Анатомия звездолёта

Глава 4: Шёпот

Адмирал Черных прибыл на борт «Эмбриона» через час после их последней коммуникации. Его челнок пристыковался к внешнему шлюзу с механической точностью, характерной для военного судна. Капитан Волкова, Дмитрий Северин и доктор Леви встречали гостей у входа. Адмирал прибыл в сопровождении двух офицеров безопасности и научного специалиста – невысокой женщины средних лет с острым, оценивающим взглядом.

– Адмирал Черных, – официально приветствовала Волкова. – Добро пожаловать на борт исследовательского судна «Эмбрион».

– Капитан, – кивнул адмирал. Это был крупный мужчина с военной выправкой, седыми волосами и проницательными серыми глазами. Он был одет в строгую военную форму без лишних украшений, но с множеством знаков отличия. – Мой научный консультант, доктор Ирина Ковалева.

Женщина коротко кивнула, но её внимание уже было поглощено органическими стенами коридора, которые заметно пульсировали при их приближении.

– Интересно, – пробормотала она, доставая компактный сканер и направляя его на стену. – Метаболическая активность выше ожидаемой. Гораздо выше.

– Доктор Ковалева – ведущий специалист по биоорганическим технологиям, – пояснил адмирал. – Она участвовала в разработке первых прототипов биокораблей.

– Включая системы безопасности, которые должны были предотвратить… подобные ситуации, – добавила Ковалева, не отрываясь от сканера.

Дмитрий напрягся, но сохранил профессиональное выражение лица.

– Доктор Северин, – адмирал повернулся к нему. – Ваши работы по симбиотическому сознанию вызвали значительный интерес в научных кругах. Включая военные исследовательские подразделения.

– Я польщён, – нейтрально ответил Дмитрий.

– Не стоит, – отрезал адмирал. – Ваши теории были признаны потенциально опасными. Особенно в контексте биокораблей.

– Адмирал, – вмешалась капитан Волкова, – предлагаю продолжить обсуждение в конференц-зале. Там мы сможем представить вам все собранные данные.

Черных кивнул, и группа направилась по коридорам «Эмбриона». По пути Дмитрий заметил, что органические стены реагировали на присутствие гостей – их пульсация становилась более интенсивной, а биолюминесцентное свечение меняло оттенок с голубого на более насыщенный фиолетовый. Адмирал и его сопровождение также заметили это, их лица становились всё более напряжёнными.

– Он знает, что вы здесь, – тихо сказал Дмитрий. – Корабль… осознаёт ваше присутствие.

– Вы очеловечиваете машину, доктор, – холодно заметила Ковалева. – Это всего лишь автоматические реакции органических систем на изменение параметров среды.

– Я бы не был так уверен, – возразил Дмитрий. – То, что мы наблюдаем, выходит за рамки запрограммированных реакций.

Когда они проходили мимо жилого отсека, из-за одной из дверей донёсся странный звук – тихий, ритмичный шёпот, как будто кто-то повторял одну и ту же фразу на неизвестном языке.

– Что это? – насторожился адмирал.

– Одна из аномалий, о которых мы хотели с вами поговорить, – ответила капитан Волкова. – В последние дни мы фиксируем необычные акустические феномены в различных частях корабля.

– Шёпот, – кивнул Дмитрий. – Иногда шипение или пульсация. Источник звука трудно локализовать – он как будто исходит отовсюду и ниоткуда одновременно.

Они приблизились к двери, из-за которой доносился звук. Доктор Леви осторожно открыл её, и они увидели пустую каюту. Но шёпот стал отчётливее – он, казалось, исходил от самих стен. Ритмичный, почти мелодичный, с повторяющимися паттернами.

Ковалева немедленно направила свой сканер на стены каюты.

– Вибрация органических тканей, – констатировала она. – Но не хаотичная, а… структурированная. Похоже на волновые паттерны.

– Мы провели спектральный анализ этих звуков, – сказал Дмитрий. – Они демонстрируют математическую последовательность, слишком сложную для случайного происхождения. Мы полагаем, что это форма коммуникации.

– Или имитация, – возразила Ковалева. – Органические системы могут воспроизводить услышанные звуки, как попугаи, без реального понимания.

– Тогда что именно они имитируют? – спросил Дмитрий. – Эти паттерны не соответствуют никаким звукам, производимым экипажем или оборудованием корабля.

Адмирал задумчиво слушал шёпот.

