Измайловский маньяк

Глава 1

Она бежала по парку. Московское время – два часа ночи.

Фонари светили тускло, роняя пятна жёлтого света на асфальт. Между ними тянулись чёрные пустоты, откуда могло показаться что угодно. Влажная трава шуршала под ногами, и тишина ночи отзывалась эхом её шагов.

Она бегала быстро, не зря участвовала в спартакиадах. Спросите эту дуру, почему она вообще оказалась здесь.

Да всё просто: не успела в метро. Заработалась, как обычно. Проспала, как сурок, до шестнадцати часов.

Только звонок начальника Воробьёва выдернул её из сна. На тумбочке дрогнула её гордость – Nokia с голубоватой подсветкой экрана. Настасья относилась к телефону аккуратно: покупка серьёзная, не из дешёвых.

– Алло, Боголюбова, ты где, мать твою? Сроки горят! Забыла, что ли, какую фамилию носишь? Кто рано встаёт, тому Бог подаёт! Сидишь сегодня до поздна, чтобы завтра сдала мне статью про домашний уход. И вообще ты мне обещала всю полосу про ваши косметические штучки. Сказала же, всё испробуешь на себе!

Голос его звучал сердито, но Настасья знала – это не только злость. Когда-то он сам писал репортажи, ночевал на вокзалах, пробивался в газеты. Теперь в нём осталась лишь усталость и привычка давить на молодых, будто иначе они вообще не сдвинутся с места.

– Да-да, Артур Павлович, я уже собиралась. Бабушка приходила, вы же помните, она деменцией болеет… Еле-еле до дома отвела. Сиделка не вышла, представляете? Пока другую искала… – закусила губу обманщица.

– Ты меня за дурака держишь, Настасья? У тебя бабушка в том месяце померла. Я тебе неделю давал прийти в себя.

– Так эта… – Настасья запнулась, чувствуя, что застряла. – Ну, по отцу… другая

– Тьфу ты, – вспылил он. – Давай приходи! Фотки возьми, чтобы не забыла. Зачем я тебя держу, не пойму.

– Потому что я всё сдаю в срок. И материал – отменный.

– Ой, всё, давай бегом, – буркнул Артур.

Она положила телефон на тумбочку, в спешке натянула джинсовую юбку и майку и уже через час сидела в редакции.

Настасьина конторка находилась у станции Измайловская. Всю полосу она подготовила: написала текст, сделала фотографии прямо в офисе. Взглянула на часы: время подбиралось к двум ночи.

– Блин, блин, – тихо пробормотала она и стукнула себя по лбу.

Метро закрыто, автобусный рейс на лето отменён. Перово – тридцать три минуты пешком через Измайловский парк, холодная арифметика ночного города.

Такси? Роскошь: бомбилы ломили цены, а рядовой журналист зарабатывал слишком мало. Воробьёв обещал повышение, но начальство молчало. Государство кормило обещаниями: «Башня-2000», скорый переезд… и всё оставалось словами.

Она вздохнула. В холодильнике – пара яиц и банка дешёвого майонеза. Зарплата задерживалась. На рынке покупала одежду «с рук», лишь бы было дешевле. Такси – не каприз, а билет в минус. Она знала: ещё один такой вызов, и платить будет нечем.

Она была спортсменкой: если что – побежит. Иногда ездила на велосипеде, иногда – пешком, привычно преодолевая расстояния. Сегодня воздух стоял свежий, летний. Ночи ещё тёплые, с лёгким ароматом липы и горячего асфальта, остывающего после дня.

Она шла по главной дороге. И вдруг ей показалось: кто-то идёт сзади. Повернулась – пусто. Ускорила шаг.

И тут впереди показалась фигура – очень далеко, с оленьей головой.

– Мама-а-а!. . – вырвалось у неё.Она замерла.

