Ночь и город
- -
- 100%
- +
Коротышка направился во фригидариум. Фабиан последовал за ним. Здесь, остывая, в больших холщовых креслах спали два старика. У одного из них набедренное полотенце соскользнуло на пол; отвратительный в своей наготе, старик продолжал лежать и храпеть. Из-за ожирения и старческой дряхлости он казался бесполым существом. Между вытянутыми огромными ногами свисало колоссальное по размерам белое брюхо. От дыхания хозяина оно непрерывно подрагивало, и по нему стекали струйки пота. Казалось, что человек тает в этой жаре и в скором времени от него не останется ничего, кроме вставной челюсти и лужи теплого жира. Другой старик, сильно пьяный, был не жирным, а скорее бесформенным. Этакий цилиндр мягкой плоти на чрезвычайно длинных тонких ногах и с полотенцем на шее. Во сне он перевернулся так, что его ноги перевешивались через спинку стула, а голова и руки свешивались вниз. Глядя на него, возникало тревожное ощущение, что фигура человека и должна быть такой, что скоро он проснется и пойдет на руках, зажимая сигарету пальцами ног и исполняя «Милую Аделину» задним проходом. Коротышка подошел к питьевому фонтанчику и набрал чашу воды. Фабиан, чувствуя, что так положено, сделал то же самое. Потом оба сели.
– Жарко, – произнес Фабиан.
– Да, – согласился коротышка.
– Я никогда не был здесь раньше, а вы часто ходите?
– О, довольно часто.
– Чтобы похудеть?
– Нет.
– Да-а. Вот что такое турецкие бани. Да-а…
– Коротышка повернулся и посмотрел на него:
– Вы знаете, я уже где-то видел вас.
– Почему бы нет? – живо ответил Фабиан. – Вы читаете американские газеты?
– Нет, а что?
– В них вы могли встретить мою фотографию. Я Гарри Фабиан, композитор. Слышали обо мне?
– О… гм… да-да. Кажется, слышал.
– Среди моих песен есть пара популярных хитов. Слышали «Горячие полотенца»? И «В мертвой ночной тишине буду ждать тебя» – там такой мотив. – И Гарри напел мелодию, подозрительно похожую на известный шлягер.
– Правда? Мне кажется, я слышал эту мелодию.
– Наверняка слышали. Ну вот, это моя песня.
– О, вы американец?
– Хм.
– Нью-Йорк?
– И Голливуд.
– Должно быть, вы знаете всех известных актеров?
– Черт, актеры? – воскликнул Фабиан, скрещивая два пальца на руке. – Я и Гарбо близки, как эти два пальца.
– Интересно.
Жара и новизна ситуации ударили Фабиану в голову. От впечатления, произведенного собственной ложью, он опьянел, как от вина.
– Не так уж интересно, – продолжил он.
В конце концов они начинают действовать тебе на нервы. Они нереальны. Мне больше нравится Лондон. У вас бизнес в Лондоне?
– Нет, не совсем.
– Живете за городом?
– М-м… да.
– Далеко отсюда?
– Не очень.
– Я собираюсь поселиться в Англии и присматриваю себе домик за городом. В каком районе вы живете? Может быть, я найду что-нибудь поблизости.
– Сомневаюсь, что вы найдете там что-нибудь подходящее.
– Черт, никогда не знаешь…
– М-м… извините, мне хотелось бы пойти в комнату, где пожарче.
– И мне тоже, – поддержал Фабиан.
Они прошли в тепидариум. Фабиана бросило в пот.
– Ух, ну и жара!
– Да, не правда ли?
– У нас в Штатах тоже есть отличные турецкие бани. Вам нужно бы съездить туда, это, я вам скажу, не Хэмпстед.
– Нет? О, извините, не расслышал. Где, вы сказали, вы живете?
Фабиан сел и с криком подпрыгнул:
– Господи, скамейки горячие!
– Ну… за этим сюда и приходят люди.
– Здесь, наверное, опасно оставаться надолго.
– Наверное, да.
– А вы подолгу здесь сидите?
