Что-то не так

ГОЛУБАЯ РОЗА

– Да уж, дед-то ваш старой закалки был – честный, как ясный день, как говорится, и воспитанный, хоть и не всегда с ним сладко жилось, – да уж такой правдолюбец, такой дотошный… в общем, кабы не эта его дотошность, была бы у вас, девки, бабка рыжая, а не я.

За чайным столом все улыбнулись; внучки миссис Минвер закивали и посмотрели на меня – знаете этот взгляд, когда история так и просится, чтобы её рассказали, и ждут, что ты попросишь. Но я слишком стеснялась. Я тогда впервые гостила в «Миртовом коттедже». Мы с Лотти Минвер обе служили ученицами у мисс Эллендс (в «Модах и нарядах»), и было мне всего шестнадцать.

– Рыжая баба, – продолжала миссис Минвер, – а это выглядело жалко с любой стороны, потому как он был мужчина видный, каких я не видывала, да и я девкой была не промах – сыновья-то наши все за шесть футов ростом вымахали, все до одного…

Она вздохнула и поглядела через открытую дверь на узкую полоску заднего садика, где уговорами заставили расти огненную фасоль, левкои да упрямые подсолнухи. Чай мы пили на кухне. Стол был покрыт коричневой клеёнкой. Чашки – белые в лиловую крапинку. К чаю подали кресс-салат и улиток, потому как было воскресенье.

– Мужчина видный был, ничего не скажешь, – продолжала она. – Вон его портрет, висит справа от камина в гостиной, как раз над фарфоровым ягнёночком, что мне тётка Элиза подарила на последней ярмарке, прежде чем Господь её прибрал. Ну и фигура была у него, милые вы мои, и спросом он пользовался большим, но уж больно был щепетильный. Вот на мне и женился.

Миссис Минвер с самодовольством оправила свой чёрный передник из альпака.

– А что же та рыжая девушка? – спросила я.

– А! Это целая история, и она про то, как девке надо быть осторожной, когда она на свидания ходит.

Это показалось мне интересным.

– Расскажите, пожалуйста, – попросила я.

– Да что там рассказывать-то, – отмахнулась миссис Минвер, но тут же удобнее устроилась в своём виндзорском кресле, опершись на подушки, и погладила левую митенку правой рукой – жест, который обещал многое.

– Ну, бабуля, расскажи Лили про голубые розы.

– Помолчи уж, дай слово вставить! Тоже мне, голубые розы! Уже всю историю испортила, не успела я начать! В общем, надобно тебе знать, барышня, что я в деревне выросла – яблочко кентское, не иначе, как муж мой говаривал. Дом наш стоял в Кенте, среди вишнёвых садов. У нас и свой садик был, небольшой, а дом наш был деревянный, из досок сколоченный, не то что кирпичные, как тут у вас. И росла у нас большая груша, по всей стене вилась – одна ветка направо, другая налево, – ну прямо как лесенка. Мы, бывало, с моей двоюродной сестрой Этти прямо из окна спальни груши рвали. «Жаргонель» сорт назывался, слаще любых, что ноне на рынок возят.

Сад-то наш размером не велик был, а вот цветов – видимо-невидимо! Просто загляденье, битком набит был всякой всячиной: и гвоздики, и анютины глазки, и лилии, и розы, и жасмин, и душистый табак, и левкои, и нарциссы, и весенние цветы, которые я более всех на свете люблю.

– А что такое весенние цветы?

– Это такие старинные цветы, девки их завсегда в садах сажали, задолго до того, как ты на свет родилась, да и я тоже. Они на левкои чем-то похожи, только розовые да жёлтые, и на стебельке один цветок, а на ощупь как бархат, и пахнут мёдом. С тех пор как в Бермондси переехала, ни одного такого не видела.

Ну вот, домик-то наш деревянный стоял на холме, и как к нему ни пойдёшь – по дороге ли, белой да извилистой, или короткой тропкой, через луга да хмельник, – первое, что увидишь, это наш куст белых роз. Он всю стену дома оплёл – не ту, где груша, а другую, где окон не было, – и цвёл так, что любо-дорого глядеть. Жемчужно-белые розы, или, можно сказать, нежно-розовые, и сотни их было. Картина, а не куст. И вот одним прекрасным летом все розы на том кусте расцвели не белые и не розовые, а голубые – тёмно-голубые по краям и светлее к середине. Некрасиво? Может, и некрасиво; но скажу я вам, ни об одной розе, которую вы бы назвали красивой, столько не толковали, как об этой голубой. Священник наш то и дело приходил на неё поглядеть, да ещё и друзей своих из Лондона привозил; а господа в каретах подъезжали, чтобы на нашу голубую розу подивиться; и лавочники, и бакалейщики на своих телегах съезжались издалека, потому как говорили: «Ну и диковинка!»

И все говорили, что на выставке цветов она непременно возьмёт приз. А розовый куст-то был Хэттин. Отец ей его подарил, когда она только к нам жить переехала. Она тогда совсем маленькая была и плакала на новом месте, и только белые розы ей и полюбились. Вот отец ей куст и отдал, а на следующий год помер – как раз когда вишня поспела.

Так что, когда про приз заговорили, Хэтти сказала, что ей до призов да выставок дела нет. Ей и так хватало, что у неё свой собственный розовый куст есть.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.