- -
- 100%
- +
– Мой отец рассказал мне. Он обучил меня многому. Твоя мать знает его, и легко убедиться, что я говорю правду. Ведь от него она и получила это кольцо в дар за помощь, когда помогла мне появиться на свет. И если есть у вас нужда в помощи, которую не всякий может оказать, если нужны вам чары, что спасут конунгов Норвегии, потомков Форн-Йотуна, от разорения, гибели, бесчестья и вечного забвения, то у меня вы можете ее получить.
– И что же ты захочешь взамен? – дрожащим голосом спросила Элдрид, впервые решившись заговорить.
Ей было хорошо известно, что ни в сказках, ни в жизни таких дорогостоящих услуг не оказывают просто так.
– Не более того, что вы имеете. Мне пора обзавестись женой, но мало на свете для меня подходящих. Однако, обе вы на редкость красивые и родовитые девушки, и если одна из вас согласится выйти за меня, я окажу вам услугу, в которой вы нуждаетесь.
Девушки смотрели на него во все глаза; невольно вцепившись друг друга, они все сильнее дрожали на ветру. Вот так жених! Черты лица Фьёра, когда они его разглядели, оказались довольно приятны: продолговатое лицо, острый нос, немного близко посаженные зеленовато-серые глаза, мерцающие, как самоцветы. Но было в этом нечто столь странное, столь жесткое и чуждое, при всей любезности его обладателя, что Рагнхильд подумала с тревогой: уж лучше бы уж он был безобразен, но на привычный человеческий лад.
Правда, насчет девушек он не отклонился от истины. Рагнхильд и Элдрид сделали бы честь любому королевскому роду: обе невысокие ростом, Рагнхильд потоньше в кости, Элдрид отличалась приятной округлостью стана и лица. У Рагнхильд были правильные черты лица и красиво изогнутые темные брови, оттенявшие золотисто-карие, янтарного цвета глаза, как у ее отца, Сигурда конунга; казалось, через эти глаза пылает золотой огонь души. Густые, длиной ниже пояса русые волосы Рагнхильд окружали ее стройную фигуру, как морские волны, придавая ее внешности отпечаток какой-то стихийной, дикой роскоши и силы. У ее рыжеволосой подруги округлое лицо украшал немного вздернутый нос, придавая ей милый и одновременно задорный вид. Любая из них украсила бы собой дом всякого конунга. И тем более странно, даже дико было слышать подобное предложение из уст незнакомца, рожденного лесом, стволами деревьев и камнем…
Рагнхильд опустила глаза и крепче стиснула руку Элдрид. Взгляд ее не отрывался от ног Фьёра. Нет, он стоял не на лосиных копытах или волчьих лапах – хотя они не удивились бы, окажись именно так. Его ноги, вполне обычные, были погружены в снег почти до колена, так что башмаков не было видно, а виднелась только верхняя часть обмоток из тонкой синей пряжи. И вокруг не было ни одного следа! Цепочка следов не вела к камню ни с одной из сторон. Он как будто с неба упал прямо под бок стоячего валуна… или скорее вылез из этого самого камня!
– Именем Тора – теперь мы сами по себе! – с трудом выдавила Рагнхильд, будто имя бога грозы само стало камнем у нее во рту.
Фьёр вздрогнул и потемнел лицом; зато Рагнхильд вдруг ощутила облегчение и рванула Элдрид за руку:
– Бежим!
Они разом ринулись прочь по тропе, но она была слишком узкой, и девушки, наткнувшись друг на друга, разом упали в снег. Барахтаясь там, отчаянно визжа, они пытались подняться и сквозь собственные голоса слышали, как Фьёр говорит что-то прямо над их головами. Небо потемнело – или это на них упала серая густая тень, – в ушах шумело, сердце бешено билось.