– Нет, не очень. Обычно я ухожу в шесть.
Коротышка беспокойно встал и прошел в следующую комнату – продолговатый калидариум. Фабиан вспомнил, как в детстве он посадил в оловянную коробочку таракана, а затем поставил коробочку на горячую плиту. Таракан извивался, зашипел и сгорел. Сердце Фабиана тяжело билось. Пот струился по его спине и груди, полотенце прилипло к бедрам.
– Знаете, если вы не привыкли к жаре, вам нельзя долго сидеть здесь, – посоветовал коротышка.
– Кто не привык? Я? Слушайте, однажды я гулял по мертвой долине в полдень. Ха-ха! Вы называете это жарой? Ха! – кричал Фабиан, прыгая в агонии по горячему полу. – Да в тех местах, где мне доводилось бывать, мы надевали зимние пальто в такую «жару».
Казалось, что чахлое тело коротышки вобрало в себя немного живительной силы из невероятного сухого жара. Он взглянул на Фабиана с легкой коварной усмешкой и предложил:
– Отлично, тогда пойдемте в следующую комнату. Там мы сможем как следует пропотеть. – И он повел Фабиана в последнюю комнату – радиатус.
В этой крошечной комнатке Фабиана охватил ужас. В ней слышалось постоянное завывание скрытых труб. Пол был настолько горячим, что Фабиан не мог стоять на нем. Жара, ночь и неземная тишина словно отрезали это место от мира и жизни. Фабиану казалось, что он поджаривается где-то глубоко под землей, что он погребен, потерян. Ртуть в термометре поднялась выше точки кипения. Пульс в солнечном сплетении барабанил, как кролик в корзинке.
– Боже мой! – все, что он мог сказать.
– Как, достаточно жарко?
Тщеславие порождает смелость.
– Да, но бывало и пожарче, – ответил Фабиан.
Прошло пять минут.
– Мне нравится пригород, – начал разговор Фабиан.
– И мне тоже, – отозвался коротышка.
– Дело в том, что я не знаю здесь никого, кто мог бы помочь мне советом, где поселиться.
– На вашем месте я бы обратился к надежному агенту недвижимости.
– Да, но им нельзя доверять. Я очень осторожен в этом отношении. Я хорошо знаю этих парней и полагаюсь только на личные рекомендации. Вы…
– Извините, я иду в парилку.
– Ха! Я только собирался сказать, не пойти ли нам в парную?
Они прошли через стеклянную дверь. За ней, в комнате, белой от горячего пара, на мраморных полках парились двое или трое мужчин. Горячий пар обжег Фабиану легкие. Он сел и закашлялся:
– Кхе… кхе… кхе! Как вы добираетесь домой так рано утром?
– О, на поезде или на автобусе.
– Район Эджгара, Хайгейта или Модерн-Лейн?
– Не совсем.
– Долго ехать?
– Иногда минут двадцать. По-всякому бывает.
Фабиан заскрежетал зубами:
– И это называется удобствами. Это не в районе Гендона? Мне нужно обязательно жить за городом. Как я буду сочинять музыку в городском шуме?
– По правде, не знаю, не имею понятия.
– У вас там не строятся новые дома?
– Ну, сейчас они строятся повсюду.
Пожилой джентльмен отвратительного вида, похожий на сюрреалистическую картину, на которой нарисованы тыква, кабачок и варикозные вены, повернул кран пара на максимум и начал хлопать себя по животу. Другой мужчина, молодой и в стельку пьяный, дрожал под холодным душем и что-то бормотал о забытом зонтике. Жара стала невыносимой. Фабиан не выдержал.
– Черт, пожалуй, я выхожу! – воскликнул он.
Гарри сел в фриджидариуме, он ощущал слабость, тошноту и отвращение ко всему. Вдруг рядом с ним скрипнул стул, это садился коротышка. Надежда ожила.
– Знаете, – вдохновенно начал Фабиан, – вы похожи на моего давнишнего знакомого, парня звали Эдвардс, он родом из Пондерс-Энда. Случаем, не ваш родственник? Вот было бы забавно.
