- -
- 100%
- +
Они стали много свободного времени проводить вместе. Смотрели русские фильмы, слушали русскую музыку. Говорили на том самом, близком ей языке. Мелодичность и особую осмысленность языка она поняла еще в Москве. Очень любила разложить вдруг неизвестное сложное словосочетание на части и разобраться в устройстве. Она совершенствовалась. Она создавала свой мир вокруг себя, чтобы хоть иногда чувствовать свободу. Замечательно, что никто из ее окружения дома не знал русского языка. Это создавало иллюзию вседозволенности, что ли, в выражениях словом. Тогда она вспоминала ругательства на русском – смачные и выразительные. В моменты отчаяния. Она не стеснялась – это все равно, что говорить с дельфинами. Кругом были именно полуразумные существа. Они в своей назойливой опеке выплескивали вместе с водой ребенка, в данном случае – ее сущность, ее Я. Рами не поддавалась. Она бунтовала. Теперь она не одна, теперь у нее есть подруга. Которая понимает ее – ей казалось. Она цеплялась за эту веру в дружбу. Она дружила с Динкой честно и бескорыстно, осыпая подругу своей добротой.
Динка была к ней приближена максимально. Иногда она чувствовала, что она ее сестра, почему-то. Наверное, оттого, что русский язык, который не понимает никто вокруг – ни на работе, ни в быту, стал способом их тайного общения. Они могли перейти на русский сразу, высказав свое впечатление от события. Матом. Ей очень нравилась краткость русского мата. Его какое-то озорство. В отличие от иностранцев, которые заучили слова брани на русском и применяют это везде, где могут. Показывая, что они тоже знают мат, но не понимая иронии и смысла, издевки и уважения, уничижения и впечатления, которое другими словами трудно объяснить с той емкостью, как не на русском мате. Рами этим знанием владела. С Динкой. Правда, Динка больше употребляла мат в разговорах даже между ними – Рами это коробило. Динка, видимо, поняв, что в мате ее знатная подруга находит некое наслаждение, вспоминала новые слова, если они вдруг отыскивались в ее памяти. И не знала границ. Может быть, даже чуть издеваясь.
Но они были вместе. Вместе ходили в сауну в ее доме. Она ведь любила все, что идет на пользу ее красоте. Сауна, бассейн, прогулки, кальян.
Всем этим она делилась с Динкой. Не для того, чтобы понравиться и притянуть еще больше подругу, а просто потому, что она считала это само собой разумеющимся. Ведь они друзья. И что с того, если ее финансовые возможности намного больше свободны, чем у Динки – она с радостью отдаст все, что та попросит. Или намекнет. Это доставляло ей удовлетворение – помочь нуждающейся. Со всем вытекающим отсюда – по заработку тоже. Но она никогда не говорила об этой разнице. Они ровня. Они подруги.
У Динки было трое детей-подростков. Рами стала принимать участие в их жизни. Поставила себе в приоритет образование детей Динары. Рами оплачивала их обучение в престижных школах города, где, как ей верилось, детей подруги научат нужным и качественным знаниям. Она принимала участие в их судьбе совершенно бескорыстно. Учебники, школьная форма, репетиторы для дополнительных занятий – все, как и к своим родным детям. Деньги для этого она брала из того не огромного, но все-таки источника средств, что ей выделял регулярно папа, пытаясь откупить, наверное, свои отцовские чувства материальной помощью. Сказать, что это было просто, нет – ведь все ее расходы строжайшим образом были подконтрольны ее братьям. Счета проверялись, и при любых сомнениях задавались вопросы: куда ты тратишь деньги?
Это жизнь под колпаком. Она научилась. Она хитрила, обманывала своих контролеров. Убеждала, что суммы, а там получались довольно большие по меркам ее страны, она тратит на своих детей, которые тоже были в школьном возрасте. Видимо, эти объяснения, каждый раз новые, удовлетворяли братьев, которые были богатыми людьми, и они закрывали глаза на траты сестры. Подобно руке дающей, всегда заказывала что-либо из одежды, аксессуаров в интернете с доставкой по почте, и всегда в двух экземплярах. Для подруги. Для той, которая была ей необходима для глотка воспоминаний о России.
Она взяла на свою заботу все денежные расходы Динары. От больших до самых мелких.
