- -
- 100%
- +
© Максим Дымов, 2019
ISBN 978-5-4496-3031-5 (т. 1)
ISBN 978-5-4496-3032-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Повествование ведётся от первого лица – человека, живущего через 300 лет после трагического финала нашей с вами цивилизации; цивилизация исчезла не полностью, местами в повествовании её «остаткам» даются вторые названия.
ГЛАВА 1. Прибойа
304-й год Новой эры
Стиснув зубы от холода, сквозь потоки Белого водопада карабкался по скале человек. Невысокий, жилистый, смуглый, чёрный сальный волос закрывал глаза, такие же чёрные, как и безлунная ночь. Этот упёртый безбородый юнец – я.
Рассказ свой я поведу от начала, начала времени, когда я стал мужчиной. От момента, когда закончилось детство и началась моя настоящая жизнь, началом коей послужил Белый водопад. Описывать происходившее я стану так, как воспринимал его тогда и язык текста изберу под стать мне тогдашнему, ибо желаю, чтобы и ты, просвещённый читатель, погрузился в тот дикий мир, который я считал единственным.
Я взобрался наверх и встал на ноги. Поправил штаны из козьей кожи. Снял обувь, так будет удобнее ходить по земле. Копья, брошенные мною сюда до подъёма, ждали меня, никто их не украл, здесь некому. В этой части леса водятся только звери… и здесь живёт тот самый зверь, за которым я пришёл.
Мне в тот день исполнилось пятнадцать лет, и по обычаю в свой день рождения я должен был пройти испытание. Победив, я стану настоящим мужчиной. Сбегу – быть мне изгоем и жить у Вороньей скалы, как мой дед.
Я неслышно крался в тени густой листвы, крепко держа копьё в правой руке, готовясь метнуть его в любой момент. Ещё два я держал в левой. Стук моего сердца с каждым шагом слышался мне всё громче, мешая слушать слабый ветер. Как только я научился ходить, отец стал учить меня драться, учил охотиться и выживать, и вот теперь испытание. Бурый медведь – вот мой противник. У него прочная шкура и сильные когтистые лапы, на мне лишь старые штаны, есть три копья…
Вот он, гроза наших лесов, свирепый хищник. Спит в тени под скалой противник мой. Осторожно, стараясь не дышать, я приблизился на расстояние, хорошее для броска. Он учуял меня и проснулся. Наши взгляды встретились. Зверь смотрел на меня, пытаясь прочесть мой замысел, но я, как учил отец, выгнал мысль о нападении. Я смотрел на него, будто с любопытством, но глубоко внутри помнил о том, что мне нужно сделать.
То ли зверь был умён, то ли я плохой притворщик, медведь встал на задние лапы и зарычал. Лучшего шанса и быть не может, бросок!
Запустив копьё, я тут же помчался следом, крича во всё горло и размахивая руками. Острый каменный наконечник впился в грудь зверя, а мои крики напугали его.
Я быстро взобрался на скалу, тут он меня не достанет. Зверь повернулся ко мне, теряясь – пытаться достать меня или бежать. Копьё упало на землю, похоже, мой бросок был недостаточно силён.
Я метнул второе копьё в спину ниже рёбер, кажется, оно крепко засело. Схватив камень, я тут же что есть сил запустил его в зверя, прямо в лоб. Бурый пошатнулся, встряхнул головой и бросился бежать. Бегство противника придало мне сил и уверенности, что я могучий охотник, ведь зверь боится меня. Как юн и глуп я был тогда…
Я спрыгнул со скалы, схватил своё копьё и помчался вдогонку, воинственным воплем распугав всех птиц. Да и медведя я напугал до… наследил он, в общем.
Зверь вышел на косогор, это его слабость. Медведь не может бежать поперёк склона. Уйти выше он не мог, подъём слишком крут, да и вниз та же проблема. Я запустил копьё и промахнулся, азарт и уверенность в победе захватили мой ум. Метнул последнее копьё и попал. Медведь споткнулся и покатился вниз к реке. От перекатываний медведя моё орудие вновь оказалось на земле и было тут же мною подобрано. Копьё, что в спине легло вдоль, широкий наконечник с четырьмя гранями крепко засел.
Я съехал вниз по склону, косолапый издал свирепый рёв, дававший мне знать – он будет биться. Я, всё ещё поднятый, подобно парусу рыбацкой лодки, своим начальным успехом, приготовился. Зверь, подобно штормовой волне, нёсся стремительно и грозно. В последний момент я уклонился и ударил его в спину. Медведь неожиданно быстро развернулся, я успел отвести удар его лапы, но он оказался настолько силён, что переломил моё копьё пополам.
В этот момент всё происходящее перестало быть игрой, я почувствовал опасность. Я понял, что простота и успех вначале были обманчивы, боги проверяли мой ум. Я не был дурак, я был горд и уверен в своей силе и отваге. Я знал, что на медведя лучше охотиться, а не биться с ним. Я должен был преследовать его и ждать, пока зверь умрёт от ран. Я не хотел этого, не потому, что охота могла занять до трёх дней, а потому, что пройдя испытание так, я стану охотникам. Я хотел стать воином, для того я должен в этом испытании показать себя таким.
Когти скользнули по моей спине, боль жжёт. Я споткнулся о пень и упал. Быстро перевернувшись на спину, я успел выставить сжатый в кулаке обломок копья навстречу пасти зверя. Палка вклинилась в основание пасти, не давая ей закрыться. Зубы сдавили мою руку, но, благодаря обломку, не прокусили её. Я знал, что медведь сможет сжать пасть сильнее и палка станет щепками. Я лежал под зверем, мой кулак глубоко в его пасти крепко сжимал обломок. Я боялся отпустить этот кусок копья, ведь тогда он мог вылететь, и смертоносные челюсти зверя будут вновь свободны.
Вторым обломком, тем, что с наконечником, я стал бить медведя в шею и глаза. Зверь поднялся, я повис на нём. Нижние зубы зверя впивались в руку всё глубже, вот уже моя кровь капает с локтя. Он стал сжимать челюсти настолько сильно, что ломота стала нестерпимой, уже и верхние зубы вот-вот проткнут кожу. Послышался треск, то ли это мои кости, то ли палка, и я в тот момент больше верил в первое. Медведь был слаб, терял много жизненной силы – крови. Будь он сейчас силён так, как был силён в начале боя, разодрал бы меня лапами как охотничий мешок с припасами. Медведь стал опускаться на передние лапы, он не мог больше так стоять. Я нанёс ещё несколько ударов. Он упал, придавив меня собой. Он был настолько тяжёл, что своим весом сдавил мне грудь так, что я не мог вдохнуть. На мгновение пришла мысль, что я не выберусь из-под него.
Зверь уже не свирепствовал, с каждым мгновением он затихал, челюсти его всё слабее сжимали мою руку, и вот он перестал дышать.
Прошло немного времени, прежде чем я смог успокоиться и восстановить дыхание. Я освободил руку из пасти, но вот дальше выбраться было сложнее, тяжеленная туша меня крепко прижала к мягкой земле.
Обломок с наконечником я вонзил поглубже в землю и стал подтягиваться, помогая себе ногами. Вбивая копьё в землю и шевеля ногами, я таки смог выбраться.
Первым делом я окунулся в реку, дабы чистыми горными водами омыть раны на спине и неглубокие прокусы на руке, да и ледяная вода замедляет кровотечение. Я не мог видеть, насколько серьёзно ранение спины, но, заведя руку назад и ощупав, я понял – это не просто царапины. К счастью, рука не была сломана, но слюна зверя точно попала в кровь, это может стать болезнью и убить меня позже. Многие охотники и воины погибали не в бою, а в шатре шамана, сумев победить врага, но не сумев одолеть болезнь.
Я отправился в деревню. По пути нашёл деревья с белыми стволами (берёзы), снял с нескольких понемногу коры и замотал кровоточащую рану на руке. После этого я залепил сырой землёй места, где снял кору, так деревья не заболеют. Идя по берегу реки, часто окунался в её ледяные воды, после этого раны на спине ненадолго переставали болеть.
Дальше на пути я наложил некоторые травы и закрепил их виноградной лозой в ране на спине. Специально искать хорошие растения не стал, не стал тратить время. Мне точно было известно, в деревне шаман уже приготовил мне оба сбора, один для исцеления, другой – ритуальные цветы и плоды для погребения.
Я шёл. Мысли мои были злы на старейшин, как можно давать такое опасное испытание?! Я всё больше понимал – зверь мог убить меня сегодня и был бы прав. Наверное, старейшины всё ещё в гневе на меня за то дело, за Ветреный пик и Тио… старейшины, наверное, просили богов дать жребий медведя. Никто не видит жребий и как он выпадает, старейшины говорят какой жребий, они не могут врать. Может быть, я в ту ночь разгневал богов? Может, старейшины и не просили моей смерти? Не знаю, но я победил, пусть боги смотрят и удивляются мне, пусть готовят мне великую судьбу!
Я пришёл в деревню уже на закате. Родное поселение на просторной поляне у обрыва, как я скучаю по нему теперь, по его плетённым и обмазанным песком и глиной лачугам! Большой общий зал из брёвен, там мы отмечали праздники, скорбели, заключали браки, грелись особо холодными зимними днями, даже проводили первые брачные ночи.
В тот день я чувствовал себя героем, могучим воином с великой судьбой, хотя и прошёл обычный обряд, который в своё время испытал каждый местный мужчина. Конечно, не все убивали медведя. Задания были разными, но мне выпало это, сложное, но оно выпадало людям и до меня. В испытании с медведем выживали не все. Я шёл по деревне гордо. Глаза людей смотрели на меня, их умы обращались ко мне. Не было слов, были лица и они говорили о радости, радости того, что дитя стал мужем, в деревне стало одним мужчиной больше. Ещё никто не знал, какое места я займу – строитель, земледелец, рыбак, охотник, воин?.. я знал.
Странно, все уже знали о моей победе, это теперь я знаю, что за мной следили, но не для помощи или спасения, а для уверенности, что я не совру. Тогда я шёл, высоко подняв голову, в душе упиваясь аплодисментами и хвалебными взорами, как велик и важен я был тогда в своих мыслях. Все эти полуголые люди вокруг – это наше племя, семья.
Я вошёл в дом шамана. Это был большой шатёр, покрытый шкурами животных. Шаман Мелло требовал именно такое жилище, шкуры хранили дух леса, а он нужен шаману. Мелло сидел в центре шатра у очага, перед ним были разложены ленты коры, листья капусты и ещё некоторые травы, миска со специальной мазью. В очаге горел огонь, хорошо освещая всё вокруг. Сам шаман был облачён в древнее одеяние, чёрное, издающее при каждом движении шелест, (полиэтиленовый дождевик). На шее его висел круглый амулет, отражающий свет, но обратная его сторона была тёмной, с изображением демонов смерти (SD-диск с «тяжёлой» музыкой). Постоянно красные от дыма и трав глаза шамана приветствовали меня. Он жестом велел мне сесть. Мелло стал шаманом когда я ещё не родился, он хорошо справлялся со своей работой. Никто, как и сам Мелло, не помнил сколько ему лет. Морщинистое лицо шамана было цвета высохшей грязи. Нижняя губа, за которую он всё время закладывал шарики из табака, была большой и, казалось, ненастоящей.
Пока шаман накладывал повязку на рану, напевая своё заклинание, я разглядывал подвешенные под потолком травы; рыбьи головы; черепа и крылья летучих мышей, хвосты ящериц и прочие ингредиенты.
В этот день были не положены гулянья, сегодня я отдыхал. Я хотел сам сказать отцу о победе, но он ещё был в саду далеко отсюда, значит, сегодня он будет ночевать там. Тогда я спустился на пляж, лёг на ещё не остывший песок и под шум моря стал смотреть в небо. Лежать в тугой повязке было неудобно, я не привык к таким ощущениям, но понимал, что снимать её нельзя. В этот момент что-то бурлило в моём теле, это была радость. Я был рад произошедшему. Я воин, и боги свидетели тому, никто из старейшин не смеет сказать слова противления богам. Завтра меня признают воином, если не станет так, я поступлю как мой названый брат, Тио.
Мне выпало испытание убить могучего зверя, и я его успешно прошёл, это определило меня как воина. Если бы я смог убить зверя тихо и без драки, я бы стал охотником. Завтра я получу своё оружие. Я тогда не знал, каким оно будет, и это неведение не давало мне уснуть. Я много думал, смотря на звёзды, думал о том, зачем хочу быть воином и о том, какую судьбу уготовили мне боги. Мне казалось, что в небе пролетают большие птицы, одну я видел совсем чётко, она не махала крыльями. Ночь – время мистических существ и духов. Где-то в лесу бродит Гогото, но мне не нужно бояться, сегодня я не ребёнок и теперь не нужен Гогото.
Я проснулся на рассвете. Над поселением поднимался дым. Это готовят костёр, ведь сегодня будет праздник, и нужно жарить много мяса. Медведя уже скоро принесут, или уже принесли.
Я пришёл в деревню. Меня уже ждали вождь Маисей, шаман и ещё двое очень уважаемых людей в нашем поселении – старейшины, мудрые как море, старые как горы. Лица вождя было почти не видно из-за бороды, хранящей остатки пищи, и густых пепельных волос, круглой шапкой лежащих на овальной голове. Тело его было укрыто накидкой из волчьих шкур. Он держал посох, на конец которого была надета голова странного существа – круглая белая голова с огромной улыбкой, нагоняющей тревогу, у существа были большие чёрные круглые уши («игрушечная голова Микки Мауса»), звали это существо – Мимау. Его дух был хранителем нашего вождя. Лиц старейшин видно не было, их скрывали деревянные маски свидетелей, треугольные прорези для глаз и маленькая щель рта с детства нагоняли на меня холод. Эти маски надевали в случаях, когда нужны были свидетели ритуала, но действие ритуала было предназначено для кого-то конкретно. В моём случае ритуал проводился только для меня и по этому в масках были шаман и старейшина. У вождя была другая маска, с большими круглыми прорезями для глаз и кричащим ртом. Пока он её не надевал.
У огня лежал ягнёнок, ноги его были связаны, чтобы не убежал. Шаман быстро сменил мне повязку, я взял ягнёнка на руки, Маисей надел маску и мы отправились в лес, в священную рощу. Вождь не проронил ни слова за всю дорогу, хотя его маска позволяла говорить. Маски были нужны для того, чтобы дух или божество чётко понимало для кого проводится ритуал, чтобы благословение или наказание не пало на свидетелей ритуала.
Перейдя реку, не останавливаясь мы направили свои шаги дальше, священная роща уже близко. На сырой мягкой земле было немало следов, в основном кабанов и коз, встречались и волчьи. Сейчас мне не очень понятно, почему там всегда было столько следов, ведь водопой в другом месте, да и сочные травы и коренья тоже находятся не здесь. Тогда всё объяснялось очень просто – тут живёт дух леса и дарит жизнь и силы всем зверям.
Мы подошли к алтарю – старому пню с толстым и широким обломком дерева, торчащим с краю. Поверхность пня была обработана так, чтобы стать гладкой, а на обломке был вырезан лик лесного божества. С давних пор тут рос огромный дуб, и когда-то давно под тяжестью снегов у него обломилась ветка, и на том месте возник лик. С тех пор тут проводили подношения лесу. Пять лет назад дуб совсем одряхлел и упал, из пня сделали алтарь и для сохранности смазывали его маслом или смолой.
Я положил ягнёнка на алтарь…
Нас догнал мой отец, высокий рослый мужчина в соломенной шляпе, он был земледельцем, о том говорили сильные руки и сгорбленная спина, его тело было почти чёрным от загара. Я уже переживал, что он не успеет, я хотел увидеть его лицо, когда он узнает, что я воин. Традиции нашей деревни были таковы: никто, кроме старейшины и назначенного наблюдателя, не знает, какое испытание выпадет юноше; когда испытание пройдено, наблюдатель бежит в деревню и сообщает об этом, но не говорит, каким было испытание.
Отец, заметив маски свидетелей на лицах остальных, отошёл на пару десятков шагов назад, он забыл свою маску. Конечно, это не спасало от наказания лесного божества, если оно всё же разгневается, отец это знал. Он смотрел на меня, на мою повязку. Похоже, он гадал, что за раны у меня. Я видел на его лице тревогу, даже маленькая рана может быть смертельной. Но его лицо в тот момент было не таким простым, оно говорило ещё что-то…
– Гор, сын Солнцемира, – начал Маисей с важностью. – Вчера ты стал мужчиной, пройдя испытание. Но ты не просто мужчина, убив медведя…
Тут лицо моего отца исказилось, я не мог понять его выражение, восторг ли то или страх, оно содержало в себе неведомую мне эмоцию, редкую в другие дни. Язык отца был очень беден, ему некогда было говорить. Долгими днями в поле или саду рот отца напевал песни без слов или обращался к богам. Люди наших земель знали не очень много слов, со многими годами ушли от нас многие слова. Наши люди хорошо умели говорить лицом и слушать глазами
– … ты взял большую судьбу. Ты есть воин. Теперь ты есть защитник нашей деревни. Называю тебя девятым воином и будет теперь так!
До меня в деревне было восемь истинных воинов. Они не охотились, не рыбачили, не строили, не занимались скотом, не пахали. Они умели всё это, но статус воина запрещал им чем-либо из этого заниматься. Они защищали деревню от зверя и от человека, путешествовали по диким землям, приводили в деревню новых людей и приносили предметы древних времён, что обронили боги с небес или те, что остались от древних людей, такие как амулет у шамана. Их было восемь, в этот день я стал девятым воином Прибойа.
– Но теперь ты должен успокоить дух леса, – сказал шаман, протягивая мне нож.
Я взял поданный мне ритуальный каменный нож, повернулся к лежащему на алтаре ягнёнку. Глаза его были наполнены страхом, он глубоко и часто дышал. Моё сердце билось быстро от волнения. Это очень важный момент моей жизни: проведя ритуал, я стану воином, пока ещё я могу отказаться. Но отказываться я не собирался, я старался запомнить этот момент и запомнил его.
– Не бойся, – сказал я, подойдя вплотную к алтарю. – Ты был рождён для этого, твоей судьбе позавидуют многие собратья.
Я проверил остроту ножа пальцем, затем нанёс им неглубокий порез на левой ладони. После я разрезал верёвки на ягнёнке, и тот быстро соскочил с алтаря. Я крепко сжал кулак, несколько капель крови упали на алтарь.
– Живи свободно и не возвращайся, – уходя сказал я ягнёнку, стоявшему в кустах поодаль.
Просьба не возвращаться была сказана не просто так. Дело в том, что, если он вернётся в деревню, это будет означать, что лес недоволен, а это, в свою очередь, повлечёт необходимость других ритуалов, да и вообще это к беде.
В деревне шло приготовление к празднику, запекали мясо и овощи, запах их разлетался далеко, дразнил нос каждого. У меня ещё было время, и я решил идти к своему деду, сказать ему о событии. В моём возрасте он не прошёл испытание, он не спустился в железную пещеру и не достал предмет, испугался. За провал испытания его выгнали, ибо трус может предать, а жить с предателем, ожидая его времени, никто не хочет. Но я деда любил, он многое знал и умел. Он не был червём, прячущимся под трухлявым пнём. После изгнания он переродился и стал искателем. Он искал не только вещи, но и слова. Благодаря ему мой язык богаче многих языков нашей деревни. Дед многому учил меня, а я умел учиться. Когда я уходил из жилища деда, мой ум был сыт и долгие дни переваривал свою пищу. Таким был мой дед.
Пройдя по длинной песчаной косе, я пришёл к подножию Вороньей скалы. Из небольшого грота поднимался синий дымок, значит, дед дома. На площадке перед гротом на перекладине сушились две лисьи шкуры. Стояло длинное корыто, выдолбленное в толстом стволе дерева. Изнутри его стенки были ещё мокрыми. Это корыто для мытья тела, дед наполнял его горячей пресной водой, ложился в него, вытягиваясь в полный рост. Он любил откисать в нём по пол дня, пить лёгкий пьянящий настой, смотря на море, считать волны и придумывать земли, что могли бы быть за вечной водой. Дед умел найти время и место чтобы насладиться жизнью.
Я вошёл в его жилище. Наша с отцом лачуга была маленькой, а это место было большим, тут можно было построить три или четыре таких лачуги. Я чувствовал в этом месте тайну, чувствовал высокое, что-то, что выше жителей Прибойа. Это чувство не пугала, оно манило, тут я чувствовал себя хорошо.
У раскалённых углей сидел мужчина, низкого роста, но крепкий. Тёмные с редкой проседью волосы завязаны в хвост. Густая борода была заплетена в маленькую косичку. Его одежда всегда отличалась от нашей, была из неведомого нам материала и имела цвета, которых мы не могли добиться. Сейчас же он сидел в одних коротких штанах (шортах) цвета морского песка. Он сидел, напевая какую-то мелодию, которой я не знал, и вертел над углями несколько рыбин нанизанных на палки.
– О, кто пожаловал! – Возликовал он, вскинув руки. – Внук! Что с тобой, почему перемотан?
Никто в деревне не говорил «пожаловал», это и выделяло деда. В разговоре со мной он специально подбирал редкие слова и говорил сложно чтобы я научился говорить так же.
– Я прошёл, я теперь мужчина, – гордо заявил я.
– А, эти ваши варварские традиции. Что за испытание было?
– А тебе разве никто ещё не сказал? – Удивился я, сев напротив.
– А кто? Твой отец? Он не заходил ко мне уже около двух лет. Эх, надо было его всё же бросить в лесу младенцем, а не нести в деревню.