И, не раздумывая, свернула в лесополосу. Бежала так, что сердце готово было выскочить, не разбирая дороги. Тьма будто сгущалась с каждым шагом.

Странное существо – то ли человек, то ли зверь – не преследовало её. Или она просто не слышала шагов? Но всё равно оборачивалась, ожидая погони.

Не заметила, как выбежала на другую дорогу – и столкнулась с кем-то.

– Осторожно, гражданочка. От кого бежите? – резко спросил мужчина, преградив путь.

– А-а-а! – закричала она и, не раздумывая, начала бить его кулаками в грудь и плечо.

– Успокойтесь, – сказал он ровно, без злости. – Я не причиню вам вреда.Он отшатнулся, поднял руки. Светловолосый, в рубашке, расстёгнутой на верхние пуговицы.

– Вон, видите машину? Эта патрульная.Он чуть кивнул в сторону.

В нескольких метрах стояла тёмная «девятка» с проблесковым маяком на крыше. Фары были выключены, силуэт угадывался лишь в полутьме.

– А что вы в штатском? Как вас… – Настасья чуть успокоилась, но голос всё ещё дрожал.

– Следователь Шереметьев, – представился он, доставая из внутреннего кармана удостоверение. – Я ксиву могу показать.

Металлический отблеск корочки мелькнул в свете далёкого фонаря.

– Тут у меня работа, прикрытие. – Он смотрел прямо, спокойно, будто привык, что ему не верят. – Так что, скажите лучше: что вас так напугало?

– Вы мне не поверите, но… мне померещился человек с оленьими рогами, – выдохнула Настасья.

– Так вы выпили или что-то принимаете? – прищурился Шереметьев.

– Да правду я вам говорю! – воскликнула она.

– Может, воображение разыгралось, – ответил он ровнее.

– Да я уже сама не знаю… – Настасья закусила губу.

– Хотите, проверю? На какой дороге это было? – предложил он.

– По прямой… Подождите, товарищ следователь, пожалуйста, не оставляйте меня. Наверное, он уже ушёл, если даже был, – торопливо заговорила она.

– Поехали до участка, – сказал Шереметьев.

– Не-е-ет, я не поеду! Я трезвая, вот прям здесь давайте освидетельствуем! – замотала головой Настасья.

– Да я про камеры. Может, засняли они вашего оленя, – спокойно пояснил он.

– Он не мой! – огрызнулась она.

– Садитесь, – голос его стал твёрже. – Да и поздно одной разгуливать. Я вас не отпущу.

Настасья села в машину. Следователь показался ей красивым – даже очень. Но страх всё равно не отпускал.

Она вжималась в сиденье, ощущая, как сердце всё ещё колотится. «Надо бы просто доехать домой, забыть, закрыться изнутри…» – убеждала она себя. Но в голове тут же всплывало другое: «А вдруг это шанс? Если я расскажу – редакция впервые будет слушать меня, а не смеяться».

Страх сковывал тело, но внутри уже шевелился упрямый азарт – Настя знала, что не отпустит эту историю так просто.

Но всё же она начинала сомневаться: действительно ли что-то видела? Или это был лишь обман ночи, игра теней при тусклом свете фонаря? И всё же проверить можно было.

– Пристегнитесь, – сказал Шереметьев неожиданно заботливым тоном.

Она послушалась, скрип пряжки прозвучал слишком громко в тишине салона.

Глава 2

Машина тронулась, унося их по пустым ночным улицам. За окнами проплывали редкие фонари, закрытые киоски и остановки, где никто уже не ждал автобуса. Настасья сидела молча, украдкой разглядывая профиль Шереметьева: строгий, сосредоточенный, будто мысли его были далеко не здесь.

Так они доехали до участка и зашли внутрь.

– Здравия желаю, товарищ майор, – сказал парень в форме, проходя мимо двери. Молодой, коренастый, в мятом кителе, с короткой стрижкой «под машинку» – скорее всего, только недавно пришёл работать.