– Нет, он мне не родственник.
– А вы могли бы быть его братом-близнецом. Можно поинтересоваться, как вас зовут?
– Э… мое имя? О… Смит.
– Из Пондерс-Энда?
– Э… нет.
– Откуда тогда? – спросил Фабиан, теряя терпение.
– С Запада.
– Извините. – Фабиан прикусил верхнюю губу и невесело усмехнулся.
Коротышка позвонил в колокольчик. Позевывая, к ним вышел служитель:
– Вы звонили, сэр?
– Не могли бы вы принести чай и тост с маслом?
– Минуту, сэр.
Вскоре служитель вернулся, неся на подносе заказ:
– Я запишу счет на вашу карточку, сэр. Ка кой у вас номер?
– Одиннадцать.
– Это номер кабинки, сэр. Я имею в виду номер вашей карточки.
– Сорок девять.
– Благодарю вас, сэр.
«Одиннадцать!» – повторил про себя Фабиан.
Коротышка закончил пить чай с тостом.
– Простите, – сказал он. – Я, пожалуй, побуду еще в парной.
– А я, – ответил Фабиан, – возьму сигаре ты и еще посижу здесь.
Он ждал. Коротышка исчез в парной. Фабиан вышел. В прихожей никого не было. В темных кабинках стояла тишина. Он остановился у номера одиннадцать и проскользнул между шторок. Там висел темный костюм, простая рубашка и круглый жесткий воротничок. Фабиан нащупал пиджак, засунул руку в нагрудный карман, вытащил какие-то бумаги и уставился на них. В тусклом свете Фабиан разглядел конверт с надписью «Налоговые сборы». Фабиан засунул его себе за бедра, быстро вынырнул и прошел в свою кабинку. Здесь он включил свет и закурил сигарету.
Конверт был адресован Арнольду Симпсону, эсквайру, усадьба «Гнездо», Кресент, Тернерз-Грин.
– Смит, значит, – хмыкнул Фабиан.
Он убрал письмо в карман пиджака и отправился с сигаретами во фриджидариум. Теперь к нему вернулось хорошее настроение, и он запел:
– «Приятель моих детских лет, как ты был мне ну-ужен».
Появился коротышка и заказал массаж.
– Мне тоже, – присоединился Фабиан.
Он лег на мраморную плиту. Гигант в красной рубашке сбросил с него набедренное полотенце.
– Ради бога, только не щекочите меня, попросил Фабиан.
С соседней плиты донесся звук шлепка, и вежливый голос произнес:
– Правое плечо, пожалуйста.
– Хо-хо-хи-хи! – хохотал Фабиан, пока массажист растирал ему ребра; потом мысленно обратился к коротышке: «Ладно, мистер Симпсон; за то, что заставил меня испытать в этой турецкой бане, ты заплатишь мне на пятьдесят монет больше».
Массажист обернул его в горячее полотенце:
– Чувствуете себя лучше, сэр?
Ошпаренный кипятком, хромой, изжаренный, в синяках, полностью обессиленный, Фабиан со стоном ответил:
– Разумеется, ничто не оживляет лучше, чем массаж. Однажды я написал об этом песню.
Массажист положил его на кровать и накрыл полотенцами. Фабиан дал ему полкроны.
– Пусть мне принесут большую чашку крепкого черного кофе, два яйца вкрутую и тост – живо!
– Да, сэр. Благодарю вас, сэр.
– У меня нет времени спать. Я не спал уже три недели. Этим утром мне нужно идти и забрать у парня пятнадцать сотен фунтов.
Фабиан лежал и прислушивался. В числе прочих его слух, натренированный годами подслушивания, улавливал звуки из номера одиннадцать. В половине шестого коротышка начал одеваться.
«Вот крысеныш! Хочет, чтобы соседи увидели, как он возвращается домой с работы!» – подумал Фабиан. Когда коротышка ушел, Гарри оделся и сел на софу в прихожей. У него было полчаса. Он снова посмотрел на конверт, украденный из кармана коротышки. В нем обнаружилось письмо от налоговой службы и еще записка, написанная карандашом. Надпись вверху записки гласила «Больница «Карвелл»:
«Мой дорогой Арни!
