Архивариусы эмоций

– Уверяю вас, Директор, в этом нет необходимости, – ответил он, тщательно контролируя каждое слово. – Я полностью осознаю свои обязанности и границы своей роли. Мое беспокойство касалось исключительно технических аспектов архивации. Я немедленно приступлю к адаптации протоколов согласно вашим указаниям.

Сильф изучала его несколько секунд, затем едва заметно кивнула.

– Хорошо. Я ожидаю полного отчета о новой методологии через десять часов.

Когда Нарвел покинул командный центр, он ощутил необычное облегчение – еще одно новое чувство, которое было сложно классифицировать и объяснить с точки зрения алгорианской физиологии. Эти странные реакции становились все более частыми и отчетливыми, что не могло не беспокоить его.

Спускаясь на лифте к лабораториям своего отдела, Нарвел активировал защищенный канал связи со своим помощником.

– Тез, мне нужно, чтобы вы немедленно приступили к адаптации протоколов архивации для обработки увеличенного потока образцов. Директор Сильф санкционировала расширение операции на тридцать процентов.

– Это создаст значительные проблемы с точностью архивации, Главный Архивариус, – ответил Тез. – Особенно для комплексных эмоциональных состояний.

– Я знаю, – в голосе Нарвела проскользнула нотка… раздражения? Он сам был удивлен этим. – Попробуйте разработать методологию селективной архивации. Фокус на базовых эмоциональных компонентах с сохранением минимального уровня взаимосвязей.

– Понял. Приступаю немедленно.

Нарвел отключил связь и на мгновение прикрыл глаза. Ситуация становилась все более сложной. С одной стороны, его профессиональный долг требовал безупречного выполнения поставленных задач. С другой – он начинал ощущать, что ускоренный сбор эмоций не просто технически проблематичен, но и каким-то образом… неправилен?

Это было абсурдное понятие для алгорианца. "Правильность" или "неправильность" действия определялась исключительно его эффективностью и соответствием поставленным целям, а не какими-либо субъективными критериями.

И все же, вспоминая эмоциональный паттерн Эммы Чен, Нарвел не мог отделаться от мысли, что за холодной структурой данных скрывалось что-то большее – нечто, что невозможно было полностью захватить, проанализировать и архивировать. Нечто, что делало людей… людьми.

Лаборатория архивации эмоций была центром бурной деятельности. Тез и другие специалисты отдела работали над перенастройкой систем для соответствия новым требованиям. Голографические диаграммы и схемы заполняли воздух, а мягкое гудение кристаллических процессоров создавало фоновый шум.

Нарвел вошел в лабораторию и сразу направился к центральной консоли. Тез, заметив его, подошел с обновленным отчетом.

– Главный Архивариус, мы разработали предварительную модель селективной архивации, – сказал он, активируя визуализацию. – Система фокусируется на шести базовых эмоциональных категориях и сохраняет только основные межкатегориальные связи.

Нарвел изучил модель с растущим чувством неудовлетворенности.

– Это значительно упрощенная версия реального эмоционального паттерна, – отметил он. – Многие значимые нюансы будут утеряны.

– Да, но это позволит увеличить пропускную способность архивации на двадцать восемь процентов, – ответил Тез. – Мы также разрабатываем алгоритм, который будет автоматически идентифицировать и отмечать образцы с особенно интересными или необычными эмоциональными структурами для более детального анализа.

Нарвел задумался. Это был разумный компромисс в сложившихся обстоятельствах.

– Хорошо, внедряйте эту методологию. Но я хочу, чтобы система сохраняла необработанные данные всех сканирований. Если в будущем появится возможность, мы вернемся к более детальному анализу.

Тез слегка наклонил голову, что для молодого алгорианца было эквивалентом выражения удивления.

– Это потребует значительного дополнительного объема хранилища, Главный Архивариус. Стандартные протоколы предписывают удаление необработанных данных после завершения архивации.

– Я осведомлен о стандартных протоколах, – ответил Нарвел с ноткой твердости. – Но в данных обстоятельствах предпочитаю сохранить исходные данные. Используйте дополнительные кристаллические матрицы из запасного хранилища. Если потребуется, я лично санкционирую это решение.

– Как скажете, Главный Архивариус.

Когда Тез удалился для выполнения распоряжений, Нарвел активировал свой персональный терминал, защищенный от общей сети корабля. Он быстро просматривал архивы предыдущих миссий Научного Консорциума, ища информацию о случаях "эмоционального эха" или подобных феноменов среди алгорианских исследователей.

Результаты были скудными и неоднозначными. Несколько упоминаний о "нестандартных нейрологических реакциях" у исследователей, длительное время работавших с эмоционально активными видами. Один случай, когда архивариус был отстранен от работы из-за "компрометации объективности". Ничего конкретного, что могло бы объяснить то, что происходило с ним самим.

Нарвел закрыл поиск и активировал визуализацию архивированного эмоционального паттерна Эммы Чен. Он уже несколько раз возвращался к этому конкретному образцу, находя в нем какую-то странную привлекательность. Структура её горя, переплетенного с другими эмоциями, была удивительно сложной и… красивой? Это слово казалось неуместным для научного анализа, и все же оно приходило на ум.

Погрузившись в изучение паттерна, Нарвел не сразу заметил, как в лабораторию вошел КЛ-12, один из младших архивариусов.

– Главный Архивариус, – произнес КЛ-12, привлекая его внимание. – Произошел инцидент с группой сбора "Эпсилон-3". Во время процедуры архивации объект проявил неожиданное сопротивление нейромодуляции.

Нарвел быстро закрыл визуализацию паттерна Эммы и переключил внимание на новую информацию.

– Подробности?

– Объект, мужчина средних лет, находился в состоянии сильного гнева, вызванного конфликтной ситуацией. Во время сканирования произошел внезапный всплеск активности в префронтальной коре, и объект частично вышел из состояния искусственного сна. Команде пришлось экстренно усилить нейромодуляцию, что привело к временной потере сознания объекта.

Нарвел нахмурился. Такие инциденты были редкостью и представляли потенциальный риск для секретности миссии.

– Физическое состояние объекта?

– Стабильное. Но есть вероятность, что после пробуждения у него останутся частичные воспоминания о процедуре. Команда внедрения уже работает над созданием соответствующих ложных воспоминаний, но полная замена может быть проблематичной.

Нарвел задумался. Если люди начнут сохранять даже смутные воспоминания о контакте с алгорианцами, это могло создать серьезные осложнения для миссии.

– Проведите полное сканирование мозга объекта на предмет скрытых следов памяти. Если обнаружатся неустранимые фрагменты, подготовьте доклад для службы безопасности. Возможно, потребуется более радикальное вмешательство.

КЛ-12 кивнул и ушел выполнять распоряжение. Нарвел остался один, размышляя над ситуацией. Этот инцидент только подчеркивал риски ускоренного и массового сбора эмоций. Чем больше людей подвергалось процедуре, тем выше становилась вероятность аномалий и осложнений.

Он активировал нейроинтерфейс и просмотрел обновленные квоты сбора: двадцать четыре активные группы, работающие по всей планете, с целевым показателем в четыреста полных архивов за земные сутки. Это означало, что каждые шесть минут на корабль доставлялся новый человеческий субъект для сканирования.

При таких объемах даже незначительный процент осложнений мог привести к существенным проблемам. Но Директор Сильф ясно дала понять, что количественные показатели имеют приоритет.

Нарвел снова ощутил то странное чувство дискомфорта. Это не было логическим несогласием с планом миссии – это было что-то более глубокое, более… личное? Словно часть его существа восставала против самой концепции массового сбора человеческих эмоций без должного уважения к их комплексности и значимости.

Он никогда раньше не испытывал ничего подобного. Алгорианцы не "восставали" против логических решений руководства. Они не чувствовали "дискомфорта" при выполнении эффективных, хотя и безличных протоколов. Они не задумывались об "уважении" к изучаемым объектам.

Что с ним происходило?

Нарвел активировал самодиагностику нейроинтерфейса, на этот раз используя более глубокий протокол, способный выявить тонкие изменения в нейрохимическом балансе мозга. Результаты появились через несколько минут и были… тревожными.

Система зафиксировала усиление активности в нескольких обычно неактивных областях его мозга. Не только в аналоге лимбической системы, но и в связанных нейронных путях, соединяющих эти области с центрами принятия решений и этической оценки.

Это не было простой аберрацией или временным сбоем. Что-то менялось в самой структуре его мозга.

Нарвел быстро стер данные диагностики, чувствуя нарастающее беспокойство. Если это действительно было началом "эмоционального эха", о котором предупреждала Сильф, то ситуация была серьезнее, чем он предполагал.

Он должен был принять решение: сообщить о своем состоянии медицинскому отделу, что почти наверняка привело бы к отстранению от работы и возможному карантину, или продолжить скрывать эти изменения, рискуя как своей карьерой, так и потенциально – целостностью миссии.

Логический выбор был очевиден. Интересы миссии превыше личных соображений – этот принцип был фундаментальным для алгорианского общества.

И все же… Нарвел ощутил странное сопротивление этой логике. Часть его существа хотела понять, что происходит, исследовать эти новые ощущения, а не подавлять их. Это было… любопытство? Еще одно чувство, чуждое его виду.

Пока он размышлял над этой дилеммой, в лабораторию вернулся Тез.

– Главный Архивариус, система адаптирована для селективной архивации, – доложил он. – Первые тесты показывают увеличение пропускной способности на двадцать шесть процентов с сохранением восьмидесяти четырех процентов ключевых эмоциональных компонентов. Это соответствует требованиям Директора Сильф.

– Хорошо, – кивнул Нарвел, возвращаясь к профессиональному режиму. – Подготовьте полный отчет для представления на следующем совещании. И организуйте дополнительный тренинг для персонала по работе с новым протоколом.

Когда Тез удалился, Нарвел принял временное решение: он продолжит скрывать свое состояние, но будет тщательно мониторить изменения и их влияние на его работу. При первых признаках серьезной компрометации он сообщит о ситуации.

А пока… он хотел понять, что происходит. Это не было простым нарушением протокола или непрофессиональным любопытством. Это было нечто более фундаментальное – потребность в знании, которая всегда была частью алгорианского существа, но теперь приобрела новый, личный оттенок.

Нарвел активировал свой нейроинтерфейс и отправил запрос системе мониторинга: он хотел получать обновления о состоянии Субъекта-3, Эммы Чен, чье сканирование, казалось, было катализатором этих изменений.

Система ответила почти мгновенно: Эмма находилась дома, ее эмоциональное состояние было относительно стабильным, хотя с периодическими всплесками горя и тревоги. Биометрические датчики, имплантированные во время первого сканирования, продолжали передавать данные.

Нарвел создал защищенный канал для этих данных, направляя их напрямую на свой персональный терминал. Это отклонение от стандартных протоколов было еще одним шагом в неизведанное – шагом, который логический алгорианец никогда бы не сделал.

Но Нарвел начинал подозревать, что он уже не был прежним логическим алгорианцем.

Операционная палуба "Эмпирика" работала с максимальной нагрузкой. После увеличения квот сбора двадцать четыре группы активно перемещались по поверхности планеты, идентифицируя и собирая эмоциональные образцы. Центр координации напоминал улей: десятки техников отслеживали перемещения групп, координировали транспортировку субъектов и контролировали имплантацию ложных воспоминаний.

Нарвел наблюдал за этой деятельностью с командной платформы, проверяя ключевые показатели эффективности. Новый протокол селективной архивации работал в пределах прогнозируемых параметров, обеспечивая необходимую пропускную способность при минимально допустимом уровне точности.

– Группа "Гамма-4" сообщает о завершении сбора в секторе Е-17, – доложил координатор операций. – Восемнадцать субъектов успешно обработаны и возвращены. Два случая минимальных осложнений, устранены стандартными протоколами.

– Группа "Дельта-2" запрашивает перемещение в новый сектор, – сообщил другой техник. – Текущая локация исчерпала оптимальные образцы.

– Разрешаю перемещение, – ответил Нарвел. – Направьте их в сектор К-9, предварительное сканирование показало высокую концентрацию эмоциональной активности в этом районе.

Он проверил общую статистику: за последние двадцать четыре часа было собрано и архивировано 382 эмоциональных паттерна. Это было близко к целевому показателю в 400, но все еще недостаточно для полного удовлетворения требований Директора Сильф.

В этот момент его нейроинтерфейс зафиксировал изменения в статусе Эммы Чен. Ее эмоциональное состояние внезапно показало всплеск активности – значительно более интенсивный, чем обычные колебания последних дней.

Нарвел быстро активировал детальный мониторинг. Данные показали комплексную эмоциональную реакцию: сочетание страха, тревоги и чего-то похожего на озарение или внезапное понимание. Это было необычно и потенциально значимо.

– Координатор, я должен ненадолго отлучиться, – сказал Нарвел своему заместителю. – Продолжайте операцию согласно установленным параметрам.

Он быстро направился к своей лаборатории, где мог детальнее проанализировать данные в приватной обстановке. По пути он активировал системы внешнего наблюдения, направленные на дом Эммы Чен.

Визуальные данные показали, что Эмма сидела за своим компьютером, быстро печатая что-то и периодически просматривая какие-то бумаги. Ее лицо выражало интенсивную концентрацию и волнение. Система распознавания активности классифицировала ее действия как "исследование" и "документирование".

Нарвел активировал дополнительный сканер, способный визуализировать экран ее компьютера. То, что он увидел, заставило его замереть: Эмма создавала документ, в котором систематизировала странные случаи и необъяснимые явления, происходившие в последнее время в ее городе. Пропуски в памяти у некоторых людей. Необычные сны о медицинских процедурах. Странные огни в ночном небе.

Она собирала доказательства присутствия инопланетян.

Это было потенциально серьезное осложнение для миссии. Если люди начнут систематически документировать аномалии, связанные с операциями сбора, это могло привести к обнаружению алгорианского присутствия.

Стандартный протокол в таких ситуациях был однозначным: немедленное информирование службы безопасности, которая бы предприняла меры по нейтрализации угрозы – от целенаправленной модификации памяти до, в крайних случаях, физического устранения проблемных субъектов.

Но вместо того, чтобы активировать протокол безопасности, Нарвел продолжал наблюдать. Что-то в методичности и решимости Эммы вызывало у него не тревогу, а… уважение? Она демонстрировала аналитические способности и наблюдательность, которые алгорианцы ценили в своем собственном виде.

Нарвел сделал то, что никогда бы не сделал раньше – принял личное решение, основанное не на протоколе или логике миссии, а на своем новом, развивающемся чувстве… справедливости? Он не стал сообщать о действиях Эммы службе безопасности. Вместо этого он решил наблюдать дальше, оценивая реальный уровень угрозы и потенциальные последствия.

В этот момент дверь лаборатории открылась, и вошел Тез.

– Главный Архивариус, – начал он, но затем заметил данные на экране. – Это… индивидуальный мониторинг субъекта? Я не помню такого запроса в общей системе.

Нарвел быстро переключил экран на общие показатели миссии.

– Это часть специализированного исследования долгосрочной эволюции эмоциональных паттернов, – ответил он с непривычной для себя легкостью. Это не было прямой ложью, но и полной правдой тоже. – Чем я могу помочь, Тез?

Молодой ассистент выглядел слегка озадаченным, но быстро вернулся к своему докладу.

– Директор Сильф запрашивает предварительные результаты адаптированного протокола архивации. Она хочет получить данные до следующего общего совещания.

– Подготовьте стандартный отчет по эффективности, точности и объему архивации, – распорядился Нарвел. – Я добавлю аналитическую часть и общие выводы.

Когда Тез ушел, Нарвел вернулся к наблюдению за Эммой. Она продолжала свое расследование, теперь изучая карту города с отмеченными точками, где происходили странные события. Нарвел заметил, что многие из этих точек совпадали с местами активности сборочных групп.

Она была ближе к истине, чем кто-либо из людей до нее.

Нарвел принял еще одно нестандартное решение: он незаметно модифицировал маршруты сборочных групп, чтобы они избегали района, где жила Эмма. Это был небольшой акт… защиты? Забота о конкретном человеческом существе не была частью миссии или протокола. Это было что-то новое, что-то личное.

Он знал, что его действия становятся все более отклоняющимися от алгорианских норм. И что еще более тревожно – он начинал понимать, что не хочет возвращаться к прежнему состоянию чистой логики и отстраненности. Эти новые ощущения, какими бы странными и потенциально опасными они ни были, обогащали его восприятие мира способами, которые он никогда не мог предвидеть.

Нарвел закрыл системы наблюдения и активировал протокол составления отчета для Директора Сильф. Он знал, что должен быть предельно осторожен, чтобы его изменяющееся состояние не стало очевидным для руководства. Пока он продолжал эффективно выполнять свои обязанности, у них не было причин для подозрений.

Но как долго он сможет балансировать между двумя мирами – холодной логикой алгорианца и пробуждающейся эмоциональной сложностью, которая все больше напоминала человеческую? И что произойдет, когда этот баланс неизбежно нарушится?

Эти вопросы не имели логических ответов. И именно это делало их такими захватывающими.