– Отставить, – спокойно сказал её сопровождающий.

– А это кто? Проститутка? – хохотнул старый мужик из окошка дежурного.

Он сидел за стеклянной перегородкой в маленькой будке, похожей на кассу. Лысина блестела в свете лампы, на носу болтались старомодные очки в толстой оправе. На нём был видавший виды милицейский китель, пуговицы перетёртые, как будто он в нём дежурил уже десятилетия.

– Да как вы смеете! – возмутилась Настасья.

– Полно, Сергей Багратионович, – вмешался Шереметьев. – Это потерпевшая.

Митя поймал на себе её взгляд и почувствовал, как внутри что-то дрогнуло. В этом протесте не было наигранности – девчонка умела отстаивать себя, и ему это нравилось. «Не соплячка», – отметил он про себя.

– Кто этих женщин поймёт… – фыркнул старик. – Одеваются: короткие юбки, маечки…

– Да лето же! Что, в паранже ходить? – вспыхнула Настасья.

– Не спорь с ним, – шепнул ей Шереметьев. – Он ворчливый, старой гвардии. Лучше пройдём.

Они двинулись по коридору. Слева тянулся ряд металлических дверей, за одной слышались пьяные выкрики – «обезьянник». Настасья невольно поёжилась.

Поворот направо, дальше – тусклая лампочка под потолком, облупленная краска на стенах, затоптанный линолеум. Проходя мимо доски объявлений с пожелтевшими листовками, они свернули в сторону служебных кабинетов.

В небольшой комнате за столом сидел молодой парень с усами в рубашке с закатанными рукавами. Перед ним гудел старенький системный блок, на столе громоздился квадратный ЭЛТ-монитор. Клавиатура затёртая, на пробеле тёмная полоса от пальцев. Рядом – чашка с недопитым кофе и пепельница.

– Привет, Петров. Можешь камеру на Измайловской посмотреть? – бросил майор.

– А какую? – поднял голову Петров.

– Давай все. Примерно во сколько? – повернулся к Настасье Шереметьев.

– Наверное… в 2:05–2:10, – ответила она.

– Смотри, есть кто подозрительный, – бросил майор.

– Камеры тут только у входа и возле аттракционов, – сразу предупредил Петров, лениво щёлкая мышкой. – Внутри парка всё слепая зона.

Просмотрели несколько записей. На экране мелькали парочки – молодёжь, ночные рандеву.

– Та-а-ак… На последней… Девушка обычная, – пробормотал Петров. – На вашу спутницу похожа.

– Это я и есть! – вспыхнула Настасья.

– Сумку украли, что ль? – прищурился Петров, которому усы совершенно не шли.

– Да я без сумки сегодня. Ключи и телефон в кармане. И кошелёк тоже, – резко ответила она.

– Получается, только зафиксировали, как ты заходишь. А дальше – пустота.Шереметьев нахмурился и тихо пробормотал:

Настасья устало провела рукой по лицу. На мониторе рябь, зернистое видео – только серые пятна фонарей, а ответа всё равно нет.

– Ладно, – Шереметьев отстранился от экрана, положил руку ей на плечо. – Поехали, довезу до дома.

– Спасибо, – кивнула она, бросив взгляд на Петрова.

– Смотри, девка, юбку длиннее носи, а то всякие шастают… – пробурчал он, но в голосе уже не было злости, только ворчливая привычка.Они вышли из кабинета. В коридоре по-прежнему пахло табаком. У выхода из дежурной комнаты высунулся Сергей Багратионович:

Настасья закатила глаза, но промолчала. Шереметьев едва заметно усмехнулся и придержал для неё тяжёлую дверь.

На улице ночной воздух пах бензином и липами. Фонари тускло светили над пустой стоянкой, редкие машины проносились по проспекту.

– Как тебя хоть звать? – спросил Шереметьев, когда они подошли к машине. Его голос прозвучал спокойнее, чем в участке.