Я не могу спать из-за боли, но мне сделают укол еще только через час. И вот я пишу тебе, потому что мне становится легче, когда я говорю с тобой. Мне так хочется быть с тобой рядом. Я так беспокоюсь за тебя. Я волновалась, носишь ли ты зимние свитера сейчас, когда погода потеплела. Дорогой Арни, пожалуйста, носи их, хотя бы до середины мая. Ты не должен заболеть, как я. Любимый, Арни, мне хотелось бы видеть тебя все время, но не нужно отпрашиваться с работы, а то они рассердятся, приходи по утрам. Береги себя, надеюсь, что Марта проследит, чтобы ты хорошо питался. Я не могу больше писать, Арни, чувствую себя так плохо.
С любовью, Агнес».– Ха! – сказал Фабиан.
Раздавая шестипенсовики всем, мимо кого проходил, он вышел на улицу и поймал такси.
– «Гнездо», Кресент, Тернерз-Грин, – дал он адрес таксисту.
– Будет исполнено, сэр.
Дождь перестал. Всходило солнце. Через открытые окна машины прохладный утренний ветерок мягко обдувал распаренное лицо Гарри Фабиана. У Марбл-Арк такси остановилось на светофоре. Откуда-то издалека раздалось удивительно чистое и нежное пение птицы:
– Чивиип!..Чивиип! Фью-вип… флю-вип! Папатинк! Папатинк! Папатинк!
Бродяги, спавшие на скамейках набережной, стали собираться, чтобы унести свою нищету подальше от безжалостного дневного света.
Глава 6
Пригород спал. В районе Кресента все еще горели фонари. В одной из комнат «Гнезда» Фабиан увидел свет. Очевидно, коротышка только что пришел. Гарри постучал в дверь. Появился хозяин. Увидев Фабиана, он покраснел, затем побелел и попятился назад, пораженный настолько, что у него сперло дыхание.
– Доброе утро, мистер Смит, – поприветствовал его Фабиан. – Я пришел за яйцами.
– Яйцами? Какими яйцами? Что вы имеете в виду?
– За яйцами из гнезда, пояснил Фабиан, посасывая верхнюю губу и сверля коротышку своим зубчатым профилем. – Давай, впусти меня.
– Что вам нужно?
– Мне нужно перекинуться с тобой парой слов, и тебе стоит поторопиться, пока Марта не спустилась вниз, потому что тебе не захочется, чтобы она услышала наш разговор.
– Вы… здесь какая-то ошибка. Мое имя не Смит. Я не…
– Да-а. Я знаю, что ты не Смит. Ты Арнольд Симпсон, вот кто.
Симпсон провел нежданного гостя в гостиную. Фабиан с усмешкой оглядел комнату: типичная для среднего класса мягкая коричневая кожаная мебель, дубовый сервант, аксминстерский ковер, торшер, медные каминные приборы, безделушки и картины. Дрожа как осиновый лист, коротышка опустился в кресло:
– Зачем вы пришли?
Фабиан ответил ему ледяным тоном:
– Сегодня вечером ты совершил прелюбодеяние с моей женой.
– Кто? Я? Когда? Где? Как? Да я…
– Около одиннадцати вечера на Руперт-стрит. За тобой следили. Тебя подслушивали. Тебя сфотографировали.
– Клянусь, что я ничего не делал.
– Расскажи это своей бабушке. Ты сидел на ее постели, а твоя лапа лежала на ее коленке. Чисто братская привязанность, что скажешь? Ты думал, что тебе удастся ускользнуть, да? Нет, братец, не выйдет.
– Что вам нужно? Что вы собираетесь делать?
– Что делать? Рассказать об этом твоей жене, твоим соседям, твоей свояченице. Устроить скандал. Вот что.