Динка пыталась как-то даже заняться бизнесом, медицинским – кто-то ей посоветовал. Конечно, попросила кредит на первое приобретение у подруги. С заверениями отдать. Как разбогатеет.
А это значит – никогда. Рами давала. Больше, чем было испрошено. В отличие от Динки она могла просчитать свои возможности. Она не была в доле, и если подруга просит, то она сделает для нее все.
Конечно, Динка погорела. Она не состоялась, ее выгнали, она подвела, она проторговалась. Деньги Рами не требовала назад. Никогда не заводя разговор о неудачных попытках Динки. Так она понимала дружбу. И русское общение с русской, как ей казалось, душой.
Динка, принимая подарки, очень сдержанно благодарила, пытаясь показать свое достоинство как бы: если ты так предлагаешь – я возьму. Не стараясь уловить в таких ответах двойной смысл, Рами радовалась, что она нужна подруге. Решала даже какие-то проблемы через могущественных родственников своих, возникающие и необходимые для Динки. Она приняла Динару.
Динара стала ее тенью. Динара стала ее подушкой откровений, куда выплакивала Рами свои проблемы, получая в ответ очень осторожные советы. Динара боялась могущественного папу и братьев.
Ни красотой, ни статью, ни фигурой Динка не была и чуть близка к ней. Абсолютно. Маленькая – нулевого размера грудь, узкие бедра, вечно уставшее лицо, может быть, от зависти – Рами не задумывалась. Конечно, Динара стала копировать ее. Это было очень нелепо. Ее фигура, волосы, лицо, знания, в конце концов, не шли ни в какое сравнение. Но она копировала. Такое всегда делали люди, которые хоть чуть-чуть как-то соприкоснулись с Рами. Она так действовала на всех. Ее любили и восхищались. Были ли там иные чувства, неизвестно. Скорее всего, так мы следуем идеалу, который нечаянно находим, даже не отдавая себе иногда отчета в том, насколько это невозможно по различным причинам.
Динка пыталась отпустить длинные волосы, ни в какое сравнение не идущие с волосами Рами. Там на Востоке волосы – это главное украшение женщины. И поэтому так много требуют внимания и ухода. Наверное, так везде.
Раз в год Рами отрезала покороче свои отросшие волосы и отдавала Динке, по ее просьбе. Динка забирала ее волосы прямо из парикмахерского салона. Она их продавала – знала тех, кто покупает волосы, срезанные в парикмахерских, за неплохие деньги, в зависимости от качества и длины. Волосы подруги были шикарны. Как шелк. За них давали очень много денег. Динка выручала за них 400—600 долларов.
Рами не возражала, если подруге надо – с нее не убудет, отрастут быстро. Это такая малость из того, что она еще может сделать для единственной, до такой степени близкой подруги.
В сауне-хамаме, где регулярно они принимали процедуры чистоты, Динка, конечно, помогала всячески, ублажая богатую подругу. Намыливала ей спину, руки, ноги. Делала маски на тело, поливала водой. Делала массаж, как могла.
Рами благодарила за помощь. Ведь она то же самое могла бы сделать для подруги. Попроси она об этом. Но та лишь ухаживала за ней и отказывалась от ответного действия. Это было нормально. Она была счастлива в такие вот минуты блаженства, ощущения тела и чистоты – она очень любила это состояние. Но не с отказом от всего, что вокруг. Ее принципы были в том, что она здорова и может быть примером в уважительном отношении к своему телу. Она знала все процессы, происходящие в человеческом организме – она врач, и люди вокруг доверят ей свои проблемы и болезни, которые она вылечит или облегчит, если сама будет примером здоровья и красоты.
Глава 12
Рами боролась с родственниками, для которых никогда не станет своей. Боролась за себя, за свою свободу от традиций и правил клана, которые ей были во многом неприятными. За то, что ее судьбу решают все, но не она сама. Никто никогда не спрашивал ее, а что она думает или чувствует. Тому были многочисленные примеры в ее жизни. Она была неофициальная дочка, бастард, приемная, найденыш, удочеренная, чужая при родном отце. А отцу необходимо было сохранять тайну ее жизни из-за его работы и чистоты клановой национальности и веры.