– Настенькой меня величать, – хмыкнула она. – Ну так, Настасья полное.

Она удивилась: неформально, без отчества, будто они старые знакомые.– Красивое имя, – сказал он после короткой паузы. – Меня – Митя.

– Очень приятно, – улыбнулась она в ответ, глядя на него чуть дольше, чем собиралась.

Они на мгновение замолчали. Слышно было, как где-то неподалёку хлопнула дверца другой машины и затрещал мотор.

– Ну, говори адрес, – вернул он её к делу.

– Третья Владимирская улица, дом 1/76.

Она заметила, как он коротко кивнул, и почему-то это простое движение показалось ей надёжным. На какое-то мгновение тревога отступила, и тишина между ними стала уже не такой неловкой, а почти успокаивающей.

Всю дорогу они молчали. Машина скользила по пустым улицам. Фары выхватывали из темноты редкие палатки с надписью «24 часа», на автобусных остановках висели объявления о тарифах, а за стеклом отражался яркий щит: «Башня-2000 – офисы будущего».

Рядом проносились бомбилы на старых «Волгах», ловившие пассажиров.

В салоне потрескивало радио, но Шереметьев выключил его, и в машине остался только ритм двигателя и её собственные мысли. Настасья смотрела в окно: Москва спала, и от этого молчание казалось ещё плотнее.

Так они доехали до её дома.

– Ну всё, дальше сама, – спокойно сказал Митя. – Больше ночами не ходи.

Настасья вышла из машины, помахала ему, достала ключи и поднялась к подъезду.

– Чёрт, – выругалась: свет снова вырубили. В лифт она никогда не садилась – фобия. Пешком до шестого недолго.

Поднялась до второго этажа и вдруг услышала скрип внизу. Сердце ухнуло в пятки. Она рванула вверх что есть мочи. Опять этот олень… – пронеслось в голове.

Добежала до двери, но шаги за спиной не отставали. Настасья резко обернулась, сжав ключи в руке, как оружие.

Высокий мужской силуэт приближался. Чьи-то руки легли ей на плечи – и она со всего размаха ударила ему в рёбра. Но ладонь перехватила её руку с ключами.

– Не бойся, это я, Митя, – прозвучал знакомый голос.

– Да что вы меня пугаете! Я думала, это маньяк какой-то! – закричала Настасья и начала колотить его по плечу.

– Не дерись, – он удержал её за запястья. – Света не было, и кто-то закричал в вашем подъезде. Или из окна шум… Я не успел толком понять и решил проверить, всё ли с тобой в порядке.

– Я не слышала. Наверное, баба Ганя опять кричала. У неё деменция.

– Давай уж я тебя прямо до квартиры провожу, – вздохнул он. – А то опять на приключения нарвёшься.

– Ладно… заходите. У меня не убрано. И вряд ли я усну. Может, чаю попьёте?

– Ну, давай, – согласился Митя.

Глава 3

После выпитого чая в чайнике ещё держалось тепло. На столе рядом стоял рулет – нетронутый, в своей прозрачной пластиковой форме с ребристым дном. Шоколадные узоры на коричневой корочке выглядели почти нарочито празднично, но никто так и не притронулся.

– Оставь мне номер на всякий случай. Вдруг увидишь кого-то подозрительного – запиши мой и позвони, если что, – сказал Митя, поднимаясь из-за стола.

Они быстро обменялись телефонами.

Митя пошёл обуваться в прихожей, а Настасья двинулась следом, опершись о дверной косяк.

– И дверь закрой на все замки. И щеколду обязательно, – строго приказал он, натягивая ботинки.

– Хорошо, мамочка, – хихикнула Настасья, но улыбка получилась усталой.

Выйдя на лестничную клетку, Митя на секунду задержался. Обычно он не позволял себе лишних эмоций, но сейчас было иначе.

