- -
- 100%
- +
Гутхорм, то есть Нор со своими воинами, совершил тем временем не менее значительные деяния: одержал победу над племенем под названием лаппы (Траин бонд с работниками и соседями), потом покорил множество других земель, победил великана Сокни, владевшим той областью, что теперь зовется Согн (усадьба Мшистая Горка, где правил Вигбранд Куница).
И вот наконец братья встретились и прибыли «в Хейдмёрк». Хейдмёрком тоже всегда было одно и то же место – площадка на склоне меж двух водопадов, где имелся единственный в округе тролльборг. И здесь герои наконец-то обнаружили свою сестру Гои: она сидела в середине тролльборга, спрятав под камень сотканный пояс, и прикидывалась глубоко несчастной. А перед тролльборгом прохаживался Хаки сын Вестейна. Сегодня его звали Хрольв, по прозвищу Из Горы, что более чем ясно указывало на его йотунское происхождение. Вид у него и впрямь был грозный: в придачу к плащу из волчьей шкуры он еще закрыл лицо маской с оскаленными зубами, на перевязи висел меч, за поясом топор, на плече щит, в руке копье, и вся его фигура, походка, каждое движение источали решительность и воинственность. У Гутхорма-Нора даже немного похолодело в груди; он знал, что ему положено победить, но уж слишком похожим на настоящего йотуна был Хаки в этом облачении.
– Вот он ты, кошабака облезлая! – воскликнул Гутхорм, потрясая копьем. – Выходи, будем биться!
– Да подожди, это же я должен предложить тебе поединок! – возразил Хаки.
Увлекшись поиском, Гутхорм забыл, что это Хрольв Из Горы вызвал на поединок Нора, выехав ему навстречу.
– Так ты давай, выезжай, – предложил Гутхорм. – Что ходишь тут кругами, как коза у колышка?
– Сам коза! Отойди подальше, куда же я к тебе буду выезжать?
Гутхорм отошел шагов на двадцать и терпеливо подождал, пока Хаки выдвинется ему навстречу. Рагнхильд-Гои в это время нелегко было сохранять серьезное и горестное выражение лица. Она кривилась, будто плачет, на самом деле стараясь не рассмеяться.
Наконец эти двое надели шлемы и стали сражаться. Обе дружины, Хаки и Гутхорма, а также своевременно подоспевший Агнар, окружили их кольцом, и Рагнхильд было бы мало что видно, если бы тролльборг не находился несколько выше по склону, чем площадка, избранная для поединка Нора и великана Хрольва.
Гутхорм не уступил бы никакому сыну конунга в его возрасте, но Хаки был все-таки на десять лет старше и настолько же опытнее, поэтому ему стоило известного труда не одержать безусловную победу над юным Нором. Постепенно они якобы растеряли все свое оружие, получили тяжкие раны, и когда Агнар, которому надоело в бездействии смотреть, как другие совершают подвиги, крикнул: «Ну, падай уже!», Хаки послушался и «пал».
– Не убивай меня, о благородный Нор! – прохрипел он, приняв самый жалобный вид, на какой только был способен. – Я отдам тебе в жены мою сестру Хёдд!
– Ну тогда я согласен! – великодушно заявил Гутхорм. – Брат мой Гор! – обратился он к Агнару. – Я победил нашего врага, но так ослабел от ран, что не могу пойти в крепость тролля за нашей сестрой, это придется сделать тебе.
– Да я уж справлюсь как-нибудь! – заявил Агнар.
У входа в тролльборг уже стояло два косматых тролля в накидках из овчин мехом наружу, с хвостами, рогами и всем, что полагается. Расшвыряв их, Гор вступил в каменную крепость. Трудности еще не кончились: теперь ему предстояло быстро найти путь к пленнице, а если бы он сбился и начал ходить по кругу, то пришлось бы начинать сначала. Но Агнар был не только сильный, но и сообразительный парень, и узкие тропки между рядами белых камней вскоре привели его в середину.
Зрители отмечали встречу брата и сестры восторженными воплями, а когда они вышли из тролльборга, там их уже ждал Хаки, приведший из-за скал Элдрид, то есть «свою сестру Хёдд».