Рами мусульманка. Как папа, как братья, как все вокруг в их стране. Это ее вера, ее жизнь. Ее сущность. О чем ни капельки не сожалела никогда. С детства она проводила время за чтением священного Корана. И в беседах о вере вникала в глубину знания, которую познавала. Со всей убежденностью в истинах, которую излагали ей священники и старшие. Все обряды соблюдала, все правила. Разговаривала с папой о мусульманстве, иногда задавая ему неловкие вопросы, вполне миролюбивые, от желания знать. Если папа затруднялся с ответом, то она искала его сама. И находила. Это не сделало ее, в отличие от членов ее клана, отрицателем прочих религий на планете. Она изучала их тоже – другие религии. Для подтверждения своей. И принимала, что возможны и другие веры, и иные люди, традиции. Жизнь многогранна. Это она увидела в России, где многие веры живут и существуют рядом, где допустимо мирно жить без религиозного подтекста, деления на верных и неверных, она поняла это.
Папа незримо присутствовал где-то в пространстве. Контакты были минимальные – он полностью отдал ее судьбу, контроль над ней своим сыновьям. Она это ощущала. Контроль.
Как-то на одном празднике – банкете, по какому-то поводу устроенном непонятно кем и с приглашенной ею, – мимо столика, за которым она сидела, прошел молодой парень, незнакомый. Он просто сделал движение руки из кармана костюма, и Рами увидела на столике рядом с собой листок салфетки с номером телефона и надписью «Ты мне нравишься».
Она приподняла глаза, но парень уже ушел. И мгновенно возле нее возник старший брат – самый главный ее тюремщик. Протянул руку, требуя отдать ему записку. Она мгновенно скомкала салфетку и, запихнув в рот, проглотила. Свой поступок она для себя объяснила, что тем самым спасла парня, которого даже не знала и не видела, от разборок и неприятностей с братьями и кланом, от возможного плохого, что ожидает любого чужака.
Ее страна была небольшая, и перемещения ее вне охраны были очень редки, всегда в сопровождении братьев. Она не путешествовала – ее вывозили в поездки, нужные кому-то из родни. Как балласт, как символ ее несвободы. Даже не спрашивая ее согласия: «Нужно, и будь готова – машина выехала за тобой». Что она видела там в других странах? Что посещала? Лишь то, что разрешили ей в графике деловых поездок родни. Она знала – нет альтернативы. Ее никогда никуда не отпустят одну или с подругой. Опасность такой желаемой самостоятельности была подтверждена ее похищением когда-то.
Лишь Россию она вспоминала с особой тоской. Там она была счастлива. В силу своего возраста. Молодость – время надежды. Ей не разрешено также было поддерживать связь с оставшимися там, в той огромной стране, подругами-однокурсницами. Нельзя. Все по тем же причинам. Молодая женщина была ограничена поводком привязи. Она понимала. Страдала и принимала. Виноватая без вины. Грешница без греха. Из-за того, что она не опускалась до небрежного отношения к себе, своей внешности и телу, и неприступности мужчин, которые сходили с ума от ее красоты, ее наверняка считали испорченной. Безродной, оторвой, шлюхой, разбивающей сердца мужчин. Именно вот так – гадкие слова как пощечины.
Глава 13
Родственники, которые обладали ее тайной, составляли самый близкий круг. Братья, папа, тетя. Кто был в курсе со стороны родни погибшего мужа, не знала, и ее это никогда не заботило. Она жила так. Меньше знаешь – спокойней принимаешь ограничения жизни своей. Чтобы не потерять рассудок и силы.
Дети были с ней, она могла дать им образование и участие. Внимательно заботилась об их здоровье и образе жизни – правильном, о таком же, какому следовала сама. Ну разве за исключением увлечения кальяном и сигаретами.
Приобщала детей к спорту. Те охотно принимали участие в занятиях вместе с мамой. Это была игра для их здоровья. Вечерний стакан молока с медом у дочки и такой же, без меда, у сына. Падчерицу она не обижала. Просто видела, что она не любит мачеху. Ну что же, это не отрицает их жизнь вместе. Свою дочку отправила на курсы карате. Было очень модно. Но, скорее всего, просто хотела, чтобы девочка могла в будущем своем постоять за себя. Если не дай бог случится что-то опасное. Пусть знает, что она может защититься. Конечно, этого она не говорила, но само развитие девочки в спортивном стиле – это ведь сущность ее самой. Сын тоже был спортивный, тоже рос, вытягиваясь в симпатичного паренька.
