Лингвомодели Иных Миров / Вызовы

Оф

Звонок. «Мама». Сбросил.

Звонок. «Мама». Сбросил. Ну да, сильно задержался, но ведь уже предупредил!

Звонок. «Мама». Сбросил – и споткнулся. Чуть ли не ряшкой в землю! А ведь ему нельзя. Не то чтобы кому-то другому такое было рекомендовано и очень полезно, но вот конкретно ему – просто никак.

Подсветил смартфоном. Из протоптанной в газоне тропинки торчала невысокая металлическая дуга. Для ротозеев – настоящая петля.

– Ну и откуда ты вылефла?

Матово-чёрная железяка, как ей и положено, молчала.

– Фёртова дуга, фёртовы рога, – пробормотал Гоша и дёрнул железяку на себя.

Она выскочила на удивление легко. И это была не дуга, а обруч. Что-то наподобие хулахупа или велосипедного колеса.

Отчего-то стало досадно. Он выбросил находку и уселся на траву. И только теперь вдруг заметил, как тихо. Ни одна собака не тявкнет, ни одна машина не проедет. И даже мать перестала названивать. Пахло травой, землёй, пыльными камнями. Досада сменилась сонливой слабостью, как будто и эта тишина, и эти запахи только и нужны для того, чтобы полежать. Гоша поддался и откинулся на спину. На него беззастенчиво уставились луна и две ярких звёздочки.

– Нафол Георгий колефо. Но вряд ли это хорофо… – Гоша хмыкнул и закрыл глаза. Вечно кто-то уставится!

Рифмованные строчки он выдавал частенько, и всегда такие вот незамысловатые. С его дикцией бы, конечно, помолчать, но другой-то не предвиделось. Фэканье – из-за отёка губ, ещё одного проявления врождённой болячки с неожиданно благородным названием «гемангиома». Она раскинулась на всю правую половину лица, сверху, как с мороза, красную, а снизу сильно отёкшую. Патология сосудов, операция не показана.

На Гошу таращились сколько он себя помнит. С самого раннего детства он свыкся с тем, что в любой момент может подскочить кто-нибудь любопытный – а что? а как? а почему? Особенно инициативные сыпали не только вопросами, но и советами. Если успевали. Обычно мать давала отпор быстро и с таким остервенением, какого он побаивался и сам. «Тупые свои мозги парафином прогрей!», «Я тебя самого в бодяге замочу!». На Гошины «мама, не крифи» она махала рукой, приговаривая, что без сопливых разберётся, что она не какая-нибудь там проститутка, одного подняла, поднимет и второго, что… и так далее, как говорится, по списку. У Гоши действительно был взрослый брат. Он жил с отцом «на северах» и, конечно, не слышал всех этих воплей и не видел всех этих сцен. Иногда Гоша мечтал, что когда-нибудь тоже будет «северный». Вокруг будут сугробы и тюлени, а не всяческие клиники, «волшебные» целительницы и коррекционные детские сады. И ещё будет тихо. Без крика.

А в школе он понял, что мамины вопли вперемешку с чьими-то советами это ещё цветочки. Здесь тоже таращились, но сыпали совсем уже не советами. Его сосудистая патология стала называться «рожу перекосило», а сам он стал не Гошей, а Рожей. Или Красноглазым – из-за сетки капилляров на правом глазу. И ещё Кровавой соплёй – один удар, и вот вам «кровопад». Особенно если вдарит Юра Кабанков. Лосяра. «Я этому Лосяре устрою хорошую жизнь, он у меня кровавыми слезами умоется!» – грозила мать, закатывала скандалы до потолка, разбиралась с учителями и родителями, но «умывался» по-прежнему Гоша, его положение не улучшалось.

