- -
- 100%
- +
До Келен маршрут вел к Писидии, поддерживая легенду о походе против горцев. Оттуда Кир повернул на север: за два дня (10 парасангов) до Пелт, затем за два (12 парасангов) до Керамон-Агоры, крайнего города у границ Мисии. В Пелтах, сделав трехдневную остановку, аркадский стратег Ксениад отпраздновал Ликеи с играми в присутствии Кира. От Керамон-Агоры за три дня (30 парасангов) войско достигло Каистропедиона, где задержалось на пять дней [p. 18]. Здесь греки, три месяца не получавшие жалования, взбунтовались. Кир, исчерпавший средства, был спасен Эпиаксой, женой киликийского князя Свеннесиса, привезшей крупную сумму. Грекам выплатили четыре месяца жалования, азиаты же довольствовались провиантом.
За два дня (5 парасангов в день) через Фригию армия достигла Тимбриума, еще за два – Тириэя. Здесь Кир устроил трехдневный смотр, чтобы впечатлить Эпиаксу. Азиатские войска прошли перед ним строем; затем он на колеснице, а царица в гаманаксе (крытом паланкине) объехали греческую линию. Гоплиты, выстроенные в четыре ряда, блистали медью, пурпуром и начищенными щитами. Клеарх командовал левым флангом, Менон – правым. По сигналу греки двинулись в атаку, ускоряя шаг, и обратили азиатов в бегство, включая испуганную Эпиаксу. Киру это стало добрым предзнаменованием [p. 19].
[стр. 20]
Три дня дальнейшего марша (всего двадцать парасангов) привели армию к Иконию (ныне Конья), последнему городу Фригии, где Кир остановился на три дня. Затем он двинулся на пять дней (тридцать парасангов) через Ликаонию – регион, находившийся за пределами его сатрапии и даже враждебный, что позволило грекам разграбить его. Ликаония, граничившая с Писидией, вероятно, считалась частью последней из-за схожего разбойничьего нрава её жителей: [43] таким образом, Кир частично реализовывал заявленные цели своего похода. Приблизившись к горе Тавр, отделявшей его от Киликии, он отправил киликийскую принцессу Эпиаксу вместе с Меноном и его отрядом через горный перевал – более короткий и прямой, но редко используемый и сложный для всей армии. Это позволило им выйти в тыл Сиеннесиса, занявшего основной перевал севернее. [44] Намереваясь пройти с главными силами через последний, Кир сначала проследовал через Каппадокию (четыре дня марша, двадцать пять парасангов) к Дане или Тиане, процветающему городу Каппадокии. Там он задержался на три дня и казнил двух персидских офицеров по обвинению в заговоре против него. [45]
Основной перевал через Тавр – знаменитые Таврические Врата или Киликийские Ворота – удерживал Сиеннесис. Несмотря на пригодность для повозок, он находился на высоте 3600 футов над уровнем моря, был узок, крут, окружён возвышенностями и перекрыт стеной с воротами, что делало его неприступным даже при слабой обороне. [46] Однако киликийский правитель, [стр. 21] узнав, что Менон уже перешёл горы через менее известный перевал в его тылу, а флот Кира движется вдоль побережья, оставил свою позицию и отступил в Тарс. Оттуда он бежал с большинством жителей в неприступную горную крепость. Кир, беспрепятственно заняв оставленный перевал, через четыре дня достиг Тарса, где воссоединился с Меноном и Эпиаксой. Два отряда из войска Менона, рассредоточившиеся для грабежа, были уничтожены местными жителями. В отместку основные силы греков разграбили город и дворец Сиеннесиса. Тот, хоть и получил приглашение Кира вернуться в Тарс, сначала отказался, но поддавшись уговорам жены, согласился под гарантии безопасности. Он заключил союз с Киром, обменялся дарами, выделил крупную сумму на экспедицию и предоставил войска. Взамен было согласовано прекращение грабежей в Киликии и возврат захваченных рабов. [47]
Хотя Ксенофонт прямо не утверждает это, очевидно, что сопротивление Сиеннесиса (это имя было титулом наследственных правителей Киликии под властью Персии) было лишь видимостью. Визит Эпиаксы с деньгами к Киру и пропуск Менона через Тавр – скорее всего, согласованные манёвры. Сиеннесис, рассчитывая на успех Кира, поддерживал его, но сохранял видимость поражения на случай победы Артаксеркса. [48] [стр. 22]
Однако сначала казалось, что поход Кира завершится в Тарсе, где он задержался на двадцать дней. Армия миновала Писидию – официальную цель экспедиции, ради которой нанимали греков. Никто из них, от солдата до командира, не подозревал обмана, кроме посвящённого Клеарха. Теперь же все поняли, что их ведут против персидского царя. Возмущённые обманом и опасаясь трёхмесячного марша вглубь от побережья с невозможностью отступления (как некогда спартанский царь Клеомен [49]), большинство воинов – люди почтенных семейств – отказались идти дальше, ссылаясь на нарушение условий найма. [50]