– Но уверяю вас, честное слово, ничего не было. Абсолютно ничего! Мне было одиноко. Я хотел с кем-нибудь поговорить. Вы…
– О да, разумеется. Ты хотел только поговорить, поэтому выбрал девушку с фигурой Зуи, отправился к ней на квартиру, раздел ее, чтобы просто поболтать. Точно! Мы знаем, что так и было.
– Я не раздевал ее…
– Ну конечно нет. Несомненно! Я знаю, что нет. Ее платье соскочило само. Все знают, что женские платья так и спадают с плеч. Все знают, с какой целью мужчины ведут хорошеньких женщин в спальню. Просто поговорить. Это общеизвестная истина. Но ведь многие люди могут подумать и дурное. Поверят ли они тебе? А что скажет твоя женушка?
– Но вы не можете ей сказать. Это убьет ее!
– Знаешь что, – укоризненно сказал Фабиан, мне стыдно за тебя. Притворяешься, что работаешь, как и полагается респектабельному отцу семейства, а сам лазишь по ночным клубам и притонам типа погребка Баграга и резвишься в женских спальнях.
– Прекратите! – взмолился коротышка. – Ради бога, перестаньте! Я не могу слушать все это. Разве вы не видите, что я болен, что я не могу выносить это? Скажите, что вам нужно от меня, и оставьте меня в покое.
– Полторы сотни монет.
– Как-как?
– Что ты имеешь в виду своим «как-как»? Ты должен сказать: «Прошу прощения, не расслышал». Повторяю: сто пятьдесят фунтов.
– Господи, вы, должно быть, сумасшедший.
– Ах, я сумасшедший! – с неожиданной яростью зарычал Фабиан. – Ты, паршивая вошь, знаешь, что я с тобой сделаю, если ты не будешь повежливей!
– Вы… вы хотите, чтобы я дал вам сто пятьдесят фунтов стерлингов?
– Именно. И быстро.
– У меня нет таких денег.
– Нет, у тебя есть. Я знаю, что есть. Как насчет твоих сбережений?
– Эти деньги в акциях. Я не могу их трогать. Я…
– А чек, который ты получил при увольнении, о котором твоя жена ничего не знает?
– Почти все кончилось. Моя жена…
– Не вмешивай сюда свою жену. Минуточку. Поговорим откровенно. Все, что тебе нужно сделать, – это выписать маленький чек на сто пятьдесят фунтов, пойти в банк, как только он откроется, получить всю сумму купюрами по од ному фунту, отдать мне и сказать: «Прощай». А если ты не сделаешь этого, то, клянусь Богом, я окажусь в больнице «Кавелл», не успеешь ты и глазом моргнуть.
– Как вы узнали все это?
– Ах! – притворно зевнул Фабиан, широко разевая рот.
– Я пойду в полицию!
– И что? У тебя же нет доказательств. Ты мог бы выставить обвинение против меня, но тебе это ничего не даст. Ты только поднимешь шум.
– За шантаж могут посадить в тюрьму.
– Кажется, ты не понял, – терпеливо продолжил Фабиан. – Никакого шантажа нет. Есть мое слово против твоего. Если ты будешь вести себя плохо, я отвечу тем же и расскажу твоей Агнес сказочку, от которой она выпрыгнет из постели и станцует румбу. А Марта – что сделает Марта, старая добрая Марта?!
Коротышка сгорбился в кресле. Минуту или две длилось молчание. Фабиан курил и ждал. Наконец коротышка заговорил:
– А если я вам дам эти деньги, какую гарантию я получу, что вы не потребуете еще и еще? Вы подпишете договор?
– Посмотри на мой глаз. – Фабиан подставил коротышке ухмыляющуюся физиономию. – Какого он цвета?
– Ну…
– Какого он цвета?
– Синего.
– А я думал, ты там увидишь зеленый оттенок. Слушай, я не такой зеленый простак, как ты думаешь. Мое имя Фабиан, и я не какой-ни будь болван. Мне нужны деньги сейчас, и наличными. В мелких купюрах. Платишь, и я держу рот на замке. Не платишь, и я прибавлю тебе хлопот. Я сдержу слово в обоих случаях. Выбирай что хочешь.
– Послушайте, я клянусь, у меня немного денег и нет полутора сотен фунтов наличными. Я могу показать вам банковскую книжку. Осталось не больше сотни наличных. Много расходов. Разве вы не понимаете?
– Тогда достань деньги.
– Как?
– Одолжи.
– Господи! – заплакал коротышка. – Неужели в вас нет ничего человеческого? Вы можете понять, в каком я положении? Ради бога, поставьте себя на мое место, имейте хоть немного, хоть немного…
– Ладно, ладно. Я сжалюсь. Ты посмеешься надо мной, но я сжалюсь. Сколько, ты сказал, у тебя есть наличными?
– Самое большее, сто девять или сто десять фунтов.
– Хорошо. Хоть ты и не заслуживаешь, я по стараюсь быть снисходительным и возьму сто десять фунтов. Но ты принесешь их сейчас же. Я не уйду, пока не получу их. Я подожду здесь до открытия банка, а если ты не принесешь мне деньги в банкнотах по одному фунту, я сделаю из тебя отбивную. Понял?
– Но моя свояченица…
– Ради тебя я готов опуститься до обмана. Скажи ей, что я химик с твоей работы.
– Но вы обещаете, вы даете слово никогда не приходить сюда снова?
– Честное слово джентльмена, – поклялся Фабиан.
В десять часов, усталый, но довольный, Фабиан возвращался в такси на Руперт-стрит. Время от времени он ощупывал толстую пачку новеньких зеленых банкнотов во внутреннем кармане сюртука. Зуи спала. Он тихо проскользнул внутрь.
Она проснулась, когда он начал раздеваться.
– Где тебя носило, черт побери? – спросила она.
– В турецких банях. Посмотри, какие у меня чистые ноги.
– М-м!
– Слушай, детка: я начинаю большое дело. Ты не успеешь опомниться, как будешь кататься в «роллс-ройсе».
Ооооаааах! – зевнула Зуи.
– Хватит спать! – приказал Фабиан. – Рас скажи, как ты поработала.
– Гарри, дорогой, – извиняющимся тоном проговорила Зуи, – у меня была неудачная ночь.
– Вот как? И сколько ты принесла?
– Только две монеты.
– Лгунья.
– Не называй меня лгуньей!
– Нет? Ты говоришь правду? А как насчет старого пня, который дал тебе три фунта просто так?
– Что… Что… Как ты узнал? Ты, наверное, сам дьявол.
– Ах-ах, – поворчал Фабиан, натягивая алую пижаму. – Ну так что? Сколько?
Зуи достала из-под подушки кошелек и вынула оттуда пять фунтов.
– Почему ты обманула меня? Разве я когда-нибудь вел себя подло по отношению к тебе?
– Мне нужны туфли.
– Ну и почему бы сразу не сказать об этом? – спросил Фабиан. Он взял пять фунтов и вернул назад два. – Вот, держи.
– Какой ты милый, Гарри!
– Я никогда не был подлым. – Он вытянул руки в стороны и покрутился перед Зуи. – По смотри, какой я чистый! Черт, подвинься. Спать уже не придется, в час дня я должен звонить Фиглеру.
Он лег в постель, затем высунул одну ногу из-под одеяла и показал ее Зуи:
– Посмотри, какая белая!
Глава 7
Ровно в час Фабиан позвонил Фиглеру.
Последний менял свой адрес по нескольку раз в год, но обычно обитал в районе между Саутхэмптон-роу и Грейз-Инн-роуд – в мрачных джунглях закопченных многоквартирных домов без удобств, заселенных постоянно меняющимся контингентом людей без какой-либо собственности, которые заселялись в спешке, а выезжали зачастую ночью. Плату за жилье здесь брали вперед и не давали никаких отсрочек. Фиглер был холостяком и занимал однокомнатную квартиру на первом этаже дома на Тэвисток-Плейс. Почему там? Ему нравилось название. Почему первый этаж? Его успокаивало то, что он живет в одном шаге от улицы.
Когда Фабиан позвонил, тот сосредоточенно изучал альбом, набитый загадочными газетными вырезками. Фиглер закрыл альбом, поставил сверху тяжелую вазу и только потом подошел к телефону и поднял трубку:
– Алло?
– Фиглер?
– Я не знаю, здесь ли он. Кто его спрашивает?
– Гарри Фабиан.
– О, привет, Гарри. Что случилось?
– Слушай, Фиглер, я по поводу ста фунтов…
– Да?
– Я достал деньги.
– Ты что? – воскликнул Фиглер с некоторым испугом.
– Не сомневайся. Теперь мы можем начать дело. – О, да-да, Гарри. Но слушай…
– Когда мы можем встретиться?
– М-м… В любое время. Правда, сейчас я спешу. Давай лучше вечером.
– Вечером? Где, у Анны?
– Хорошо.
– Слушай, а у тебя есть деньги?
– У кого? У меня? Я могу выписать чек…
– Никаких чеков, Фиглер. Наличные.
– Что? Ты не доверяешь мне?
– Разумеется, доверяю. Но выписать чек может кто угодно. Ты бы выложил сотню фунтов наличными под гарантию моего чека?
Фиглер не знал, что ответить, и просто спросил:
– Что, у тебя наличные?
– Слушай! – Фабиан зашелестел перед трубкой газетой. – Сто фунтов. Слышишь, как они шуршат? Вот это музыка! Если у тебя деньги в банке, ты легко можешь их оттуда взять.
– Ха-ха-ха! Могу взять, конечно… Но ты все равно должен верить моему чеку.
– А ты бы поверил моему?
– Для друзей…
– В бизнесе нет друзей. Ты сам это сказал, а я подтверждаю. У меня есть моя половина. Давай посмотрим на твою и начнем дело. Займемся на стоящим бизнесом – мы собираемся делать большие деньги. Это не шутка.
– Гарри, не будь таким серьезным только потому, что впервые в жизни у тебя завелась в кармане сотня фунтов. Гарри, я хочу войти в дело на равных началах, но, если ты думаешь, что будешь мне приказывать…
– Фиглер, не валяй дурака.
– Ладно. Жди меня в пол-одиннадцатого у Анны.
– Договорились.
До встречи.
– Пока.
Фиглер повесил трубку. Он кипел от злости. «Проклятье! – думал он. – Как, черт побери, ему удалось так быстро раздобыть сотню фунтов? И как, черт возьми, мне раздобыть их к вечеру?» Он взял свою банковскую книжку, на его счете лежало ровно тридцать один фунт девять пенсов. «Сотня фунтов! С каких это пор он стал бизнесменом? Крысеныш!»
Фиглер несколько раз прошелся по комнате, затем взял толстую старомодную записную книжку с черным блестящим переплетом. То была библия Фиглера с евангелием и жизненными принципами. В ней он записывал имена и адреса оптовых торговцев мыслимыми и немыслимыми товарами. Фиглер заполнял ее постепенно на протяжении всего своего извилистого пути в запутанных дебрях сомнительной коммерции. Допустим, вы приходили к Фиглеру с предложением продать партию просроченного птичьего корма, бракованных эластичных подвязок, ржавых прутиков от зонтов, прошлогодних календарей или бумаги для бритья, залежавшейся с девяностых годов прошлого века, он пробегал пальцем по страницам записной книжки, закуривал сигарету, откашливался и говорил: «Э… Я мог бы пристроить ваш товар на условиях фифти-фифти». Покупатели со связями в киноиндустрии предлагали ему за эту книжку значительные суммы, но Фиглер ни за что не хотел продавать ее. Для него она была не просто источником доходов, вся его жизнь заключалась в ней.
Он открыл записную книжку, сел и закурил.
Дым забурлил по его закупоренным бронхам, как по кальяну. «Гм!» – довольно хмыкнул Фиглер. Он затушил сигарету, надел шляпу, почистил щеткой костюм на груди и вышел.
Прежде всего Фиглер направился на Мортимер-стрит, в офис с табличкой «Розничная торговля и поставки П. Пинкус». Его остановила секретарь.