Печать Кощея

© Дёмина А., 2024

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

Глава 1

Досада

Костя был готов провалиться сквозь землю и от жгучего стыда уже почти по плечи сполз под парту. Краем глаза он видел, как слева Никита кусает губы и легонько подрагивает от едва сдерживаемого смеха. Зато плечи впереди сидящей Жанны ходили ходуном, и, даже зажимая рот обеими ладонями, она не могла полностью заглушить рвущийся из горла хохот. Одна Катя не шевелилась, но в её быстрых взглядах, какие она бросала через плечо на Костю, было столько жалости, что он предпочёл бы, чтобы она тоже гоготала, как без всякого стеснения делали сидящие за первой партой в правом ряду Гена с Арсеном. Костя старательно не поворачивал голову, чтобы не видеть реакцию Игоря на происходящее. Хорошо ещё, что Тимур эту четверть отсутствовал, уехав с родителями по делам отца в Китай.

Алина Николаевна, обычно такая улыбчивая, жизнерадостная и энергичная, сейчас застыла за учительским столом в несвойственной ей, как и всем кикиморам, неподвижности. Округлив медные, с золотыми блёстками глаза, она с откровенным ужасом взирала на парящий перед доской двуручный меч с тёмно-серой гардой и золотым навершием с изображением солнца. Красный самоцвет в центре мигал как неоновая лампочка, а начищенный до зеркального блеска и очень острый клинок со свистом рассекал воздух при каждом взмахе.

– И грузинка эта ему такая говорит: «Вынеси труп!» А МихалЮрьич, значит, выносит и бросает в Куру. Это река такая!.. И поплохело ему после этого, а как иначе? У всякого б коленки подкосились, коль тебя красавица, на кою ты глаз положил, вдруг мертвяка из дома вынести попросила! А как МихалЮрьич опомнился, так давай выяснять, кто был таков, отчего умертвили. И по кинжалу определили, что-де офицер этот ходил тут к соседской старухе с дочкой, но дочка замуж вышла, а офицер этот пропал! МихалЮрьич, как настоящий сыщик, выследил, где дом этого мужа, а потом видит – тот идёт с женой молодой, и та ему что-то нашёптывает, пальчиком, значит, тычет в МихалЮрьича, и смекнул он сразу, что ох не к добру это!.. И как в воду глядел! Ночью напали на него двое и как насели: кто такой, откуда будешь. Хотели уже в реку сбросить, но МихалЮрьич не промах – сам обидчика сбросил…

На этом моменте Алина Николаевна не выдержала и, повысив голос, перебила вдохновлённый рассказ меча:

– Только с Михаилом Юрьевичем в действительности никогда ничего подобного не происходило, а эта история, написанная его рукой, с высокой долей вероятности является черновым планом повести, на что указывают сделанные на ходу исправления и общая схожесть с сюжетом «Тамани».

Меч-кладенец, осёкшись, покачался в воздухе и задумчиво помигал самоцветом.

– Хмм… – глубокомысленно протянул он. – Но мне рассказывали…

Его прервал звонок, и Костя, облегчённо выдохнув, уткнулся лбом в парту. Но радость от окончания этой пытки была недолгой.

– Костя, – окликнула его Алина Николаевна, и Костя, мысленно поморщившись от её натянутого тона, медленно выпрямился.

Меч-кладенец уже висел рядом с ним в проходе между партами, довольно мыча что-то себе под… гарду? Костя торопливо перевёл взгляд с него на Алину Николаевну и стыдливо потупился.

– Останься ненадолго, – услышал он и молча кивнул.

Не поднимая головы, он сложил в рюкзак учебник, тетрадь и письменные принадлежности, чувствуя на себе сочувственные взгляды друзей.

– Мы тебя в коридоре подождём, – тихо предупредил Никита и вместе с Жанной и Катей поспешил к двери.

Подавив тяжёлый вздох, Костя встал из-за парты и медленно поднял взгляд на Алину Николаевну. Но та смотрела не на него, а на висящий в воздухе меч.

– Э-эм… – Костя закусил губу, покосившись на своего ни о чём не подозревающего волшебного компаньона. Он уже по опыту знал, что от прямых просьб оставить его с кем-то наедине было мало толку: меч просто не понимал их смысла. Внезапно его осенило. – А давай ты полетишь к Никите и расскажешь ему конец своей истории про Михаила Юрьевича? Он очень хотел её дослушать, а то потом у него занятия на скрипке, времени не будет.