– Теперь я вручаю руку моей сестры Нору, отважному победителю! – сияя белозубой улыбкой, объявил он. – Мы вместе будем сражаться и совершать подвиги, и завоюем все земли, и победим всех врагов от моря и до моря!
Гутхорм на радостях поцеловал невесту, хоть Элдрид и пыталась увернуться. Без невесты остался только Агнар, то есть Гор, но ему Рагнхильд подарила красивый пояс, сотканный ею во время заключения. И все отправились назад в усадьбу, где их уже ждал пир.
Эйстейн конунг присутствовал за столом, но пил мало, готовясь завтра на заре уехать. Он намеревался отправиться к Гудбранду харсиру в Долины – одному из немногих властителей, кто еще не подпал под власть Хальвдана Черного. Элдрид он оставил здесь, как ни упрашивала она отца взять ее с собой.
– Чего ты боишься, глупая? – разозлился в конце концов выведенный из терпения Эйстейн. – Чем тебе не нравится дом Сигурда? Разве тебя здесь кто-то обижает?
– Можно подумать, тебя оставляют в горе у тролля! – крикнул Гутхорм, обиженный тем, что нареченная невеста так явно стремилась от него сбежать.
Эйстейн при этих словах бросил на будущего зятя мрачный негодующий взгляд.
– Нет, меня никто не обижает, мне очень нравится этот дом, но… – Элдрид умоляюще воззрилась на отца.
Красный от досады, с дыбом стоящими бело-пегими кудрями, он и сам был похож на великана Свади, отца Хрольва из Горы и его сестры Хёдд.
– Она боится, что ее выдадут замуж за слишком молодого жениха! – пояснила Рагнхильд. – Но мы ведь не собираемся справлять свадьбу прямо сейчас?
– Я вас уверяю, – сказала королева Тюррни, – не пройдет и пяти лет, как разница в возрасте станет неважной, а через десять лет ее никто и не заметит.
Гости посмеивались: пышнотелая, с внушительной грудью, румяная Элдрид созрела для замужества и материнства, и все понимали ее страх получить в мужья подростка. Но и трехлетнее ожидание ей должно было показаться весьма тягостным.
– Но пока еще жениху надо немного подрасти! – весело крикнул Хаки.
– Сам подрасти! – обиделся Гутхорм. – Я победил тебя сегодня, чумазый йотун, свиножаба пучеглазая!
– Сам жаба! Это я тебя победил! – Хаки, горячий и самолюбивый, как подросток, вскочил на ноги. – Не слишком зазнавайся!
– Ха! А ты ночью пытался домогаться Гейра! – Гутхорм ткнул пальцем в парня, который оказался соседом Хаки по спальному помосту, и тот мгновенно покраснел. – Набросился на него, как на бабу, а сам даже не проснулся! Тебя еле-еле от него оттащили! Вот почему тебя прозвали Ночной Берсерк!
– Ты все врешь, мелкий придурок!
Хаки плеснул в Гутхорма пивом из ковша. От дружелюбия и веселости он так быстро перешел к враждебности, что это было похоже на оборотничество. Гутхорм не остался в долгу и тоже плеснул в него пивом. Пива в ковше больше не было, но Хаки, не растерявшись, швырнул в противника сам ковш; Гутхорм, к счастью, успел пригнуться, и ковш ударился о стену над его головой.
– Нечем тебе хвалиться – побеждать на игрищах! – орал из-под стола обиженный Гутхорм сквозь смех свидетелей. – Когда у тебя был настоящий противник, Хальвдан Черный, ты был не так удачлив! Что-то ты прибежал к нам сюда прятаться, даже брата своего бросил в плену!
– Прекратите! – рявкнул Сигурд, и вовремя: двое или трое соседей по столу уже держали Хаки за руки и за плечи, не давая ринуться в драку. – Выведите вон этого берсерка, у которого ума не больше, чем у подростка!
Хаки вывели из грида и вытолкнули из дома: остыть на свежем воздухе.