Учеба у детей была отличная. Они выигрывали конкурсы в школах. Это тоже было предметом ее гордости за детей. Репетиторы и дополнительные занятия детей совсем не утруждали – учеба очень легко им давалась. Так же, как ей в ее детстве. Она готовила их к жизни, не такой, как у себя. К иной, той, которую она представляла ночам в своей комнате.
Дочка часто начинала ночь у нее на кровати, они говорили обо всем. О детском и не только. Дочка любила, когда мама гладит ее волосы, и сама тоже держала свою маленькую ручку в маминых длинных волосах. Такая картинка из детства – ее детства. Мама и дочка.
Она пела ей колыбельную русскую песенку, когда-то услышанную ею еще в России:
Как по озеру лесному
Белый лебедь плыл
И, качая головою,
Тихо говорил.
Девочка не понимала, о чем поется в песне, но мамин голос успокаивал и защищал. Дочка закрывала глаза, засыпая, и лишь просила маму не прекращать петь ей эту песню на языке маминой молодости:
У меня крыло больное,
Не могу летать,
Из-за этой малой ранки
Должен я страдать.
И часто слезы выступали у Рами на глазах. От необъяснимой печали. Может, о своей маме, может, о своей жизни, может, о будущем своих детей. Восточная женщина с русской душой. Прекрасная и одинокая. Как может быть одинока самая земная внеземная красота. Которая для всех и ни для кого.
Глава 14
О детях заботились няни. Родственники старались отгородить ее от этой заботы – наверное, боялись, что она своим влиянием на детей сделает их такими же неугомонными, как она сама. Рами не вмешивалась в бытовую сторону детей, она не умела готовить еду, да ей и не нужно было, с ее минимальными потребностями в пище. Только заботилась о правильности питания детей и родственников, если те хотели прислушиваться к ее рекомендациям. Она не считалась со временем, объясняя и уговаривая даже принять то, что она как врач рекомендует. На работе ее уважали, пациенты госпиталя и города, да что там города – ее маленькой страны, искали встречи с ней именно с Докторе Руссия – Русский Доктор. Так ее называли те, кто не знал по имени. Все знали, что она училась в России в Москве. И это был знак качества и престижа, качества и доверия, который она подтверждала свои лечением. Своим проникновением в нужды и тайны болезни людей. Казалось, она научилась лечить не только тела, но души. Пациенты отказывались от других врачей и искали ее – просили о приеме. Приходили в другой раз, если Докторе Руссия была занята. Там не принято, чтобы пациент оплачивал работу врача деньгами. Это неправильно. Но благодарные пациенты, а это в основном были простые бедные люди, впрочем, как и многие жители ее страны вообще, они приносили банки варенья, соленья и прочие нехитрые заготовки, сделанные дома ими или кем-то из родных. Просили принять дар в благодарности. Она принимала, не в силах обидеть отказом. Она видела их глаза и знала их боль, которую, как могла, минимизировала своим знанием.
Пациенты уходили преисполненные чувства благодарности за то, что Докторе Руссия приняла их скромные дары – так уютно им в душах, а Рами, взяв эти банки и корзины, раздавала их по больнице. Медсестрам, служащим, охранникам – тем, кто нуждался более, чем она. Пусть такой малостью, но от чистого сердца она творила добро. Так она себя ощущала. Жить для людей. И если она в жизни выбрала такую профессию врача, то она будет лучшей по излечиванию всего, с чем столкнулась и столкнется в дальнейшем. Она училась, читала медицинские статьи в научных журналах. Ездила на симпозиумы, консультировалась, слушала, применяла.
Ей это было приятно и нетрудно. Ведь она человек, ей «повезло» быть богатой. Ее долг – делиться с теми, кто в нужде.
Родственники постоянно приводили на прием к ней или отвозили ее на визиты к другим пациентам – богатым, из знатных семей ее страны. Она ездила туда. Но не как к престижному больному, а как к человеку, который ищет ее помощи, ее лечения. Часто покупала лекарства за свои деньги для больных, у которых не хватало средств или для которых снадобье было очень дорого. Просто так. Потому что видела иногда, что родственники больного не заинтересованы даже что-то тратить на здоровье человека, зачастую очень старого человека, к которому она пришла на помощь. Она научилась это замечать и сама выписывала рецепт для покупки самой же лекарства, необходимого для больного. Она жалела и уважала старость потому, что видела чуть глубже, чем морщинистое седовласое и изможденное лицо. Она видела через перископ глаз стариков их души, страдания, пережитое.