Кое-как извернувшись, Рагнхильд встала в снегу на колени и увидела Фьёра уже совсем рядом – он стоял на тропе, протягивая к ним руки, но кисти этих рук были не человеческими, а медвежьими, с черными подушками и длинными бурыми когтями. Лицо оборотня было спокойно и сосредоточено, но за этой сосредоточенностью крылась хищная властность, он смотрел на них, как на свою законную добычу. Рагнхильд кричала от чувства беспомощности, едва веря, что все это происходит наяву, и понимая, что спасения нет, она ничего не может сделать! Элдрид вопила и цеплялась за нее, не давая пошевелиться, не позволяя встать, но и поднять ее Рагнхильд не могла. Они только кричали из последних сил, пытаясь отползти по глубокому снегу, кричали, как всякий человек в миг смертельной опасности, повинуясь древнейшему зову крови: если не спастись самому, так хоть предупредить остальных…
Вдруг что-то мелькнуло в воздухе; и Фьёр пригнулся, пал в снег с совершенно нечеловеческим проворством, а рядом с его головой вонзилась сулица: не пригнись он, пробила бы спину и грудь навылет. И в тот же миг Фьёр оказался на ногах, развернувшись лицом к невидимому еще противнику: он не вставал и не поворачивался, а просто вдруг оказался в таком положении, в каком удобнее было отразить нападение.
– Ах ты гад! – донесся с верхней части склона могучий яростный рык с добавлением еще некоторых выражений о том, как размножаются тролли. – Отвали от них! Сейчас я тебе руки поотрываю!
Пролетело еще одно копье, раздался многоголосый крик и вой. Фьёр в эти мгновения был больше похож на зверя, чем на человека: он припал к земле, стоя почти на четвереньках, как волк перед прыжком. В лице проглянуло явное сходство с мордой хищника: глаза вспыхнули яростным зеленым блеском, появился жесткий оскал. На тропе слышался шум, и Рагнхильд пыталась убрать с лица набитые снегом волосы, скинула капюшон, пытаясь разглядеть, кто так вовремя пришел к ним на помощь. Но видела только шевеление ветвей, а когда вновь глянула на Фьёра…
Он исчез. Так же внезапно и бесследно, как и появился, будто видение рассеялось. И когда какой-то человек скатился со склона, в облаке снежной пыли с обнаженным мечом в руке, нападать ему оказалось не на кого.
На тропе и вокруг сразу стало людно и шумно: можно было подумать, сюда прямо с неба упала целая сотня человек. У Рагнхильд даже мелькнула мысль, что сами ее предки, древние конунги в полном составе, начиная с Одина – и с Форн-Йотуна с другой стороны – спрыгнули прямо из Валгаллы. Наверное, потому, что они с Элдрид только что говорили о Сигурде Убийце Дракона – хотя он, убитый предательским образом в спину, в Валгаллу, увы, не попал.
– Где он? – Человек с мечом вертелся из стороны в сторону, надеясь все же обнаружить врага. – Где ты, мерзкий ублюдок? Выходи!
– Хаки! – жалобно закричала Элдрид, пытаясь приподняться.
Она стояла на четвереньках, но попытки встать на ноги приводили только к тому, что она наступала себе на волосы и проваливалась в снег.
Человек с мечом наконец убедился, что драться не с кем, и торопливо подошел к девушкам. Но первой он поднял Рагнхильд; взяв на руки, перенес на тропу и поставил на прочно утоптанное место.
– Ты невредима, йомфру[5]? – заботливо осведомился он. – Он тебе ничего не сделал?
– Нет, я цела. – Рагнхильд попыталась улыбнуться.
– Хаки, да помоги же мне! – плаксиво взывала Элдрид.
С трудом оторвав взгляд от Рагнхильд, Хаки вернулся и поднял Элдрид; с дочерью Эйстейна он обращался внешне почтительно, но без той заботы, которая сквозила в каждом его движении и даже взгляде, когда дело касалось Рагнхильд.
– Куда он делся, этот гад? – крикнул Хаки, подняв глаза к склону. – Парни, там его нет?
