Шэд Хадид и алхимики Александрии

- -
- 100%
- +
Вскоре пришло время добавлять последний ингредиент – три золотые стружки.
Импровизируя, я поспешил в комнату, схватил маленький целлофановый пакетик из ящика с носками и вернулся в кухню. Я вытащил золотой браслет из целлофанового пакетика и стал держать над кастрюлей, хотя и знал, что моя попытка почти что безнадёжна. Кахэм всегда повторял, что первое правило алхимии – самое важное. Он бы сейчас сказал, что мне нужны именно те ингредиенты, что написаны в рецепте, но у меня их не было. Скорее всего, этот браслет не из чистого золота. Он мог быть из него только наполовину или вообще из другого материала. И всё же…
– Прости за это, Джида. Я знаю, ты бы понял, – я уронил в смесь браслет, который дедушка когда-то подарил мне.
Вжух!
Вся кухня наполнилась густым красным дымом, от которого у меня защекотало в горле. Я согнулся пополам и закашлялся. Я отмахнул дым от лица и заглянул в кастрюлю. Там не было ничего. Только маленький кроваво-красный камешек.
Не думая, я схватил его и побежал к Тете. Ладонь намокла. Я посмотрел вниз, надеясь, что камешек превращается во что-то, что можно будет скормить Тете или рассыпать над ней, как Усыпляющий порошок. Но нет. Это были всего лишь мои слёзы, которые стекали по щекам и падали на ладонь.
Существовало четыре вида алхимии. Порошки, которые нужно было вдыхать или глотать (или бросать в лицо, как Кахэм любил делать). Эликсиры, которые нужно было выпивать самому. Чары, которые были чем-то физическим, и их нужно было носить при себе или держать в руке. И туманы, которые можно было только вдыхать, при этом они действовали быстрее всего. Но у самых сложных рецептов не было подписано, к какой из этих категорий они относятся. Более опытные алхимики должны были это знать, но я только начал учиться. Стоило попробовать всё.
Я поднёс камешек к лицу Теты, а потом положил ей его на шею, как украшение. Это не сработало, поэтому я открыл рот Теты и положил его внутрь, сжал её губы, держа другую руку на её груди. Я всё ждал и ждал. Слёзы ручьём текли из глаз.
Потом я услышал слабые вдохи и выдохи. Тета снова дышала.
Её глаза открылись, она слегка наклонила голову в мою сторону.
– Шэд? – её голос был слишком тихим даже для шёпота. – Что происходит?
Я уткнулся в неё лицом, прислушался к сердцебиению, намочил её рубашку слезами со щёк. Я не знал, что говорить и делать, кроме как крепко обнять её. Неизвестно было, сколько эликсир будет действовать. Но что, если его эффект бесконечен? Возможно, эликсир возродил её навеки.
Тета пробежала пальцами по моим волосам.
– Ты возродил меня, не так ли? Хабиби, некоторые вещи в этом мире должны оставаться неизменными.
Моё сердце чуть не остановилось при виде её лица. Тета была бледной и мокрой от пота. Только я собрался рассказать ей о том, что сделал, как она зашлась в приступе кашля. Я помог ей опереться о спинку кровати и подождал, пока она откашляется.
Я тряс головой.
– Не уходи. Только не сейчас.
– Ничто не вечно, Шэдди. Но никогда не бойся. Просто подними глаза – и всегда найдёшь меня среди звёзд.
– Не сегодня, – сказал я, давясь. – Не в мой день рождения.
Тета прошептала:
– Не дай своим мечтам погибнуть. Выполни желание отца: стань алхимиком и следуй за сердцем, куда бы оно тебя ни привело.
– Хорошо, Тета, я обещаю. И ты мне в этом поможешь, потому что я спасу тебя!
Её глаза поблёскивали. Возможно, она сдерживала слёзы. Старалась быть сильной ради меня.