Меч-кладенец дрогнул и воодушевлённо мигнул самоцветом.

– Да? Что ж… – Он качнулся, будто оценивая обстановку опустевшего класса и выясняя, не нападёт ли кто на хозяина в его отсутствие, после чего, к немалому облегчению Кости, пришёл к положительному выводу. – Тогда, барин, я буду снаружи!

– Я скоро, – пообещал Костя.

Они с Алиной Николаевной молча проводили взглядами скользнувший за дверь меч. Больше не обращая внимания на неразборчивое гудение его голоса в коридоре, учительница повернулась к Косте и сцепила перед собой руки.

– Костя, – тихо и как-то щемяще устало начала Алина Николаевна. – Я понимаю, что ты за него не отвечаешь, но…

И в этом состояла вся горькая правда. После того как Костя во время боя с серым-волком Василием в музее пробудил меч-кладенец, тот признал его хозяином – барином, как он упорно продолжал его называть вопреки замечаниям Кости. И потому желал быть рядом постоянно, чтобы защитить от любой опасности. А так как его сознание было волшебным, не человеческим, многие, казалось бы, элементарные вещи и доводы он не понимал и наотрез отказывался им следовать. Из-за чего отношения с мечом требовали порой определённой хитрости и величайшего терпения.

Так Косте за последние полтора месяца с начала второй четверти удалось установить несколько железных правил: не преследовать его в ванной и соблюдать тишину, когда все спят. С последним даже не возникло разногласий, потому что меч-кладенец, как выяснилось, заряжался от солнечного света и ночью переходил в подобие компьютерного режима «гибернации», просыпаясь лишь в случае угрозы Косте. И Костя с Никитой негласно поклялись не вспоминать о том, как в первый учебный день после каникул меч разрубил пополам будильник, «посмевший потревожить сон барина ни свет ни заря». Хорошо, что в запасах Амины Рашидовны нашлась замена, а меч уяснил необходимость пробуждения затемно.

Но с тем, чтобы хранить молчание на уроках, у меча-кладенца возникали серьёзные проблемы. Нет, он только приветствовал, что Костя получал новые знания и умения, но искренне не понимал, почему сам не мог участвовать в этом процессе, когда ему тоже было что сказать. Хотя далеко не все науки вызывали у него интерес. На уроках биологии и географии меч откровенно скучал. На математике вёл себя тише воды ниже травы, подавленный ледяной непреклонностью Тамары Леонидовны, не спускавшей неподчинения никому, даже волшебным артефактам. На музыке качался в такт мелодиям и тихонько подпевал, никому особо не мешая. А на занятиях физкультурой, хоть и зорко следил, чтобы Костя случайно не поранился, ограничивался дельными советами и подбадриваниями.

Зато на уроках истории от него не было покоя. Равиль Ильдарович – низкорослый и полноватый мужчина лет пятидесяти, со слегка одутловатыми, будто поплывшими чертами лица и серо-голубыми, как стоячая вода, глазами под толстыми бровями, – не мог начать тему, чтобы меч-кладенец уже через пять минут не прервал его с каким-нибудь уточнением (чаще всего ошибочным) или вопросом (тоже редко относящимся к делу). Меч-кладенец не знал, когда его создали, потому что его сознание начало формироваться гораздо позже под воздействием волшебства, и процесс этот был долгим и постоянно прерывался периодами сна между появлением новых хозяев, что порой растягивалось на десятки и сотни лет – в прошлый раз его пробудили в середине девятнадцатого века. Из-за этого воспоминания меча об исторических событиях и личностях были крайне сомнительными. Что не мешало ему ими делиться, когда услышанное на уроке пробуждало что-то в волшебной памяти. И если большого ценителя старины Равиля Ильдаровича выходки меча и его высказывания забавляли, то молоденькую и хрупкую Алину Николаевну сильно нервировало присутствие в классе огромного холодного оружия, парящего в воздухе и травящего байки о великих литераторах.

И Косте было трудно её в этом винить.

– Просто… – Заломив руки, учительница тяжело вздохнула и беспомощно отвела взгляд. – Постарайся за каникулы с ним… поговорить?..