– Никого нет! – раздались голоса сверху из разных мест. – И следов никаких.
– Только вот здесь! – Кто-то показал на подножие валуна.
Там следы были: два глубоких отпечатка ног, стоявших в снегу. И все.
– Кто это был? – Хаки повернулся к Рагнхильд. – Откуда взялся?
– Он как будто вышел из камня! – Элдрид пыталась запихнуть разлохмаченные волосы под капюшон, но они намокли, путались и липли к рукам. – Это был тролль, клянусь тебе, настоящий тролль!
– Оттуда? – Хаки подбежал к валуну, пнул его, потом осторожно потыкал острием метательного копья, чтобы не попортить железо. – Эй, ты, хвостатый ублюдок! Выходи! Чего спрятался, трусливая жаба!
Но валун молчал, и Хаки вернулся к девушкам.
– Какое счастье, что ты здесь! – простонала Элдрид. – Но откуда ты взялся? – вдруг опомнилась она. – Почему ты приехал?
Их спаситель опустил голову и отвернулся, не желая отвечать на этот вопрос.
– Ты же Хаки сын Вестейна, да? – Теперь и Рагнхильд его вспомнила.
– Да, йомфру. – Он обернулся и просветелел лицом. – Ты меня помнишь?
– Помню, ты ведь уже приезжал к нам с Эйстейном конунгом. И я уверена, еще ни разу ты не появлялся так вовремя!
– Очень рад помочь тебе, йомфру! – Хаки расплылся в улыбке, и даже его некрасивое лицо прибрело приятный вид.
Рагнхильд благодарно улыбнулась в ответ. Хаки сын Вестейна был одним из людей Эйстейна конунга; из семьи бонда, он тем не менее славился как выдающийся и отважный воин и к тому же собрал себе целую дружину из нескольких десятков человек. Ему было лет двадцать с чем-то; среднего роста, крепкий, с темными, немного вьющимися волосами, с обветренным широким лицом и толстым носом, темной бородкой, он не был хорош собой, и даже белые зубы скорее придавали ему нечто волчье, чем красили. В его глазах стального серого цвета Рагнхильд издавна замечала опасную искру и не доверяла ему. Впрочем, она слышала, что Хаки берсерк, хоть и не видела проявлений этой особенности. Об этом же говорила и весьма потрепанная волчья шкура, наброшенная на плечи вместо плаща и заколотая на груди большой серебряной застежкой. В придачу он носил шапку из черной куницы, крытую дорогим красным шелком с золотой тесьмой, что в сочетании с волчьей шкурой смотрелось очень странно. Но таков был он сам: в нем было нечто дикое, но он очень любил роскошь. На Рагнхильд он смотрел с живым восхищением, улыбался ей открытой дружелюбной улыбкой и всем видом выражал радость от встречи.
– Пойдемте домой! – Элдрид уцепилась за локоть Хаки. – Я едва стою на ногах! Надо рассказать, что на нас напал тролль. Хаки, а где твой брат?
– Мой брат в плену! – Хаки резко помрачнел. – У меня дурные вести для твоего отца, девушка.
– Мы уже знаем, что никому не приходится ждать добра от Хальвдана Черного! – вздохнула Рагнхильд. – И едва ли ты сможешь сказать нам что-то хуже того, что мы уже знаем.
Прядь 5
Новости переполошили всю усадьбу. Тюррни и Эйстейн даже забыли о своей ссоре. Тролль напал на двух конунговых дочерей! Сигурд так разъярился, что готов был идти к валуну и вырвать его с корнем, чтобы найти дорогу к его обитателю, но жена убедила его, что наскоком такие дела не делаются. Весь вечер Рагнхильд и Элдрид заново рассказывали, что и как было. Хаки, появившемуся так вовремя, Сигурд подарил новый шлем взамен потерянного и посадил на вечернем пиру на почетное место.
Новости, привезенные Хаки, тоже не давали поводов для радости. Эйстейн поручил ему найти еще людей для сражения с Хальвданом Черным, но уже собранная дружина оказалась разбита по пути сюда, к тому же брат Хаки, Ульв-Харек, был ранен попал в плен.
– Наш отец остался в усадьбе один, у него почти нет людей, только женщины и самые слабосильные из рабов! – мрачно рассказывал Хаки. – Не знаю, что там теперь.
Тюррни переглянулась с Сигурдом: выходило, что духи не обманули, у Эйстейна конунга не оставалось надежд отвоевать Хадаланд собственными силами.
– Выходит, придется мне поехать к моему родичу Гудбранду херсиру из Долин, – сказал Эйстейн. – Ты не откажешься, Сигурд, приютить на это время мою дочь?
– Разумеется, пусть остается. Моя жена и дочь позаботятся о ней. А если будет на то твоя воля, ты можешь оставить ее у нас и насовсем. – Сигурд улыбнулся, намекая на свои давние намерения на этот счет.
– Очень похоже, что так и будет, – без особой радости буркнул Эйстейн. – Теперь только Один знает, не придется ли мне вскоре потерять и последние свои владения. И лучше моей дочери найти себе новый дом в другом месте, чем стать рабыней Хальвдана!
– Но отец! – воскликнула Элдрид. – Мы ведь еще можем жить в Хейдмёрке! Позволь мне сопровождать тебя! Ты и братья – это все, что у меня есть, не оставляй меня одну среди чужих!
– Разве мы тебе чужие? – мягко упрекнула ее Тюррни.
– Твой отец согласился стать моим родичем еще двадцать пять лет назад, – добавил Сигурд.
– Но здесь под каждым камнем сидит тролль, они просто не дают прохода девушкам, и со мной может случиться то же, что с моей теткой Мальфрид!
– Надеюсь, моей дочери больше повезет, – ответил Элдрид отец, но всем видом давал понять, что вовсе на это не надеется.
При этом он бросил многозначительный взгляд на Сигурда; тот отвернулся.
– Не бойся ты, Элдрид! – крикнул Гутхорм, четырнадцатилетний брат Рагнхильд. – Если мерзкий тролль опять явится, я снесу ему голову!
– Я знаю, со мной будет то же, что с Мальфрид! – в отчаянии шепнула Элдрид сидевшей рядом Рагнхильд. – О боги, зачем я только родилась на свет!
– Не печалься раньше времени. – Рагнхильд сжала ее руку. – Твоя тетка сама ошиблась, а ты уже предупреждена и не сделаешь этого, ведь правда?
При этом она бросила взгляд на свою мать; Тюррни со значением улыбнулась ей. Рагнхильд понимала, что ее мать хочет сказать. Им обеим не было нужды горевать, что сестре Эйстейна не повезло; иначе Тюррни сейчас не было бы здесь, а Рагнхильд была бы дочерью совсем другой женщины. А этого она вовсе не хотела, поскольку гордилась своей матерью, считая ее самой мудрой женщиной всех Северных Стран.
Тюррни вскоре ушла в спальный чулан, и Рагнхильд, видя, что отец еще остается на пиру, обсуждая с Хаки и другими мужчинами последние военные действия, проскользнула вслед за матерью. Ей о многом хотелось поговорить.
– Заходи! – Обернувшись на скрип двери и увидев дочь, Тюррни подошла и поплотнее закрыла дверь. – Ты тоже уверена, что вас хотел утащить тролль, а не просто какой-то бродяга?
– Где водятся бродяги в таких ярких одеждах!
– Может, вам померещилось? Он стоял у зеленого мха, вот вам и показалось, что это его штаны?
– Послушай! – Рагнхильд села на лежанку рядом с матерью и прикоснулась к ее руке. – Я точно знаю, что это был тролль! Он знал кое-что, чего не мог знать больше никто! Это касается… вот этого кольца. – Рагнхильд протянула к Тюррни руку с золотым ободком на пальце. – Ты ведь когда-то говорила мне, что оно имеет волшебные свойства, но не сказала какие.
– Я… не уверена, что сама это знаю, – с колебанием отозвалась Тюррни. – Но я не сомневалась, что такие свойства у него есть. Оно наверняка может менять облик…
– Вот именно! – с тревожным воодушевлением воскликнула Рагнхильд. – Менять облик! Если его украдут, или отнимут силой, или выманят обманом, вору достанется уголек, а кольцо в прежнем виде в тот же миг вернется ко мне.
– Уголек… – Тюррни расширенными глазами смотрела куда-то мимо дочери, глядя в события давних лет. – Да… я видела… Оно и было лишь черным угольком, когда я получила его…
– Кто еще мог знать это, кроме того, кто его подарил! А он, этот тролль, сказал, что его подарил тебе его отец!
– Что? – вскрикнула Тюррни и схватила дочь за руку. – Он так сказал?
Именно сейчас она по-настоящему испугалась, поняв, что на самом деле грозило Рагнхильд.
– Да. Я не стала рассказывать об этом при всех, хорошо еще, что Элдрид с перепугу почти ничего из его речей не запомнила. И он уверял, что ты знаешь его отца и можешь подтвердить все его слова! И что ты помогала ему появиться на свет! Ты знаешь их! Кто они, эти тролли? Кто он сам, этот рыжий, и кто его отец?
Тюррни помолчала. Потом прижала ладони к вискам.
– О боги… Он опять появился…
– Кто? – Рагнхильд требовательно схватила ее за руку.
– Я не могу назвать вслух его имя. Ведь он услышит. – Тюррни вздохнула, огляделась, будто в поисках подсказки. – Не стоит называть их имена. Но ты должна знать… должна остерегаться, раз уж он опять напомнил о себе. Это не к добру.
– Кто – он?
– Он… Микиль-Тролль…
Тюррни произнесла это так многозначительно, что Рагнхильд поняла: Микиль-Тролль – и есть то имя, которое все же можно назвать вслух.
– Я и правда… помогла им однажды и в уплату получила это кольцо, – продолжала Тюррни. – Только в то время оно было вовсе не похоже на кольцо…
…В тот давний вечер двадцать лет назад королеву Тюррни среди ночи разбудил стук в дверь спального чулана. Волнуясь, не случилось ли чего, она поднялась с постели, где крепко спал ее муж, и отворила дверь в теплый покой. Снаружи стоял некто незнакомый – Тюррни едва угадывала смутную фигуру в последних отблесках света огня, угасающего в очаге.
– Моей жене нужна твоя помощь, королева, – сказал тихий, но удивительно ясный голос. – Она не может разродиться.
– Подожди немного, мне нужно одеться, – ответила Тюррни.
– Поторопись, – негромко, но очень властно произнес незнакомец, и ее охватила дрожь.
Само это явление и просьба Тюррни не удивили. Ей самой едва исполнилось двадцать, однако по всей области Хрингарики молодая жена Сигурда конунга славилась своим даром врачевания. «Старая диса благословила меня легкостью руки, – когда-то рассказывала она дочери, – и наделила способностью помочь каждой роженице, даже той, кому не суждено было выжить, но в обмен на этот дар я получила обязанность помогать всякой, к кому меня позовут, когда бы это ни случилось и кто бы она ни была».
Торопливо натянув платье, повязав на голову покрывало и взяв плащ, Тюррни вышла из чулана, но в теплом покое ночного гостя не было. Она прошла во двор, но обнаружила его только за воротами. И здесь ей показалось, что он стал больше ростом: в доме он был вровень с ней, а теперь стал выше на голову.
– Нам нужно идти быстрее! – произнес он, и теперь его голос звучал гораздо ниже.