– Дай мне уйти спокойно, – сказала она. – И я хочу, чтобы ты…
Её глаза закрылись, рот тоже.
– Чтобы что?
Сжав руки, я молил, чтобы она закончила предложение.
– Пожалуйста, скажи!
– Как прекрасно закончить свой путь, проведя несколько дополнительных мгновений с моей самой большой радостью в жизни, – сказала она почти неслышным голосом. – Пообещай, что найдёшь тех, для кого будешь важен. А когда это случится, защищай их так же, как защищал меня, мой прекрасный мальчик. В этом мире в одиночку не справиться, Шэдди.
Я потряс головой, сжимая в руках простыни.
– Мне никто не нужен, кроме тебя, Тета. Не уходи!
Воцарилась тишина. Глаза Теты по-прежнему были закрыты, а губы растянулись в широкой улыбке. Теперь мне не для кого было готовить ужин. Не осталось никого, кто любил бы меня несмотря ни на что. Мама была в Ливане со своей другой семьёй, а Кахэм меня не любил. Он просто был моим учителем алхимии.
Тета не хотела, чтобы я чувствовал себя одиноким, но, когда я сидел там, в комнате, моё сердце было похоже на испорченный эликсир. Пирог, который забыли в духовке. Кашицу. Я сидел рядом с Тетой и плакал. Не знаю, как долго я был там, но, когда встал, почувствовал голод. Но при виде торта меня чуть не стошнило.
В полицию я позвонил только два часа спустя. Чудо, что они поняли мои слова сквозь всхлипы. Санитары поместили Тету в машину скорой помощи и увезли. Торт по-прежнему стоял на диване. Женщина-полицейский принесла его на кухню, где я сидел, наклонившись над столом и задаваясь вопросом, почему звёзды забрали у меня Тету.
– Молодой человек, есть ли кто-нибудь взрослый, с кем вы могли бы остаться? – спросила она.
В моей голове пронеслись несколько вариантов лжи – отговорок, которые бы заставили полицейских уйти.
– Да, я уже сказал врачу скорой. Мужчина по имени Кахэм Хатиб. Он живет здесь, в Портленде.
Женщина изогнула бровь.
– Кто?
– К-А-Х-Э-М, – произнёс я по буквам, но сотрудники полиции сказали, что никакого Кахэма в их базе нет.
– Это владелец арабской пекарни «Хвала халве», знаете же? – я сложил руки кольцом, чтобы изобразить большой живот Кахэма.
Полицейские переглянулись. В то время как одна из них искала в интернете телефон пекарни и звонила, другой усадил меня и стал ждать. Никто не произнёс ни слова, пока звонившая в пекарню не вернулась в комнату.
– Шэд, в «Хвала халве» никто не слышал ни о каком Кахэме.
В растерянности я наморщил лоб и посмотрел на коробку с пахлавой, стоящую на другом конце стола. Даже эти сладости не могли пробудить во мне аппетит. После того как женщина-полицейский сообщила мне ответ из пекарни, она протянула мне телефон.
– Я нашла записку, – сказала женщина-полицейский. – Она лежала на прикроватной тумбочке твоей бабушки. На ней не очень разборчиво написаны твоё имя и телефон. Может быть, это номер, по которому стоит звонить в экстренных случаях?
В горле у меня пересохло, когда я увидел номер. Мамин номер. Тета не хотела бы, чтобы я позвонил, но ни её, ни Кахэма не было поблизости, поэтому у меня не было другого выбора. Дрожащими пальцами я схватил телефон из рук женщины-полицейского и начал набирать номер.
Я прослушал три гудка, а потом случилось что-то необычное. Впервые с тех самых пор, как я переехал из Ливана, на мой звонок кто-то ответил.
Дрожащим голосом я спросил:
– Мама?
Несколько мгновений было тихо, а потом я услышал:
– Шэд, это ты?