В пятом классе, прямо над стиркой окровавленных рубашек, мать вдруг объявила, что заведёт кота, назовёт Лосярой и открутит ему башку, а потом – что «всё, с меня хватит». На следующий день она отнесла заявление на домашнее обучение. Шёл жуткий снег, но мороза не было. Мама вернулась мокрая с головы до ног, и должно было достаться всем – февралю, куртке, шапке, сапогам, синоптикам, Гоше в конце концов (может, даже и не в конце, а в начале) – но она молчала. Промолчала до самого вечера, пока не вызвонила тётю Аврору, свою двоюродную сестру. Единственного человека, который иногда к ним заходил. Гоша сидел в своей комнате и, что называется, грел уши. Грелись они отлично, капризничало у Гоши зрение, а не слух.

– Вот проститутки! Завучиха мне (да нагло так!): правильное решение, видите, как ему тяжело, он у вас впечатлительный, он у вас гуманитарий. А я ей: вы о чём вообще? Он урод, а не дурачок!

– А в чём тут наглость? – не поняла тётя Ава. – Что гуманитарий, так это она скорее всего про Гошины экспромты.

– Ой. Мутотень всякую собирает.

– Экспромт не высокая поэзия, Валь. Тут важна сиюминутность.

– Во-во. Сиюминутно и строчит как из пулемёта. Эй, гуманитарий! Иди сюда. Иди-иди. Давай-ка, сочиняй.

– Про фто?

– «Про фто»! Про что хочешь. Про школу давай.

– Про фколу будет добрый фтих. Я не обиделфя на них! – не ударил он в грязь лицом. Думал, что не ударил.

– Ты чего несёшь, идиотина? – опешила мать. – Ты на кого там не обиделся?

– На фколу…

– Тебя ж там чуть не пришибли! Я ношусь, голову ломаю, как его доучивать, а он – не обиделся!

– Давайте, ребятки, так, – вмещалась Аврора. – Никаких «идиотин», все молодцы. А школа… Может, для начала перевестись в другую? Переведётся, доучится, а они потом ещё мемориальную доску прикрутят. И напишут… что напишут?

– Ай да Гофа, ай да фукин фын, – нашёлся он.

– Он у меня и так доучится. Папаша его хоть и скотина, а переводы шлёт как по часам.

– Что ж… Аз да буки избавят от скуки. – Ава улыбнулась, но совсем-совсем не весело.

– Ещё ты мне мозги будешь компостировать. Какие ещё бубуки? Вечно тащишь всякую хероту из этих своих театров! – огрызнулась мать. А вид у неё был такой, что и укусит. Она работала в ТРЦ контролёром-кассиром, в театре работали одни проститутки.

Скучать и в самом деле не пришлось, доучивание давалось нелегко. Репетиторы появлялись, чтобы исчезать, мамин напор не выдерживали даже самые стойкие; какое-то время помогала Ава, но эта практика быстро прекратилась, потому что «нечего тут умничать»; интернет в помощь, но там есть всё, а из всего ещё надо уметь выбирать. На аттестациях Гошу жалели, и он худо-бедно перекатывался из класса в класс, однако ЕГЭ не потянул и со второго раза. Мать обещала, что убьёт, но вместо этого устроила в «Товары для вашего праздника». Для профилактики обленивания. Жар-птицей.

– Сильно там не привыкай.

– К фему?

– Ни к «фему»! Через год пересдашь всё как миленький!

Не привыкал, но и не жаловался. Нелепость костюма окупалась возможностью в нём спрятаться, а «фэ-фэ-фэ» воспринималось большинством как часть образа. Конечно, пределом мечтаний это не было, но Гоша такими пределами и не мыслил. Хорошо – это когда не хуже. Вот так оно и шло – не самым худшим образом. Недавно даже с девушкой заобщался. Инструктор ЛФК в Сосудистом центре. На это ЛФК Гошу, конечно, для отвода глаз отправили, «на отцепись». Но ему такое «отцепись» понравилось. Миниатюрное, светловолосое, сероглазое. И от его физиономии не шарахающееся. И может быть, когда-нибудь…

– Гоша…

– А? – вздрогнул он и распахнул глаза.

Голос был странный – шепчущий, а в тоже время не скажешь, что тихий. И непонятно, мужской или женский.

– Гоша…

Повернул голову – и аж подпрыгнул. Сам не понял, как оказался на ногах!

Над газоном – невысоко, в полуметре от земли – висел обруч. Только теперь это было нечто чудесное. Из чего? Пожалуй что из золота. И золото это сияло огненно-золотящимся светом, таким слепящим, что у Гоши выступили слёзы. Но взгляда он не отвёл. И через несколько секунд смог рассмотреть, что взгляды обращены и на него – обруч был сплошь усыпан глазами на недлинных полупрозрачных стебельках. Глаза были чуть крупнее человеческих. Огненно-золотисто-карие. И ещё, пожалуй… умные? Но ведь умным может быть только всё существо, а не одни глаза, сколько бы их ни было. Ведь так? Или…

– Я и есть всё существо. – Когда «всё существо» зашептало, глаза заколыхались, а бесчисленные золотящиеся ресницы начали заметно подрагивать. Казалось, что именно это подталкивает шелестящие слова, помогает им лететь в Гошину сторону.

– Яфно… – впал в некоторое замешательство Гоша. Получалось, что отвечают на его невысказанные мысли, а это не слишком-то приятно. Да и то, что на него так множественно смотрят, приятным не назовёшь.

– Тебе не нужно ни о чём волноваться. Ты помог мне, о славный Георгий.

– А кто ты?

– Не догадываешься?

– Я думаю, фто… фто… – напрягся Гоша, как будто опасаясь, что его не аттестуют.

– Не думай. Скажи!

– Огненный люк, огненный глюк…

Существо зашумело. Смех часто сравнивают со звоном колокольчиков, так вот: это были гигантские, необъятные колокола, но – мягкие. Бумажные. И этот шум был их звоном, таким же гигантским и необъятным. Бумажным. Если, конечно, такое вообще можно себе представить. Гоша представил. Сразу.

– Не фмефно, – оскорбился он.

– Ты прав. Но кто говорил, что смешно? Мне понравилось. Ты чист душой. Искренен. Но я не глюк. Меня зовут Оф.

– Офф? Выклюфено?

И снова «колокольный шум». Но теперь усмехнулся и Гоша – на этот раз он пошутил.

– Я ангел, – сказало существо. В его громком шёпоте слышалась гордость. – Вижу насквозь. Свободно перемещаюсь по всем видам пространств, прохожу сквозь любую материю. Но случилось непредвиденное. Иногда такое случается и с нами, ангелами. Меня поймала ваша материя. Схватила и почти победила. Но ты – ты меня освободил.

– Хорофо. – отозвался Гоша. Другого ничего не придумалось.

– Несомненно хорошо. Но не в полной мере.

– Пофему?

– Я свободен, но меня словно бы разрывает на части.

– Надо ефё помогать?

– Меня разрывает оттого, что я хотел бы тебя отблагодарить, хотел бы – но мне нечем, – немного помолчав, объяснил ангел. – Поскольку я ни в чём не нуждаюсь, у меня ничего и нет, – сказал он с сожалением, так, как будто бы развёл при этом руками.

– На нет и фуда нет, – выскочила у Гоши единственная поговорка, которую признавала мать.

– Предлагаешь мне вечно разрываться?

– Ну… Фто делать, ефли …

– Если у меня только глаза, – поникшим голосом договорил за него ангел. – Их много. Их больше, чем ты можешь узреть. Бесчисленное множество. Но у тебя ведь есть свои…

– Ну, как, – замялся Гоша. – Один хорофый. А второй не офобо. Пофтепенно флепнет.

– Так возьми любой из моих, – прошелестел Оф. Как будто это было самым обычным, не подразумевающим никаких сложностей делом!

Гоша замолчал. Что конкретно имеется в виду под этим «возьми»? Подойди и вытащи? А потом? Себе поставь? А что тогда делать со своим собственным? А как…

– И снова ты прав. Мне следует выражаться яснее, – покачался, словно кивая, сияющий обруч. – Я предлагаю, о славный Георгий, обменяться с тобою глазами. Твой, который слепнет, – на мой, который не слепнет никогда. Тебе ничего не нужно делать. Ты не почувствуешь боли. Глаз будет видеть. Он будет выглядеть как твой собственный.

– Ну да. У меня тофэ карие.

– Что? – Ангел снова пошумел-посмеялся. – Я жду твоего ответа. Выбор не так и сложен. К тому же тебе не обязательно решать окончательно. Если ты передумаешь, захочешь вернуть прежнее положение вещей, ты всегда можешь меня позвать.

– Ффегда? А как?

– По имени.

– Профто скафать «Оф»?

– Просто позвать – Оф!

– Я фоглафен.

Снова стало тихо. Совсем тихо, как в те недавние минуты, когда ни собак, ни машин.

– И… фто теперь? – спросил Гоша.

Правый глаз что-то легонько толкнуло…

…Гоша лежал на газоне. Сверху – всё та же толстенькая луна, а вот звёзд уже не две, а намного больше.

Он поднялся, не ощущая ни тени прежней сонливой слабости. Скорее даже прилив сил. А какие чудеса ему снились!

– А где…

Обруча не было. Никакого. Ни в золотой ипостаси – что понятно, – ни в «чугуниевой», – что понятно куда меньше. Прямо скажем, совсем не понятно. Значит, сон начался раньше, чем… Впрочем, какая разница? Удивительным он был в любом случае. Видимо, под его впечатлением Гоше и теперь, всю дорогу до дома, мерещились странные вещи. Странные – но приятные. Откуда-то из глубины его правого глаза, из толщи, с глазного дна, илом поднималась мягкая прохлада, потоками уходила в щёку, разливалась по правой, многострадальной стороне лица…

Подходя к дому, глянул на окна – тёмные. Как можно тише открыл дверь. Начал развязывать второй кроссовок и…

– Пришёл? – Мать включила голубое надкроватное бра.

– Ага.

– Загулял? Сильно взрослым стал?

– Я же говорил. В подсобке затопило, попросили воду пособирать… – Гоша замер. Он не только не «фэкал». Его голос стал чище, пропала всегдашняя гнусоватость.

Шорох из комнаты. Ещё шорох.

– Кто? Кто это?! – выглянула мать из комнаты. – Включи свет. Включай в коридоре свет! Не подходи!

– Я не подхожу, – пожал плечами Гоша.

Щёлк.

– Не подходи!!! – взвизгнула мать.

Зеркало висит как раз рядом с Гошей.

Он поворачивает голову и видит то, что мечтал увидеть всю свою жизнь.

Гемангиомы – нет.

Нет отёка, нет красноты, нет глянцевой капиллярной сетки на глазу. Глаз как глаз. Ничем не обезображенное лицо. Обычное. И это так необычно!

– Ого, – проводит он кончиками пальцев по щеке. – Мам…

– Не подходи, – шепчет мать.

– Ну ты чего? – улыбается Гоша. Улыбка получается неописуемо лёгкой – больше она не упирается в «подушку» щеки!

– ВОН!

– Ты серьёзно? Ты правда меня не узнаёшь? Ну… Ну я не знаю… Спроси меня что-нибудь, что знает только Гоша.

– Как… как я назову кота? – Часто, шумно дышит. Как бы её какой-нибудь удар не хватил…

– Какого кота? Ты хочешь завести кота? Не знаю… Васька? Барсик? Что там ещё… Борис?

– Убирайся…

– Почему сразу «убирайся»? Спроси что-нибудь другое.

Мать молчит и шуршит чем-то за спиной. Наверняка газовый баллончик прямо в пакете ухватила.

– Ну… ладно, – Гоше немного обидно, но чудо есть чудо. Вот такая реакция. Первая. Можно надеяться, что вторая будет другой.

Возясь со шнурками, он намеренно тянет время. А вдруг мать передумает?

Но никакого такого «вдруга» не случается.

– Утром приду, – обещает Гоша, выскальзывая за дверь.

В подъезде он разглядывает себя во фронталку, ощупывает лицо. Закрывает левый глаз, снова и снова убеждаясь, как хорошо видит правый.

Выходит во двор. Бредёт на детскую площадку.

Качели-карусели залиты мягкой сепией фонарей. Виден каждый листик на деревьях.

– Стало еЩё краСивее, – сообщает он себе, наслаждаясь чистым произношением и тем, как чисто, как чётко он видит. Теперь правый глаз лучше левого!

Гоша садится в кораблик на двух гигантских пружинах, потом на такую же утку, потом на карусели…

Ночь и правда прекрасна. Луна стала ярче, теплее, и совсем не кажется, что она «уставилась». Просто смотрит. Нет, не просто, а очень даже дружелюбно!

Спать неохота. Но идти совершенно некуда.

Не всякую карту или узор так разглядывают, как Даля разглядывала чистое и симметричное Гошино лицо. Она напоминала озадаченного гусёнка – маленькая, с вытянутой шеей, в светло-сером костюме и на красных лапках… то есть в красных кроссовках.

– Ты сейчас загогочешь.

– В смысле – засмеюсь? А вот знаешь… не буду. Засмеялась бы, если бы мне что-то такое рассказали. Но я же вижу сама. Всё чисто… Чем-то всё это меня пугает.

– А меня радует! – Он полез на шведскую стенку и лихо повис вниз головой.

– Что ты как маленький?

– Я занимаюсь. Я на занятия пришёл!.. Ни за что не брошу ЛФК, ЛФК со мною на века!

– Хочешь заниматься – жди остальных. Слезай, говорю! Вниз головой тебе нельзя.

– Это раньше было нельзя. А теперь я здоров. Здоров как бык. Как вот этот козлик! – Он перебрался на козла и достал смартфон. – Так. Здоровым людям… Вот, смотри – виси сколько угодно!

– Десять минут вообще-то, не знаю, что ты там смотришь… Мы не знаем, насколько ты здоров. Тебе нужна ангиография. Заключение профильного специалиста.

– Вот так. Слышишь, козлик? – похлопал он по кожзамовой «спине». – Друзья за нас не радуются.

– Гоша, прекрати. Мы никакие не друзья. Просто хорошие знакомые. И я радуюсь за тебя, можешь не сомневаться. Да, естественно, всё это удивительно и феноменально… Но нет, неестественно! Так не бывает, понимаешь? Люди выздоравливают, я сама сто раз это видела – но не за одну же ночь! Ещё и галлюцинации… Ты правда хорошо себя чувствуешь?

– Не хорошо.

– Всё-таки не хорошо, да?

– Не хорошо, а отлично! Так отлично не было ещё никогда.

– Хм. И совсем не спал… Что делал?

– На кораблике плавал.

– На кораблике?

– Ага. Пока не пересел на утку.

– Вот прямо так сильно рехнулся? Пора бригаду вызывать?

– Шутка, шутка. Ходил, гулял… А потом позвал его снова.

– Погоди-погоди. Не поняла. Кого ты позвал снова?

– Офа.

– То есть… тебе снова что-то привиделось? Во второй раз?

– Мне вообще-то ни в какой раз не виделось.

– Считаешь, всё-таки снилось?

– Сначала считал.

– А теперь?

– Мне повезло. Я спас ангела, – улыбнулся Гоша широко и простодушно.

– Настоящего, да? Круглого такого?

– Это Офаним, я загуглил. Смотри, – заскользил он пальцем по экрану.

– Русалок не искал? Там есть и феи. И драконы… Гош, я вот что думаю. Рехнулся ты не совсем. Всё это пройдёт, это у тебя от радости наверно… Но всё-таки тебе нужна помощь.

– Так я об этом и говорю! Я ходил, гулял, думал – и всё понял. Ангел мне помог, но только наполовину. Если только один ангельский глаз так сильно всё улучшил, то…

– То?

– То мне нужен второй!

– Ну, это не ко мне.

– Не факт. Понимаешь, Оф со мной согласен. И он объяснил, как всё устроено. Ну, там… правила, законы. Он поменяется со мной ещё одним глазом, только это должно быть как в прошлый раз – в благодарность.

– В благодарность за что?

– За жизнь.

– О господи…

– Не за мою. Зачем мне глаз, если не будет жизни, – засмеялся Гоша как хорошей шутке.

– А… за чью? – осторожно спросила Даля, как бы между прочим на пару шагов отступая.

– Даль, ты испугалась, что ли? Ты подумала, что я… А говоришь, хорошие знакомые! И вообще. Ты не поняла. Оф – ангел, а не… ну не знаю, не нечисть там какая-нибудь. Он забирает никчёмную жизнь. Собирает никчёмников, чтобы дать им новый шанс, освободить их души!

– Освободить от чего?

– От… от никчёмности. Я не могу так хорошо объяснять, как он. Но потом смогу! Я потом много чего ещё смогу. Два ангельских глаза сделают меня идеальным! И это мне – не кажется. Это Оф так сказал. Хочешь сюрприз?

– Нет. Сюрпризов мне достаточно.

Гоша спрыгнул с козла…

– Нет, говорю. Не хочу. Ты меня слышишь?

…приподнял массажный коврик и вытянул из-под него широкий чёрный обруч.

– Та-да-ам!

– О господи… Ты притащил это сюда? Железку, которую нашёл в траве? И что ты сказал охраннику?

– Ничего. И он мне – тоже. Это ведь не животное. И не оружие. Хотя… В общем, Даль, это – Оф. Ну, то есть такое его воплощение.

– Другого воплощения, я так понимаю, не будет? Тебе же достаточно просто позвать. Да или нет?

– Ну, да.

– Зови.

Гоша набрал полные лёгкие воздуха, как будто собрался горланить на весь центр, но позвал только раз и совсем негромко:

– Оф!

По внутренней стороне обруча пронеслась малюсенькая искра.

– Видела?

– Что конкретно я должна была увидеть?

– Не хочет он перевоплощаться. Понимаешь, сейчас ему нужно быть именно таким. Просто обручем. Это в любой момент может понадобиться. Я ведь ищу. Оф заберёт того, кто накинет обруч на себя. Ну, или я на кого-нибудь накину, не важно.

– Ужас какой… Больше похоже не на «ищу», а на «охочусь». Держи это «воплощение» от меня подальше!

– Ты же во всё это не верила.

– Я и сейчас не верю. Но даже представлять неприятно.

– Неприятно? – удивился Гоша. – А что ты представляешь?

– Что чёрная штуковина виснет у кого-нибудь на шее, и этот несчастный валится замертво.

– Вообще-то, несчастный просто исчезнет. И почему несчастный? Всем хорошо, все довольны: мне – глаз, Офу – никчёмник, никчёмнику – свобода! Я тут подумал… У тебя же одни инсультники. Некоторые и сами говорят, что… Как та старуха в растянутой кофте.

– Не помню я никаких растянутых кофт.

– Ну о-очень старая. Самая-самая.

– Маргарита Игнатьевна? И что она говорит?

– Что зажилась, что пора ей на покой. Даль, я серьёзно! Твоё «и раз – и два» она повторяет как «ни жива и ни мертва». Ты – «и три – и четыре», а она – «лечь бы мне уже в могиле»! Корячится, а сама всё время только об этом!

– Корячится – значит, есть зачем корячиться. Её внук приводит, беспокоится и… Да и какая разница, кто её приводит! Всё, хватит об этом, – одёрнула Даля разом и себя, и Гошу.

Но он не унимался:

– Можно попробовать предложить обруч ей. На ЛФК это логично! Ну, там, до ЛФК, после ЛФК….

– За-мол-чи. Попробовать – НЕ можно. Слышишь меня? Нельзя. Знаешь, как нам в колледже говорили? Тренируйтесь на кошках!.. Боже, что я такое вообще несу… Я что, спорю? – Она отвела взгляд и воззрилась в какие-то далёкие дали в окне, как делала всегда, когда задумывалась посреди разговора.

Гоша несколько приободрился. Кто думает, тот придумает!

– Значит, так, ангелов собеседник. Слушай меня внимательно. Психиатра у нас нет, но психолог с тобой поговорит. Если повезёт, прямо сейчас. Не совсем тот специалист, но лучше так, чем никак. Надо же с чего-то начинать. Жди.

– Ты вот о чём… – сник встрепенувшийся было Гоша.

– А ты как думал? Побежим с тобой за старушками охотиться? Я сразу сказала, тебе нужна помощь. А теперь в этом просто уверена. Не уходи никуда, ладно? Или знаешь что… Пойдём-ка со мной.

– Боишься, что я козлика украду?

– Боюсь, что придут инсультники-никчёмники, и ты начнёшь им свой обруч подсовывать. Пойдём. – Даля моментально преобразилась в занятую неотложными, очень медицинскими делами сотрудницу центра и замелькала красными кроссовками по узкому коридору. Оглянулась она только на лестнице. Гоша прилично отстал. – Ну что такое? Мы уже пришли! – Она вернулась, жестом показала отвести от неё обруч как можно дальше, взяла Гошу за руку и завела на этаж. – Посиди. Я договорюсь. Сиди – и не уходи!

– Мне особо и некуда, – буркнул он, бухаясь на нечто среднее между скамейкой и кушеткой.

Даля окинула его оценивающим взглядом, кивнула, как будто бы в чём-то удостоверилась, и постучалась в кабинет.

Гоша принялся разглядывать своих соседей по скамейке – крупного пластмассового козла и маленькую деревянную рыбку.

– И там козёл, и тут козёл – куда бы Гоша ни пришёл, – посокрушался он в любимом формате.

Звонок. «Мама».

– Алло…

Гоша понёсся домой как на пожар – мама извиняется, бывает и такое?! – и на выходе столкнулся с «зажившейся» старухой. Столкнулся в прямом смысле, хорошо, что под локоть её поддерживал моложавый лысоватый мужчина. Видимо, внук. И он, конечно же, моментально вздыбился:

– Осторожнее можно?

– Извините. Маргарита Игнатьевна, доброе утро!

– Утро очень доброе, – бодро согласилась старуха и продолжила ковылять буквально в десяти сантиметрах от обруча.

– Маргарита Игнатьевна, – сам не зная зачем, окликнул её Гоша. Просто не смог промолчать.

– Да?

– Что бы вы сделали, если бы встретили ангела?

Старушка ничуть не удивилась и не растерялась.

– Нахер бы послала, – всё так же бодро ответила она. – Я атеистка, сынок. – И она одарила обалдевшего Гошу лучезарной улыбкой во все тридцать два белоснежных искусственных.

Внук издал что-то вроде смешка, перехватил старушкин локоть покрепче и они продолжили покорять пространство. Как, собственно, и Гоша. Не будет же он бросаться на людей… при людях. Тем более на таких бодрых и улыбчивых.

На улице состояние обалдения не прошло. При людях не будет – а как тогда? И где. И на кого.

Простая задача, поставленная Офом, больше не казалась такой уж простой. Гоша ни на йоту не приблизился к цели. Рассмешил старуху. Озадачил Далю. Она там с психологом договаривается, а он просто взял и соскочил… Когда-нибудь – может, завтра, будет же у него завтра? – он всё ей объяснит. А пока… Звонок. «Даля»… А пока надо отключить звонки!

Идти не так и далеко, две остановки. Первоначальный «пожарный» импульс как-то притупился, и Гоша передумал ехать, пошёл пешком, надеясь дошагать не только до дома, но и хоть до какого-то равновесия.

Получалось так себе.

Поглядывая на обруч в ясном свете летнего утра, он начал вязнуть в сомнениях. Да, он всё видел своими глазами, слышал своими ушами, и да, его всегдашняя проблема решена. Но… неужели это чёрное «колефо» летало? Сияло, золотилось, смотрело? Неужели оно способно кого-то «исчезнуть»? Вспомнилось Далино «Тренируйтесь на кошках!»…