Греческие командиры (Клеарх, Проксен, Менон, Ксениад и др.) управляли своими отрядами самостоятельно, подчиняясь только Киру. Каждый, вероятно, разделял гнев солдат. Но Клеарх, изгнанник и наёмник, предвидел мятеж и уверял Кира, что его подавят. Тот факт, что солдаты терпели его жестокую дисциплину, демонстрирует их восприимчивость к военному порядку. Храбрый, находчивый, заботящийся о снабжении, Клеарх был груб, беспощаден в наказаниях и не стремился расположить к себе войско, которое оставалось с ним лишь по необходимости, предпочитая других командиров. [51]
При попытке заставить армию двигаться Клеарх столкнулся с всеобщим сопротивлением: в него и вьючных животных полетели камни, едва не лишив его жизни. Вынужденный созвать собрание, он долго молчал, плача – жест, поразивший солдат. Затем заявил: «Не удивляйтесь моей скорби. Кир был моим благодетелем: приютил изгнанника, дал 10 000 дариков, которые я потратил на защиту греков Херсонеса от фракийцев. Теперь, раз вы отказываетесь идти, я должен выбрать между вами и им. Но я останусь с вами. Вы – моя родина и союзники. Куда вы – туда и я». [52]
Эта речь и четкое заявление Клеарха о том, что он не пойдет против царя, были выслушаны солдатами с большим восторгом; солдаты других греческих дивизий сочувствовали им, тем более что никто из других греческих командиров еще не объявлял о подобном решении. Это чувство было настолько сильным среди солдат Ксении и Пасиона, что две [p. 24] тысячи из них покинули своих командиров и с оружием и багажом немедленно отправились в лагерь Клеарха.
Тем временем сам Кир, обеспокоенный оказанным сопротивлением, послал желать встречи с Клеархом. Но тот, прекрасно понимая, какую игру затеял, отказался подчиниться вызову. Однако в то же время он отправил тайное послание, чтобы ободрить Кира заверениями, что все наконец-то наладится, и пожелать, чтобы впредь посылались новые приглашения, дабы он (Клеарх) мог ответить на них новыми отказами. Затем он снова собрал своих солдат и тех, кто недавно покинул Ксению, чтобы присоединиться к нему. «Солдаты, – сказал он, – мы должны помнить, что теперь мы порвали с Киром. Мы больше не его солдаты, и он не наш начальник; более того, я знаю, что он считает нас обиженными, так что я боюсь и стыжусь приближаться к нему. Он хороший друг, но грозный враг; у него есть своя мощная сила, которую все вы видите совсем рядом. Сейчас не время дремать. Мы должны тщательно обдумать, оставаться ли нам или уходить; и если уходить, то как уйти в безопасности, а также добыть провизию. Я буду рад выслушать любые предложения».
Вместо привычного властного тона Клеарха войска теперь впервые оказались не только освобождены от его командования, но и лишены его советов. Некоторые солдаты выступили перед собранием, предлагая различные меры, подходящие для чрезвычайной ситуации; но их предложения были оспорены другими ораторами, которые, тайно подстрекаемые самим Клеархом, указывали на трудности как пребывания на месте, так и отступления. Один из этих скрытых сторонников командира даже притворился, что занимает противоположную позицию, и требовал немедленного выдвижения. «Если Клеарх не желает вести нас обратно (заявил этот оратор), давайте немедленно изберем других генералов, закупим провизию, подготовимся к отходу и затем отправимся к Киру с просьбой о торговых судах – или хотя бы о проводниках для возвращения по суше. Если он откажет в обоих, нам придется построиться для боевого отступления, немедленно выслав отряд для захвата перевалов». Здесь вмешался Клеарх, заявив, что для него невозможно оставаться командиром, но он будет верно подчиняться любому другому избранному командиру [стр. 25]. Его поддержал другой оратор, указавший на абсурдность просьбы к Киру о проводниках или кораблях в момент, когда они саботируют его планы. Как можно ожидать, что он поможет им уйти? Кто доверится его кораблям или проводникам? С другой стороны, уйти без его ведома или согласия невозможно. Правильным шагом будет отправить к нему делегацию, включая Клеарха, чтобы спросить, чего он действительно хочет – ведь этого пока никто не знает. Ответ Кира должен быть передан собранию для принятия решения.
Солдаты согласились с этим предложением, так как отступление явно было непростой задачей. Делегация отправилась к Киру с вопросом; тот ответил, что его истинная цель – атаковать врага Аброкома, находящегося на Евфрате в двенадцати днях пути. Если Аброком будет там, он получит заслуженное наказание. Если же бежит – они смогут снова обсудить дальнейшие действия.
Услышав это, солдаты заподозрили обман, но, не зная иного выхода, согласились. Они потребовали лишь повышения жалования. Ни слова не было сказано о Великом царе или походе против него. Кир увеличил плату на 50%: вместо одного дарика в месяц каждый солдат стал получать полтора [53].
Эта примечательная сцена в Тарсе иллюстрирует характер греческих граждан-солдат. Главное – обращение к их разуму и суждению, привычка, распространенная среди многих греков и достигшая максимума в Афинах: выслушать обе стороны перед решением. Солдаты справедливо возмущены обманом, но вместо того, чтобы поддаться эмоциям, они анализируют текущую ситуацию и планируют будущее. Вернуться против воли [стр. 26] Кира было столь рискованно, что их решение оказалось наиболее разумным. Продолжение пути было менее опасно и сулило невиданные награды.
По примеру Клеарха и его отряда вся армия двинулась из Тарса и за пять дней достигла Исса – крайнего города Киликии, перейдя реки Сарос [54] и Пирам. В Иссе, процветающем порту на заливе, к Киру присоединился флот из 50 триер (35 лакедемонских и 25 персидских), доставивший 700 гоплитов под командованием спартанца Хейрисофа, отправленного эфорами [55]. Также прибыли 400 греческих солдат, доведя общее число греков до 14 000, за вычетом 100 погибших из отряда Менона в Киликии [стр. 27].
Прибытие этих 400 солдат имело значение: ранее они служили Аброкому (персидскому полководцу с армией в 300 000 человек в Финикии и Сирии), но перешли к Киру. Это дезертирство показало их нежелание сражаться против соотечественников и деморализацию в войсках царя. Аброком бежал с сирийского побережья, оставив три ключевые позиции: 1. Киликийско-сирийские ворота. 2. Перевал Бейлан через Аманус. 3. Переправу через Евфрат. Его испугало легкое продвижение Кира из Каппадокии в Киликию и, вероятно, тайный сговор с Синнесисом [56].
Кир ожидал, что ворота Киликии и Сирии будут сильно укреплены, и предусмотрел эту возможность, приведя свой флот в Исс, чтобы иметь возможность перебросить часть войск морем в тыл защитников. Перевал находился в одном дневном переходе от Исса. Это была узкая дорога протяженностью около полумили между морем с одной стороны и крутыми скалами, окаймляющими гору Аманус, с другой. Оба входа – со стороны Киликии и Сирии – были закрыты стенами и воротами; посередине между ними река Керсус вытекала из гор и впадала в море. Никакая армия не смогла бы прорвать этот перевал против защитников; но владение флотом, несомненно, позволяло атакующему обойти его. Кир был вне себя от радости, обнаружив перевал незащищенным. [57] Здесь мы не можем не отметить превосходные способности и предусмотрительность Кира по сравнению с другими персами, противостоявшими ему. Он заранее изучил эту и другие трудности своего похода и подготовил средства для их преодоления; тогда как со стороны царя все многочисленные средства и возможности обороны последовательно [p. 28] отвергаются; персы не полагаются ни на что, кроме огромной численности, – или, когда численность не помогает, на предательство.
Пройдя пять парасангов, или один дневной переход от этого перевала, Кир достиг финикийского приморского города Мириандра, крупного торгового центра с гаванью, полной купеческих судов. За семь дней отдыха здесь два его генерала, Ксения и Пасион, дезертировали, тайно наняв торговое судно для бегства со своим имуществом. Они не смогли смириться с несправедливостью, которую Кир допустил, разрешив Клеарху сохранить под своим командованием солдат, дезертировавших от них в Тарсе во время его коварного маневра. Возможно, эти солдаты не желали возвращаться к своим прежним командирам после столь оскорбительного поступка. Это частично объясняет политику Кира, одобрившего то, что Ксения и Пасион восприняли как великую несправедливость, с которой симпатизировала большая часть армии. Среди солдат ходили слухи, что Кир немедленно отправит триремы, чтобы догнать беглецов. Однако вместо этого он собрал оставшихся генералов и, сообщив о бегстве Ксении и Пасиона, добавил: «У меня достаточно трирем, чтобы догнать их судно и вернуть, если я захочу. Но я не стану этого делать. Никто не скажет, что я использую человека, пока он со мной, а потом хватаю, граблю или обижаю его, когда он уходит. Их жены и дети остаются заложниками в Траллах; [58] но даже их я отпущу в знак признания их хорошей службы до сегодняшнего дня. Пусть уходят, если хотят, зная, что они поступают со мной хуже, чем я с ними». Этот мудрый и примирительный поступок вызвал всеобщее восхищение и поднял дух армии, укрепив доверие к Киру, что помогло преодолеть [p. 29] царившее уныние перед неизвестным походом. [59]
В Мириандре Кир окончательно покинул море, отправив флот обратно, [60] и двинулся с сухопутными силами на восток, вглубь страны. Для этого предстояло пересечь гору Аманус через перевал Бейлан – крайне трудный путь, который, к счастью, оказался свободным, хотя Аброком мог легко его защитить. [61] Четыре дня марша привели армию к Халусу (возможно, реке Алеппо), богатому рыбой, почитаемой местными жителями; еще пять дней – к истокам реки Дарадакс с дворцом и парком сирийского сатрапа Белесиса; через три дня достигли Фапсака на Евфрате. Это был крупный процветающий торговый город, обогащенный важной переправой через Евфрат, расположенной около 35° 40′ с.ш. [62] На момент прибытия кирян река [p. 30] была шириной в четыре стадия (чуть менее полумили).
Кир пробыл в Фапсаке пять дней. Теперь ему пришлось открыто объявить солдатам истинную цель похода, до сих пор скрываемую. Он собрал греческих генералов и велел им публично сообщить, что движется на Вавилон против брата – что самим генералам, вероятно, уже было известно. Однако среди солдат это известие вызвало ропот и обвинения генералов в предательстве. Но это была иная реакция, чем яростное сопротивление в Тарсе. Видимо, они догадывались о правде, и их недовольство вскоре сменилось требованием выплаты каждому по достижении Вавилона – подобно той, что Кир ранее выдал греческому отряду. Кир охотно пообещал по пять мин на человека (около £19 5s.), что превышало годовое жалованье по недавно установленной ставке в полтора дарика в месяц. Он также обязался выплачивать полное жалованье до возвращения на Ионийское побережье. Эти щедрые обеды удовлетворили греков, ослабив страх перед неизведанными землями.
Но прежде чем основная часть солдат дала согласие, Менон со своим отрядом уже начал переправу. Менон убедил своих людей действовать самостоятельно, опередив остальных: «Так вы окажете Киру особую услугу и получите награду. Если другие последуют вашему примеру, он сочтет это своей заслугой. Если же они откажутся, нам придется отступить, но он запомнит вашу преданность». Этот эгоистичный шаг, подрывающий единство, соответствовал коварному характеру Менона. Однако он добился цели: Кир, узнав о переправе, через переводчика Глуса выразил благодарность, пообещав не забыть услугу, и тайно одарил Менона. [63] Вся армия вскоре пересекла реку вброд – вода не поднималась выше груди.
Что же случилось с Аброкомом и его армией? Ранее он сжег все суда в Фапсаке, считая, что переправа вброд невозможна. Жители утверждали, что Евфрат никогда не был столь мелким, и низкий уровень воды восприняли как божественное знамение в пользу Кира. [64] [p. 32]
Переправившись, Кир девять дней [65] шел на юг вдоль левого берега Евфрата до впадения реки Аракс (Хабор), разделявшей Сирию и Аравию. В богатых деревнях он запаслись провизией перед пустынным маршем через Аравию. Здесь началась «пустыня» – бескрайние холмы, «подобные морю», без растительности, кроме полыни и кустарников. [66] Греки впервые увидели диких ослов, антилоп, страусов, дроф, на которых охотились всадники. Пять дней привели их в Корсоту, покинутый жителями город, [67] где армия пополнила запасы. Затем последовали тринадцать дней и девяносто парасангов вдоль Евфрата без провизии и пастбищ. Солдаты ели мясо, гибли вьючные животные. Тяжелая местность с холмами и оврагами требовала усилий всех, включая персидских вельмож, трудившихся в грязи в роскошных одеждах. [68] После этого армия достигла Пилы, у границ Вавилонии, где отдыхала пять дней. [69] На противоположном берегу находился город Харманда, куда солдаты переправились на бурдюках, добыв финиковое вино и просо. [70]
Во время этой остановки напротив Харманды среди самих греков возник спор, угрожавший безопасности всех. Я уже упоминал, что Клеарх, Менон, Проксен и каждый из греческих военачальников имели отдельное командование над своим отрядом, подчиняясь лишь верховной власти самого Кира. Когда некоторые солдаты Менона вступили в столкновение с людьми Клеарха, последний рассмотрел дело, признал одного из солдат Менона виновным в проступке и приказал высечь его. Товарищи наказанного возмутились этим до такой степени, что, когда Клеарх, покинув берег реки, ехал через лагерь Менона к своей палатке в сопровождении лишь нескольких спутников, один из солдат, рубивший дрова, швырнул в него топор, а другие начали осыпать его камнями и насмешками. Клеарх, избежав ранений и добравшись до своего отряда, немедленно приказал солдатам взяться за оружие и построиться в боевой порядок. Он сам возглавил фракийских пельтастов и сорок всадников, двинувшись враждебно на отряд Менона; те, в свою очередь, схватились за оружие под предводительством самого Менона и приготовились к обороне. Малейший инцидент мог привести к непоправимому кровопролитию, если бы Проксен, появившийся в тот момент со своими гоплитами, не встал в боевом строю между враждующими сторонами [p. 36] и не умолял Клеарха прекратить нападение. Тот сначала отказался. Возмущенный тем, что его недавнее оскорбление и едва избегнутая гибель воспринимались так легкомысленно, он потребовал, чтобы Проксен отступил. Его гнев не утих до тех пор, пока сам Кир, узнав о серьезности угрозы, не прискакал со свитой, держа в руках два дротика.
– Клеарх, Проксен и все вы, эллины, – сказал он, – вы не понимаете, что творите. Уверяю вас: если сейчас начнется схватка, это станет часом моей гибели – а вскоре и вашей. Ибо если ваша сила будет сломлена, все эти туземцы вокруг станут врагами для нас куда страшнее, чем те, кто ныне служит царю.
Услышав это (пишет Ксенофонт), Клеарх образумился, и войска разошлись без столкновения [71].
После прохода Пилы началась территория, называемая Вавилонией. Холмы, окаймлявшие Евфрат, по которым армия шла до сих пор, вскоре закончились, уступив место низменным аллювиальным равнинам [72]. Теперь стали заметны первые за весь долгий поход следы вражеских сил, опустошавших страну и выжигавших траву. Именно здесь Кир раскрыл предательство персидского вельможи по имени Оронт, которого допрашивал в своем шатре в присутствии доверенных персов, а также Клеарха с отрядом из трех [p. 37] тысяч гоплитов. Оронт был признан виновным и тайно казнен [73].
После трехдневного марша, оцененного Ксенофонтом в двенадцать парасангов, Кир, судя по имевшимся данным или донесениям перебежчиков, убедился, что вражеская армия близко и битва неизбежна. Посреди ночи он собрал все войско, эллинов и варваров, но противник, вопреки ожиданиям, не появился. Здесь же была проведена перепись: у эллинов оказалось десять тысяч четыреста гоплитов и две тысячи пятьсот пельтастов; в азиатском войске Кира – сто тысяч человек и двадцать серпоносных колесниц. Число греков сократилось за время похода из-за болезней, дезертирства и прочих причин. Перебежчики сообщали, что армия Артаксеркса насчитывает миллион двести тысяч человек, не считая шести тысяч всадников гвардии под командованием Артагерса и двухсот серпоносных колесниц Аброкома, Тиссаферна и других. Позже выяснилось, однако, что силы Аброкома еще не присоединились, а численность врага была преувеличена на четверть.
Ожидая сражения, Кир собрал греческих стратегов и лохагов (капитанов), чтобы обсудить порядок действий и укрепить их преданность. Немногие моменты в этом повествовании столь же поразительны, как речи персидского принца к эллинам:
– Не от недостатка собственных сил, мужи Эллады, я привел вас сюда, но потому, что считаю вас лучше и храбрее любого числа туземцев. Докажите же ныне, что достойны свободы, которой владеете – свободы, которой я завидую и которую предпочел бы всем своим сокровищам, умноженным в тысячу раз. Узнайте от меня, знающего это хорошо, что вам предстоит встретить – толпы и шум; но если презреете их, мне стыдно говорить, сколь ничтожны эти люди. Сражайтесь достойно – как доблестные мужи, и верьте: я верну вас домой так, чтобы друзья вам завидовали. Впрочем, надеюсь, многие из вас предпочтут мою службу родным очагам.
– Некоторые из нас замечают, Кир, – сказал изгнанник-самиец Галитей, – что вы щедры на обещания в час опасности, но забудете их или не сможете выполнить, когда опасность минует…
– Что до возможностей, – ответил Кир, – владения моего отца простираются на север до нестерпимого холода, на юг – до нестерпимого зноя. Все между ними ныне разделено на сатрапии между друзьями брата; но если мы победим, все достанется моим друзьям. Я боюсь не того, что мне нечего будет дарить, а того, что не хватит друзей, чтобы одарить. Каждому из вас, эллинов, я подарю золотой венок.
Подобные заявления, повторенные Киром многим греческим солдатам, наполнили всех уверенностью и рвением. Воодушевленные этим, Клеарх спросил:
– Неужели ты думаешь, Кир, что брат сразится с тобой?..
– Клянусь Зевсом, – ответил тот, – если он сын Дария и Парисатиды, мой брат, то без боя я не получу царства.
Все эллины умоляли его не рисковать жизнью и оставаться позади их строя [74]. Вскоре мы увидим, как он последовал этому совету.
Эти речи, как и слова, произнесенные во время спора Клеарха с солдатами Менона у Харманды, будучи подлинными (а не драматическими вымыслами, как у Эсхила в «Персах», или риторическими украшениями, как речи Ксеркса у Геродота), – бесценное свидетельство об эллинском характере. Кир подчеркивает не только превосходство греков в храбрости и дисциплине над трусостью азиатов, но и их верность, противопоставляя ее предательству последних [75], связывая эти добродетели с их свободой. Для эллинских воинов не было лести выше, чем слышать, как юный принц восхищается их свободой и предпочитает ее собственному величию.
Естественное персидское мнение выражено в беседе Ксеркса с Демаратом у Геродота. Для Ксеркса идея свободного гражданства – с ее дисциплиной, патриотизмом и равенством – была не просто чужда, но непонятна. Он видел лишь господина, повелевающего подданными, и воинов, движимых кнутом. Кир же, его потомок, научился ценить достоинство эллинов, основанное на самоуправлении и законе как единственном господине [77]. Он знал, как затронуть эллинскую честь – ту, что позже угасла под македонским игом, сменившись умственной живостью и моральным упадком, отмеченными Цицероном [p. 40].
Согласовав боевой порядок, Кир на следующий день двинулся осторожным строем, ожидая появления царских сил. Но их не было видно, хотя следы отступления были очевидны. Пройдя три парасанга без боя, Кир подарил амбракийскому пророку Силану три тысячи дариков (десять аттических талантов). Силан предсказал за десять дней до этого, что битвы не будет в течение десяти дней; тогда Кир пообещал награду, если пророчество сбудется [78].
Теперь Кир начал верить, что враг избегает сражения, особенно после того, как армия беспрепятственно преодолела ров шириной 30 футов и глубиной 18 футов, оставшийся без защиты. Этот ров, выкопанный по приказу Артаксеркса на протяжении 12 парасангов (около 42 миль) до Мидийских стен [79], должен был стать преградой для вторжения. Однако отсутствие защитников позволило войску Кира пройти через узкий 20-футовый проход. Это первое оборонительное сооружение, встреченное за весь поход, было брошено по необъяснимой причине.