– Похоже на код, – произнёс он наконец. – Военный шифр или сигнал.

– Именно, – кивнул Дмитрий. – Но не наш. И, судя по всему, он направлен не вовне, а внутрь – между различными частями корабля.

– Самокоммуникация, – пробормотала Ковалева, и в её голосе впервые послышалось нечто похожее на научное любопытство. – Интересная гипотеза.

– Давайте продолжим в конференц-зале, – предложила Волкова. – Там наши специалисты подготовили полный отчёт обо всех наблюдаемых аномалиях.

Они вышли из каюты, но шёпот, казалось, следовал за ними, постепенно распространяясь по коридорам – тихий, вездесущий, как шум прилива в раковине.

В конференц-зале их уже ждали Ксения Лун, Софья Ким и Андрей Комаров. Органические стены здесь тоже изменились – они стали более прозрачными, позволяя смутно видеть структуры, движущиеся внутри них, как кровеносные сосуды или нервные волокна.

– Впечатляет, – сухо заметил адмирал, оглядывая помещение. – Не так выглядел конференц-зал в проектной документации «Эмбриона».

– Корабль значительно изменился за последние дни, – подтвердила Ксения. – Особенно после контакта с космическим рифом.

Ксения активировала голографический дисплей, показывающий трёхмерную модель «Эмбриона» с отмеченными зонами трансформации.

– Как вы можете видеть, изменения происходят не хаотично, а следуют определённой логике. Наиболее активная трансформация наблюдается вокруг центрального ядра корабля, навигационных систем и мест наибольшей концентрации экипажа.

– Корабль фокусируется на критических системах и человеческом присутствии, – заметила Ковалева. – Это может быть интерпретировано как подготовка к захвату управления.

– Или как попытка лучше понять и адаптироваться к экипажу, – возразила Ксения. – Все наши данные указывают на симбиотический, а не паразитический характер изменений.

Адмирал внимательно изучал модель.

– Капитан Волкова, какие меры предосторожности вы приняли?

– Мы усилили мониторинг всех систем корабля, – ответила Волкова. – Установили автономные сенсоры, независимые от органических компонентов. Подготовили аварийные протоколы на случай необходимости эвакуации.

– И что показывает этот усиленный мониторинг? – спросил адмирал.

– Интересные данные, – вмешался Комаров. – Органические системы действительно перестраиваются, образуя структуры, похожие на примитивную нервную систему. Но при этом они не вмешиваются в работу критических механических компонентов. Более того, эффективность многих систем повысилась – энергопотребление снизилось на 17%, регенерация атмосферы ускорилась на 22%.

– Звучит слишком хорошо, – скептически заметил адмирал. – Какая выгода кораблю от этих улучшений?

– Возможно, это не вопрос выгоды, – сказал Дмитрий. – Если мы предположим, что корабль развивает форму сознания, то эти изменения можно интерпретировать как… заботу о своих симбионтах. О нас.

– Романтическая интерпретация, доктор, – холодно улыбнулась Ковалева. – Но есть и другая – подготовка инкубационной среды для дальнейших преобразований.

– Каких именно преобразований? – спросила Ксения.

– Вы ведь знакомы с концепцией технологической сингулярности? – Ковалева обвела взглядом присутствующих. – Момент, когда технология начинает развиваться по собственной экспоненциальной траектории, выходя за рамки человеческого понимания и контроля. То же самое может произойти с биологической системой, особенно такой сложной, как органический корабль.

– И это то, чего вы боитесь? – спросил Дмитрий. – Что «Эмбрион» достигнет биологической сингулярности?

– Не только «Эмбрион», – ответил адмирал Черных. – Мы опасаемся эффекта домино. Если один биокорабль может спонтанно развить сознание и независимую волю, что помешает другим сделать то же самое? У Земли сейчас более двухсот таких судов в активной эксплуатации.

– И вы хотите это предотвратить, уничтожив первый пример подобной эволюции, – констатировал Дмитрий. – Вместо того чтобы изучить его и, возможно, найти способ мирного сосуществования.

– Мы предпочли бы изучение, – сказал адмирал. – Но в контролируемых условиях. Не на действующем корабле с экипажем на борту.

– Эти условия уже не изменить, – вмешалась Софья Ким, которая до этого молчала. – Корабль… он уже осознаёт себя. И он осознаёт нас. Отключение его систем будет равносильно убийству.

– Ким, – предупреждающе произнесла капитан Волкова.

