Архивариусы эмоций

Тон Векса был стандартно нейтральным, но Нарвел ощутил холодок тревоги. Внезапные вызовы к Директору редко означали что-то хорошее.

– Конечно, Офицер Векс, – ответил он. – Тез, продолжайте анализ. Я вернусь после встречи с Директором.

Нарвел следовал за Вексом по коридорам "Эмпирика", внутренне готовясь к возможным сценариям предстоящего разговора. Была ли обнаружена его коммуникация с Эммой? Заметили ли его эмоциональную активацию? Или это было связано с растущей осведомлённостью людей в секторах K-9 и L-4?

Когда они достигли центрального командного пункта, Директор Сильф стояла у главного стратегического дисплея, изучая карту Земли с отмеченными точками активности. Её высокая фигура излучала холодный авторитет.

– Главный Архивариус, – кивнула она при их появлении. – Благодарю, что прибыли так оперативно.

Нарвел заметил, что в командном пункте присутствовали и другие высокопоставленные офицеры: начальник службы безопасности, главный координатор сбора, даже главный корабельный инженер. Это выглядело как экстренное совещание высшего руководства.

– Директор Сильф, – ответил он с идеально выверенным профессиональным тоном. – Я всегда доступен для приоритетных вопросов миссии.

Сильф активировала центральный дисплей, на котором появилось изображение Эммы Чен, работающей с каким-то оборудованием на крыше своего дома.

– Этот человеческий субъект, – начала Сильф, – демонстрирует аномально высокий уровень осведомлённости о нашем присутствии. Наши системы мониторинга зафиксировали значительное увеличение активности, связанной с поиском доказательств инопланетного наблюдения.

Она активировала следующий экран, показывающий детализированную карту электромагнитных аномалий, которые засекли детекторы Эммы.

– Субъект создал примитивную, но удивительно эффективную систему обнаружения следов наших фильтров восприятия. Более того, она начала распространять свои теории среди определённого круга людей, создавая риск масштабного нарушения секретности.

Нарвел ощутил, как внутри него нарастает тревога, но внешне сохранял полную невозмутимость.

– Это тревожное развитие событий, – сказал он. – Каковы рекомендуемые меры реагирования?

– Протокол в таких случаях однозначен, – ответила Сильф, и Нарвел почувствовал, как его сердце – или алгорианский аналог этого органа – сжимается в предчувствии её следующих слов. – Субъект должен быть изолирован для глубокой нейрологической коррекции. Все следы его исследования – уничтожены. Контакты – подвергнуты селективной модификации памяти.

– Это… радикальное вмешательство, – осторожно заметил Нарвел. – Возможно, стоит рассмотреть менее инвазивные методы? Направленное искажение результатов её исследований, например? Или внедрение ложных данных, которые приведут к неверным выводам?

Сильф внимательно посмотрела на него.

– Ваше предложение альтернативных мер заслуживает внимания, Главный Архивариус. Однако анализ рисков показывает, что субъект демонстрирует исключительные аналитические способности и устойчивость к информационным манипуляциям. Вероятность успеха тонких методов воздействия оценивается всего в 62.7%.

Она активировала следующий экран, показывающий детализированный профиль Эммы Чен – её образование, профессиональную историю, психологические характеристики.

– Этот субъект представляет уникальную комбинацию научного скептицизма, интуиции и решительности. Обычные методы дезинформации, которые эффективны для 93.4% человеческой популяции, в данном случае имеют значительно сниженную эффективность.

Нарвел изучал профиль Эммы, испытывая странное смешение эмоций: гордость за её исключительные способности, тревогу за её безопасность и растущее чувство необходимости защитить её от своих собственных коллег.

– Возможно, именно эти качества делают её ценным объектом для исследования, – сказал он, пытаясь найти аргумент, который бы апеллировал к научным интересам Сильф. – Её уникальные когнитивные процессы могли бы дать нам новое понимание человеческой способности к абстрактному мышлению и интуитивному анализу.

– Интересное наблюдение, – кивнула Сильф. – И я согласна с научной ценностью этого субъекта. Именно поэтому протокол предписывает не устранение, а нейрологическую коррекцию. Мы сохраним её когнитивные способности, удалив лишь конкретные воспоминания и мотивационные паттерны, связанные с поиском доказательств нашего присутствия.

Это было меньшим из зол, но для Нарвела всё равно звучало как катастрофа. Нейрологическая коррекция такого масштаба неизбежно изменила бы фундаментальные аспекты личности Эммы, её любознательность, её решимость, её уникальный взгляд на мир. Это было бы не просто стирание воспоминаний, а своего рода… частичное убийство того, кем она была.

– Когда планируется операция? – спросил он, пытаясь выиграть время.

– Группа изъятия будет готова через двенадцать часов, – ответила Сильф. – Оптимальное время для операции – ночной период, когда субъект находится в состоянии сна. Это минимизирует риск сопротивления и упрощает последующее внедрение ложных воспоминаний.