На лестнице было полутёмно, лампочка над головами мигала. Пахло старой краской и мокрым бетоном – словно время в этом доме остановилось ещё в советские годы. За стеной где-то наверху хлопнула дверь, послышался смех подростков, и снова воцарилась тишина.

– Скажи честно: тебе это ради статьи или потому что ты сама не умеешь пройти мимо? – спросил он негромко.Митя опёрся на перила, явно не торопясь уходить.

– Скорее второе. Если не напишу – переживу. А вот если сделаю вид, что ничего не было… перестану уважать себя.Настасья чуть усмехнулась:

Он посмотрел на неё чуть дольше, чем нужно, и кивнул, будто отмечая про себя её ответ. В его взгляде не было ни раздражения, ни холодной строгости. Только усталость и что-то похожее на признание: он тоже один в этой истории.

– Я редко кому доверяю, – неожиданно сказал он. – Это мешает. Но, может, только так и можно выжить.

Настасья почувствовала, как сердце кольнуло от этих слов. Когда-то ей казалось, что доверие – естественное состояние: с подругами в университете, с первым мужчиной, с коллегами.

Но теперь всё иначе: каждый – сам за себя. И вдруг рядом оказался человек, который не только держит дистанцию, но и всё равно прикрывает её спину.

Она впервые за долгое время ощутила – рядом есть тот, кто способен защитить. Это чувство было таким непривычным, что она поспешно отвела глаза, пряча дрожь в голосе.

– Береги себя, – сказал Митя и шагнул вниз по лестнице.

В её усталой усмешке сквозила хрупкость, которую хотелось прикрыть. «Опасная профессия – доверять людям», – подумал он, но всё же поймал себя на том, что уже доверяет ей больше, чем следовало.

Квартира погрузилась в тишину. Настасья постояла у двери, прислушиваясь, пока затихали его шаги на лестнице.

Она осталась одна и поняла: страшно не только от «оленя» в парке. Страшно от того, что завтра всё может снова сойти в рутину – дешёвый кофе в редакции, вёрстка про косметику, начальник с сигаретой. Ей нужно было что-то большее. Пусть даже опасное.

Потом вернулась за стол, допечатала последние строчки, нажала «сохранить» и выключила компьютер.

– Блин… время семь утра, а мне к десяти на полосу, – пробормотала она, зевая. – Ладно, не ложусь. Душ, яичница, кофе… и только сегодня позволю себе на такси.

Она говорила сама с собой, на ходу сбрасывая одежду и торопясь в душ. В 9:40 Настасья уже вышла из дома и села в такси.

Офис встретил её привычным гулом: телефоны звенели, где-то щёлкали клавиатуры, в коридоре пахло дешёвым кофе из автомата и бумагой. Коллеги мельком здоровались, не вникая. День прошёл без эксцессов: вёрстка, фотографии, короткое совещание.

К вечеру всё улеглось, и в 16:00 она уже уходила домой. Даже начальник неожиданно предложил подвезти.

– Настасья, сама виновата, что задержалась до ночи. Но сегодня ты под моим присмотром, – поворчал Артур Павлович, видя её мешки под глазами. Всё равно чувствовал вину и ответственность за своих ребят.

Дорога прошла в тишине: за окном медленно тянулся вечерний город, а внутри накапливалась усталость. Настасья почувствовала, что ночь без сна даётся слишком тяжело – глаза резало, тело ныло.

Дома она едва успела разуться, прошлась по кухне, машинально взглянула на нетронутый рулет и оставленную кружку. «Потом», – подумала она, и сразу завалилась в кровать.

В пять утра её разбудил звонок. Резкий, настойчивый, несколько раз подряд.

– Да сколько можно?! Сколько времени?! – заорала Настасья, едва продрав глаза.

– Алло! Кто, твою мать, звонит мне в такую рань?! – грубо выплюнула слова в трубку.

– Это я, Митя, – отозвался знакомый голос.