– А он дом не подожжет? – опасливо спросила Рагнхильд.
– Какое его право оскорблять меня? – возмущался Гутхорм, теперь вылезший из-под стола. – Кто он такой? Какой-то сын бонда, а я сын конунга! Он у нас в гостях! Пусть убирается к троллям!
– Он завтра уедет вместе с Эйстейном конунгом, – успокаивала его мать.
– Ничего подобного! – Эйстейн усмехнулся. – Он не намерен ехать со мной.
– Он бросает тебя? – Сигурд поднял брови. – Он уже не твой человек?
– Сказал, что предпочитает остаться здесь, чтобы быть поближе к Хальвдану, если тот двинется сюда. Так он не позволил мне упрекнуть его в трусости и сохранил за собой возможность остаться возле… – взгляд Эйстейна уперся в Рагнхильд. – Своего врага, – окончил он.
– Что-то он не в тех, в ком надо, ищет врага! – заметил Грим бонд, отец Агнара. – Немало мы видели храбрецов, ищущих себе врага полегче.
– Если ему так хочется быть поближе к Хальвдану, что же он упустил случай и сбежал из Хейдмёрка? – не успокаивался Гутхорм. – Его брат в плену! Какого ему еще нужно случая? Пусть отправляется и освободит его, если такой смелый! А я ничуть не хуже его! Я – потомок Сигурда Убийцы Дракона, а не какого-то там тролля жаборылого! И Сигурда Змея в Глазу, и Сигурда Кольцо, и Рагнара Кожаные Штаны, и…
– Довольно, сын мой! – остановил его отец. – Так ты дойдешь до самого Торри и Форн-Йотуна, а мы сегодня уже видели действо о них и вспомнили все наше славное родословие. Предками хвалится тот, кому больше похвалиться нечем. Гордиться предками можно только тогда, когда уверен, что занял достойное место в этом ряду.
– Ты, конунг, многовато хочешь от сына, которому всего четырнадцать лет, – мягко заметила королева Тюррни.
В душе она со страхом ожидала пятнадцатилетия Гутхорма – наступления возраста, в котором умер ее первенец, будто этот срок сам по себе нес нечто губительное.
– А я займу достойное место! – Гутхорм выпрямился. – Мне бы только случай показать себя в настоящем деле, а не так… в игрищах у тролльборга. И никому уже не придется надо мной смеяться! – Он бросил выразительный взгляд на Элдрид. – Я докажу, что я мужчина, а если кто-то хочет дожидаться свадьбы, пока не поседеет, то я ведь не заставляю!
Не так чтобы он очень хотел прямо сейчас жениться, хотя при взгляде на округлости Элдрид в нем и просыпалась множество новых чувств. Но чье же самолюбие стерпит, если знатная невеста считает тебя ребенком?
Его успокоили и усадили, даже Хаки через некоторое время впустили назад; тот уже присмирел и сам первый подошел к Гутхорму мириться, протягивая руку. Но Элдрид так ни разу больше и не улыбнулась и бросала на Хаки негодующие взгляды. Она знала, что он отходчив и незлопамятен, но уже после того, как повздорит с кем-нибудь на пустом месте и наговорит столько оскорблений, что противнику его забыть их будет трудно.
Прядь 15
Оказалось, что этот разговор подслушивали злые дисы. Рагнхильд сразу о нем вспомнила два месяца спустя, когда в усадьбу пришли тревожные вести.
– Вы слышали! – Гутхорм ворвался в женский покой с таким видом, будто за ним гонятся все тролли окрестных гор. – Хальвдан Черный напал!
Тюррни и обе девушки стояли у ткацкого стана: королева обучала их ткать многоцветные ковры для украшения палат. Услышав новость, все три разом обернулись.
– Хальвдан Черный напал на нас! – доложил Гутхорм, имевший, впрочем, скорее возбужденный, чем встревоженный вид. – Там люди приехали, беженцы. Из Хейдмёрка идет войско! Ступайте сами послушайте!
В теплом покое и правда обнаружились чужие люди: мужчины, женщины, даже дети, все усталые и напуганные. Во дворе стояли несколько замученных лошадей, нагруженных кое-как увязанными домашними пожитками. Сигурд конунг, в простой одежде – он ходил смотреть поля, скоро ли начинать сев, – стоял возле очага, уперев руки в бока, и, нахмурясь, слушал взволнованный рассказ.
– Заняли еще две усадьбы по соседству, и хутор Кетиля Точильщика, хотя его две тощие козы кому были нужны? Да, много, целое войско!
Сколько именно людей было в войске, беженцы не знали, смогли лишь точнее указать, в каких местах это происходило. Враг шел из Хейдмёрка, где уехавший Эйстейн конунг не так давно заключил мир с Хальвданом Черным, отдав ему половину своей области. Там же, в Хейдмёрке, должны были остаться сыновья Эйстейна, Хёгни и Фроди. Было похоже, что Хальвдан решил возместить не доставшуюся ему половину Хейдмёрка за счет земель Хрингарики.
– Вы видели самого Хальвдана? – спросил Сигурд у беженцев.
– Нет. – Те переглянулись и дружно затрясли головами. – Но это вестфольдцы. Хейды, правда, с ними тоже есть.
– Идите в гостевой дом, – распорядился Сигурд, убедившись, что полезного больше ничего не услышит. – А ты, Ульвгест, позаботься о ратной стреле[12].
Беженцев увели, суета вроде бы улеглась, но покой не вернулся. Женщины приумолкли. Уже лет десять они жили среди разговоров о завоеваниях вестфольдского конунга Хальвдана, но привыкли, что он, захватывая земли по соседству, к Сигурду не суется. Теперь его владения облегали Хрингарики почти полным кольцом, а это ничего хорошего не сулило.
Усадьба Хьёрхейм затихла. Почти все хирдманы[13] Сигурда, жившие при нем, разъехались по окрестностям собирать войско. Суетиться было не с чего. Сигурд, конечно, и сам понимал: рано или поздно это случится, и все его люди знали, что делать в таких случаях. Оставшиеся гремели железом в оружейной, но и с оружием у Сигурда все было в порядке: только насадить копья и сулицы, а рукоять топора, чтобы превратить рабочий в боевой, каждый бонд и сам заменит. К жителям усадеб и хуторов северо-западного направления, то есть откуда шла опасность, уехали гонцы с приказом не вступать в бой, а забирать все ценное и подтягиваться к конунгу, чтобы встречать врага не поодиночке, а все разом.
– Я тоже пойду! – возбужденно восклицал Гутхорм. – Я буду сражаться! Я поведу свою дружину!
Тюррни вопросительно взглянула на мужа, надеясь, что он охладит пыл своего единственного сына. Но Сигурд кивнул:
– Да, вот теперь мы и узнаем, чего стоит твоя дружина.
– Ты уверен… что он еще не слишком молод? – сдержанно спросила Тюррни, когда сын убежал в оружейную. Она не спорила, но не поднимала на мужа глаз.
– Он носит меч уже два года. Он юн, но меч не игрушка, его вручают не для похвальбы.
– Но это наш единственный…
– Я знаю, хозяйка! – Сигурд обнял жену за плечи. – Но тут уж ничего не поделаешь, ты и сама это понимаешь. Все слышали, как он кричал в тот вечер перед отъездом Эйстейна, что ему лишь бы случай. Все слышали. И если я теперь не позволю ему показать себя, все будут думать, что он струсил… или я струсил. Нас не будут уважать, и даже Эйстейн заберет своего поросенка. Так уж вышло, и даже если ему суждено погибнуть… – Сигурд сглотнул: он тоже знал, что у него остался всего один сын, и возраст жены уже не позволял надеяться на появление других. – Лучше все-таки мертвый сын, погибший со славой, чем живой, но опозоренный. Тогда он станет хуже мертвого. Ты же понимаешь.
Тюррни промолчала. Она все понимала. Все ее предки были конунгами, начиная от Хлера, сына Форн-Йотуна.
