Повезло парню! Вовремя глаза у него открылись. Оказался умнее, чем кажется. И как он вообще на тебя посмотрел?» Самооценка и мечты о любви Марго рухнули окончательно.

Виктория Александровна болела последние два месяца: инсульт, её парализовало на половину, но и при таком состоянии она не переставала критиковать дочь. Марго добросовестно ухаживала за матерью: кормила, меняла подгузники, мыла, делала массаж. Хотя, по словам больной всё делала не так. Эти два месяца вымотали Марго. Когда Виктория Анатольевна скончалась, Марго почувствовала облегчение. Но тут же стала корить саму себя за это чувство, какая-никакая, а она была ей матерью.

Ожидания Марго, что её жизнь, обретя свободу от постоянной критики, станет лучше – не оправдались. Было уже поздно. Дело не только в возрасте, а в том, что критика матери за всю жизнь пропитала Марго, въелась в тело и мысли. Она так и осталась зажатой, неуверенной, слабой, Марго даже стала критиковать сама себя, все свои действия и мысли вместо умершей матери.

Прошёл месяц со смерти матери. Марго готовилась ко сну, было около двенадцати. Она только закончила проверять тетради своих учеников, как услышала стук в дверь. Знакомый стук. Так стучала её мать, когда возвращалась с работы или из магазина. Марго замерла: «Показалось?» Но стук повторился. «А вдруг кому-то из соседей плохо и нужна помощь?» Марго решила посмотреть. Она подошла к двери, стуки стали настойчивее. Не успев посмотреть в глазок, услышала голос матери за дверью: «Ну и долго ты там будешь возиться? Что ты за растяпа? Быстрее открывай!» В голове у Марго помутилось, перед глазами всё поплыло, словно в гипнозе открыла замок. Дверь с силой распахнулась, как от резкого порыва сквозняка, Марго ударилась о стенку и потеряла сознание.

Через какое-то время она очнулась, даже не поняв сначала, где она. За окном уже светало, и надо было идти на работу. Случившееся Марго списала на усталость, но непонятная тревога не покидала её весь день.

После работы, подойдя к двери квартиры, Марго уже собиралась открывать дверь. За дверью раздались до боли и ужаса знакомые шаги. Это были шаги матери, Марго выучила этот звук шагов за свою жизнь. Она замерла, шаги тоже замерли за дверью. Что-то промелькнуло в дверном глазке, словно кто-то посмотрел в него из квартиры. «Что делать?» Марго решила не рисковать, сердце бешено колотилось. Спустилась вниз и села на скамейку возле подъезда. Она устала, хотела есть, но страх был сильнее. И Марго даже не могла понять чего же она боится больше: того, что это что-то потустороннее или то, что это её… мать? При жизни матери Марго бы выбрала скорее квартиру с привидением. Марго улыбнулась, эта мысль немного отогнала страх и сняла напряжение.

Тут к подъезду подошла соседка тётя Валя с квартиры напротив.

– Марго, здравствуй! А чего это ты тут сидишь? Ключи потеряла?

– Здравствуйте, тетя Валя! Просто решила воздухом подышать. Уже думаю идти домой.

Марго встала и пошла следом за соседкой, как за щитом. Они поднялись на свой этаж, т. Валя прошла к своей двери, Марго – к своей. Марго стала торопясь открывать дверь, пока т. Валя, словно оберег, гарантия безопасности, была на площадке. Резко открыв дверь, Марго вздохнула с облегчением, ничего.

Соседка удивленно смотрела на неё, такой она видела Марго впервые.

– Дверь заклинило, – оправдываясь, ответила Марго.

Остаток вечера Марго посвятила вновь проверке домашних работ, которая отвлекала от тревожных мыслей. После душа перед сном она наносила крем на лицо перед зеркалом и заметила, как что-то промелькнуло в дверном проеме ванной. «Там ничего нет! Ничего и никого!»