А может быть, она хотела именно через этих старых людей передать что-то для мамы, но не подталкивая их к этому, а продлевая жизни их своим врачеванием, чтобы в конце их жизненного пути они вспомнили о красивой доброй Докторе Руссия. Передали там, что дочка выросла достойной памяти мамы.
Есть такое понятие – капсула времени. Она видела в стариках такие необыкновенные хранилища их жизней, прожитых вопреки, а не благодаря правителям воюющей страны. Что они забирали с собой – лишь доброе слово и понятливую заботу, но не от родных детей, а от Докторе Руссия. Пусть так и будет:
– Когда Аллах призовет вас на встречу пред своим ликом, вы знаете, для вас я сделала все возможное и невозможное. Отдала вам кусочек себя. Передайте это маме, когда встретитесь там – там, откуда когда-то прилетело то перышко в детстве. Там, где всегда добро.
Она помогала многим семьям в городе. Отдавала свои или специально купленные вещи бедным. Жертвовала денежные суммы. Деньги для нее были как конфетная бумага. Она не испытывала проблем – богатый папа оплачивал все расходы.
Не любила одеваться богато, хотя могла себе это позволить – ей это не нужно. Оттого, что фигура и тело ее были идеальны ее работой над собой, она могла надеть абсолютно простую недорогую одежду. И на ней она смотрелась как одежда брендовых модных марок. Она украшала одежду, а не наоборот.
Злые языки, сдерживаемые знанием, кто ее отец, вернее, кто ее родственники, все равно распускали всевозможные призванные оскорбить ее слухи – она была выше их. Не принимала никакого негатива со стороны. Ей хватало той атмосферы жестоких правил, которые были у нее дома и в ее жизни всегда.
Творила добро и кидала его в воду – так она когда-то слышала в России.
Скажете – скучно? А вот и нет. Она находила покой для себя, в заботе о нуждающихся. Могла помочь, хотела и помогала.
Глава 15
В очередной раз она сидела на организованном для нее братьями свидании с женихом. Она сидела с их другом в ресторане. Ей было смертельно скучно и неприятно быть в обществе навязанного ей мужчины. Само ощущение, что эти смотрины предназначены лишь для того, чтобы «жених» хвастался своим богатством. И щедростью, как-то узко направленной на самого себя. Он заказал так много еды, мясной – жирной и пряной. Стол на двоих был заставлен многочисленными блюдами, которые издавали запахи его возможностей. Он прокомментировал ее вопросительный взгляд объяснением:
– Я очень люблю поесть. Особенно для того, чтобы я смог понравиться такой красивой девушке, как ты.
Что он этим хотел сказать, Рами не поняла, но ей стало противно.
«Жених» ел, а Рами искала повод уйти.
Она легко чувствовала пустоту человека именно в его внутреннем мире. В его эрудиции, знаниях. Она не видела ни в одном из навязываемых ей вариантов того, кто хоть как-то приблизится к образу, придуманному ей самой для счастья. Ничего не ёкало в ее сердце, и внутри оставалась то же самое сердце Снежной Королевы. Снежная Королева и всё. Прекрасная и неприступная. Все ее женихи кичились богатством, полученным от родителей, унаследовав его, не приложив ни ума, ни усилий. Они все были из богатых фамилий, и уже это поднимало их самомнение в собственных глазах. Они любовались собой, показывая как бы ненароком дорогие часы, перстни, цепи и браслеты, дорогие костюмы – все то, что, по их мнению, должно впечатлить невесту. Ни один не пытался понравиться ей своим умом.
Она тяготилась этим обществом фальшивых личностей. Богатство ей не нужно. Она достаточно обеспечена. У нее прекрасная любимая работа, где она достигла больших высот.
Но нет рядом родственной души, которую она сразу бы узнала.
И она отказывала. Уходила, прощалась.
Постоянно ощущала себя вещью, которую опять кому-то показывали ее братья. Они пытались лишить ее своего мира, который был иным с самого ее рождения. Она понимала, что никогда ее не примут как родную в эту семью, в семью ее отца. В которой она всю жизнь была лишней. Никем, тайной. Позором, проклятием.