К вечеру начали прибывать люди: каждый хозяин усадьбы или хутора вооружался сам, вооружал своих сыновей, родичей, работников и ехал к конунгу, чтобы влиться в войско. Кто-то приезжал с двумя бойцами, кто-то – с двумя десятками, но никто не отказывался от похода. Все знали, кто такой Хальвдан Черный; вернее, о нем и его матери, королеве Асе, ходило немало разговоров. Все в Хрингарики уважали своих конунгов из рода Дёглингов, и никто не желал сменить их на шведских Инглингов.
Теперь люди приезжали постоянно, и двое суток в усадьбе спали урывками: приехавших надо было накормить, пересчитать, проверить, что у них есть, чего нет, устроить на отдых: или здесь, или, когда гостевой дом конунга переполнился, в Мшистую Горку или Козью Поляну, ближайшие усадьбы.
И вот на заре третьего дня после получения тревожной вести Сигурд конунг выступил в поход во главе своего войска. Он ехал впереди верхом, над ним развевался стяг с изображением ворона, держащего в клюве золотое кольцо. Возле отца ехал сияющий Гутхорм и чувствовал себя юным Сигурдом Убийцей Дракона, отправляющимся на Фафнира.
Королева Тюррни поднесла вождям прощальный рог. Рагнхильд и Элдрид отправились провожать войско до соседней долины и постояли на перевале, глядя, как вереница конных и пеших уходит все дальше. Снег уже почти весь растаял, только на вершинах гор еще лежали белые пятна, но они останутся там на весь год. Склоны уже были одеты в свой обычный серо-зеленый наряд, только ручьи стали полноводнее, водопады мощнее, а луж на каменистой почве было столько, что обе девушки быстро промочили ноги.
За зиму они отвыкли от долгих прогулок и теперь, едва тронувшись в обратный путь, ощутили усталость. Элдрид особенно утомилась и вскоре начала ныть; они уже не раз присаживались отдохнуть, но потом Рагнхильд напоминала, как опасно женщинам сидеть на камне, поднимала подругу, и они брели дальше, приподнимая подмокшие подолы и старательно обходя лужи.
– Жаль, мы не взяли лошадь! – страдала Элдрид. – Хотя бы одну на двоих! Вот бы кто-нибудь довез нас!
– Ну, кто же здесь довезет? – Рагнхильд огляделась, но увидела только стадо белых коз из Козьей Поляны. – Грим своих лошадей забрал в поход, остались только быки для пахоты. Ты же не хочешь прокатиться на быке?
– Я бы и на корове прокатилась! – ныла Элдрид. – Хоть на козе, лишь бы довезла!
– Не смеши людей! – Рагнхильд сама смеялась на ходу, вообразив это зрелище, хотя от смеха было еще труднее идти. – Я никогда не допущу, чтобы будущая королева Хрингарики ездила на козе!
– А ты допустишь, чтобы буду… щая ко… ролева упала тут и умерла? Уф! – Элдрид остановилась.
– Да что же это? – Рагнхильд всплеснула руками. – Видать, мы с тобой за зиму совсем постарели и нам уже по сто лет! Бредем, как старухи!
– У меня ноги будто шерстью набиты! Не могу больше идти!
– А помнишь, когда мы были маленькие, братья не брали нас играть в войну, а мы говорили, что будем валькириями, которые держат стяг?
– Ну и дуры же мы были!
Рагнхильд вздохнула. В детстве у них с Элдрид было пять братьев: у нее двое и у Элдрид трое. Из них двоих уже нет на свете, а прочие разъехались в самые настоящие походы, да еще и в разные стороны…
– Не могу больше, надо посидеть!
Элдрид плюхнулась на большой камень, покрытый подстилкой из короткого зеленого мха; правда, подстилка была мокрая, и Рагнхильд знала, что долго ее подруга так не просидит.
– Ой!
Вдруг Элдрид вытаращила глаза, глядя в ту сторону, откуда они пришли. Рагнхильд обернулась и тоже удивилась: из-за поворота тропы вышла лошадь – крупная, сильная, прекрасно ухоженная. Шкура ее была темно-рыжего цвета, шерсть блестела, длинная грива цвета меда вилась волнами. Лошадь была под хорошим, прямо-таки роскошным седлом, отделанным бронзовыми бляшками; такие же бляшки блестели на узде.
– Это чья? – в изумлении проговорила Рагнхильд. – Первый раз такую вижу!
– А это разве не вашего Вигбранда, который в шапке с куницей?
– Нет, у него другая. И сбруи у него такой нет…
Лошадь тем временем приблизилась и остановилась возле девушек. И теперь стало видно, что это конь. Он, казалось, вовсе не беспокоился об отсутствующем хозяине; наоборот, подойдя прямо к Элдрид, стал встряхивать головой, подставив бок, всем видом приглашая ее сесть в седло.
– Где же твой хозяин? – обратилась к коню Рагнхильд, будто он мог ответить. – С ним что-то случилось?
– Он хочет нас довезти! – Элдрид от удивления встала на ноги. – Смотри, он совсем один, без хозяина, и нас совсем не боится!
– Но конь, да еще под таким седлом, не мог взяться ниоткуда!
– А может, за нами Фригг его прислала!
– Ну да! Только ей и беспокойства!
– Ты ее праправнучка, как-никак!
Элдрид осторожно погладила коня, а тот смотрел на девушку зеленым глазом так трогательно, будто хотел с ней подружиться.
– Пожалуй, не будет беды, если мы на нем доедем до дома? – Поглаживая коня, Элдрид бросила вопросительный взгляд на Рагнхильд. – Мы же ему вреда не причиним, а если хозяин найдется, сразу отдадим.
– Не послать ли людей поискать этого хозяина? Может, он упал и сломал себе что-нибудь, или заболел и не смог ехать дальше? Очень может быть, что это кто-то из отдаленных усадеб ехал в войско, но в пути с ним случилась неприятность! – осенило Рагнхильд. – Потому и конь незнакомый.
– Такое седло впору конунгу!
– Ну, может, это добыча. Надо обязательно поискать!
– Не сами же мы будем искать в лесу неизвестно кого! Нужно послать людей. А для этого нужно сперва попасть домой! – рассудила Элдрид. – Как кстати, я сама к вечеру не добралась бы. Ну что, ты правда хочешь нас подвести?
С этими словами она взобралась на камень – конь подвинулся к нему ближе, чтобы ей было удобнее, – и перелезла в седло.
– Давай, садись позади меня! – Устроившись и завладев поводьями, Элдрид протянула руку Рагнхильд, которая с сомнением смотрела на круп. – Мы вмиг домчимся до дому!
Словно услышав ее, конь вдруг тронулся с места.
– Стой, стой! – Элдрид натянула поводья, но жеребец, будто не замечая, прибавил хода.
Всадница изо всех сил пыталась его остановить, но напрасно.
– Прыгай! – закричала Рагнхильд, бегом устремляясь следом; ей вдруг пришло в голову, что все это может значить. – Кричи: именем Тора, я теперь сама по себе! Именем Тора! Кричи, дурочка, это тролль!
Она бежала изо всех сил, во весь голос повторяя свой совет, но отставала все больше. Рагнхильд не надеялась, что за грохотом копыт и собственным визгом Элдрид ее услышит, но та, видимо, все же разобрала ее слова. Элдрид что-то выкрикнула, и вдруг… Рыжий конь исчез! Будто растворился в воздухе, и девушка, внезапно повиснув в воздухе безо всякой опоры, с размаху пролетела какое-то расстояние и упала прямо в озеро!
Это был один из многочисленных мелких водоемов, скорее похожих на большие лужи, которыми весной усыпан весь склон; дно впадины покрывали мох и опавшая хвоя, да и вода смягчила удар. Элдрид плюхнулась с размаху, а Рагнхильд бежала изо всех сил, чтобы ее вытащить, пока она не захлебнулась. Глубины там было всего-то по колено, но Элдрид лежала лицом вниз и не шевелилась! Только ее рыжие волосы густой волной плавали над лежащей.
С разбегу Рагнхильд бросилась в воду – все равно башмаки уже промокли – схватила Элдрид за плечи, приподняла, чтобы ее голова оказалась над водой, и поволокла на сухое место. Ох, какой тяжелой ей показалась довольно пухлая подружка, к тому же в насквозь мокрой одежде!
К счастью, Элдрид была в сознании; падая, она зажмурилась и задержала дыхание, поэтому не захлебнулась и еще по пути к берегу начала кашлять и вопить. На сухом (хотя тоже мокром) месте Рагнхильд в изнеможении выпустила ее из рук и сама упала рядом; они сидели на мху, на краю каменистой лужи, и старались отдышаться, но обеих уже била дрожь от холода.
– Это тролль! – стуча зубами, восклицала Рагнхильд. – Поэтому без хозяина! Он притворился конем, чтобы украсть какую-нибудь из нас! Ты сказала, что я велела?
– Да! Кто же знал, что он возьмет и исчезнет, а я повисну в воздухе без лошади?
– А ты хотела оказаться в троллиной норе! Да он, наверное, и усталость такую на нас напустил своими чарами. Чтобы нам захотелось на ком-нибудь доехать! Пойдем! Вдруг он еще где-то здесь!
Опомнившись, Рагнхильд первой встала и начала поднимать Элдрид, но та не могла встать: у нее не хватало сил подняться в насквозь мокрой одежде после купания в ледяной воде. Рагнхильд пришлось стащить с нее кафтан и даже платье, чтобы наскоро их отжать и напялить снова.
– Идем! Шерсть греет даже мокрая. Скоро ты согреешься на ходу! Идем же, иначе будешь тут сидеть, пока не умрешь! И ни на каком тролле я ехать не согласна!
Со стонами и жалобами Элдрид наконец поднялась на ноги, и они побрели к усадьбе: торопясь, и тем не менее весьма медленно. Рагнхильд поддерживала Элдрид и тоже выбилась из сил: ведь и у нее ноги и полы одежды промокли по колено, она взмокла от усилий и волнения, но уже замерзла. «И правда, что ли, посадить Элдрид на козу!» – думала она, видя на склоне пасущееся стадо Грима бонда.
Но вот впереди показалась усадьба Хьёрхейм: длинный хозяйский дом с оленьими рогами над входом, с несколькими пристройками с разных сторон, под дерновыми крышами. Ветер донес запах дыма, и это придало им сил.
Дома обеих девушек немедленно раздели, растерли, намазали медвежьим жиром – за зиму Сигурд добыл пару медведей, и этого добра хватило бы на сотню промокших дев, – завернули в шкуры, посадили к огню, напоили отваром березовой почки, душицы, можжевельника с медом. Войдя в дом, Рагнхильд сказала только, что Элдрид упала в воду, а она ее вытащила, остальное оставив на потом. Но теперь, когда они пришли в себя и согрелись, в мыслях понемногу прояснилось.
– Знаешь, ты была права, – тихо сказала Рагнхильд матери и огляделась, чтобы не услышал никто из служанок. – За нас и правда взялся Микиль-Тролль! Теперь он хочет украсть и Элдрид, как когда-то украл ее тетку!
Прядь 16
Войско из Вестфольда раскинуло стан в каменистой долине на границе Хадаланда и Хрингарики. Вчера в полдень два конунга принесли жертву Одину – черного бычка, и жертвенный пир в свете костров, с песнями скальдов, плясками и поединками, шел до глубокой ночи. Сегодняшний день был выделен для поправки здоровья, а уже завтра Хальвдану Черному и его племяннику Рёгнвальду Достославному предстояло вступить на земли Сигурда Оленя и присоединить к своим владениям еще один фюльк[14]. Обходя воинский стан, Хальвдан поглядывал на небо: не летят ли два ворона, черный и белый, не несут ли ему знак о будущей битве? Но знамений не было, только сыпал мелкий скучный дождь, не дававший поднять глаза. Низко надвинув на лицо худ из толстой шерсти, Хальвдан с его выдающимся носом, блестящим от дождевых капель, как никогда напоминал несколько промокшего, но бодрого ворона, нацеленного на добычу.