Архив вымирания

Амира молчала. Её глаза сканировали вскрытую полость – быстро, профессионально. Даже сейчас, даже после всего, что случилось, она оставалась учёным. Наблюдала. Анализировала.

– Нервная ткань? – спросила она.

– Возможно. Но если это нервы – они занимают добрую половину тела. – Надя потянулась к спектроанализатору. – Дай мне минуту.

Она взяла образец ткани из одного из каналов – крошечный фрагмент, меньше ногтя – и поместила в анализатор. Машина загудела, обрабатывая данные.

Пока она ждала, Надя продолжила вскрытие. Скальпель двигался уверенно – вниз, вдоль тела, через сегменты. Каждый разрез открывал новые странности.

– Пищеварительная система, – бормотала она в диктофон. – Централизованная, проходит через все сегменты. Полость заполнена… – она принюхалась и тут же пожалела об этом, – …чем-то вроде желудочного сока. Сильно кислотная среда, судя по запаху.

– Что они едят?

– Пока не знаю. Желудок пуст. – Надя заглянула глубже. – Но строение челюстей… видишь эти зазубрины? Это для разрывания, не для пережёвывания. Хищник. Или падальщик.

Анализатор пискнул.

Надя повернулась к экрану – и застыла.

– Что? – Амира шагнула ближе. – Надя, что там?

– Это… – Надя потёрла глаза, словно не веря тому, что видит. – Это не нервная ткань.

– А что тогда?

– Это нервная сеть. – Она ткнула пальцем в экран. – Смотри. Структура похожа на нейроны, но организация совершенно другая. У нас нервы идут к мозгу – центральная система, иерархия. Здесь – распределённая сеть. Нет центра. Каждый узел связан с каждым.

– Как интернет?

– Как… да, примерно. – Надя повернулась к трупу. – Амира, эта штука – она не отдельный организм.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду буквально. – Надя указала на обрубленные каналы на краю разреза. – Видишь? Нервные волокна не заканчиваются внутри тела. Они выходят наружу. Вот здесь, и здесь, и… – она обошла стол, – …здесь. Четыре точки выхода.

Амира молчала. Надя видела, как её лицо менялось – от непонимания к осознанию.

– Они были подключены, – сказала Амира медленно. – К стене. К другим.

– К другим. – Надя кивнула. – Это не отдельное существо. Это… клетка. Часть чего-то большего. Как нейрон в мозгу – сам по себе он ничего не значит, но в сети…

– В сети он часть разума.

– Именно.

Они стояли молча, глядя на изуродованный труп. На то, что ещё несколько часов назад было частью чего-то огромного, древнего, непостижимого.

Частью – но не целым.

– Сколько их там? – спросила Амира тихо. – В секторе Дельта?

– По моим подсчётам – несколько сотен таких, как этот. Рабочие, если угодно. Плюс более крупные формы. – Надя вспомнила модель раскопа. – Тот «храм», который вы копали – он размером со здание. Если это тоже тело…

– Это тело. Я уверена теперь.

– Тогда у нас большие проблемы.

Дверь лаборатории открылась.

Виктор Стоянов вошёл без стука – как к себе домой. За ним маячили двое охранников, оставшихся в коридоре.

– Доктор Вербицкая. – Его взгляд скользнул по секционному столу. – Есть результаты?

Надя сжала зубы. Она не любила Стоянова – не любила его манеру командовать, его холодную уверенность, его привычку входить без разрешения. Но сейчас было не время для личных антипатий.

– Есть. – Она указала на экран анализатора. – Это существо – не отдельный организм. Это часть коллективной сети.

– Сети?

– Нейронной сети. Распределённый разум, если хотите. Все эти твари под землёй – они связаны между собой. Физически связаны, через нервные волокна.

Стоянов нахмурился.

– Как муравьи?

– Сложнее. – Надя поискала аналогию. – Муравьи общаются феромонами, но каждый муравей – отдельный организм. Здесь – прямая нейронная связь. Как если бы все муравьи в муравейнике были одним мозгом.

– И что это значит для нас?

Надя переглянулась с Амирой.

– Это значит, – сказала Амира, – что когда мы убили этого – остальные узнали.

Тишина.

Стоянов стоял неподвижно, только желваки ходили под кожей.

– Узнали, – повторил он.

– Не сразу, – уточнила Надя. – Связь была разорвана, когда он проснулся. Но до этого… – она указала на обрубленные волокна, – …он был частью системы. Всё, что он чувствовал – тепло от инструмента, пробуждение, голод – всё это шло в сеть.

– Как сигнал.

– Как сигнал. И сигнал распространялся.

Амира шагнула вперёд.

– Командир, вы помните температурные аномалии, о которых я говорила? Внутри образца было теплее, чем снаружи. Это не источники тепла – это метаболизм. Очень медленный, почти незаметный, но он есть.

– И?

– И когда один из них просыпается, он выделяет больше тепла. Это тепло распространяется по сети – буквально, физически. Соседние «клетки» нагреваются. И если температура достигает определённого порога…

– Они тоже просыпаются.

– Эффект домино.

Стоянов молчал. Надя видела, как за его непроницаемым лицом работает мозг – просчитывает варианты, оценивает угрозы.

– Сколько времени? – спросил он наконец.

– Что?

– Сколько времени, пока проснутся следующие?

Надя открыла было рот – и закрыла. Она не знала. У неё не было данных для такого расчёта. Скорость теплопроводности в ткани, расстояние между «клетками», пороговая температура пробуждения – всё это были неизвестные.

– Я могу прикинуть, – сказала она. – Но это будет очень грубая оценка.

– Прикинь.

Надя повернулась к компьютеру. Пальцы забегали по клавиатуре, вводя данные – температуру образца, скорость её роста, примерное расстояние между телами в секторе Дельта.

Модель выстроилась на экране: схематичное изображение раскопа, точки-«клетки», волны распространения тепла.

– При текущих параметрах, – сказала она, глядя на результат, – соседние особи достигнут порога пробуждения через шестьдесят-восемьдесят часов. Назовём это семьдесят два, для круглого счёта.

– Три дня.

– Три дня до следующей волны. – Надя помолчала. – А потом – следующая. И следующая. Экспоненциальный рост.

– Сколько – в первой волне?

– Десять-двадцать особей. Ближайшее окружение.

– Во второй?

– Пятьдесят-сто. Может, больше.

– В третьей?

Надя не ответила. Цифры на экране говорили сами за себя.

– Через неделю, – сказала Амира тихо, – проснётся весь сектор.

Стоянов ушёл через десять минут – коротко, по-военному попрощавшись и не сказав ни слова о своих планах. Надя знала, что он думает. Знала, что предложит директору. «Протокол Очищения» – термоядерная стерилизация. Выжечь сектор Дельта, пока не поздно.

Может, он был прав.

Она отогнала эту мысль и вернулась к работе.

– Помоги мне перевернуть его, – сказала она Амире.

Вдвоём они перекатили труп на бок. Надя взяла скальпель и начала новую серию разрезов – вдоль спины, там, где должен был располагаться спинной мозг у позвоночных.

Спинного мозга не было. Вместо него – всё та же распределённая сеть, только плотнее, концентрированнее.

– Смотри, – Надя указала на скопление узлов в центре тела. – Это похоже на… не знаю, узловую станцию? Место, где сходятся волокна.

– Мозг?

– Скорее – ретранслятор. – Надя вгляделась в структуру. – Сигналы приходят сюда со всех частей тела, обрабатываются и отправляются дальше. Но обработка минимальная. Это не центр принятия решений – это просто… узел связи.

– Тогда где центр?

– В том-то и дело. – Надя отложила скальпель. – Может, нигде. Может, разум – если это можно назвать разумом – распределён по всей сети. Каждая «клетка» – часть вычислительной системы.

Амира молчала, глядя на вскрытое тело. Её лицо было непроницаемым, но Надя знала этот взгляд. Так Амира смотрела, когда пыталась уложить в голове что-то принципиально новое.

– Надя.

– М?

– Если они все связаны… если это один разум в миллионах тел… то они не просто спали, верно? Они что-то делали там, во сне.

– Что?

– Не знаю. – Амира покачала головой. – Но подумай. Миллионы нейронов, работающих в параллели. Тысячи лет непрерывной активности. Это вычислительная мощность, которую мы не можем себе представить.

– Ты думаешь, они… думали?

– Или мечтали. Или строили что-то – виртуальное, внутри своей сети. – Амира подняла глаза. – Мы разбудили их от чего-то. Вытащили из какого-то состояния, которое было им важно.

– Важнее жизни?

– Может быть.

Надя фыркнула.

– Знаешь, – сказала она, – я всегда считала, что инопланетный разум будет… не знаю… похож на нас. Любопытный, исследующий. Строящий корабли и отправляющийся к звёздам. А эти…

– Эти свернулись в клубок и уснули на тысячи лет.

– Именно. – Надя стянула перчатки и бросила их в утилизатор. – Какой в этом смысл?

– Может, смысл как раз в этом. – Амира отошла от стола. – Может, они достигли чего-то, чего мы не понимаем. Состояния, которое для них важнее бодрствования.

– Рай для насекомых?

– Или вечность для разума.

Они замолчали. В лаборатории было тихо – только гудение вентиляции и редкие щелчки оборудования.

Надя смотрела на труп существа. На шесть конечностей, застывших в предсмертной судороге. На обожжённые пластины, на вытекшую и засохшую жидкость. Оно было уродливым, чужим, опасным.

И оно было частью чего-то большего.

– Мне нужно продолжить, – сказала она. – Взять образцы для полного анализа. ДНК, или что там у них вместо неё. Биохимия. Структура тканей.

– Конечно.

– Ты можешь идти. Отдохни. Выглядишь ужасно.

Амира усмехнулась – едва заметно, одним углом рта.

– Ты тоже не образец свежести.

– Я хотя бы не падаю на ходу.

– Не преувеличивай.

– Не преуменьшай. – Надя посмотрела ей в глаза. – Амира, серьёзно. Сколько ты не спала?

– Не знаю. Тридцать часов? Сорок?

– Иди спать.

– Не могу. Танака хочет отчёт…

– Танака подождёт. – Надя шагнула к ней. – Послушай. Ты нужна нам в рабочем состоянии. Если через три дня тут начнётся… ну, что бы там ни началось… нам понадобятся твои мозги. Не твой труп от истощения.

Амира молчала.

– Пожалуйста, – добавила Надя. – Ты мне никогда не нравилась…

– Спасибо.

– …но ты нужна. Мне. Всем здесь. – Она помолчала. – Марко был твоим, я знаю. Но умирать вместе с ним необязательно.

Амира закрыла глаза.

Несколько секунд она просто стояла – неподвижная, словно статуя. Надя видела, как дрогнули её губы, как напряглись плечи. Потом – глубокий вдох. Выдох.

– Четыре часа, – сказала Амира. – Разбуди меня через четыре часа.

– Шесть.

– Пять.

– Договорились.

Амира открыла глаза и посмотрела на Надю. В её взгляде было что-то новое – что-то похожее на благодарность, но не совсем. Признание, может быть. Признание того, что она не одна.

– Спасибо, – сказала она тихо.

– Не за что. А теперь проваливай, пока я не передумала.

Амира кивнула и вышла.

Дверь закрылась.

Надя осталась одна – с трупом, с приборами, с тикающими часами в голове. Семьдесят два часа. Три дня. Потом – следующая волна.

Она взяла новую пару перчаток и вернулась к работе.

Следующие три часа слились в одно непрерывное погружение.

Надя работала методично, как машина. Разрез – образец – анализ. Разрез – образец – анализ. Она вскрыла существо от головы до хвоста, задокументировала каждый орган (если их можно было назвать органами), взяла пробы каждой ткани.

Результаты были… странными.

Биохимия базировалась на углероде – как и земная жизнь. Но молекулярная структура была иной. Белки состояли из аминокислот, которых не было в земном генетическом коде. ДНК – или её аналог – использовала шестибуквенный алфавит вместо четырёх-буквенного.

– Параллельная эволюция, – бормотала Надя в диктофон. – Или… нет. Не параллельная. Скорее – альтернативная. Как будто кто-то начал с тех же принципов, но пошёл другим путём.

Она вскрыла голову – или то, что служило головой. Внутри не было мозга в привычном понимании. Была сеть – та же распределённая сеть, что и в остальном теле, только плотнее. И были сенсорные органы – десятки крошечных структур, каждая из которых улавливала что-то своё.

– Тепловизоры, – сказала Надя, рассматривая одну из структур под микроскопом. – Детекторы инфракрасного излучения. Очень чувствительные.

Это объясняло, почему существо нашло Марко так быстро. Оно видело его тепло – яркий пульсирующий маяк в холодном мире.

Рядом с тепловизорами располагались другие органы – вибросенсоры, определила Надя. Они улавливали колебания почвы. Шаги, движения, даже сердцебиение на расстоянии.

– Идеальный хищник, – пробормотала она. – Видит тепло, слышит вибрацию. В темноте, под землёй – непобедим.

Но были и странности.

Например – органы, которые Надя не могла опознать. Структуры, похожие на антенны, направленные внутрь тела. Они не улавливали внешние сигналы – они генерировали что-то. Слабые электромагнитные импульсы, едва различимые на приборах.

– Для связи? – предположила она. – Короткодействующая коммуникация внутри сети?

Это имело смысл. Нервные волокна работали на близких расстояниях – прямой контакт с соседями. Но если нужно передать сигнал дальше, на расстояние…

– Радиосвязь, – сказала Надя вслух. – Биологическое радио. Чёрт возьми.

Она откинулась на спинку стула и потёрла глаза.

Часы на стене показывали 5:47. Почти четыре часа непрерывной работы. Руки дрожали от усталости, глаза слезились, голова была как в тумане.

Но картина складывалась.

Существа – «клетки», как она их называла – были частью огромной распределённой системы. Они спали тысячелетиями, связанные нейронной сетью, обмениваясь сигналами на малых расстояниях и радиоимпульсами на больших. Во сне они… делали что-то. Думали, мечтали, вычисляли – невозможно было сказать наверняка.

А потом пришли люди.

С их теплом, их вибрациями, их инструментами. И один из спящих проснулся.

Проснулся – и передал сигнал дальше.

– Как будильник, – сказала Надя в пустоту. – Один звенит – будит соседа. Сосед будит следующего. И так далее.

Она посмотрела на труп на столе.

– Что же вам снилось? – спросила она тихо. – Что было настолько важным, что вы спали тысячи лет?

Труп не ответил.

В 6:30 дверь лаборатории открылась.

Надя подняла голову, ожидая увидеть Амиру – или одного из охранников Стоянова. Вместо этого на пороге стоял человек, которого она меньше всего хотела видеть.

Юн Со-Ён.

Кореянка была безупречна – как всегда. Тёмный костюм, идеальная причёска, ни единой морщинки усталости на лице. Словно на базе не было тревоги, словно человек не погиб накануне.

– Доктор Вербицкая, – сказала она, входя без приглашения. – Я слышала, у вас есть результаты.

– Слышали от кого?

– Это важно?

Надя сжала зубы. Юн была представителем «Сонхва Биотех» – корпорации, которая финансировала половину экспедиции. У неё были доступы, связи, влияние. И полное отсутствие того, что нормальные люди называли «совестью».

– Результаты предварительные, – сказала Надя. – Официальный отчёт будет готов через несколько часов.

– Предварительные меня устроят. – Юн подошла к секционному столу, глядя на труп с выражением… интереса? Нет – жадности. – Расскажите.

– Вы не в моей цепочке подчинения.

– Я в цепочке финансирования. – Юн улыбнулась – холодно, как зимнее солнце. – Без «Сонхва» этой экспедиции не было бы. И доктора Вербицкой здесь тоже не было бы.