– Тогда не было бы меня.
– Точно. Ты умён.
Он протянул мне жареную рыбу. У него она всегда получалась будто бы вкуснее.
– Я убил медведя и стал воином.
– Ох ты ж мать моя! Ну ты и впрямь боец, такого зверя победить в бою. Теперь жизнь твоя станет куда интереснее… и опаснее. Значит, скоро пошлют гонца к соседям, жениться пора. Ты не присмотрел себе женщину?
– В Прибойа нет женщин нужных мне лет. Надеюсь, повезёт больше, чем соседу.
– Надейся. Лучше поторопись и найди женщину сам. – Он подгрёб угли к середине очага, положил пару не толстых обломков дерева, что море часто выбрасывало на пляж штормом. – Ваш старейшина приходил пару дней назад, предлагал жить в деревне и стать полноправным членом её общества.
– Наконец-то!
– Я отказался.
Тогда я не понял его решения, да и сейчас не полностью понимаю, ведь можно было жить по-своему, но при этом всегда рассчитывать на помощь.
– Меня выгнали в твоём возрасте, сейчас мне сорок шесть лет. Я привык за эти годы так жить. Оставим этот разговор, – Он подбросил в огонь ещё палку, но не для жара, а показать, что разговор закончен. Выбрал самую тонкую, показывая тем, что разговор о возвращении для него мало значит и не интересен.
Он поставил на угли глиняный чайник.
– Сейчас я угощу тебя кое-чем. Это кофье.
Он ушёл вглубь грота и вернулся со странным сосудом. Он был мягким, но держал форму. Цвет его был голубым, как небо, а форма походила на грушу (клизма со срезанным верхом). Внутри оказалось нечто, похожее на землю.
– В своём пути я встретил человека, он из других земель, из тех, от куда не возвращаются наши путники. Я так много хотел спросить, но не стал донимать его многими вопросами, к тому же он спешил… кое что я смог узнать…
Вода в чайнике закипела, он высыпал туда немного этой земли и размешал палочкой.
– Этот человек указал мне путь через горы, в другие земли, те, что идти на север.
– Он пришёл с севера?! Где ты его встретил?
– В Тёмных землях, я знаю ход туда. Он пришёл из земель к северу от Туманья, там живут люди. Они живут далеко.
– Я слышал что люди из других деревень часто отправлялись искать новые земли. Идя ногами по земле или на лодках по морю на запад они иногда возвращались, говорили о неведомых монстрах и злых людях, их ум был сломан. Но с востока и севера не возвращались.
Дед снял чайник с углей, отставил.
– С севера немногие возвращались. Кто-то не смог перейти горы, кто-то переходил и не находил там людей, пугался и возвращался. Те, кто уходили в пустошь на востоке, никогда не возвращались. Уходящие никогда не приходили, но приходили другие люди…
– Я не слышал об этом.
– Это знают только вожди и старейшины, они не говорят об этом другим людям. Вижу твой вопрос. Те, что приходили с пустоши были будто из других миров. Некоторые говорили на других языках, некоторые приходили зимой в лёгких одеждах, они говорили что пришли от туда, где лето, другое море и травы большие как деревья, где никогда нет снега. Некоторые рассказывали что видели пустые города древних богов, такие, какие не сможет представить ни один ум.
Когда отвар немного остыл, дед отпил сам, а после передал мне. На вкус это было нечто горькое, первый глоток мне не понравился, но после я распробовал, что-то интересное было в этом вкусе.
– Гор, твой ум должен стать ситом, ты должен уметь просеивать все слова которые слышишь. Далеко не всегда люди говорят правду. Об этих чужеземцах никто не знает не потому, что старейшины хранят молчание, а потому что их не было или они были очень давно.
– Камень на дне реки обрастает слизью и водорослью, так истории с течением времени обрастают ложью. Так?
– Сын моего сына, ты хорошо и верно сравнил, крепко скрутил слова. Дно, что держит на себе камень, это старики и старухи, люди без дела, что греются у огня весь день, они помнят то, чего не было. Спроси их о чём-нибудь сегодня и спроси о том же через десяток дней, истории будут разными. Я вот о чём хотел сказать, я собираюсь в поход на север. Путник сказал, что далеко есть Живая гора и в её недрах лежат знания о богах и древних людях, там скрыта истина о нашем мире. Думаю, к этому я шёл всю свою жизнь.