– Нет, капитан, – Софья покачала головой. – Адмиралу нужно знать правду. Я чувствую корабль через навигационную систему. Он… испуган. Но не агрессивен. Он не понимает, почему его считают угрозой.

Адмирал внимательно посмотрел на молодую женщину.

– Вы утверждаете, что находитесь в прямом ментальном контакте с кораблём?

– Да, – просто ответила Софья. – Через нейронный интерфейс. Сначала это было похоже на обычное подключение к навигационной системе, но постепенно… изменилось. Стало более глубоким, более личным.

– Это опасно, – нахмурилась Ковалева. – Нейронные интерфейсы допускают двунаправленную передачу данных. Корабль может влиять на ваше восприятие, ваши мысли.

– Или я могу влиять на него, – возразила Софья. – Это симбиоз, доктор. Взаимное влияние.

– И как много членов экипажа имеют такую… связь? – спросил адмирал.

– В различной степени – почти все, – ответил доктор Леви. – Особенно те, кто имеет нейронные импланты для работы с системами корабля. Но даже остальные сообщают о необычных ощущениях – сновидениях, интуитивных прозрениях, чувстве присутствия.

– И вас это не тревожит, доктор? – адмирал поднял бровь.

– С медицинской точки зрения, у членов экипажа не наблюдается никаких патологических изменений, – спокойно ответил Леви. – Ни физических, ни психических. Наоборот, показатели стресса снизились, когнитивные функции улучшились. Если это влияние корабля, то оно, похоже, благотворное.

Адмирал обменялся взглядом с Ковалевой, затем снова обратился к Волковой.

– Капитан, вы приглашали меня для прямого контакта с… кораблём. Я готов, но сначала хотел бы увидеть все собранные вами данные.

– Разумеется, адмирал, – кивнула Волкова. – Мы подготовили полный отчёт.

Следующие два часа были посвящены тщательному анализу всех аспектов трансформации «Эмбриона». Ксения и Дмитрий представили детальный отчёт о биологических изменениях, Комаров – о влиянии на технические системы, Леви – о воздействии на экипаж. Адмирал и Ковалева задавали острые, точные вопросы, демонстрируя глубокое знание предмета. Постепенно стало очевидно, что военные знали о потенциале биокораблей к эволюции гораздо больше, чем признавали публично.

– Вы ожидали этого, – внезапно произнёс Дмитрий, прервав техническое объяснение Комарова. – Вы знали, что такое развитие возможно.

Адмирал посмотрел на него оценивающе, затем кивнул.

– Были теоретические предположения. Некоторые ранние прототипы демонстрировали признаки… самоорганизации, выходящей за рамки проектных параметров.

– И что с ними случилось? – спросила Ксения.

– Они были деактивированы, – ответила Ковалева без эмоций. – На ранней стадии, до формирования чего-либо похожего на сознание.

– Убиты, – прошептала Софья. – Вы их убили.

– Это была мера предосторожности, – отрезал адмирал. – Непредсказуемое развитие автономных систем представляет потенциальную угрозу.

– Или потенциальную возможность, – возразил Дмитрий. – Новую форму симбиоза между человечеством и созданными им технологиями. Эволюционный шаг.

– Который может оказаться шагом в пропасть, – заметила Ковалева. – История полна примеров, когда новые технологии оборачивались катастрофой для своих создателей.

– Но также и примеров, когда страх перед новым останавливал прогресс на десятилетия, – парировала Ксения.

Адмирал поднял руку, останавливая начинающийся спор.

– Я готов к прямому контакту, – решительно сказал он. – Покажите мне, как это работает.

Дмитрий кивнул.

– Есть несколько способов. Наиболее глубокий – через нейронный имплант, но это требует хирургического вмешательства. Есть вариант через внешний нейроинтерфейс – менее инвазивный, но и менее эффективный.

– И третий способ, – тихо добавила Софья. – Корабль… он предлагает нечто иное. Прямой контакт через один из своих новых органов.

– Органов? – переспросила Ковалева с тревогой.

– В центральном узле формируется странная структура, – пояснил Дмитрий. – Что-то вроде нейронного интерфейса, но полностью биологического. Мы ещё не до конца понимаем его функцию, но корабль, кажется, создал его специально для коммуникации с нами.

– Насколько это безопасно? – спросил адмирал.

– Мы не знаем, – честно ответил Дмитрий. – Никто ещё не пробовал.