Надя хотела ответить – резко, грубо, – но сдержалась. Юн была права. Неприятно, но права. Корпоративные деньги оплачивали корабли, оборудование, зарплаты. Без них всё это было бы невозможно.

– Хорошо, – сказала она. – Краткая версия. Это существо – часть коллективного организма. Распределённый разум, связанный нейронной сетью. Они спали тысячелетиями и проснулись, когда наше тепло активировало триггер пробуждения. Через три дня проснутся ещё. Потом ещё. Экспоненциальный рост.

Юн слушала молча, не перебивая. Её лицо ничего не выражало.

– Интересно, – сказала она, когда Надя закончила. – Очень интересно.

– Интересно? Человек погиб!

– Да, трагедия. – Голос Юн был ровным. – Но посмотрите на это с другой стороны, доктор. Миллионы лет эволюции. Биотехнологии, которых мы не можем себе представить. Регенерация, распределённый интеллект, контроль метаболизма… – она обвела рукой труп. – Это не угроза. Это возможность.

– Возможность для чего?

– Для прогресса. – Юн склонилась над столом, разглядывая вскрытые ткани. – Представьте: лекарства, основанные на их биохимии. Импланты, использующие их нейронные структуры. Криосон для космических путешествий… – она подняла глаза на Надю. – Они решили проблемы, над которыми мы бьёмся веками.

– И убили человека за десять секунд.

– Побочный эффект. Решаемый.

Надя почувствовала, как в ней поднимается злость – горячая, удушающая.

– Вон, – сказала она.

– Простите?

– Вон из моей лаборатории. – Она шагнула к Юн. – Это моя территория. Мои образцы. Мои исследования. И я не позволю превращать смерть Марко в бизнес-кейс.

Юн не отступила. Она стояла, глядя на Надю снизу вверх – она была ниже ростом, – и в её глазах не было страха. Только расчёт.

– Доктор Вербицкая, – сказала она мягко. – Я понимаю вашу реакцию. Правда. Но эмоции – плохой советчик в науке. Эти существа – величайшее открытие в истории человечества. И то, как мы с ними поступим, определит наше будущее.

– Стоянов хочет их уничтожить.

– Стоянов – солдат. Он думает об угрозах. Я думаю о возможностях. – Юн развернулась к двери. – Подумайте об этом, доктор. Когда закончите оплакивать.

Она вышла.

Дверь закрылась.

Надя стояла, сжав кулаки, глядя в стену. Сердце колотилось, щёки горели. Она хотела побежать за Юн, схватить её, встряхнуть – заставить увидеть то, что видела сама.

Но Юн не стала бы смотреть. Для неё труп на столе был не жертвой – образцом. Не частью разума – товаром.

– Сука, – сказала Надя вслух.

Слово повисло в пустой лаборатории и медленно растворилось в гудении приборов.

В 7:15 вернулась Амира.

Она выглядела лучше – не намного, но заметно. Глаза были всё ещё красными, но не такими воспалёнными. Движения – более уверенными.

– Четыре часа, – сказала она. – Ты обещала пять.

– Ты проснулась сама?

– Коммуникатор разбудил. Танака созывает совещание через час.

Надя кивнула. Она ожидала этого.

– Есть новости?

– Юн была здесь.

– Юн? – Лицо Амиры потемнело. – Что ей нужно?

– Возможности. – Надя произнесла это слово так, словно оно было ругательством. – Она видит в этих тварях золотую жилу. Биотехнологии, лекарства, импланты… – она махнула рукой. – Всё, что можно продать.

– Типично.

– Типично. – Надя помолчала. – Амира, я закончила вскрытие. Хочешь услышать полные результаты?

– Да.

Надя развернулась к экрану и вывела на него схему – трёхмерную модель, которую собрала за последние часы.

– Это наш друг, – сказала она, указывая на изображение существа. – Размер – около метра в длину, если распрямить. Шесть конечностей, сегментированное тело, хитиновый панцирь. Хищник, скорее всего – строение челюстей и пищеварительной системы это подтверждает.

– Дальше.

– Нервная система – полностью распределённая. Нет центрального мозга. Каждый сегмент содержит узел, обрабатывающий локальные сигналы и передающий их дальше. Четыре выхода для нервных волокон – для подключения к соседним особям.

– Я это уже знаю.

– А вот это – новое. – Надя увеличила часть модели. – Смотри. Я нашла органы, которые генерируют электромагнитные импульсы. Слабые, короткодействующие – но достаточные для связи на расстоянии нескольких метров.

Амира подалась вперёд.

– Радиосвязь?

– Биологическое радио. Эти твари могут общаться без прямого контакта. – Надя переключила изображение. – Теперь смотри сюда. Это данные с дронов, которые сейчас летают над сектором Дельта.

На экране появилась тепловая карта. Большая часть была синей – холодной. Но в центре виднелось красное пятно, окружённое жёлтым ореолом.

– Это место, где проснулся наш друг, – сказала Надя. – Тепловой след его пробуждения. А жёлтая зона – это соседние особи, которые нагреваются.

– Нагреваются?

– Процесс уже идёт. – Надя указала на цифры в углу экрана. – Скорость – примерно полградуса в час. При такой скорости они достигнут порога пробуждения через…

– Семьдесят два часа.

– Плюс-минус десять. – Надя кивнула. – Но это ещё не всё.

Она вывела новое изображение – схему сектора Дельта с нанесёнными на неё точками.

– Каждая точка – предполагаемая «клетка», – объяснила она. – Основываюсь на температурных аномалиях и данных раскопок. Видишь паттерн?

Амира смотрела на схему. Точки располагались не хаотично – они образовывали структуру. Кольца, расходящиеся от центра. Как круги на воде.

– Они расположены концентрически, – сказала Амира.

– Именно. Наш друг был на периферии. В первом кольце – примерно двадцать особей. Во втором – около ста. В третьем…

– Четыреста-пятьсот.

– Примерно. А в центре… – Надя увеличила изображение, – …в центре что-то большое. Очень большое.

Центр схемы был занят одной огромной аномалией. Не точка – пятно. Размером с футбольное поле.

– Храмовый комплекс, – сказала Амира тихо.

– Он самый. – Надя посмотрела на неё. – Если моя теория верна – это не просто крупная особь. Это… координатор. Узел, управляющий всей сетью.

– Мозг.

– Или сервер. Или королева улья. – Надя пожала плечами. – Называй как хочешь. Но если он проснётся…

– Проснутся все.

– Или он отдаст приказ. – Надя помолчала. – Не знаю, как это работает. Может, они автоматы – просыпаются и действуют по программе. А может – солдаты, ждущие команды. Если второе…

– Если второе – нам нужно добраться до координатора раньше, чем он проснётся.

– И сделать что?

Амира молчала. Она смотрела на схему – на концентрические кольца, на огромное пятно в центре – и её лицо было непроницаемым.

– Не знаю, – сказала она наконец. – Пока не знаю.

Дверь лаборатории открылась.

Стоянов стоял на пороге. За ним маячили двое охранников – как всегда.

– Доктор Насер, доктор Вербицкая, – сказал он. – Директор ждёт. Совещание начинается.

Надя переглянулась с Амирой.

– Идём, – сказала Амира.

По пути к конференц-залу Надя думала о том, что сказала Юн.

Это не угроза. Это возможность.

Возможность – для кого? Для корпораций, которые превратят инопланетную жизнь в патенты и прибыль? Для учёных, которые потратят десятилетия на изучение образцов? Для человечества, которое получит новые технологии ценой… чего?

Марко был первым.

Но не последним.

Через три дня – следующая волна. Двадцать существ. Через шесть – сто. Через девять – пятьсот. И где-то там, в центре, что-то огромное медленно нагревается, готовясь открыть глаза.

Часы тикали.

И никто – ни Стоянов с его плазменными резаками, ни Юн с её бизнес-планами, ни Амира с её научным любопытством – не знал, как их остановить.

Семьдесят два часа.

Отсчёт начался.