Последнее слово прозвучало как вопрос, и Костя догадывался, что Алина Николаевна на самом деле имела в виду что-нибудь вроде «его приструнить». Но, с одной стороны, говорить такое ученику было неудобно, с другой – нечестно. Разве возможно приструнить волшебный – к тому же боевой – артефакт?

Но Костя всё равно кивнул и, тихо попрощавшись, почти бегом выскочил из класса.

Первой, с кем он встретился взглядом, оказалась Катя. Царевна-лягушка слегка ему улыбнулась.

Пожалуй, из всей их четвёрки события в музее повлияли на неё заметнее всего, будто сражение с серым-волком проломило в ней какую-то внутреннюю заслонку. Катя стала намного увереннее, перестала сутулиться и даже попросила Олю из десятого класса подстричь ей чёлку, так что теперь ничто не скрывало её зелёно-голубые, как мятные леденцы, глаза. Её рука ещё по привычке смахивала длинные пряди на лицо, чтобы зелёные пупырышки на щеках и подбородке были не так заметны, особенно когда Катя ловила на себе взгляды ребят из других классов, но это происходило всё реже.

Костя перевёл взгляд на Никиту, горячо обсуждавшего с Жанной и мечом-кладенцом приключенческий сериал, который они смотрели по вечерам в общем уголке второго этажа общежития. Это началось как попытка помочь мечу-кладенцу быстрее усвоить современный лексикон и познакомить его с двадцать первым веком, а потом внезапно переросло в активное увлечение, собиравшее многих ребят с обоих этажей.

В отличие от Кати, чьи перемены в поведении и даже внешности были слишком явными, чтобы упустить их из виду, Никита, на первый взгляд, почти не изменился. Но Костя знал, как сильно далеко это от правды. Пробудив в себе силы соловья-разбойника, да ещё по мощи соперничающие с силами его мамы, Никита стал не только увереннее, но и спокойнее, легче, как если бы с его сердца свалился пудовый камень с острыми колющими краями. Они с мамой всё-таки съездили на осенних каникулах на конкурс юных пианистов, где Никита показал себя ниже среднего, что, в общем-то, после всех волнений и переживаний было ожидаемо. Но чего никто не ожидал, и больше всех сам Никита, как он по секрету признался Косте, – так это что он почти не расстроился. Да, досадовал на себя, но не до гневных слёз и криков, как бывало раньше. Никита наконец понял, что ему не нужно рвать жилы, дабы что-то доказать маме, и что в конкурсах он участвует для себя, потому что любит музыку и хочет стать как можно лучше. Ну а что в этот раз выступил не очень, так будут другие конкурсы, лишь бы при подготовке к ним ему опять не пришлось отвлекаться на смертельно опасные поиски секретных хранилищ.

А самое главное, теперь они с Зоей Никитичной встречались после уроков не только ради занятий музыкой, но и чтобы тренировать силу соловья-разбойника, которую Никита пока совершенно не контролировал. И за обсуждением её особенностей они стали больше разговаривать друг с другом, в том числе о личном.

Жанна оказалась единственной, кто, на взгляд Кости, совсем не изменился, она осталась такой же шумной, непосредственной, напористой и взрывной. Разве что они с Артуром Тамерлановичем придумали несколько новых упражнений на меткость, потому что она была ужасно недовольна, что подпалила ухо Василию лишь с пятой попытки.

Что касается Кости, то он никаких особых перемен за собой не заметил. Пробуждение силы алёши-поповича, какую он унаследовал от мамы, не сделало его в один момент могучим силачом, способным поднимать стокилограммовые гири. Как объяснил Артур Тамерланович, это вообще работало не так. Обладать богатырской силой невозможно без должной крепости костей и развитости мышц, а это требовало регулярных тренировок, к которым Костя пока не торопился приступать. Ему было не до них.

Все его мысли в свободное от учёбы и домашних заданий время крутились вокруг пропавших членов семьи. Зоя Никитична больше ничего не смогла выяснить о загадочном исчезновении бабушки, та женщина, которая представилась адвокатом и отправила документы Кости в лицей, тоже как сквозь землю провалилась, а единственная ниточка в лице Василия оборвалась вместе с его жизнью. Конечно, Костя не винил меч-кладенец, ведь если бы не его вмешательство, самого Кости и его друзей, вполне вероятно, сейчас не было бы в живых. Но он не мог не испытывать досаду за то, что смерть серого-волка лишила их шанса узнать не только о том, что стало с бабушкой, но и для чего тот пытался украсть меч. Игорь утверждал, что просто делал, как ему велела мама, но она сбежала, и теперь никто не знал о её местонахождении. А отец Игоря, илья-муромец Голицын, заявил, что не в курсе махинаций жены и больше не желает говорить на эту тему.