– Я попробую, – неожиданно сказала Ковалева. – Прежде чем подвергать риску адмирала.

– Доктор, это не обязательно, – возразил Черных.

– Это необходимо, адмирал, – твёрдо ответила Ковалева. – Я лучше подготовлена к оценке необычных нейронных взаимодействий. И если что-то пойдёт не так… – она не закончила фразу, но всем было понятно продолжение.

– Мы будем контролировать процесс, – сказал доктор Леви. – И сможем прервать контакт при любых признаках опасности.

Адмирал неохотно согласился, и группа направилась к центральному узлу корабля – области, где ранее располагался главный инженерный отсек, но теперь трансформированной почти до неузнаваемости. Стены здесь полностью утратили механический вид, превратившись в пульсирующие органические мембраны. В центре помещения находилась странная структура, напоминающая гигантский цветок – конус из перламутровой ткани, окружённый тонкими, дрожащими волокнами.

– Это оно, – прошептала Софья. – Интерфейс.

Ковалева медленно подошла к структуре, её профессиональная отстранённость впервые сменилась явным изумлением.

– Невероятно, – произнесла она, осматривая «цветок». – Это похоже на гигантский синапс. Но такая структура не могла сформироваться за несколько дней…

– Если только корабль не проходит ускоренную эволюцию, – заметила Ксения. – Возможно, космический риф содержал нечто, что катализировало процесс.

– Или разблокировало скрытую генетическую программу, – добавил Дмитрий.

Ковалева достала свой сканер и начала анализировать структуру.

– Никогда не видела ничего подобного, – признала она. – Это действительно нейронный интерфейс, но использующий принципы, которые мы даже теоретически не рассматривали.

– Как это работает? – спросил адмирал.

– Судя по сканированию, он создаёт квантово-нейронное сопряжение, – ответила Ковалева с растущим научным энтузиазмом. – Технически, это должно позволить прямую передачу мыслей и образов без физического контакта с мозгом.

– Звучит безопаснее, чем инвазивные методы, – заметил Леви.

– Или опаснее, – возразил адмирал. – Если интерфейс способен влиять на мозг дистанционно.

Пока они обсуждали, Софья приблизилась к «цветку» и протянула руку, не касаясь, но останавливаясь в нескольких сантиметрах от перламутровой поверхности.

– Он ждёт, – тихо сказала она. – И он… боится.

– Боится? – переспросил адмирал.

– Да, – кивнула Софья. – Он чувствует вашу настороженность, ваше недоверие. Он не понимает, почему вы считаете его угрозой.

– Потому что неконтролируемая эволюционирующая система с доступом к межзвёздным двигателям объективно является угрозой, – сухо ответил адмирал.

– Но он не неконтролируемый, – возразила Софья. – Он… сотрудничает. Хочет сотрудничать. С нами.

Адмирал посмотрел на Волкову.

– Ваш навигатор кажется слишком эмоционально вовлечённой, капитан.

– Софья имеет наиболее тесную связь с системами корабля, – ответила Волкова. – Её восприятие может быть субъективным, но не менее ценным.

Ковалева тем временем закончила сканирование и приняла решение.

– Я готова к контакту, – объявила она. – Доктор Леви, подготовьте мониторинг жизненных показателей.

Леви быстро настроил медицинские датчики, прикрепив их к запястьям и вискам Ковалевой.

– Всё готово. Я буду отслеживать любые аномалии.

Ковалева глубоко вздохнула и приблизилась к «цветку». На мгновение она заколебалась, затем решительно протянула руку и коснулась перламутровой поверхности.

Эффект был мгновенным и драматичным. Волокна вокруг основания структуры засветились голубоватым светом, а сама Ковалева застыла, её глаза широко раскрылись, зрачки расширились, полностью затопив радужку.

– Показатели в пределах нормы, – сообщил Леви, контролируя данные. – Повышенная мозговая активность, особенно в лимбической системе и зонах, отвечающих за обработку визуальной информации.

– Что она видит? – спросил адмирал, не сводя глаз с застывшей фигуры Ковалевой.

– Мы можем только догадываться, – ответил Дмитрий. – Когда я подключался через имплант, я видел образы космоса, странных существ, эволюционных циклов. Но опыт может различаться для разных людей.

Минуты тянулись в напряжённом ожидании. Свечение вокруг «цветка» меняло цвета – от голубого к фиолетовому, затем к зеленоватому. Выражение лица Ковалевой также менялось – удивление, страх, изумление, понимание.