Она сбегала к подруге в соседний город, когда догадывалась, зачем ей сказал брат, что завтра утром заедет за ней. Даже красила свои волосы в самые ядовитые и нелепые цвета – «пожар на голове», чтобы от нее сразу отказались претенденты. Знала – очередной жених, друг брата, будет показывать свою крутость и богатство. А глаза пустые. Совсем пустые, только гордость в них за родню и предков. А что в нем своего? Что его интересует кроме денег и удовольствий? Ответы не оправдывали самых худших ожиданий. Она и не ожидала. Продолжала жить. Стараясь не вспоминать прошлого, которого не было. Но и будущее для нее было только в мечтах, жестко корректируемых братьями и отцом. Пытаясь найти некую защиту себя, прячась под тем самым прозвищем, которое ей кто-то когда-то дал, – Снежная Королева.
Ей даже нравилось, что ее так называют. Она знала еще из русского фильма-сказки, который когда-то смотрела, какая была Снежная Королева. Прекрасная, гордая, смелая, дерзкая, недоступная. Очень красивая женщина. С ледяным сердцем. Но в отличие от сказочной королевы, ее сердце было настоящим. Она не была выше людей.
В ее сердце помещалась вся ее страдающая страна. Она знала, что творится кругом. Разницу между людьми, не имеющими даже маленькой части такого богатства, как у ее родственников. О том, что отчаянные люди идут на риск и смерть в угоду истинным кукловодам – политикам ее страны. Она видела кровь, оторванные конечности, внутренности, мозги раненых, которые были ее пациентами. Война – вечная война. За что? За землю? За то, что не увидеть? За религию? Религию она принимала. Она ее искала, она ее ощущала, она верила. Не выделяя там свое место, которое есть в указаниях, трактуемых по отношению к женщине. Она не хотела обсуждать это место. Так должно быть.
Сравнение с замурованными заживо не будет преувеличением для женщин, которые, согласно их традиции, выходят из дома только дважды: один раз – при переходе в семью в мужа, второй раз – на свои собственные похороны. Догматы, законы, правила – она с рождения в них. Они регулируют ее жизнь.
Она еще и работала – наверное, единственная из женщин семьи. Отец следил за тем, чтобы она работала именно в простом госпитале:
– Если ты хочешь жить как принцесса, то будь, а если ты упрямишься – то работай грязно и тяжело.
Конечно, жены братьев учили ее жить, презрительно недоумевая о том, что она работает как простолюдинка. Такая Золушка из сказки, только без принца своего. Жены братьев вели праздный образ жизни после замужества. Модничали, путешествовали с мужьями и развлекались. Они называли своей работой ублажение мужа и воспитание детей. И занятием своей внешностью – опять же для мужа. Так их воспитали в семьях родителей.
Несмотря на некую пренебрежительность отношения к Рами, они признавали – у нее есть вкус и шарм. Красота и ум. Они тоже пытались копировать ее – покупали такие же наряды, но не шло к их фигурам ничего так, как это смотрелось на Рами. Волосы они наращивали искусственно, косметические процедуры заменяли им спортзал. Рами все равно была красивее их. Не действовала на нее трудная работа, тяжелые ночные дежурства, срочные вызовы. Она была источником их зависти и примера. Но не в том, как она работает над собой – обручи, спортзалы, занятия физическими упражнениями для поддержания себя в определенной комфортной ей форме, – нет. У жен братьев не хватало той настойчивости, упорства и выдержки. Зачем трудиться над собой так тяжело, если у них есть деньги? Косметолог сделает искусственные тела и прически, откачает жир и подтянет кожу, увеличит грудь и уменьшит нос. Все они могли позволить себе. Делать все равно нечего – дети под присмотром нянек и слуг, мужья постоянно в бизнесе и в разъездах. Лицемерие их было очень заметно. Когда, бывало, при беседе ни о чем с женой брата вдруг раздавался звонок мужа, то жена, конечно, отвечала на вызов, но видели бы вы выражение лица женщины во время этого. Неприязнь, отвращение и даже злость – отвлекают ее от разговора. Но голосом жена была такая, как положено быть супруге богатого мужа. Приветливая и ласковая. Нет, она не могла дать совет мужу по его работе, которая ей была непонятна, только дежурный вопрос: