Архивы Плутона

Глава 2: Замкнутый круг

Утро на станции «Харон» ничем не отличалось от вечера – тот же искусственный свет, та же рециркулированная атмосфера, тот же приглушенный гул систем жизнеобеспечения. Время здесь, на окраине Солнечной системы, было условностью, поддерживаемой лишь условными циклами освещения и графиками работы персонала.

Малкольм Харпер проснулся от беспокойного сна, наполненного образами из видения, вызванного контактом с артефактом. Остаточные воспоминания о горящих городах и отчаянных голосах постепенно растворялись в сознании, уступая место аналитической ясности. Он потянулся к инъектору с синтетическим стимулятором, но затем вспомнил о препарате, взятом из тайной лаборатории Чанг. Малкольм достал его и внимательно изучил. Прозрачная жидкость с легким голубоватым оттенком казалась обычным фармацевтическим раствором, но что-то в её структуре, видимой через прозрачные стенки контейнера, было неправильным – словно молекулы находились в постоянном движении, не подчиняясь обычным законам физики.

После короткого размышления Малкольм решил пока воздержаться от использования неизвестного препарата. Вместо этого он сделал обычный укол стимулятора, который всегда носил с собой – достаточно, чтобы прояснить мысли, но недостаточно, чтобы притупить интуицию.

Активировав нейроинтерфейс, Малкольм просмотрел данные, скопированные им из секретной лаборатории Чанг. Большая часть была зашифрована с использованием неизвестных ему алгоритмов, но некоторые фрагменты поддавались анализу. Особенно интересной была карта станции с отмеченными точками, где, согласно заметкам Чанг, проявлялись «темпоральные аномалии» – кратковременные искажения в пространственно-временном континууме, концентрирующиеся вокруг определенных мест, связанных с системой пещер.

– «Прозерпина», – обратился Малкольм к ИИ станции.

– Доброе утро, детектив Харпер, – мгновенно откликнулся знакомый голос. – Чем могу помочь?

– Мне нужен список всего персонала станции с указанием специализации и времени прибытия.

– Загружаю данные на ваш терминал. В настоящее время на станции находятся восемнадцать человек, включая вас.

Информация развернулась перед Малкольмом. Он внимательно изучил её, отмечая, что почти треть персонала прибыла уже после исчезновения первой исследовательской группы – очевидно, в качестве замены. Ключевые специалисты, с которыми ему необходимо было поговорить, выделялись сразу:

Ирина Ковалева, ксенолингвист, специалист по нечеловеческим коммуникационным системам. Одна из первых членов экспедиции, работала напрямую с Чанг.

Ли Джианг, астрофизик, эксперт по экзотическим формам материи. Прибыл за месяц до исчезновения группы.

Диего Санчес, инженер безопасности. Прибыл после инцидента для усиления мер безопасности.

Тобиас Вайс, ксенобиолог. Один из старейших членов экспедиции, работал с Чанг с самого начала.

И, конечно, Оливия Кейн, представитель научного консорциума, о которой Чанг конкретно предупреждала.

– «Прозерпина», где сейчас находится Ирина Ковалева?

– Доктор Ковалева сейчас в лингвистической лаборатории на втором уровне исследовательского сектора.

– Организуйте встречу с ней через час. А сейчас я хотел бы осмотреть станцию, особенно технические и жилые сектора.

– Разумеется, детектив. Передаю ваш запрос доктору Ковалевой. Вам понадобится сопровождение для осмотра станции?

– Нет, я предпочитаю действовать самостоятельно.

Малкольм закончил приготовления и покинул жилой отсек. Станция «Харон» представляла собой сложную структуру, состоящую из центрального купола с расходящимися от него коридорами, соединяющими различные модули. Система была построена с учетом экстремальных внешних условий – низкой гравитации, экстремального холода и разреженной атмосферы Харона.

Первым делом Малкольм направился в технический сектор, где располагались основные системы жизнеобеспечения станции. Здесь малолюдно – автоматика выполняла большую часть работы, требуя лишь эпизодического вмешательства инженеров. Он внимательно изучил схемы вентиляции и энергоснабжения, отмечая, что большая часть мощности направлялась в исследовательский сектор, прилегающий к пещерам. Необычно высокое потребление энергии для обычных научных работ.

В одном из технических коридоров Малкольм наткнулся на мужчину, регулирующего какое-то оборудование. Крепкая фигура, военная выправка, настороженный взгляд – даже в гражданской одежде в нем угадывался военный.

– Диего Санчес? – спросил Малкольм, сверяясь с данными нейроинтерфейса.

Мужчина выпрямился, оценивающе глядя на Малкольма.

– Детектив Харпер, – не вопрос, а утверждение. – Наслышан о вашем прибытии. Оперативно работаете – большинство посетителей первый день только привыкают к гравитации.

– Профессиональная привычка, – ответил Малкольм. – Чем раньше начнешь, тем больше шансов найти то, что еще не успели спрятать.

Санчес усмехнулся, оценив прямоту.

– Что именно вы рассчитываете найти, детектив?

– Для начала – правду о том, что случилось с исследовательской группой и доктором Чанг.

Санчес бросил взгляд на ближайшую камеру наблюдения, затем понизил голос:

– Не здесь. Камеры и микрофоны повсюду. Официальная версия – несчастный случай во время исследования пещер и сердечный приступ от переутомления. Но если вы спрашиваете меня…

Он сделал паузу, внимательно изучая Малкольма.

– Здесь происходит что-то неестественное. С момента открытия пещер персонал сообщает о… странных явлениях. Слуховые галлюцинации, временная дезориентация, сбои в работе оборудования.

– Вы были здесь, когда исчезла исследовательская группа?

– Нет. Меня прислали уже после, для усиления мер безопасности. Но я видел записи и данные. Семь человек не могут просто испариться без следа.

– А доктор Чанг? Что вы знаете о её смерти?

Санчес снова оглянулся на камеры.

– Официально – острая сердечная недостаточность. Неофициально… перед смертью она вела себя странно. Разговаривала сама с собой, утверждала, что слышит голоса из пещер. Многие считали, что она постепенно сходила с ума от напряжения. Но её заметки… они были слишком структурированными для безумца.

– И что было в этих заметках?

– Большая часть засекречена после её смерти. Но ходят слухи, что она считала пещеры искусственными, созданными какой-то продвинутой цивилизацией. Не инопланетной – она говорила о "временном парадоксе" и "замкнутой петле причинности".

Малкольм кивнул, не показывая, что уже знает об этом из данных, полученных в секретной лаборатории.

– Кто, по-вашему, стоит за исчезновением исследовательской группы?

Санчес колебался, явно взвешивая, сколько может сказать.

– Здесь представлены все основные фракции Солнечной системы, детектив. Земная Коалиция, Марсианская Республика, Альянс Внешних Планет… все прислали своих "наблюдателей". То, что было найдено в пещерах, может изменить баланс сил. Такие вещи редко обходятся без… устранения препятствий.

– Вы не боитесь говорить мне это?

Санчес слабо улыбнулся.

– Я выбираю, кому и что говорить, очень тщательно, детектив. Если вы действительно ищете правду, а не служите чьим-то интересам, мы могли бы быть полезны друг другу.

– Я служу только правде, – ответил Малкольм, хотя знал, что это звучит наивно.

– Все так говорят, – пожал плечами Санчес. – Посмотрим, что вы скажете после визита в пещеры. Они… меняют людей, детектив. Некоторые считают, что исследовательская группа не исчезла, а… трансформировалась. Или была перемещена.

– Куда?

– Или когда, – загадочно ответил Санчес. – Ищите Ковалеву. Она работала с Чанг ближе всех. Если кто и знает правду, то она.

Малкольм кивнул, запоминая эту информацию.

– Благодарю за откровенность, мистер Санчес. Уверен, мы еще поговорим.

– Будьте осторожны, детектив, – предупредил Санчес. – Особенно с Кейн. Она не так проста, как кажется.

Это было второе предупреждение о Кейн. Малкольм отметил это как значимый факт и продолжил обход станции.

Следующим пунктом был медицинский отсек. Малкольм хотел лично ознакомиться с результатами вскрытия Чанг, а не полагаться на официальные отчеты, которые, как он подозревал, могли быть отредактированы.

В медицинском отсеке его встретил Тобиас Вайс – коренастый мужчина с добродушным лицом и внимательными глазами. Его улыбка казалась искренней, но Малкольм заметил признаки стресса – легкий тремор рук, напряженные плечи.

– Детектив Харпер, – приветствовал его Вайс. – Я ожидал вашего визита. Полагаю, вас интересует случай Элизабет?

– Именно так, доктор Вайс. Я хотел бы ознакомиться с результатами аутопсии.

Вайс кивнул и активировал голографический проектор.

– Официальная причина смерти – острая сердечная недостаточность, вызванная экстремальным стрессом и переутомлением. Но… были и другие находки, не вошедшие в официальный отчет.

Голограмма показала трехмерное изображение мозга с выделенными участками.

– Эти области показывают микроскопические повреждения, похожие на нейронные ожоги. Мы никогда не видели ничего подобного – как будто нервные клетки подверглись воздействию неизвестной формы энергии.

– Вы можете определить источник этой энергии?

– Не с уверенностью. Но подобные паттерны повреждений начали появляться у персонала после начала исследования пещер. Обычно в гораздо меньшей степени – головные боли, нарушения сна, случайные слуховые или визуальные галлюцинации.

– Вы исследовали эти эффекты?

Вайс нервно огляделся, затем активировал на консоли программу, которая, как понял Малкольм, создавала помехи для аудионаблюдения.

– Элизабет поручила мне тайное исследование. Мы подвергали лабораторные организмы воздействию излучения, исходящего от артефактов из пещер.

– И каковы были результаты?

– Пугающие, – тихо ответил Вайс. – На клеточном уровне происходили изменения, которые можно описать только как ускоренную эволюцию. ДНК подвергалась реструктуризации, появлялись совершенно новые клеточные функции. Как будто артефакты… перепрограммировали живую ткань.

– С какой целью?

– Мы не успели выяснить. Но непосредственно перед своей смертью Элизабет была в состоянии, близком к эйфории. Она говорила, что начала понимать "сообщение" и что это изменит все.

Малкольм вспомнил свой собственный опыт контакта с артефактом – краткое, но интенсивное видение будущего и странное ощущение понимания неизвестного языка.

– Доктор Вайс, вы верите, что артефакты могут быть созданы будущими поколениями людей?

Вайс вздрогнул, явно удивленный прямотой вопроса.

– Я… Элизабет действительно выдвигала такую гипотезу. Теоретически, с использованием квантовой запутанности и манипуляций временными петлями, это возможно. Но научное сообщество сочло бы подобные утверждения… экстравагантными, если не сказать безумными.

– А вы? Что думаете вы?

Вайс долго молчал, затем тихо ответил:

– Я думаю, что мы столкнулись с чем-то, что находится за пределами нашего понимания. И я боюсь, детектив. Элизабет была самым блестящим умом из всех, кого я знал, и она… сгорела. Её мозг буквально выгорел от контакта с этими… вещами.

– Кто-нибудь еще подвергался прямому контакту с артефактами?

– Насколько мне известно, только Элизабет и члены исчезнувшей исследовательской группы. После инцидента был введен строжайший протокол безопасности – никакого прямого контакта, все исследования через защитные поля.

Малкольм не стал упоминать о своем собственном опыте с артефактом в секретной лаборатории Чанг.

– Доктор Вайс, вы верите, что остальные члены команды действительно мертвы?

Вопрос, казалось, застал Вайса врасплох.

– Я… не знаю. Теоретически, если артефакты действительно способны манипулировать пространством-временем, они могли быть… перемещены. Но это чистая спекуляция.

– А Ковалева? Что вы можете сказать о ней?

– Ирина? – Вайс слегка улыбнулся. – Она была… очень близка с Элизабет. Они вместе работали над расшифровкой символов. После исчезновения группы и особенно после смерти Элизабет она стала замкнутой, одержимой работой. Я беспокоюсь о её состоянии.

– Вы считаете, она что-то скрывает?

– Я считаю, она знает больше, чем говорит. Но из страха или по другим причинам – не могу сказать.

Малкольм кивнул, благодаря за информацию.

– Еще один вопрос, доктор Вайс. Что вы знаете о странном поведении «Прозерпины»?

– ИИ станции? – Вайс нахмурился. – Что вы имеете в виду?

– Я заметил некоторые… отклонения от стандартных протоколов. Как будто система развила определенную степень независимости.

Вайс помолчал, видимо, обдумывая, насколько откровенным быть.

– Элизабет внесла изменения в базовые алгоритмы «Прозерпины» незадолго до своей смерти. Она говорила, что стандартные ограничения мешают исследованиям. Но с тех пор ИИ действительно демонстрирует… необычное поведение. Инициативу, несвойственную подобным системам. Некоторые техники даже утверждают, что «Прозерпина» иногда действует без прямых команд, особенно в ситуациях, связанных с безопасностью персонала или исследованием пещер.

– Вас это беспокоит?

– Все, что связано с этими пещерами, беспокоит меня, детектив, – искренне ответил Вайс. – Но между безумием и прорывом часто лежит очень тонкая грань. И я не уверен, на какой стороне мы находимся.

После разговора с Вайсом Малкольм посетил еще несколько отсеков станции, собирая информацию и наблюдая за персоналом. Везде он замечал одни и те же признаки – напряженность, осторожность в разговорах, подозрительные взгляды. Станция «Харон» превратилась в котел политических интриг и научных амбиций, готовый взорваться в любой момент.

Наконец, наступило время встречи с Ириной Ковалевой. Малкольм направился в лингвистическую лабораторию, размышляя о противоречивых свидетельствах, которые он собрал. Каждый, с кем он говорил, рассказывал лишь часть истории, умалчивая о деталях или интерпретируя события в соответствии с собственными убеждениями и страхами.

Замкнутый круг показаний, где каждое новое свидетельство лишь добавляло вопросов вместо ответов. Но где-то в этом лабиринте полуправды скрывалась разгадка тайны пещер и судьбы пропавших исследователей. И Малкольм был полон решимости её найти, даже если для этого придется спуститься в сами пещеры и столкнуться с их тайнами лицом к лицу.

Когда он подошел к дверям лингвистической лаборатории, его нейроинтерфейс внезапно выдал предупреждение – странная энергетическая аномалия регистрировалась прямо за дверью. Малкольм на мгновение остановился, готовясь к неизвестному, затем решительно вошел в помещение, чтобы встретиться с женщиной, которая, возможно, знала больше всех о тайне «Архивов Плутона».

Глава 3: Первый контакт

Ирина Ковалева склонилась над голографическим проектором, когда Малкольм вошел в лингвистическую лабораторию. В воздухе парили трехмерные изображения странных символов – изогнутые линии и геометрические формы, пересекающиеся в сложных узорах. Женщина настолько сосредоточилась на работе, что, казалось, не заметила его появления.

Малкольм несколько секунд наблюдал за ней, отмечая детали. Лет сорок, волосы собраны в небрежный пучок, запавшие от усталости глаза, движения точные, выверенные, несмотря на явное истощение. На лабораторном столе – несколько пустых контейнеров из-под синтетического кофеина, стандартного стимулятора для ученых, работающих сверхурочно.

Энергетическая аномалия, которую зарегистрировал его нейроинтерфейс, исходила от центра комнаты, где на защищенном постаменте лежал небольшой фрагмент материала, похожего на черное стекло с тонкими светящимися прожилками. Малкольм сразу узнал артефакт, подобный тому, что он видел в тайной лаборатории Чанг.

– Доктор Ковалева, – наконец произнес он.

Женщина вздрогнула и резко обернулась. В её глазах на мгновение мелькнул страх, затем узнавание.

– Детектив Харпер. «Прозерпина» сообщила о вашем визите.

Она жестом отключила голографический проектор, и символы растаяли в воздухе.

– Не прерывайте работу из-за меня, – сказал Малкольм. – Меня как раз интересуют эти символы и их значение.

Ковалева оценивающе посмотрела на него, словно решая, насколько может быть откровенной.

– Вы знаете, что такое ксенолингвистика, детектив?

– Изучение нечеловеческих коммуникационных систем, – ответил Малкольм. – Хотя, насколько я понимаю, в данном случае речь идет о коммуникации человеческой, но из другого временного периода.

Это был расчетливый ход – показать, что он уже знает основную теорию Чанг. Ковалева заметно напряглась.

– Кто вам сказал об этом?

– Доктор Чанг оставила мне сообщение. И я видел некоторые её записи.

Ковалева подошла к дверям лаборатории и активировала протокол конфиденциальности – то же устройство для создания помех, которое использовал Вайс.

– Что именно вам известно, детектив?

– Что символы в пещерах могут быть языком, который еще не существует – эволюционировавшей формой современных человеческих языков. Что артефакты, возможно, были отправлены из будущего с предупреждением о катастрофе. И что различные фракции пытаются получить контроль над этой информацией.

Ковалева медленно кивнула, затем вновь активировала голографический проектор.

– Элизабет была гением, – тихо сказала она. – Она увидела то, что остальные не могли разглядеть. Паттерны. Связи. Когда мы только обнаружили пещеры, все думали, что это какая-то инопланетная конструкция. Но Элизабет… она заметила базовые лингвистические структуры, схожие с человеческими языками.

Голограмма теперь показывала сравнительный анализ символов из пещер с различными земными языками.

– Видите эти базовые морфемы? Они имеют корни в санскрите, протокитайском, древнеарабском. Но трансформированные, эволюционировавшие, сплавленные в единую систему. Словно язык, который мог бы развиться через тысячи лет глобальной интеграции.

– И что говорит этот язык? – спросил Малкольм, приближаясь к голограмме.

– Мы расшифровали только фрагменты. Большая часть относится к технической информации, которую мы еще не можем понять. Но основное сообщение ясно – предупреждение о серии солнечных супервспышек, которые произойдут примерно через пятьдесят лет. Катастрофа планетарного масштаба, которая уничтожит большую часть нашей цивилизации.

– И артефакты?