Сон, на удивление, пришел быстро. Сквозь сон многие могут почувствовать взгляд на себе. Так первобытный человек чувствовал взгляд хищника. Древний, никуда не исчезнувший инстинкт. От этого чувства и проснулась Марго посреди ночи. Кто-то смотрел, нет, сверлил взглядом, она это чувствовала. И это был не просто взгляд наблюдателя, нет, это был… Марго повернулась на спину и замерла. В ногах у её кровати стояла её мать. Не призрачный силуэт или разлагающийся мертвей в лохмотьях. Это была её мать в своём любимом платье, в котором она ходила в театры, музеи. И выглядела она, как в молодости, но лицо, хоть и молодое, было искажено такой злобой, таким осуждением.

– Мама, не надо! Прошу! Уходи! – Марго не могла пошевелиться. Её что, тоже разбил инсульт? Только не это? Она даже не сможет позвать на помощь! Она же одна!

Мать медленно подошла к изголовью и наклонилась к лицу дочери:

– Да, одна! Будешь вот так лежать и гнить заживо! Умрешь от жажды и голода! Никто к тебе не придет! Ты никому не нужна! Ты неудачница! А вот я никуда не уйду и буду наблюдать за тобой! Я не оставлю тебя! Ты ведь без меня никто! Мямля, рохля, неудачница! Ничего не умеешь! Мужа нет, детей нет! Кому ты нужна?

Мать говорила много плохого, всё, что слышала Марго всю свою жизнь. Мать вспоминала самые неприятные и болезненные моменты из жизни дочери. Это была личная душевная пытка для Марго и прекратить её она не могла. Только с рассветом мать исчезла и Марго смогла пошевелиться.

Разбитая морально и физически стала собираться на работу. Уроки она провела еле-еле. Придя домой, решила подогреть кастрюльку с супом на плите, а сама решила посмотреть фильм. Очнулась от сильного запаха гари и газа. Попыталась быстро подняться и побежать на кухню, но голова закружилась и затошнило, успела надышаться газами. Еле-еле добравшись до кухни, увидела, что весь суп выкипел, конфорка залита. Выключая газ, Марго заметила: конфорка была открыта на полную, хотя она точно помнила, что ставила суп на слабый огонь. Как же так? Неужели она всё напутала? «Растяпа!» – прозвучал в её голове голос матери. Марго резко затошнило и она кинулась в ванную. Её выворачивало наизнанку.

Ночью проснулась от сильного толчка в бок. Резко открыв глаза, увидела возле кровати мать.

– Что, растяпа? Решила покончить с собой и то не получилось? Только отравилась? Ха-ха-ха.

Марго снова не могла пошевелиться, ужас сковал её, голос не слушался.

– Нет, мама! Я хочу жить! Зачем ты так говоришь?

– Жить? – мать снова засмеялась. В этот раз её лицо было покрыто трупными пятнами и пахло от неё разложением. – Зачем тебе? Вот так помрешь одна, никто и не вспомнит, пока не начнешь гнить и вонять!

Мать злобно засмеялась, а Марго от запаха разложения стошнило прямо на пол, двигаться она не могла.

– Фу, ну ты и свинья! Всегда знала это, а теперь без меня совсем в грязи утонешь.

На утро Марго не стало лучше, она решила взять отгул на работе. Директриса поняла её положение и дала три дня отгула.

Но как Марго потом поняла, лучше бы она ходила на работу. Все эти три дня у неё в доме что-то ломалось, билась посуда, подгорал обед или был пересолен. А ночами мать приходила и обвиняла во всем этом Марго: критикуя, оскорбляя и обвиняя.

Перед сороковым днём со дня смерти матери Марго решила закупиться необходимыми продуктами к поминкам.

– Доброе утро, Марго!

– Доброе утро, тётя Валя!

– У тебя всё хорошо? А то ты неважно выглядишь. Не заболела?

– Нет, всё хорошо.

– Завтра сорок дней. Тебе помочь с подготовкой?

– Нет, спасибо! Сама справлюсь.

Приготовив всё к поминкам: блины, кутью, кисель, борщ, Марго решила прилечь отдохнуть.

– Ах ты бездельница! Дрыхнешь! Руки не из того места растут! Ничего сделать не можешь!

Марго проснулась от криков матери, за окном уже стемнело. Мать стояла возле кровати, трупные пятна стали гноиться, глаза были затянуты белым бельмом, трупные мухи ползали по лицу, а когда мать кричала, то заползали в рот. Запах разложения заполнил квартиру.

– Ничего не можешь сделать по-человечески! Даже поминки для матери устроить не можешь! Это твоя благодарность за то, что я тебя вырастила одна, воспитала, поставила на ноги! Неблагодарная! Неудачница, всегда ей была и останешься! Сдохнешь в одиночестве!

Тётя Валя всё-таки решила прийти рано утром и помочь Марго с поминками. Жалко ей было соседку, хоть она и дружила с Викторией Анатольевной, но знала какой у неё тяжелый характер, как та унижает дочь. Выйдя на площадку т. Валя заметила, что дверь Марго открыта. Ну, так делают, когда похороны или поминки, что бы любой смог зайти и помянуть усопшего.

– Марго! Доброе утро! Я всё-таки решила прийти тебе помочь. Что ты одна и одна.

Уже на пороге в нос ударил ужасный запах плесени, словно с помойки. Марго всегда была хозяюшкой, дома было чисто, свежо, даже когда её мать была лежачей.

– Марго! Ты где? Всё в порядке?

Соседка заглянула в спальню, зал – никого. Прошла на кухню и закричала. На столе стояли блюда, приготовленные Марго к поминкам, покрытые плесенью, словно они стояли тут уже очень долго. А сама Марго висела на поясе от любимого платья матери, привязанного к люстре.

Кошмар.

Ну и сон мне сегодня снится. Надо поменьше смотреть ужастики. И вроде бы я всегда знаю, что это сон, но всё – равно страшно. На этот раз мне сниться, что я умер. Да. Словно я уснул и не проснулся. Но при этом я слышу всё, что происходит вокруг: как плачут родные (родители, брат, жена). Да уж. Вот оно как бывает. Я же знаю, что это сон, почему я не могу проснуться? Я же всегда умел управлять своими снами, ну, или почти всегда! Как жутко, вот уже закрыли гроб крышкой, я слышу, как молотки забивают гвозди. Вот стало немного качать, гроб опускают в могилу. Неприятное чувство, очень. А когда я услышал глухие удары земли о крышку гроба, мне стало очень страшно, затошнило, я даже… описался??? Я хочу проснуться, хочу проснуться! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Больше никогда не буду смотреть фильмы ужасов на ночь! Не зря жена уговаривала на романтическую комедию. Теперь на ночь только комедии, никакой жути. Нет, нет, нет! Атлас, которым был обит гроб на ощупь казался мерзкой, холодной слизью, слизью, которая окутывает меня и душит, словно трясина в болоте. Нет! Нет!

Сон прервался, всё прекратилось и я, наконец-то проснулся. Господи, как же было страшно! Это самый жуткий кошмар, который мне снился за всю жизнь! Ну вот, проснулся посреди ночи, теперь пока усну, если вообще усну после такого кошмара. Надо водички попить. Твою мать! Как же больно! СТОП! Что это такое? Я ударился головой, пытаясь встать? Темно как… Руки скользнули от лица вниз… костюм? Что за…? Мокрые штаны, я действительно описался??? Шёлковое постельное бельё или это не постель? А-а-а-а Это не может быть правдой! Нет! Я просто не проснулся! Такое бывает, когда просыпаешься от кошмара, сразу засыпаешь, а сон продолжается. Со мной это было много раз! Это просто сон! Сон! Сон! Сон! Руки натыкались на стенки, обитые атласом. Я хочу проснуться, проснуться! Пальцы стали судорожно разрывать атласную обивку. Это доски, деревянные доски! Нет, нет, только не это! Я… УМЕР! Разум отказывался принимать это! Это не может быть правдой! Это всего – лишь сон! Руки продолжали разрывать оставшийся атлас и раздираться в кровь о доски. Проснись! Проснись!

Что это? Что-то шуршит сбоку. Что это? Крысы? Черви? За что? За что мне это? Я всегда боялся замкнутых пространств. Нет! Пожалуйста! Кто-нибудь! ПОМОГИТЕ! Я ЖИВОЙ! ЖИВОЙ! Слезы покатились по щекам, всё лицо стало мокрым. Или это не только слёзы? Атлас сверху промок, капли воды падали на лицо сверху. ДОЖДЬ?! Сколько я тут? Если это ливень, который обещали на этой неделе, то… Ха-ха-ха. Вот уж да. Не знаю даже, что страшнее: умирать медленно от жажды, недостатка воздуха или захлебнуться в… гробу? Атлас внизу стал тоже намокать! ПОМОГИТЕ! Нет! Нет!

Я всю жизнь боялся утонуть, так и не научился плавать. Хотя, это мне не помогло бы сейчас! Я ХОЧУ ЖИТЬ! ХОЧУ ЖИТЬ! Не хочу так, вот так! Стал кулаками бешено колотить по крышке. Выпустите меня! За что? За что? Вода почти наполнила мой гроб, моё последнее убежище. Сил кричать уже не было, руки были разодраны, многие ногти оторвались с мясом. «Надо было написать последнее пожелание о… кремации!» – пронеслось в остатках помутившегося разума.

Игоша.

Жизнь в селе Н. П-кой области шла своим чередом. Крестьяне трудились в поле, на пастбищах, женщины вели хозяйство, присматривали за скотиной, занимались домом, дети с самого малого возраста помогали взрослым: кто помогал в поле, дочери занимались домом, следили за младшими. По праздникам ходили в церковь, ездили на ярмарки. Вот и вся жизнь. Все друг друга знали, свадьбы справляли и в последний путь провожали всем селом.

Так и Маруся жила со своей семьёй отцом Аркадием, матерью Клавдией, да ещё младшие сестры и брат 13, 10 и 7 лет. Самой Марусе шёл уже 16й годок. Красивая была, статная, русая коса до пояса, многие парни обивали порог их дома, да она ни кого не смотрела. Всё ждала свою судьбу. И дождалась. Приехал к ним из города молодой врач, сразу после института Степан. Хоть на внешность он и не был царевичем, зато какой умный был. Все селяне ему в рот заглядывали, а как он лечил. Не важно что: ушиб, ногу плугом порезало, лихорадка, поветрие ли, даже роды принимал. Ругал тех, кто до последнего пытался травами по старинке лечиться. Маруся увидела его, когда первый раз попала к нему: засадила глубоко занозу в руку, пошло воспаление. Как он был внимателен, вежлив, добр. Наказал приходить всю неделю на осмотр и перевязку. Так и началась у них с Марусей любовь, в тайне ото всех. Как интересно было его слушать, как мудрено он говорил, слова Марусе незнакомые, смеясь разъяснял. Про город, в котором учился, про открытия в медицине. Маруся почти ничего не понимала из его слов, но слушала с открытым ртом, не сводя глаз со своего любимого. Так прошло полгода.

– Маруся, ты что такая невесёлая? Или не рада меня видеть?

– Нет, Стёпушка! Очень рада. Плохо мне уже который день.

– Что же ты молчишь, дурёха! Я же врач.

Из слов Маруси Степан понял, что она забеременела. Маруся обрадовалась:

– Стёпушка, у нас ребёночек будет. Свадьбу сыграем!

Степан выглядел хмурым и злым.

– Что с тобой Стёпушка?

– С чего ты взяла, что это мой ребёнок? Откуда мне знать, с кем ты его нагуляла?

– Да что ты такое говоришь! Я ведь только тебя люблю!

– Знаю я вас, баб! Сколько ко мне таких, как ты приходят. Неизвестно от кого нагуляют и помочь просят. Все вы одним миром мазаны.

Марусе было больно и обидно слышать такие слова от любимого, как он мог так говорить? На сердце стало больно, словно его вырвали из груди. Слезы хлынули их глаз.

– Нечего реветь. Сама виновата. Или не знала откуда дети берутся? А мне это ник чему, я через месяц в город перевожусь, в городскую больницу. Не собираюсь я в этой дыре загибаться. Всё, иди к тому с кем нагуляла. Лицо вытри и не реви, а то люди ещё узнают. Опозоришь и себя, и семью.

Маруся попыталась успокоиться, вытерла слезы, на душе было пусто. Словно вся душа из неё вышла. Осталась только пустота. Как теперь жить и что делать. Ведь это действительно позор, отец из дому выгонит. Сельчане засмеют. Какой позор!

Решила Маруся скрывать свою беременность до последнего, что ещё делать она не знала. Степан, как и говорил уехал через месяц в город. А до этого даже проходя мимо Маруси в селе, делал вид, что не знает её.

Беременность протекала легко, сама Маруся была худенькая и живот был маленький, незаметный. И вот в январе посватался к ней кузнец Микола. Семья Миколы была хорошая, дружная, уважаемая на селе, сам Микола тоже был добрый, работящий, давно любивший Марусю и вот решившийся свататься. Родители и Миколы и Маруси были непротив свадьбы. А вот Маруся испугалась. Ей вот-вот рожать надо. Какая тут свадьба? Уговорила она родителей сыграть свадьбу весной, мол погода хорошая будет, весна. Зачем зимой в мороз. Родители так и не поняли просьбы дочери, но пошли на встречу и они, и родители жениха. А Маруся стала усерднее помогать по дому, больше стала таскать тяжестей, выбегать неодетой на мороз. Её мать пару раз так теряла детей, то тяжесть подняла, то простыла. Но молодой организм Маруси был силён, да и ребёнок, видно, жить хотел. Ничего не выходило.

И вот в конце февраля Маруся почувствовала, что ребёнок должен вот-вот родиться и попросилась у родителей в лес сходить, хворосту собрать. Пошла специально далеко, зимой народ в лес не часто ходит, Марусе это было на руку. Родила она легко, вытерлась снегом, завернула ребёнка в испачканное исподнее с головой и оставила в лесу. Тяжело было на душе и сердце у Маруси, но другого выхода у неё не было. Иначе позор, изгнание из семьи, а куда она одна 17 лет с ребёнком? Пропадут оба. Позади Маруси слышался слабый плач, словно котёнок пищит. Слёзы текли по щекам, сердце разрывалось, но Маруся шла, почти бежала. Подальше от ребёнка, подальше от этого места, места своего страшного греха. Пришла домой зарёванная, вся мокрая. Родители кинулись к дочери с вопросами.

– Заблудилась я что-то. Испугалась ужасно. Страшно было.

На следующий день Маруся слегла с жаром и лихорадкой. «Застудилась» – думали родители. А Маруся знала, что это из-за родов, из-за совести и тяжести греха, который она совершила.

Тяжело и долго болела Маруся. Родители Миколы уже начали отговаривать его жениться на ней, но Микола не соглашался. Он приходил к Марусе, приносил лекарственные травы, сидел с ней возле кровати. К концу февраля Маруся пошла на поправку, но бледность так и не уходила с лица, глаза потускнели и потеряли блеск молодости, лицо осунулось. Но Микола не передумал жениться на ней.