– Митя?. . Что случилось?Она сразу смягчилась:

– Да ничего такого. За тебя беспокоился, – ответил он спокойно.

– Конечно… но не в такую рань! – Настасья села на кровати, зажмурилась от усталости. – Ты что-то недоговариваешь. Я чую ложь. Всё-таки журналист.

– Ладно, всё равно узнают. Только ты в своих жёлтых газетах не пиши, – нехотя сказал Митя.

– У меня не жёлтая газета, а «Столичная жизнь»! – перебила его Настасья.

Она даже повысила голос – не потому что обиделась, а потому что всегда болезненно реагировала на такие намёки.

– Ладно, извини… я на взводе. Испугался за тебя, – вздохнул Митя.

– Да не тяни уже! – Настасье не терпелось услышать продолжение.

– В Измайловском парке нашли труп девушки, – сказал он наконец. – Работник парка рано пришёл убираться. С собакой. И собака привела его.

Она замолчала, затаив дыхание.

– Я подумал… вдруг это ты опять пошла с работы. Хотел удостовериться, что всё в порядке. Вот еду на место происшествия, – сказал Митя.

Только сейчас она услышала в трубке гул мотора, словно подтверждение его слов.

– Как же так… – прошептала Настасья. На глаза сами собой навернулись слёзы.

– Можешь взять меня с собой? Заедешь по пути? – сказала Настасья уже спокойнее, смахивая слёзы. Журналистское любопытство победило страх. Она поднялась с кровати и, прижимая телефон плечом к уху, спешно начала одеваться.

– Ну и как я тебя возьму на место убийства? – хмыкнул Митя. Настасья уловила улыбку в его голосе.

– Скажи, что я стажёр. Ну пожалуйста! Я не буду мешать… Вдруг это тот, кого я видела, – взмолилась она.

В трубке раздался визг шин – машина резко повернула. Настасья вздрогнула, представив, как он рулит одной рукой, а другой держит телефон.

– Что же с тобой делать… – простонал Митя. – Ведь одна всё равно полезешь в парк. А ведь ещё не известно, кто это. На камерах мы с тобой никого не увидели – может быть, просто совпадение. Девушку мог убить кто угодно: собутыльник, ревнивый муж… а может, какой-нибудь мигрант изнасиловал и задушил.

Разговор оборвался. Настасья положила телефон, быстро застегнула сумку. Сердце билось так же быстро, как вчера в парке, но теперь это было не от страха, а от предвкушения.

Она спустилась вниз и вышла к подъезду. Утро было ещё сонное: дворники лениво махали метлами, первые маршрутки грохотали по проспекту.

К подъезду тихо подкатил тёмно-синий ВАЗ-2110. Никакой мигалки, никаких опознавательных знаков – самая обычная машина, каких в Москве тысячи.

«Странно, – подумала Настасья. – Я была уверена, что у них мигалки да ведомственные «Волги». »

Дверца приоткрылась, и Митя выглянул из-за руля. Его взгляд скользнул по ней сверху вниз и задержался чуть дольше, чем следовало бы, на её блузке и строгих брюках. Настасья уловила это и внутренне отметила с лёгкой усмешкой.

– Хорошо выглядишь. Прям как помощница следователя, – хмыкнул он, будто стараясь обесценить собственную реакцию.

– Вот и проверим, подойду ли на эту роль, – ответила она так же спокойно, хотя внутри ощутила странный прилив уверенности.

– А почему такая машина? Я думала, следователи ездят на «Волгах» с мигалкой.Настасья села в машину, пристегнулась и всё же спросила, прищурившись:

– Для работы лучше, когда тебя не узнают. Мигалка – не всегда помощь, иногда – обуза.Митя усмехнулся, но глаза оставались серьёзными.

– То есть инкогнито. Как в кино.Она улыбнулась уголком губ, будто дразня его:

– Ну, можно и так сказать, – хмыкнул он, заводя двигатель. – В кино помощницы следователя всегда красивые.