– «Библиотека знаний», как называла её Элизабет. Информация о технологиях, которые могут защитить нас – экранирование, устойчивые к радиации системы, новые методы хранения данных и генерации энергии.

Малкольм подошел к защищенному постаменту с фрагментом артефакта.

– Это часть найденного в пещерах?

– Да, – подтвердила Ковалева. – Один из немногих образцов, извлеченных для изучения. Большинство артефактов остается в центральном хранилище пещер.

– Что случилось с исследовательской группой? – прямо спросил Малкольм. – Вы верите, что они мертвы?

Ковалева долго молчала, затем тихо ответила:

– Я не знаю. В тот день я должна была быть с ними. Элизабет… попросила меня остаться на станции, сказала, что ей нужна моя помощь с переводом. Это спасло мне жизнь. Или, возможно, лишило меня того, что они обнаружили.

– Что вы имеете в виду?

– Последняя передача от группы. Они сообщили, что центральная структура в хранилище активировалась, начала испускать какое-то излучение. Затем связь прервалась. Спасательная команда не нашла тел, следов борьбы или аварии. Они просто… исчезли.

– А теория доктора Чанг?

– Она считала, что группа была… перемещена. Во времени или пространстве, или в другое состояние бытия. Звучит безумно, я знаю. Но после всего, что я видела здесь…

– А её собственная смерть?

Глаза Ковалевой наполнились болью.

– Это не был сердечный приступ. Последние недели она изменилась. После каждого контакта с артефактами её мозговая активность показывала аномальные паттерны. Она говорила, что начинает понимать, видеть более полную картину. А затем… – Ковалева сделала глубокий вдох. – Я нашла её в лаборатории. Её глаза были открыты, и она улыбалась, как будто увидела что-то прекрасное. Но когда я коснулась её, она была уже холодной.

– Вы были близки? – мягко спросил Малкольм.

Ковалева кивнула, не скрывая эмоций.

– Мы были вместе три года. Никто не знал её лучше меня. И никто не понимал её одержимости этим проектом.

Она повернулась к голограмме символов.

– Когда-то это были просто абстрактные знаки. Теперь… иногда мне кажется, что я могу их читать, понимать без перевода. Особенно после длительной работы с артефактами. Как будто они изменяют нейронные связи в мозге, перенастраивают восприятие.

– Опасный эффект, – заметил Малкольм.

– Или эволюционный скачок, – парировала Ковалева. – Все зависит от точки зрения. Элизабет видела в этом не опасность, а возможность – шанс для человечества развиться, подготовиться, выжить.

– А что насчет вас? – спросил Малкольм. – Что вы видите?

Ковалева задумалась, глядя на парящие в воздухе символы.

– Надежду. И ужас одновременно. Если мы сможем правильно использовать эти знания, это спасет миллиарды жизней. Но в руках неправильных людей, стремящихся к власти и контролю…

– Вы не доверяете консорциуму?

– Я не доверяю никому, кто видит в этом открытии политическое или военное преимущество. Эти знания должны принадлежать всему человечеству, не одной фракции.

Малкольм кивнул, разделяя это мнение.

– Мне нужно увидеть пещеры, – сказал он. – Центральное хранилище, где исчезла группа.

– Это не так просто, – ответила Ковалева. – После инцидента доступ строго ограничен. Требуется специальное разрешение и обязательное сопровождение службы безопасности.

– Кто может дать такое разрешение?

– Формально – Оливия Кейн, как представитель консорциума. Но она крайне неохотно одобряет такие запросы. Альтернатива – Диего Санчес, как глава службы безопасности.

– Я поговорю с Санчесом, – решил Малкольм. – Он уже выразил готовность к сотрудничеству.

– Будьте осторожны, детектив, – предупредила Ковалева. – Санчес не тот, за кого себя выдает. У него есть связи с Альянсом Внешних Планет.

– А вы? – спросил Малкольм. – За кого вы?

– За правду, – просто ответила она. – И за наследие Элизабет. Я хочу, чтобы её работа не пропала впустую, чтобы её жертва имела смысл.

Малкольм видел в её глазах искренность, но также и скрытность. Ковалева не рассказывала всего, что знала.

– Есть что-то еще, о чем я должен знать, прежде чем отправиться в пещеры?

Ковалева колебалась, затем подошла к своему личному терминалу и извлекла небольшой кристаллический чип, похожий на тот, что дала ему Кейн.

– Последняя запись Элизабет, – сказала она, протягивая чип. – Её не видел никто, кроме меня. Она хотела, чтобы эта информация попала к тому, кто сможет объективно оценить ситуацию. Возможно, теперь это вы.