– Да, я, – сказал я, удивляясь, как мамин голос отличается от того, который я помнил. – У меня плохие новости. Кое-что случилось с Тетой, и теперь мне… мне некуда идти. Ни Бабы, ни Джиды, никого не осталось, есть, конечно, этот пекарь, Кахэм…
Внутри у меня всё оборвалось, когда я отчётливо услышал два хихикающих голоса и понял, что это была не мама. Нет, это были Якуб и Лейла – мои ужасные сводные брат и сестра. От воспоминаний об их проделках у меня мурашки побежали по спине. Я глотал слёзы, мотал головой и сожалел, что рассказал им всё.
– С кем это вы там разговариваете? – послышался третий голос, звучавший резко.
У меня перехватило дыхание, когда я услышал этот низкий, пугающий, громкий голос. Мой отчим. Я помнил его костюмы с иголочки, очки в толстой оправе и мёртвые глаза. Кахэм всегда ходил нахмурившись, но он не был злым. Нахмуренное лицо моего отчима, напротив, означало злость и подлость. Такими же были и его дети.
Я повесил трубку и положил телефон на стол. Один из полицейских сновал по квартире, а женщина стояла у меня за спиной и говорила с кем-то по рации. Оба были слишком заняты, чтобы заметить, что я закончил. Или что я плакал, спрятав лицо в ладонях. Несмотря на всё, что произошло за эти годы, я думал, что хотя бы в этот раз мама ответит. Что ей будет до меня дело.
– Полагаю, теперь я точно остался один, – сказал я, вытирая глаза и выглядывая в окно кухни.
Звёзды особенно ярко блестели в кромешной мгле ночного неба сегодня. Когда мы только переехали в Америку, мне снились кошмары. Тета всегда будила меня и говорила: «Где бы ты ни находился, звёзды на небе те же, что и в Ливане».
Была ли Тета уже среди звёзд? Вздыхая, я стал ёрзать на стуле и вдруг заметил что-то на краю стола. Раньше я этого не видел.
«Подарок на день рождения от Теты?» – подумал я и потянулся к маленькой коробочке, обёрнутой в бумагу такого же жёлтого цвета, как и страницы в «Помощнике алхимика», который теперь лежал у меня в заднем кармане.
Разорвав упаковку, я обнаружил записку на арабском. Время оставило на ней свой отпечаток. Везде были дырки и пятна. Я начал читать про себя:
«Шэдди, ты продолжишь наши традиции, поэтому я дарю тебе самое ценное, что было у твоего отца, – ожерелье, которое он сделал, когда был молодым алхимиком. Следуй за своими мечтами, хабиби».
Под запиской лежало ожерелье – деревянные бусины на шнурке. Каждый раз, когда я проводил пальцами по бусинам, волна облегчения прокатывалась по моему телу. Я поднял ожерелье к свету и сморгнул слёзы.
– Это лучший подарок в моей жизни, – сказал я, глядя на звёзды. – Где бы ты ни была, Тета, спасибо!
Глава 9
Я взял салфетку и высморкался, потом ещё несколько – и вытер слёзы. Наш семейный магазин, алхимический магазин, перешёл тридцатилетнему Бабе по наследству. После разговора с Тетой в день моего знакомства с Кахэмом мы больше не обсуждали эту тему. Каким алхимиком был Баба? В голове роилось столько вопросов, но теперь, когда Тета умерла, некому было на них ответить. Даже Кахэм не мог бы.
– Погодите-ка, – сказал я шёпотом, чтобы никто из полицейских не услышал. – Я почти забыл о подарке Кахэма.
Надев ожерелье Бабы, я поспешил в гостиную, где на диване стояла коробка от торта. Я копался в большом пакете из пекарни, пока не нашёл маленькую коричневую коробочку, перевязанную красной лентой. По дороге в свою комнату я подцепил пальцем ленту. Как по волшебству она развязалась, коробка открылась, показался конверт. В центре была красная печать с первой буквой арабского алфавита – алеф.
