Архив вымирания

– Вчера в семнадцать тридцать по корабельному времени в секторе Дельта произошёл инцидент. – Его голос был ровным, бесстрастным. – Одно из существ, которых научная группа принимала за окаменелости, пробудилось и атаковало персонал. Погиб один человек – Марко Феррейра, ассистент доктора Насер. Существо было уничтожено силами охраны.

Он коснулся панели, и голографическая карта изменилась. Теперь она показывала тепловую схему – ту самую, которую Надя демонстрировала в лаборатории.

– Доктор Вербицкая установила, что существа связаны между собой нейронной сетью. Пробуждение одного запускает цепную реакцию – тепловой сигнал распространяется к соседним особям. – Стоянов указал на жёлтую зону на карте. – По текущим расчётам, следующая волна пробуждений произойдёт через шестьдесят пять – семьдесят часов.

– Сколько особей? – спросил кто-то из задних рядов.

– В первой волне – от пятнадцати до двадцати пяти. Во второй – до ста. В третьей – до пятисот. – Стоянов помолчал. – После этого прогнозирование становится бессмысленным. Экспоненциальный рост.

Тишина.

Амира смотрела на лица вокруг стола. Страх – у одних. Недоверие – у других. У Танаки – растерянность человека, который понял, что его уютный мир рухнул, и не знает, как собрать осколки.

– Каковы наши возможности? – спросил директор.

– Ограниченные. – Стоянов переключил изображение. Теперь на карте была база – схема периметра, позиции охраны, пути эвакуации. – Личный состав охраны – сорок два человека. Вооружение – стандартное кинетическое плюс двенадцать плазменных резаков. Для уничтожения одной особи требуется три-четыре плазменных выстрела или около пятидесяти кинетических попаданий.

– Пятьдесят? – переспросила Маркова.

– Их панцирь чрезвычайно прочен. Обычные пули отскакивают или застревают, не причиняя критического урона. Нужны бронебойные боеприпасы или энергетическое оружие. – Стоянов сделал паузу. – Бронебойных у нас ограниченный запас. Плазменных резаков – двенадцать, и они не предназначены для боевого использования. Перегреваются после десяти-пятнадцати выстрелов.

– То есть, – медленно сказал Танака, – если проснутся двадцать существ одновременно…

– Мы можем их остановить. С потерями, но можем. – Стоянов посмотрел директору в глаза. – Если проснутся сто – у нас проблемы. Если пятьсот – мы мертвы.

Слово повисло в воздухе. Мертвы. Такое простое слово. Такое окончательное.

– Какие варианты действий? – спросил Танака.

Стоянов кивнул – словно ждал этого вопроса.

– Вариант первый: локализация угрозы. Изолировать сектор Дельта, не допустить распространения. – Он покачал головой. – Невозможно. Сигнал уже пошёл. Мы не можем охладить несколько квадратных километров или заблокировать нейронную сеть.

– Вариант второй? – подала голос Юн.

– Эвакуация. – Стоянов переключил карту. Теперь на ней были корабли в ангаре – два транспортника, похожие на приземистых жуков. – У нас два судна с общей вместимостью восемьдесят человек. Топлива достаточно для выхода на орбиту и перехода к точке рандеву с кораблями снабжения.

– Восемьдесят из трёхсот сорока, – тихо сказала Надя.

– Да.

– И как вы предлагаете выбирать?

Стоянов не дрогнул.

– Приоритет – критический персонал. Пилоты, инженеры жизнеобеспечения, медики. Затем – научные специалисты с уникальными компетенциями. Затем – лотерея.

– Лотерея, – повторила Надя. В её голосе была горечь. – Двести шестьдесят человек останутся умирать, а вы называете это «вариантом».

– Я называю это реальностью, доктор.

– Вариант третий? – перебил Танака. Его голос стал выше – нервы.

Стоянов помолчал.

Потом сказал:

– Протокол Очищения.

Амира знала о Протоколе Очищения – как знали все на базе. Это был стандартный элемент любой межзвёздной экспедиции: план на случай, если что-то пойдёт настолько плохо, что спасать будет некого и нечего.

Но одно дело – знать о нём как об абстракции. И совсем другое – услышать эти слова в тишине конференц-зала, когда за стенами базы лежала земля, начинённая тысячами спящих существ.

– Для тех, кто не в курсе, – продолжил Стоянов, – Протокол Очищения предусматривает использование термоядерного устройства, размещённого в ангаре базы. Мощность – двадцать килотонн. Радиус полного уничтожения – три километра. Радиус критических повреждений – до десяти километров.

Он вывел на карту новое изображение – концентрические круги, наложенные на схему сектора Дельта.

– Эпицентр – здесь. – Он указал на точку в центре раскопов. – Полное уничтожение охватит весь сектор и часть прилегающих территорий. Существа в зоне поражения будут гарантированно ликвидированы.

– А база? – спросил кто-то.

– База – в одиннадцати километрах. За пределами зоны критических повреждений, но потребуется эвакуация в укрытия на время ударной волны и радиационного заражения.

– Заражения? – Маркова подалась вперёд. – Сколько?

– Локальное. Уровень радиации вернётся к норме в течение нескольких недель. – Стоянов пожал плечами – почти незаметно. – Мы сможем продолжить операции после дезактивации.

Тишина.

Амира смотрела на карту – на эти аккуратные круги, которые так легко рисовались на голограмме. Три километра. Десять километров. Цифры, за которыми скрывалось нечто иное.

Уничтожение.

Всего, что они нашли. Всего, ради чего прилетели. Восемь лет работы, превращённые в радиоактивный пепел. И не просто работы – жизни. Может быть, разумные жизни.

Она открыла рот, чтобы возразить, но её опередили.

– Есть четвёртый вариант.

Все повернулись к Юн Со-Ён.

Кореянка сидела спокойно, сложив руки на столе. Её лицо было безмятежным – ни страха, ни волнения. Словно они обсуждали квартальный отчёт, а не выживание трёхсот сорока человек.

– И какой же? – спросил Танака.

– Переговоры.

Стоянов фыркнул – коротко, презрительно.

– Переговоры, – повторил он. – С тварями, которые убили человека за десять секунд.

– С разумными существами, – поправила Юн. – Доктор Вербицкая, вы ведь установили, что они обладают распределённым интеллектом?

Надя кивнула – неохотно.

– Распределённая нейронная сеть. Возможно, коллективный разум.

– Разум, – подчеркнула Юн. – Не инстинкт, не программа – разум. А где разум, там возможен диалог.

– Диалог на каком языке? – спросил Стоянов. – Они не говорят. Не пишут. Насколько мы знаем, они вообще не коммуницируют в привычном смысле.

– Это вопрос исследования, а не принципа. – Юн повернулась к Амире. – Доктор Насер, вы – ксеноархеолог. Вы изучали следы инопланетных цивилизаций тридцать лет. Скажите – возможен ли контакт?

Амира почувствовала, как на неё устремились взгляды. Двенадцать пар глаз, ждущих ответа.

Она помедлила.

– Теоретически – да, – сказала она наконец. – Любая разумная жизнь должна иметь способы коммуникации. Вопрос в том, сможем ли мы их распознать и использовать.

– Вот видите, – Юн улыбнулась. – Теоретически возможно.

– Теоретически, – повторил Стоянов. – А практически – у нас семьдесят часов до следующей волны. Что вы предлагаете – послать им открытку?

– Я предлагаю дать учёным время.

– Время на что?

– На изучение. На поиск способа связи. На понимание того, чего хотят эти существа. – Юн обвела взглядом присутствующих. – Мы прилетели сюда за знаниями. За открытиями. Мы нашли величайшее открытие в истории человечества – и теперь хотим его уничтожить, потому что боимся?

– Потому что оно убило человека, – отрезал Стоянов.

– Одного человека. В ситуации, которую мы сами спровоцировали. – Юн покачала головой. – Я не умаляю трагедию. Но это не повод для паники. Это повод для осторожности и исследований.

Амира слушала – и чувствовала странное раздвоение. Юн говорила правильные слова. Говорила то, что сама Амира хотела сказать. Но мотивы…

Она помнила разговор в лаборатории. Это не угроза – это возможность. Юн не заботилась о контакте. Она заботилась о прибыли. О патентах. О технологиях, которые можно извлечь из этих существ.

И всё же…

– Госпожа Юн права, – сказала Амира.

Все повернулись к ней.

– В одном, – уточнила она. – Мы не понимаем, с чем имеем дело. Существо, которое убило Марко, только что проснулось после тысячелетнего сна. Оно было голодным, дезориентированным, напуганным – если эти слова вообще применимы. Мы не знаем, как они ведут себя в нормальном состоянии.

– «Нормальное состояние» – это когда они спят, – сказал Стоянов.

– Или когда они не голодны. Или когда их не тревожат. – Амира наклонилась вперёд. – Командир, вы военный. Вы знаете, что разведка – основа любой операции. Мы не провели разведку. Мы вообще ничего не знаем о противнике – если это противник.

– Он убил человека.

– Медведь тоже убивает людей. Это не делает медведя врагом человечества.

Стоянов смотрел на неё – долго, пристально. В его глазах не было злости – только усталость и что-то похожее на уважение.

– Доктор Насер, – сказал он, – я понимаю вашу позицию. Правда понимаю. Но у меня триста сорок человек, за которых я отвечаю. Я не могу рисковать их жизнями ради… – он поискал слово, – …ради надежды на контакт.

– А я не могу смириться с уничтожением того, ради чего мы прилетели.

Они смотрели друг на друга – учёная и солдат. Два мира, две логики, два способа видеть реальность.

Танака откашлялся.

– Господа, – сказал он, – давайте искать компромисс.

Следующий час превратился в перетягивание каната.

Стоянов настаивал на немедленной подготовке к эвакуации и активации Протокола Очищения. Юн требовала заморозить любые деструктивные действия до получения дополнительных данных. Амира пыталась найти средний путь – время для исследований, но с чёткими границами.

Танака слушал, кивал, потирал виски и выглядел всё более несчастным.

– Семьдесят часов, – сказал он наконец. – Это то, что у нас есть до следующей волны?

– Примерно, – подтвердила Надя. – Может, чуть больше, может, меньше. Расчёты приблизительные.

– Тогда вот моё решение. – Танака выпрямился – впервые за всё совещание. – Семьдесят два часа. Три дня. Доктор Насер и её команда получают это время на исследования. Цель – найти способ коммуникации или остановить распространение пробуждения.

– Директор… – начал Стоянов.

– Дайте договорить. – Танака поднял руку. – Параллельно – подготовка к Протоколу Очищения. Всё должно быть готово к активации в любой момент. Если через семьдесят два часа у нас не будет альтернативы…

Он не договорил, но все поняли.

– Это самоубийство, – сказал Стоянов. – Семьдесят два часа – и что, доктор Насер научится говорить на инопланетном языке?

– Не обязательно говорить, – ответила Амира. – Достаточно понять. Найти способ передать сообщение. Показать, что мы не угроза.

– Они уже знают, что мы угроза. Мы убили одного из них.

– Они знают, что мы защищались. – Амира посмотрела на карту – на концентрические кольца, на огромное пятно координатора в центре. – Командир, эти существа спали тысячелетиями. Они строили что-то – внутри своей сети, внутри своего коллективного сознания. Мы не знаем, что именно, но это было важно для них. Настолько важно, что они выбрали сон вместо бодрствования.

– И?

– И мы их разбудили. Вытащили из чего-то, что было для них… – она поискала слово, – …раем? Домом? Смыслом? – Она покачала головой. – Представьте, что вас насильно выдернули из сна – лучшего сна в вашей жизни. Вы были бы в ярости. Вы были бы растеряны. Вы были бы голодны – если бы не ели тысячи лет.

– Прекрасная аналогия, – сухо сказал Стоянов. – И что из неё следует?

– Что их агрессия – не природная. Не направленная против нас. Это реакция на пробуждение. На голод. На хаос. – Амира помолчала. – Если мы найдём способ предложить им альтернативу…

– Какую альтернативу?

– Не знаю пока. Еду? Возможность вернуться в сон? Что-то, что покажет им: мы не враги. Мы можем сосуществовать.

Стоянов молчал.

Амира видела, как за его каменным лицом идёт работа. Он не был глупцом – она знала это. И не был монстром. Он был человеком, который отвечал за жизни других людей и привык решать проблемы единственным известным ему способом.

– Семьдесят два часа, – сказал он наконец. – Ни минутой больше.

– Согласна.

– И если что-то пойдёт не так – если существа начнут просыпаться раньше или атакуют базу – я активирую Протокол без дополнительных согласований.

– Справедливо.

Стоянов кивнул – коротко, резко.

– Тогда у вас есть время, доктор. Используйте его с умом.

После совещания Амира осталась в конференц-зале.

Люди расходились – тихо, без обычных разговоров. Каждый уносил с собой груз услышанного: семьдесят два часа, Протокол Очищения, триста сорок жизней на одной чаше весов и неизвестность – на другой.

Надя задержалась у двери.

– Ну и как ты собираешься совершить чудо за три дня?

– Понятия не имею, – честно ответила Амира.

– Отлично. Обожаю планы, которые начинаются с «понятия не имею».

Амира усмехнулась – впервые за последние сутки.

– Останься. Нужно кое-что обсудить.

Надя кивнула и вернулась к столу. Следом за ней вошли ещё двое: Кванг, который остался после совещания, и Томас, который, судя по всему, и не уходил.

– Закройте дверь, – сказала Амира.

Томас закрыл.

Они сели вокруг стола – четверо, не считая голографической карты, которая всё ещё мерцала над центром. Четверо учёных против армии спящих монстров. Звучало как плохая шутка.

– Итак, – сказала Амира. – Нам нужен план.

– План на что именно? – спросил Кванг. Его голос был спокойным, как всегда. Словно они обсуждали расписание раскопок, а не выживание. – Контакт? Коммуникация? Остановка пробуждения?

– Всё вместе. И желательно – до того, как Стоянов нажмёт большую красную кнопку.

Томас хмыкнул.

– Она не красная, если что. Я видел систему активации. Там два ключа и биометрический сканер. Очень скучный дизайн.

– Спасибо за уточнение, – сухо сказала Надя.

– Всегда пожалуйста.

Амира подняла руку – жест, который она использовала, чтобы призвать к порядку.

– Давайте сосредоточимся. Что мы знаем?

Надя загнула палец.

– Первое. Существа – часть коллективного разума. Распределённая нейронная сеть, возможно, с координирующим центром. Мы назвали его «координатором» – большая особь в центре сектора Дельта.

– Второе, – добавил Кванг. – Они спали тысячелетиями. Судя по геологическим данным – минимум тридцать тысяч лет, может быть, намного дольше. Это не анабиоз в привычном смысле – это какая-то форма активного существования с минимальным метаболизмом.

– Третье, – сказал Томас. – Они общаются через нейронную сеть и, возможно, через электромагнитные импульсы. Надя нашла органы, генерирующие радиоволны.

Амира кивала, слушая.

– Что нам неизвестно?

– Почти всё, – сказала Надя. – Их язык. Их мотивы. Их социальная структура. Почему они спали. Почему просыпаются. Что они делают, когда не спят и не едят.

– Много неизвестных.

– Слишком много.

Амира встала и подошла к карте. Голографический свет окрасил её лицо в красноватые тона.

– Координатор, – сказала она, указывая на центр. – Надя считает, что это управляющий узел сети. Если мы правы – он ключ ко всему.

– Ключ к чему? – спросил Кванг.

– К контакту. – Амира обернулась. – Подумайте. Рабочие особи – те, что размером с собаку – примитивны. Ограниченный интеллект, базовые инстинкты. Они как… – она поискала аналогию, – …как пальцы руки. Могут хватать, могут ударить, но не могут думать.

– А координатор – мозг.

– Или хотя бы что-то близкое. Если в этой системе есть центр принятия решений – он там. – Амира помолчала. – Если мы хотим договориться – нужно говорить с тем, кто может принимать решения.

– Маленькая проблема, – заметил Томас. – Координатор – в центре сектора Дельта. Четыре километра от периметра. Через территорию, где вот-вот проснутся двадцать голодных тварей.