Настасья сделала вид, что пропустила мимо ушей, но улыбка всё равно пряталась в уголках губ. Она повернулась к окну.

Москва просыпалась. Трамвай грохотал по рельсам, у палаток с кофе и сигаретами собирались первые сонные покупатели. Возле ларька «Союзпечати» кто-то уже раскладывал свежие газеты. Город жил своей обычной жизнью – и только они ехали туда, где её уже не было.

– А почему в ту ночь ты был на патрульной машине? В том же парке?Настасья повернулась и резко спросила, прищурившись с недоверием:

– У нас там рейд шёл. Проверяли ночные компании, пьяных, наркоту. Измайловский парк – место тёмное, всякая шваль туда тянется.Митя чуть замедлил движение руля, потом пожал плечами:

Он сказал это ровно, почти равнодушно, но Настасья уловила паузу – короткую, почти незаметную. Журналистка в ней сразу зацепилась за эту деталь: будто рейд был официальной причиной, а сам он заехал туда ещё и по-своему, постоять в тишине.

Она открыла рот, чтобы спросить дальше, но вовремя остановилась. Решила оставить этот вопрос на потом.

Глава 4

На главной дороге в парке стояла Волга с распахнутым окном. В магнитоле крутилась t. A. T. u. , узнаваемый припев про «Нас не догонят».

Возле машины стоял мужчина старше Мити. Лицо широкое, с резкими чертами и морщинами, в уголках глаз – следы усталости и бессонных ночей.

На висках пробивалась седина, но взгляд оставался острым и внимательным, с прищуром человека, привыкшего всё замечать и сразу оценивать.

Погоны блестели крупными звёздами. Настасья не знала точного звания, но сразу поняла: этот мужчина здесь главный. В его осанке чувствовалась привычка командовать, а в скупых движениях – сила, которой он и не пытался кичиться.

– Товарищ подполковник.Митя вышел из машины и коротко кивнул:

– Я здесь случайно оказался. Ехал на работу, услышал по рации – решил проверить, как вы работаете. Всё равно скоро отчёт писать: начальство спросит, кто на месте был.Мужчина ответил лёгким движением головы, взгляд у него оставался прищуренным и внимательным:

Он говорил спокойно, но в голосе проскользнула усталость. Было видно: не первый десяток лет он видит такие сцены. Для него смерть давно стала частью службы, такой же рутиной, как бумаги и рапорты. Только в уголках глаз мелькала тень, которую он прятал за привычной жёсткостью.

Слово «отчёт» прозвучало сухо, почти равнодушно. Настасья вздрогнула: смерть девушки, для него – строка в бумагах.

Для неё же это сразу обернулось лицом, историей, чьей-то жизнью. В этом резком контрасте она почувствовала – между «их» миром и «её» миром всегда будет стена.

– А кто твоя спутница?Его взгляд скользнул к Настасье. Он смерил её оценивающим взглядом, в котором смешались любопытство и лёгкая насмешка:

– Помощница, – уверенно сказал Митя.

– Гавриил Анатольевич Кузьмин.Подполковник приподнял бровь и неожиданно протянул руку Настасье:

Рукопожатие было крепким, но не показным. В этом движении чувствовалась армейская выучка, словно когда-то он больше командовал солдатами, чем милиционерами. Настасья уловила: он привык смотреть прямо в глаза, но этот взгляд был скорее оценивающим, чем дружелюбным.

– Настасья Ивановна Боголюбова.Настасья растерялась. Она не знала, как правильно вести себя с милицейскими чинами: жать руку или держаться в стороне? Неуверенно протянула ладонь:

– Ну-ну. Ты сам знаешь, что делаешь.Кузьмин слегка пожал её пальцы и фыркнул, будто не поверил ни в её роль, ни в объяснение Мити. Но вмешиваться не стал: