История Греции. Том 10

На этой основе мир был заключен. Вооруженные силы обеих сторон должны были быть распущены; гармосты и гарнизоны повсюду выведены, чтобы каждый город мог пользоваться полной автономией. Если какой-либо город нарушит эти условия и продолжит применять силу против другого, все остальные могли взять оружие для поддержки пострадавшей стороны; но никто не был обязан делать это против своей воли. Это последнее условие освобождало союзников Спарты от одного из самых тягостных обязательств.

Все стороны согласились с этими условиями, и на следующий день клятвы были принесены. Спарта принесла клятву за себя и своих союзников; Афины – только за себя; их союзники принесли клятву отдельно, каждый город за себя. Почему была сделана такая разница, нам не сообщается; ведь казалось бы, принцип раздельности должен был применяться к обеим конфедерациям одинаково.

Затем настала очередь фиванцев принести клятву, и здесь обнаружилась роковая загвоздка. Эпаминонд, фиванский посол, настаивал на том, чтобы принести клятву не за Фивы отдельно, а за Фивы как главу Беотийского союза, включая все беотийские города. Спартанские власти, напротив, и особенно Агесилай как самый влиятельный из них, решительно возражали. Они требовали, чтобы он поклялся только за Фивы, предоставив беотийским городам принести клятву каждому за себя.

Ещё в ходе предварительных дебатов Эпаминонд смело высказался против господства Спарты. [p. 168] В то время как большинство делегатов трепетало перед её авторитетом, представленным энергичным Агесилаем в качестве оратора, он, подобно афинянину Автоклу и при горячей поддержке многих присутствующих, заявил, что войну продолжает лишь её несправедливые притязания, и что мир не будет прочным, если от них не отказаться. [356] Приняв окончательно согласованные условия мира, он явился, чтобы принести клятву от имени Беотийского союза. Но Агесилай, требуя, чтобы каждый беотийский город поклялся за себя, апеллировал к тем самым принципам свободы, которые только что провозгласил сам Эпаминонд, и спросил его, разве каждый беотийский город не имеет такого же права на автономию, как Фивы. Эпаминонд мог бы ответить вопросом: почему Спарте только что позволили принести клятву за своих союзников, как и за себя. Но он занял более высокую позицию. Он утверждал, что главенство Фив в Беотии имеет такое же законное основание, как власть Спарты над Лаконией. [357] Он напомнил собранию, что когда Беотия была завоевана и заселена её нынешними жителями, все прочие города были основаны Фивами как их главным и метропольным городом; что федеральный союз всех, управляемый беотархами, избранными от всех городов, с Фивами во главе, существовал с самого заселения страны; что автономия каждого города ограничивалась установленным порядком, возлагавшим на беотархов и советы, заседавшие в Фивах, управление внешними сношениями всех сообща. Всё это уже было изложено фиванским оратором пятьдесят шесть лет назад перед пятью спартанскими комиссарами, собравшимися решить судьбу пленных после сдачи Платей; тогда он требовал осуждения платейцев как виновных в измене исконным установлениям Беотии; [358] и спартанские комиссары признали законность этих установлений, вынеся беспощадный смертный приговор нарушителям. Более того, в то время, когда влияние Фив на беотийские города было сильно подорвано их антиэллинским сотрудничеством с вторгшимися персами, сами спартанцы всеми силами помогали им восстановить его как противовес Афинам. [359] Эпаминонд мог показать, что главенство Фив над беотийскими городами было краеугольным камнем союза; правом не только древним как мир, но прямо признанным и решительно поддерживаемым самими спартанцами. Он мог также доказать, что оно столь же древнее и столь же законное, как их собственное право управлять городами Лаконии; которое (как хвастливо заявлял один из лучших их воинов) [360] было завоевано и удержано ничем иным, как доблестью спартанцев и остротой их мечей.