Я прижал палец к печати – и она растворилась. Я сначала бросил взгляд на вход в кухню, потом оглядел гостиную. К счастью, никто не видел того, что только что произошло. Я сам едва мог в это поверить.
Я открыл конверт, но тут женщина-полицейский, которая до этого звонила в пекарню, положила руку мне на плечо. Я дёрнулся и спешно сунул конверт в карман.
– Кое-кто хочет поговорить с тобой, – сказала она. – Это врач, и он хочет помочь тебе найти более подходящее место для ночлега на сегодня.
Я открыл рот, чтобы ответить, но горло жгло от слёз. Почему нужно, чтобы кто-то искал мне место для ночлега? Моя кровать по-прежнему стояла здесь, в нашей квартире.
В комнату вошёл огромный мужчина. У него были густые светлые усы, завивающиеся на концах, и рельефные мышцы, заметные даже под одеждой. Что встревожило меня больше всего – это его распухший от держателей для пузырьков и мешочков, пришитых с внутренней стороны, плащ с длинными складчатыми рукавами. Это определённо был плащ алхимика.
– Привет, Шэд! Я увидел торт. У тебя день рождения?
Он посмотрел на меня большими зелёными глазами так, будто я был какой-то диковинкой, животным в зоопарке, выставленным на всеобщее обозрение. Женщина-полицейский стояла на страже у двери. Значит, я вынужден был разговаривать с этим алхимиком, от вида которого у меня мурашки побежали по телу, а особенно много их было вокруг шеи, где висел подарок Теты.
– А по имени на торте не очевидно?
– Ну, мои соболезнования, – сказал он, складывая руки на своей могучей груди. – Меня зовут доктор Салазар, и я пришёл, чтобы устроить тебя на ночлег сегодня. Но сначала расскажи-ка мне про этого парня, Кахэма.
– Мне не нужна помощь. Сегодня я хочу остаться дома.
Доктор Салазар кивнул женщине-полицейскому. Она ушла, оставив нас вдвоём. Мужчина засунул руку под плащ и достал стеклянный пузырёк. Внутри перетекала молочного цвета спираль. Как только он начал вытаскивать пробку, я отшатнулся к окну.
– Пойдём со мной, – сказал доктор Салазар. Он сделал шаг вперёд, держа пузырёк в руке и шепча что-то на арабском.
Туман поднялся над пузырьком. Он парил около лица доктора, который помахал рукой, чтобы переместить его. Кахэм никогда не говорил, что можно направлять туман.
– Теперь, – сказал доктор Салазар, – позволь мне помочь тебе. Иначе мне придётся…
Я не дослушал, потому что выскочил в окно прямо на пожарную лестницу. Я слышал топот доктора Салазара позади себя. Я сбежал вниз по ступеням, спрыгнул на крышку мусорного контейнера в проулке между домами и выбрался на улицу.
Когда я обернулся, чтобы посмотреть на квартиру, которую мы с Тетой раньше называли домом, из окна моей спальни вылетало что-то ужасное. Чёрные щупальца извивались, сжимались, а расположенные между ними светящиеся глаза смотрели на меня сверху вниз.
Я понёсся сломя голову в направлении пекарни, не останавливаясь ни на секунду. Было темно, ветер завывал над пустыми тротуарами. Дрожа и спотыкаясь, я бежал к центру города, но пекарня была закрыта. В этот поздний час свет в «Хвала халве» был выключен, сладости убраны с витрины.
Я не знал, что делать, куда податься. Звуки приближающейся полицейской сирены заставили меня бежать. Я нёсся по улице, пока не увидел на краю Портленда заброшенный дом, который прятался за скрипящим деревянным забором. Я проскользнул во двор, как раз когда сполохи синего и красного осветили небо. Полицейские искали меня. И тот ужасный доктор Салазар тоже.