С исчезновением родителей Кости, Елизаветы и Юрия Соколовых, всё было ещё страннее. В Тридевятом лицее не было интернета, чтобы поискать информацию о них в Сети, а сведения, которыми поделились учителя, знавшие Елизавету и Юрия с тех пор, когда они сами здесь учились, оказались весьма скудными. Никто из них не знал подробностей. Лишь то, что родители Кости отправились в служебную командировку, предположительно на поиски древнего волшебного артефакта, и там, как все считали, будто растворились в воздухе вместе с трёхлетним сыном и сопровождавшей их местной жительницей, оставив все вещи, документы и машину. Что с ними стало? Где они сейчас? Как Костя оказался у бабушки? Почему она никому ничего не рассказала, а вместо этого уехала в другой город и начала с внуком новую жизнь? Будто чего-то боялась или от кого-то скрывалась. Почему серебряное блюдце и наливное яблочко вместо родителей и бабушки показывали лишь черноту, как если бы их скрывала сильная магия, вроде ограждающей Тридевятый лицей непроходимой чащи, вызываемой волшебным гребнем? Ни на один из этих и множество других вопросов Костя не мог найти ответы, сколько бы они с Катей ни просиживали после уроков в библиотеке, листая старые газеты из архива. Да они толком и не знали, что искать.

Катя обещала прочесать весь интернет, как только вернётся домой на зимние каникулы, но Костя, положа руку на сердце, этому совсем не радовался. Ему было ужасно стыдно признаться даже самому себе, но его съедала зависть. Дело в том, что Катя пригласила с собой на каникулы Жанну и Никиту, и теперь они втроём с жаром обсуждали всё то новогоднее веселье, какое их ожидало в кругу Катиной семьи и в частном посёлке Сказочный, где традиционно селились только лукоморцы, полулукоморцы и люди, которые знали их секрет. А Косте предстояло перебраться на каникулы в один из домов большого семейства богатырей и домовых Магомедовых-Сотниковых, живших в лесу за школьным каре. Потому что на новогодние каникулы лицей закрывался, и его все покидали. Это было одно из непреложных правил жизни: солнце восходит на востоке, нагретый воздух поднимается, а в Тридевятом лицее на новогодние каникулы не остаётся ни души. И никто из всех, кого Костя спрашивал, не смог объяснить почему. Просто так было всегда.

Даже их детдомовская троица – богатыри Ян, Михаил и Алёна – уезжали на каникулы в гости к друзьям, но для Кости это был не вариант. И всё из-за меча-кладенца. В посёлке, где жила Катя, магией и артефактами никого не удивишь, скорее наоборот, меч-кладенец произвёл бы там фурор, однако туда ещё нужно было добраться, а с летающим и говорящим двуручным мечом в самолёт или поезд не пустят. Он и в машине-то с трудом бы поместился, разве что если бы лежал без движения, но с его непоседливой натурой он бы уже через пять минут начал рассекать по салону. А столь тесное соседство с острым клинком точно ничем хорошим не закончится. К тому же вдруг их остановят патрульные?

Вот и получалось, что Косте предстояло встречать Новый год в чужом доме в компании Влада, его младших сестры и брата Марьяны и Саши и их родителей. Ну и ещё лучшего друга близнецов Димы, который тоже оставался на территории лицея, но он-то как раз делал это по собственному желанию.

Идя по коридору третьего этажа учебного каре, Костя слушал, как Катя рассказывала Никите, что у них дома есть пианино, и ему не придётся прерывать занятия, а Жанна с театральным стоном ворчала, что с этого момента не желает даже слышать слово «занятия». Никита переживал, что у него мало зимней одежды, но Катя успокаивала его, что родители всё предусмотрели и ему будет в чём играть в снежки и кататься на горках. Жанна перебивала вопросами, смогут ли они поджарить зефирки, как показывают в кино, и будут ли фейерверки, и Катя заверяла, что у них дома есть настоящий камин и специальная чаша для костра во дворе, и, конечно же, фейерверки будут, как же без них.

В итоге Костя не выдержал. Обида и зависть из-за планов друзей, страх и растерянность из-за пропажи родителей и бабушки захлестнули его, смешались в груди во взрывную смесь, и он, остановившись посреди коридора, повернулся к летящему сбоку мечу-кладенцу и выпалил первое, что пришло на ум:

– Почему ты такой большой?

Друзья разом замолчали и уставились на него во все глаза, но Костя, сердито сощурившись, смотрел только на меч. Тот задумчиво качнулся вверх-вниз.

– У меня нет воспоминаний о моём создателе, и потому я не смею судить, чем он руководствовался, планируя мои размеры. Но на основе своих наблюдений могу сообщить, что они укладываются в стандартные…

– Я не об этом! – нетерпеливо перебил Костя. – Я про то, что ты… – Не зная, как выразить своё раздражение, вызванное не столько самим мечом, сколько сложившейся ситуацией, он беспомощно всплеснул руками. – Ты большой! Занимаешь много места!

– Костя, – мягко окликнула Катя, но Костя даже не взглянул на неё, так как не желал видеть на её лице жалость.

– Я просто…

Уши Кости запылали от смущения и стыда, и это только сильнее его разозлило. Ещё немного, и он бы сорвался на друзей, а это было неправильно, потому что они не виноваты в том, что он не мог с ними поехать. Более того, Катя его приглашала и даже пыталась придумать, как им безопасно взять с собой меч. Понимая это и не желая портить друзьям настроение, Костя уже хотел сорваться с места, надеясь, что пробежка до общежития охладит разгорячённую голову, но внезапно его остановил удивлённый возглас.

– О! – мигнул самоцветом меч-кладенец. – Вот вы о чём, барин! Что ж вы раньше не сказали?!

И на глазах ошарашенного Кости и под не менее обескураженными взглядами Никиты, Жанны и Кати он мягко засиял. Его поверхность пошла рябью, и в следующую секунду на месте двуручного меча в воздухе замерцал тёмно-серый треугольник с золотой каймой и овальным красным камнем посередине.

Костя медленно вытянул руку, и треугольник лёг ему в ладонь. Размером он напоминал мужское портмоне.

Наверное, Костя должен был чувствовать себя крайне глупо: за эти полтора месяца ему ни разу не пришло в голову спросить, мог ли меч-кладенец изменять размеры, это же всё-таки волшебный артефакт! Но сейчас не время корить себя за бестолковость.

Костя поднял взгляд на лица друзей и увидел, как на них расплываются радостные улыбки, ничуть не уступающие той, что, как он чувствовал по напряжению в щеках, озарила его собственное лицо.

– Бежим к Зое Никитичне! – первой опомнилась Катя. – Надо её предупредить, что ты едешь с нами!

Глава 2

Отъезд

Он шёл по редкому леску, бесшумно, несмотря на тяжесть доспехов, ступая по мягкому ковру из слежавшихся после дождей листьев. Его взгляд был направлен строго вперёд, на скрытую за неровным строем молодых лип и берёз цель, но он твёрдо знал, что по бокам от него так же беззвучно продвигаются его товарищи. Правую руку привычно оттягивал меч, прошедший с ним бесчисленные битвы, а левая рука периодически тянулась к мешочку на поясе, снова и снова нащупывая заветную бутылочку, от которой зависело если не всё, то очень и очень многое.

Он дышал ровно и глубоко, насыщаясь терпкими ароматами влажной земли и перегноя, и с каждым вдохом в голове становилось тише. Спокойнее. Он знал, что им предстояло, и у них не было права на ошибку.

Он стоял у грязного окна и смотрел на светлеющее небо. Всё тело ныло, скрипело и стонало, но он так давно привык к этому, что почти не обращал внимания. Как и на гуляющий по пыльным половицам ледяной сквозняк, хотя лес снаружи только-только приоделся в осенний наряд и ещё даже не помышлял о студёной зиме. Но холод давно стал ему неразлучным братом, а тишина – верной сестрицей, не подпускающей к нему ни единой пичужки, что сейчас наверняка заливалась назойливым щебетом в глубине леса.

Его пальцы хрустнули, когда он, не опуская взгляда, с нежностью провёл ими по гладкой крышке длинной шкатулки. Вместе с алым заревом на небе в его груди поднималась и вспучивалась раскалённая волна триумфа и ненависти.

Костя зевнул и, поморщившись от неприятного щелчка челюстей, сощурил слезящиеся глаза.

Напротив широкого крыльца лицея стояли три небольших автобуса, вокруг которых царила весёлая суета. Ученики занимали места, споря, кто сядет у окна, а кто – к проходу, учителя сверялись со списками и в сотый раз перепроверяли между собой, кто какую группу на какой поезд, электричку или автобус сопровождает.

– Не выспался? – услышал он глухой, как из трубы, голос и, переведя взгляд с разноцветного водоворота пуховиков, шапок и сумок на стоящую рядом Катю, невольно улыбнулся.

На Кате были мятная парка и тёплые штаны, руки прятались в толстых перчатках, как у горнолыжников, а лицо практически полностью скрывали сиреневая шапка, низко надвинутая на лоб, и длинный шарф, обмотанный вокруг головы в несколько слоёв.

Хотя на улице было совсем не холодно: после пары недель пасмурной погоды облака наконец разошлись, и первый день зимних каникул подарил им ясное небо. В косых лучах утреннего солнца лес и припорошенный снегом лицей искрили и переливались праздничными гирляндами. Половина ребят выбежали из парадных дверей без шапок и нараспашку, а о перчатках никто и не вспоминал, поэтому на их фоне Катя смотрелась пришелицей из суровой Сибири.

Но у царевны-лягушки были особые отношения с зимой, и с первых же заморозков Катя перешла на толстые свитеры и утеплённые штаны, а в её рюкзаке теперь всегда лежал маленький термос с горячим чаем. Проблема заключалась не только в том, что она постоянно мёрзла – что в целом объяснялось ослабленным организмом, – но и в навязчивой сонливости, с которой удавалось бороться, только хорошенько утепляясь. «Я всё-таки земноводное», – с кривой улыбкой поясняла Катя.

Проглядывающие в узкую щёлку между шапкой и шарфом голубовато-зелёные глаза в окружении коричневых ресниц недовольно прищурились.

– Не смейся.

Костя подавил улыбку и, не желая касаться нелюбимой для Кати темы её здоровья и ограничений царевны-лягушки, поторопился ответить на вопрос:

– Плохо спалось. Всё думал о сегодняшнем дне.

И это было правдой, пусть и неполной. Костя с Никитой действительно допоздна обсуждали предстоящие каникулы у Кати дома, но даже после того, как друг тихо засопел, Костя ещё долго ворочался в волнующем предвкушении. Перевалило уже далеко за полночь, когда его наконец одолел сон, но тот принёс с собой тревожные обрывочные видения, и Костя несколько раз просыпался с колотящимся у самого горла сердцем и успокаивался далеко не сразу. Он даже не мог с уверенностью сказать, что его пугало сильнее: удивительная реалистичность этих снов, несмотря на всю их обрывочность и размытость, или что в них его переполняли противоречивые чувства и совершенно чуждые ощущения.

Не желая показаться странным – подумаешь, воображение разыгралось, да и мало ли что людям снится, – Костя сменил тему:

– Твои родители точно не против, что я с вами приеду?

Катя с трудом мотнула обвязанной шарфом головой:

– Ты уже спрашивал. Я с ними вчера говорила по телефону, они очень рады, что с мечом-кладенцом получилось всё уладить, и с нетерпением ждут возможности познакомиться с вами обоими.

Они как по команде подняли взгляд на висящий сбоку от головы Кости металлический треугольник с поблёскивающим на солнце красным камнем посередине. Артефакт тихонько мычал мелодию какого-то бравурного марша и слегка покачивался в такт.

– Главное, чтобы его никто не сфоткал и в Сеть не выложил, а то ещё за НЛО примут, – пошутила Жанна, поправляя лямки рюкзака.

Она не потрудилась застегнуть свой красный пуховик, под который надела только футболку. В отличие от обычных людей, которых при повышении температуры тела охватывает озноб, жар-птица Жанна на ощупь всегда оставалась горячей, и этот внутренний жар защищал её и от внешнего холода.

– Это все твои вещи? – нахмурился Никита и уже в который раз поправил сползающую на лоб синюю вязаную шапку.