Тюррни поспешила за ним. В темноте она почти не видела, куда они идут; она жила в Сигурдово усадьбе Хьёрхейм уже два года и хорошо знала окрестности, но сейчас быстро перестала понимать, по каким тропам и в каком направлении лежит их путь. К тому же ее вожатый все ускорял шаг, хотя незаметно было, чтобы ему это стоило каких-то усилий; они шли то вверх по склону, то вниз, и Тюррни совсем запыхалась.
– Не спеши так! – взмолилась она, обращаясь к спине идущего впереди незнакомца; теперь эта спина казалось ей огромной, будто ствол старой сосны. – Иначе я скоро свалюсь с ног.
– Некогда ждать, моя жена может умереть, – отозвался он, а потом вдруг повернулся, наклонился и подхватил ее на руки. – Я понесу тебя.
С этими словами он забросил взрослую женщину на закорки, будто пятилетнюю девочку; Тюррни только вскрикнула от неожиданности, вдруг оказавшись так высоко над землей! Длины ее рук едва хватило для того, чтобы обхватить шею незнакомца; его спина была шире, чем ворота усадьбы, но было так темно, что женщина совсем его не видела и могла полагаться только на свои ощущения. И на ощупь шея и спина, к которым она прикасалась, могучие, будто стволы сосен, руки, держащие ее под коленями, были холодными, как дерево или камень. Человеческого тепла в них не было ни капли.
Тюррни уже поняла, к кому попала, и ее пробирала дрожь не столько от холода, сколько от жути. Тем не менее, она надеялась выбраться живой: ведь йотуну требуется ее помощь. Однако, получив нужное, он все же может ее съесть! Взывая к дисам, своим покровительницам, Тюррни зажмурилась, уже и не желая ничего видеть; она не могла поступить иначе, не могла отказаться последовать за ночным гостем, и верила, что те, кто наложил на нее такое обязательство, не оставят без помощи ее саму.
– Мы пришли, – через какое-то время раздался над нею низкий гулкий голос, будто говоривший прятался в конце большой пещеры.
Вслед за тем Тюррни спустили наземь; дрожащими руками оправив одежду, она подняла голову. Перед ней открылась какая-то дверь – стал виден огонь внутри. Прижимая к себе мешок с травами и прочими нужными вещами, Тюррни опасливо вошла. Дверь за ней закрылась, но следом в дом никто не вошел.
Единственное существо, которое она здесь застала, была женщина на постели – по виду еще не старая, но весьма изможденная. Живот ее возвышался настоящей горой, и у нее не осталось уже сил даже на стоны.
Тюррни, уже не раз приезжавшая к измученным роженицам – ведь за ней посылали не сразу, а лишь убедившись, что без умелой помощи не обойтись, – немедленно принялась ее осматривать. Она боялась, что ребенок уже мертв, но тут же убедилась, что он жив – гораздо живее своей матери! Ощутив, что кто-то пришел, несчастная открыла глаза.
– Здесь есть еще кто-нибудь? – закричала Тюррни, окидывая взглядом пустой дом; он казался весьма обширен, свет очага не доставал до стен и углов. – Нужно вскипятить воду, заварить трав!
Никто не отозвался, но огонь вдруг вспыхнул ярко, взвился чуть ли не до кровли, а на перекладине появился черный котел. Рядом с Тюррни сам собой очутился горшок, и она, не задаваясь вопросом, кто прислуживает, высыпала в него сушеные травы из мешочка.
– Ты – Тюррни, да? – слабо прошептала роженица. – Жена… Си… Сигурда Оленя?
– Да, да. Все будет хорошо, я помогу тебе. Главное, что ребенок жив.
– Ты… красивая… – пробормотала та, с усилием держа глаза открытыми и вглядываясь в повитуху.
– Да, да! – отозвалась Тюррни, почти не вслушиваясь и отмечая лишь, что женщина не говорит ничего важного.
Какое может быть дело этой несчастной до красоты Тюррни? Бросив взгляд на лицо роженицы, молодая королева отметила, что та, должно быть, тоже когда-то была хороша собой: черты лица правильные, тонкие. Но кожа ее была серовато-бурой, цвета камня, вокруг глаз и рта виднелись морщины, разметавшиеся по подушке волосы были почти седыми – и при всем при этом было ясно, что это вовсе не старуха, а женщина достаточно молодая, чтобы рожать. Впрочем, чему тут удивляться? Тюррни хорошо понимала, что ее привели – точнее даже принесли – к жене йотуна, и для троллихи та обладает просто удивительным сходство с человеком!
– Я… не могу родить, не смогу, если мне не поможет человек, обычная женщина человеческого рода, – снова забормотала та. – Я не тролль, нет! Я человек, я родилась человеком, поэтому мне должна помочь женщина! Помоги, не дай мне умереть… хотя лучше бы мне умереть, чем дать жизнь сыну йотуна…
Тюррни подумала, что ее собеседница во многом права. Но она несла обязанность помогать всякой роженице, кто бы та ни была.
Она никого рядом не видела, но все делалось само собой: кипяток из котла налился в горшок с травами, потом кто-то процедил отвар и поднес в глиняной чаше. Чистые полотенца оказывались под рукой в тот миг, когда были нужны; чьи-то невидимые руки делали всю работу, будто вокруг было еще три-четыре… существа.
И вот наконец в руках Тюррни очутился младенец – мальчик, такой крупный и тяжелый, что ей казалось, она держит камень. При помощи тех же невидимых помощников она обмыла его и перепеленала, стараясь не смотреть на маленький хвостик, которым кончался его позвоночник. Во рту орущего младенца было полно острых зубов, и он не раз пытался тяпнуть повитуху за палец. Кожа его была такой же серо-бурой, как у матери.
– Дай его мне! – раздался вдруг рядом уже знакомый голос, низкий, но очень ясный.
Тюррни вздрогнула: она не заметила, чтобы кто-то входил в дом. Она обернулась и вздрогнула еще раз.
Мужчина за ее левым плечом был не выше ростом, чем она сама, но казался огромным, как гора. В нем ясно угадывалась некая внутренняя глубина и огромность. Лицом он был далеко не так хорош, как жена: низкий скошенный лоб, пересеченный глубокими продольными морщинами, приплюснутый нос с широкими крыльями, совершенно лысый череп, торчащие уши и бурая кожа. Никакой бороды, подбородок мал, зато брови выступают валиками и нависают над глазами, полностью затеняя их: это были не глаза, а две глубокие впадины между скулами и бровями, налитые черной тенью. Большая голова сидела на короткой шее и была немного наклонена вперед, длинные руки находились в таком положении, будто норовили что-то схватить. Коренастое приземистое сложение делало хозяина похожим на живой валун.
Пользуясь замешательством Тюррни, он тут же забрал у нее младенца; впрочем, она и не подумала бы возражать. И тут же исчез вместе с ребенком, последний вопль затих где-то вдали.
Пламя на очаге опало, в Тюррни ощутила такое облегчение, будто все это время была придавлена камнем. Она повернулась к молодой матери:
– Куда он понес его?
Мелькнула мысль, что йотун не хотел ребенка и собирается выбросить его в лес, как иной раз делают бедняки, которым нечем кормить семью.
– Положит между какой-нибудь парой новобрачных, – равнодушно ответила роженица, – забывших сделать над постелью знак молота, и тогда на него перейдет вся их удача. Но это не займет много времени, Микиль-Тролль очень проворная сволочь. Он скоро вернется. – В голосе женщины появилась тревога. – Послушай, что я тебе скажу. Он будет предлагать тебе еду и питье, но не принимай ничего, иначе останешься здесь навсегда.
– Да, я знаю, – кивнула Тюррни.
Ей было известно, каким образом тролли захватывают власть над человеком.