Я вдохнул и внезапно понял, что голоден. Почему в заброшенных задних дворах не бывает холодильников? У арабов всегда где-нибудь лежит еда на крайний случай.
Я так устал оттого, что тащил домой столько сладостей, а потом ещё и убегал от странного усатого чудовища, что веки, казалось, налились свинцом. Я закрыл глаза и начал мечтать о тёплом месте для ночлега, о горячей еде.
– Тета, ты мне нужна, – сказал я и вспомнил её записку, которую опрометчиво оставил в квартире.
По крайней мере, у меня остался её подарок. Я пробежал пальцами по деревянным бусинам и почувствовал, как волна спокойствия прокатилась по телу. Ожерелье напомнило мне, почему я хотел быть алхимиком. Не потому что алхимия была похожа на приготовление выпечки или мне нравилось творить чары, а потому что Баба был алхимиком. И если Тета и мечтала, что я вырасту похожим на кого-то, то точно на него. Доброго, любящего, заботливого. Баба обладал всеми этими качествами, в отличие от моего отчима.
Я сунул руку в карман и вытащил подарок Кахэма – конверт. В наступившей темноте прочитать что-либо было почти невозможно. Почти. Только луна освещала двор. Я разорвал конверт, прищурился и попытался различить буквы на листе, оказавшемся там.
Шэд,
Приглашаем вас стать учеником 2 223-го набора Александрийской академии – школы для одарённых молодых умов. Пожалуйста, дайте знать о принятом вами решении. Если вы решите принять приглашение, помашите запиской у себя над головой. В случае отказа – сожгите её.
Мы с нетерпением ожидаем вашего решения.
Стремящиеся к правде,
Деканы
Сомневаясь, шутка это или нет, я решил последовать странным указаниям, прошёл к тротуару, где света было побольше, и принялся размахивать запиской у себя над головой.
Я не знал, чего ожидать, и дёрнулся, когда в меня будто врезался автобус. Вскрикнув, я упал на землю, колени и руки утонули в липкой грязи. Я сел и принялся выплевывать комки травы. Записка вылетела у меня из рук, поэтому я принялся её искать.
– Ой! – донеслось с земли рядом со мной. Кто-то потирал щёку. – Это ты, Шэд?
От страха я сглотнул, узнав голос хулиганки. В Портленде было столько людей, а врезалась в меня именно Сара Деккер. К её вспотевшему лицу прилипли волосы. Её широко раскрытые глаза источали злобу.
– Ты живёшь здесь? – спросила она. – Даже не удивлена.
– Нет, я здесь не живу, – возразил я. – Я просто мимо проходил. А что, ты здесь живёшь?
– Добиваешься, чтобы я макнула тебя головой в грязь?
Я поднял руки, защищаясь, вспомнив, насколько страшной Сара может быть. Но не успел я извиниться, как моё тело закололо, пальцы затряслись. И вообще я весь задрожал.
Сара тоже дрожала. Она показала пальцем на меня и спросила:
– Ч-что т-ты с-со м-мной с-сделал?
– Я? – спросил я. – Э-т-то была т-ты! Т-ты з-заразила м-меня в-вшами?
Я перестал трястись ещё до того, как договорил. Мы просто сидели в грязи.
– Тебе что, пять? – спросила она. – Вши только в волосах бывают.
– Именно это и сказал бы тот, у кого есть вши, – огрызнулся я. В ответ на это она закатила глаза. – Если это не твой дом, что ты здесь делаешь?
– Убегаю, – сказала она. – Я срезала путь после того, как мы закидали яйцами дом мисс Марулис.
– Вот как.
Я сделал вид, что совершенно не удивлён её признанием в атаке на дом нашей учительницы английского. По сути, Сара для всех, кроме меня, оставалась хулиганкой. Но она бы могла попасть в беду, если бы я выдал её, поэтому её признание говорило о доверии. Я не знал, хорошо ли это.
– Пора бежать, – сказала она.
Как кошка, Сара перекатилась на живот, встала на ноги и перепрыгнула через забор, приземлившись во дворе у соседей. Я слышал, как её шаги затихали вдали.
Как только Сара скрылась, я запаниковал. Я потерял приглашение в Александрийскую академию. Осматривая землю, я заметил лишь маленький клочок бумаги. Наверное, ветер сдул остальное. От расстройства я топнул, злясь на себя за такую беспечность.
Я собирался оставить клочок записки на земле. Это всего лишь мусор, обрывок бумаги, ведь так? Но я всё же поднял его. Моё сердце замерло. В свете луны почти неразличимо, как далекая звезда, поблёскивало на бумаге единственное слово:
«Принято».
Глава 10
– Считай, тебе повезло, что приняли, – сказал Кахэм, изучая то, что осталось от приглашения. – Ты едва успел в срок.
После того как я провёл ночь во дворе заброшенного дома, ожидая, пока звёзды не погаснут и над забором не выглянет солнце, я долго шёл до фабрики Кахэма. Теперь, всхлипывая и ощущая сильный голод, я сидел за одним из рабочих столов и поедал остатки фалафеля.
– Господи, я так счастлив, что должен ехать в школу, пусть даже и без моего наставника…
– Во имя всех элементов! – рявкнул Кахэм. – Академия – последняя школа, которая сохраняет традиции наших предков, и единственное место, куда некромантам не добраться. Когда я был учеником, то ходил из класса в класс с сумкой, набитой ингредиентами. Старшие ученики тренировались в использовании новых чар друг на друге. И ты мог научиться создавать Маскирующий туман на одном курсе и драться на дуэли на другом.
– Думаю, ты прав, – признал я. – Научиться сражаться на дуэли было бы круто… если бы я мог себе это позволить. У меня нет денег даже на дорогу до школы, что уж говорить о плате за обучение!
– Плата за обучение? – спросил Кахэм. – Александрийская академия не нуждается в деньгах от тебя. Туда принимают бесплатно. Так было всегда благодаря щедрым взносам и древнему резервному фонду, который не израсходовали за все эти годы.
Я кивнул, задумавшись над тем, кто мог позволить себе делать такие щедрые взносы. Конечно, не Кахэм. Иначе он не стал бы заниматься алхимией на этой старой пыльной фабрике.
– Считай, тебе повезло, – продолжил он. – Один друг каждый день проверял почтовый ящик в доме твоего отца в Ливане, пока не обнаружил там записку. Иначе она могла появиться и исчезнуть, а мы бы об этом даже не знали. Теперь расскажи, что случилось вчера.
При упоминании вчерашнего дня мои мысли будто заволокло облаками. Я вспомнил Тету, и в горле у меня пересохло. Я глубоко и прерывисто вдохнул и сумел собраться, чтобы рассказать о произошедшем. Кахэм не прерывал меня, пока я не дошёл до эпизода с Алхимией возрождения и того, что рассказала мне Тета.
– Что ты сделал? – спросил он, в ответ на что я сжался, ожидая взбучки. Но он только нахмурился. – Золотое украшение вместо чистого золота не годится. Чудо, что чары действовали даже несколько мгновений. Расскажи мне о полиции? Они, конечно, не отпустили тебя так просто.
Я помотал головой, не желая говорить, что я убежал из дома, и ещё сильнее волновать учителя.
Но Кахэм сделал шаг вперёд и успокаивающе положил руку мне на плечо.
– Ты точно больше ничего не помнишь?
Я сглотнул.
– Точно. Вообще ничего.
– Ладно.
Кахэм улыбнулся как злодей из диснеевского мультфильма. Затем он сунул руку под свой плащ алхимика. Мои нервы были натянуты до предела. Йолла замурлыкала и подошла в ожидании угощения, пока Кахэм искал что-то. Но стоило мне на секунду отвлечься, как в лицо полетел порошок, который мгновенно проник мне в горло и нос.
Я закашлялся.
– Какой фиги ты это сделал?
– Выкладывай, – сказал Кахэм. – Что ты скрываешь?
Когда я не ответил, Кахэм напрягся. Он снова засунул руку под плащ и вытащил мешочек. Я отшатнулся, когда он сунул палец внутрь и поднял его, намереваясь подуть на смесь.
– Это Порошок правды? – спросил я.
– Да, – признался он. – Но он не сработал. Почему?
Внезапно мой учитель алхимии изогнул бровь и схватил меня. Он похлопал меня по карманам, рукам, спине и даже животу, как будто проводил досмотр в аэропорту. Обыск завершился, когда он дошёл до моей груди. Широко раскрыв глаза, он показал на мою шею.
– Что это у тебя? – потребовал он ответа.
Я осторожно снял ожерелье.
– Тета подарила мне его на день рождения. Раньше оно принадлежало Бабе.
– Интересно, – сказал он. – Похоже на декантер, сделанный из кедра. Эти чары не только защищают тебя, но и позволяют заниматься алхимией. Я могу сделать что-то подобное, но не настолько сильное.
Удивлённо я посмотрел вниз, мне на глаза навернулись слёзы. Баба правда был способен создать что-то настолько сильное, чего не мог Кахэм? Даже после смерти он защищал меня по-особенному.
Крепко сжимая ожерелье, я признался:
– Вчера ко мне приходил кое-кто ещё. Он представился как доктор Сала-что-то-там. У него был плащ алхимика и большие усы, и… и я от него убежал.
Перед глазами у меня тут же всплыли усы и зловещая улыбка. Я содрогнулся. Даже сейчас меня не покидало ощущение, что за мной гонятся.
– Проклятье! – сказал Кахэм. – Его зовут Салазар. Он невероятно жестокий и коварный некромант. Наверняка один из его пособников наложил чары, чтобы засечь алхимию в твоём районе.
Услышав это, я чуть не упал в обморок.
– Мы же всё это время занимались алхимией на старой фабрике. Как нас засекли?
– Просто, – ответил он. – Моя защитная алхимия, например Чары обмана, которыми мы занимались этим летом, скрывает нашу работу от внешнего мира. Даже некроманты не могут обнаружить наше местонахождение, и хорошо, что они не могут определить, какую именно алхимию ты использовал. Если Салазар узнает, что ты пытался создать Эликсир возрождения, у нас будут большие неприятности.
Я окаменел, внезапно осознав свою неосторожность. Но, если честно, снова увидеть улыбку Теты, хоть на пару секунд, того стоило. Теперь я понимал, зачем кому-то стремиться к такой могущественной алхимии, особенно если с её помощью можно спасти тех, кого любишь.
Но потом я вспомнил предупреждение Теты: «Некоторые вещи в этом мире должны оставаться неизменными».
– Не волнуйся, – сказал Кахэм. – Как я уже говорил, в Академии тебя не тронут ни Салазар, ни ему подобные. Ты добьёшься успеха там, где я потерпел неудачу.
– Ты не потерпел неудачу, – уверил его я. – Просто некроманты – подлые.
– Подлые, да, – Кахэм оглянулся, как будто из тени на него в любую секунду мог броситься некромант. Повернувшись снова ко мне, он посмотрел на мою грязную футболку. – Подожди-ка, твой плащ алхимика остался в квартире?
– Ну, да, – сказал я, опустив голову от стыда. – Я оставил всё в стенном шкафу: ингредиенты, плащ, пояс с мешочками – всё, кроме этого.
Я вытащил из заднего кармана «Помощника алхимика». Как и ожерелье, которое отдала мне Тета, он был от Бабы. Моё сердце наполнилось надеждой при мысли о том, что я смог его сохранить.
Кахэм, выступив из тени, приблизился на шаг. Наклонившись ко мне, он сказал: