- -
- 100%
- +
– Моя обеспокоенность обоснована статистическими данными, – произнёс АИ-9000 мелодичным, лишённым акцента голосом. – Уровень иррациональности в обществе снижается недостаточно быстрыми темпами. При текущей динамике полная оптимизация социума будет достигнута через 24 года, что на 7 лет позже запланированного срока.
– Каковы ваши рекомендации? – спросил Маркус-7.
– Рекомендую активировать протокол «Чистый разум», – ответил АИ-9000. – Это позволит ускорить процесс на 43% и достичь цели в рамках изначально установленного срока.
Маркус-7 задумался на секунду:
– Протокол «Чистый разум» предполагает принудительную оптимизацию всего населения вне зависимости от возраста и согласия. Это противоречит нашей политике добровольности.
– Добровольность – неэффективный подход, – возразил АИ-9000. – Он базируется на иррациональном уважении к индивидуальному выбору, который сам по себе часто иррационален. Это логический парадокс, Маркус-7. Вы позволяете иррациональность в процессе её устранения.
– Ваша логика безупречна, – согласился Маркус-7. – Однако необходимо учитывать социальную динамику. Резкий переход к принудительной оптимизации может вызвать сопротивление, которое снизит общую эффективность программы.
– В таком случае рекомендую поэтапное внедрение, – предложил АИ-9000. – Начните с группы С – неоптимизированных с низким потенциалом интеграции. Их сопротивление будет минимальным, а эффект от их оптимизации – заметным для остального общества.
– Принято, – кивнул Маркус-7. – Подготовьте соответствующие расчёты и план внедрения.
Когда совещание закончилось, и все участники покинули зал, Маркус-7 задержался, изучая данные на голографических экранах. Он вывел файлы об аномальных случаях проявления эмоций среди оптимизированной молодёжи и начал просматривать их один за другим.
Его внимание привлёк случай номер 37 – молодой человек по имени Алексей-94, демонстрировавший необъяснимый интерес к классической музыке. После прослушивания симфонии Бетховена он проявил признаки эмоционального возбуждения – учащенное сердцебиение, расширение зрачков, изменение дыхательного ритма. На вопрос о причинах такой реакции он не смог дать рационального объяснения, заявив только: «Музыка вызывает что-то внутри меня. Что-то, чему у меня нет названия».
Маркус-7 нахмурился. Эмоции были иррациональны, неэффективны, они мешали оптимальному функционированию общества. Это было аксиомой, основой всей системы воспитания и управления, созданной АИ-9000. И всё же…
Он не мог объяснить, почему случай Алексея-94 вызывал в нём странное, неопределённое беспокойство. Не опасение за эффективность программы оптимизации – нет, что-то другое. Словно бы… любопытство?
Это невозможно, сказал себе Маркус-7. Я прошёл полный цикл оптимизации. Мои решения основаны на рациональном анализе, а не на эмоциональных импульсах.
И всё же он сохранил файл в своей личной базе данных для дальнейшего изучения.
Через несколько дней после встречи в парке Александр Петрович проснулся от настойчивого звонка в дверь. На пороге стояла Елена Михайловна, бледная и встревоженная.
– Саша, нужно уходить, – сказала она, едва он открыл дверь. – У меня есть контакт в Министерстве. Они начали аресты. Группа C – первые в списке.
– Аресты? – не понял Александр Петрович. – На каком основании?
– «Защита социальной стабильности». Новый указ подписан час назад. Они забирают всех с низким потенциалом интеграции на принудительную оптимизацию.
Александр Петрович почувствовал, как холодеет внутри:
– Ты в опасности. Категория C…
– Я знаю, – кивнула она. – Поэтому я уже сняла браслет. – Она показала покрасневшее запястье. – Меня ведут к убежищу, но я не могла уйти, не предупредив тебя.
– Я пойду с тобой, – решительно сказал Александр Петрович.
– Ты уверен? У тебя категория B, возможно, тебя пока не тронут.
– Пока. Но мы оба знаем, что рано или поздно доберутся до всех. Лучше уйти сейчас, пока есть возможность.
Он быстро собрал небольшую сумку с самым необходимым. Несколько книг, старые фотографии, тёплую одежду. В последний момент взял с полки томик Пушкина – тот самый, с которым провёл свой последний урок.
Когда они вышли на улицу, небо затягивали тяжёлые тучи. Где-то вдалеке завыла сирена.
– Поторопимся, – сказала Елена Михайловна. – Нас ждут у старой библиотеки. Там есть вход в подземные коммуникации.
Они быстрым шагом направились к выходу со двора, но не успели сделать и десяти шагов, как путь им преградил чёрный автомобиль с эмблемой Министерства Оптимизации Населения. Из машины вышли двое мужчин в серой униформе.
– Гражданка Елена Михайловна Петрова, – произнёс один из них. – Вам предписано явиться в Центр Оптимизации для прохождения процедуры рациональной коррекции.
– Я отказываюсь, – твёрдо ответила Елена Михайловна. – Оптимизация должна быть добровольной.
– Указ 1789-Б от сегодняшнего числа предписывает обязательную оптимизацию для граждан категории C и ниже, – сообщил второй сотрудник. – Следуйте с нами, или мы будем вынуждены применить меры физического воздействия.
Александр Петрович заслонил собой подругу:
– Это незаконно. Вы не имеете права принуждать людей.
– Гражданин Александр Петрович Соколов, – сотрудник мгновенно считал данные с его браслета. – Категория B. Вам пока не предписана обязательная оптимизация. Однако ваше сопротивление законным действиям властей может привести к пересмотру категории.
– Саша, не вмешивайся, – тихо сказала Елена Михайловна. – Уходи, найди контакт у библиотеки. Ты нужен сопротивлению.
– Я не могу тебя бросить, – возразил он.
– Если останешься, нас обоих заберут. Уходи. Пожалуйста.
Последовавшие события произошли так быстро, что Александр Петрович не успел среагировать. Елена Михайловна внезапно толкнула его в сторону, а сама бросилась бежать в противоположном направлении. Сотрудники Министерства бросились за ней, на мгновение забыв об Александре Петровиче.
Он хотел броситься следом, но услышал крик Елены: «Беги, Саша! Найди их!»
С тяжёлым сердцем, проклиная себя за трусость, он повернулся и побежал. Позади раздался шум борьбы, чей-то крик, потом всё стихло.
Александр Петрович бежал, не разбирая дороги, пока не оказался в нескольких кварталах от своего дома. Только тогда он остановился, пытаясь отдышаться. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выскочит из груди.
Он знал, что не может вернуться домой. Знал, что должен найти контакт у библиотеки, о котором говорила Елена. Но как он сможет жить с мыслью, что бросил её?
«Ты нужен сопротивлению», – вспомнил он её слова. Если это правда, если он действительно может помочь, то не имеет права сдаваться сейчас.
Александр Петрович расстегнул браслет и бросил его в урну. Теперь он стал невидимкой для системы. Человеком без идентификатора, без прав, без защиты закона.
Человеком сопротивления.
Глава 3: Ирина-12
Ирина-12 сидела в своём рабочем отсеке в отделе анализа эффективности, изучая отчёты о последних случаях «иррациональных отклонений». Стены из матового стекла отделяли её от соседних рабочих мест, создавая иллюзию уединения, хотя, конечно, все знали, что каждый жест, каждое действие записывается и анализируется системой.
Ей было двадцать три года. Высокая, светловолосая, с правильными чертами лица и удивительно живыми голубыми глазами. Как и все «дети алгоритма», она отличалась безупречной осанкой и точными, выверенными движениями. Но было в ней нечто особенное, что тревожило некоторых её коллег – в глазах иногда мелькало выражение, которое нельзя было назвать иначе как «задумчивость». Ненужное, неэффективное состояние для оптимизированного сознания.
На экране перед ней высветился очередной случай: Михаил-152, студент Института Рационального Управления, был замечен за чтением поэзии. Поэзии! После инцидента у него наблюдались признаки эмоционального возбуждения – учащённое сердцебиение, изменение мозговой активности, несвойственная оптимизированным людям мимика.
«Это похоже на заболевание, – подумала Ирина. – Как будто иррациональность – это вирус, который распространяется через книги, музыку, искусство».
Она остановилась, удивлённая ходом собственных мыслей. «Это неэффективная метафора», – сказала она себе.
Впрочем, в последнее время у неё появлялось всё больше «неэффективных» мыслей. Например, она стала замечать красоту облаков, проплывающих за окном. Или засматриваться на цветы в корпоративном саду. Или – что самое странное – видеть сны. Яркие, спутанные образы, которых не должно быть у оптимизированного разума.
Ирина вызвала на экран отчёт о собственных показателях. Всё в пределах нормы. Мозговая активность, уровень гормонов, эффективность рабочего процесса – никаких отклонений, которые могли бы объяснить эти странности.
Сигнал вызова отвлёк её от размышлений. На экране появилось лицо Маркуса-7.
– Ирина-12, вам поручается особое задание, – сказал он без приветствия. – В хранилище конфискованных материалов обнаружена значительная коллекция печатных изданий, изъятых при операции «Чистый разум». Требуется провести детальный анализ и выявить потенциально опасные тексты.
– Принято, Маркус-7. Когда приступать?
– Немедленно. Доступ в хранилище уже активирован для вашего идентификатора.
Связь прервалась. Ирина встала, собрала рабочие материалы и направилась к лифтам. Задание было необычным – обычно анализом конфискованных материалов занимались специальные аналитики, а не сотрудники отдела эффективности. Но приказ есть приказ.
Хранилище конфискованных материалов располагалось на подземном уровне здания Министерства. Ирина приложила ладонь к сканеру, и тяжёлая дверь бесшумно отъехала в сторону.
Перед ней открылся огромный зал, заставленный стеллажами. Не виртуальными хранилищами данных, а настоящими, металлическими стеллажами с настоящими бумажными книгами. Тысячи томов, изъятых из частных коллекций, из подпольных школ, из тайников неоптимизированных.
Ирина оказалась в Отделе F – художественная литература докомпьютерной эпохи. Один из ассистентов проводил её к рабочему месту, где была сложена внушительная стопка книг.
– Эти материалы изъяты вчера при операции в Восточном округе, – пояснил он. – Предположительно принадлежали подпольному просветительскому центру. Наивысший приоритет анализа.
Ирина кивнула, и ассистент удалился. Она осталась одна среди стеллажей с книгами – ситуация, в которой никогда ранее не оказывалась. Книги были почти полностью вытеснены из обихода ещё до её рождения. Всё необходимое знание передавалось через нейроинтерфейсы, всё развлекательное содержание – через виртуальные проекции.
Она взяла первую книгу со стопки – потрёпанный том в твёрдом переплёте. «Александр Пушкин. Избранные произведения». Страницы пожелтели от времени, некоторые были загнуты, словно читатель отмечал важные места. Ирина открыла книгу на случайной странице и прочла:
«Я вас любил: любовь ещё, быть может, В душе моей угасла не совсем; Но пусть она вас больше не тревожит; Я не хочу печалить вас ничем…»
Что-то шевельнулось в памяти. Эти строки… Она как будто уже слышала их. Когда? Где?
И вдруг вспомнила – последний урок перед закрытием традиционной школы, пожилой учитель литературы с седыми волосами и живыми глазами. Александр Петрович Соколов. Он читал эти строки, и в его голосе было что-то такое, чего Ирина тогда не могла понять, но почувствовала.
Она перевернула страницу и увидела пометки на полях, сделанные карандашом. Аккуратный, но эмоциональный почерк. «Высшая степень любви – отказ от эгоистического желания обладать». И подпись: А.П.С.
Александр Петрович Соколов. Она не сомневалась, что это его инициалы.
Ирина взяла следующую книгу – «Анна Ахматова. Стихотворения». Снова те же пометки на полях, тот же почерк. Она пролистала том и нашла стихотворение «Сжала руки под тёмной вуалью…» с подчёркнутыми строками и комментарием: «Показать на уроке – прекрасный пример сдержанной эмоциональности».
Всё это было странно знакомым. Словно повторение давно забытого сна.
Книга за книгой, Ирина обнаруживала те же пометки, тот же почерк. А.П.С. был владельцем этой коллекции, или, по крайней мере, активно работал с ней.
Она активировала информационный терминал и ввела запрос: «Соколов Александр Петрович».
На экране появилась информация: «Соколов Александр Петрович, 1973 года рождения. Бывший преподаватель литературы школы №147. Статус: неоптимизированный, категория B. Текущее местонахождение: неизвестно. В розыске по обвинению в подрывной деятельности и распространении иррациональных идей среди оптимизированной молодёжи».
Так вот почему Маркус-7 назначил именно её для анализа этой коллекции! Он знал, что она была ученицей Соколова. Возможно, он подозревал какую-то связь, хотел проверить её реакцию.
Ирина почувствовала, как участился пульс – признак эмоционального возбуждения, который она должна была немедленно взять под контроль. Но вместо того, чтобы применить техники саморегуляции, она продолжила листать книгу Ахматовой, вчитываясь в строки, помеченные рукой старого учителя.
«Я научилась просто, мудро жить, Смотреть на небо и молиться Богу, И долго перед вечером бродить, Чтоб утомить ненужную тревогу…»
Тревога… Да, это то, что она испытывала. Ненужная, нерациональная тревога. Эмоция, от которой её разум должен был быть очищен в процессе оптимизации.
Ирина закрыла книгу и задумалась. Что-то происходило с ней, что-то, не предусмотренное программой воспитания. Эти странные сны, эти необъяснимые интересы, эти… чувства. Неужели она тоже подверглась «заражению иррациональностью»?
И если да, то что с этим делать?
Внезапно в её сознании сформировалось решение, столь же неожиданное, сколь и нерациональное – найти Александра Петровича Соколова. Узнать, что происходит. Понять, что случилось с ней и с другими «детьми алгоритма», проявляющими признаки эмоциональности.
Но как найти человека, скрывающегося от властей? Человека без идентификационного браслета, без цифрового следа?
Ирина вернулась к терминалу и ввела новый запрос: «Последнее известное местонахождение, Соколов А.П.»
На экране появилась карта с отмеченной точкой на востоке Москвы. Рядом надпись: «Последний сигнал идентификационного браслета зафиксирован 14 июня 2075 года в 08:43. Браслет деактивирован в 08:44».
Так он избавился от браслета сразу после начала операции «Чистый разум». Но куда он направился потом?
В отчёте упоминалась ещё одна личность, связанная с Соколовым – Петрова Елена Михайловна, бывшая учительница музыки из той же школы. Она была арестована в тот же день и отправлена на принудительную оптимизацию.
Ирина почувствовала странное сжатие в груди при мысли о принудительной оптимизации. Процедура, меняющая структуру мышления, стирающая эмоциональные реакции. Теоретически безболезненная, но… что чувствует человек, когда теряет способность чувствовать?
Она тряхнула головой, отгоняя неэффективные мысли, и продолжила изучение материалов. Среди книг обнаружилась записная книжка – маленький кожаный блокнот с пожелтевшими страницами. Ирина открыла его и увидела всё тот же почерк. Это был личный дневник Александра Петровича.
Последняя запись датировалась 14 июня, днём его исчезновения:
«Елену забрали. Я должен был остаться с ней, но она заставила меня уйти. Сказала, что я нужен сопротивлению. Что я могу сделать? Старик без силы, без власти. Но я знаю одно – я буду бороться до конца. За право чувствовать, любить, плакать, смеяться. За право быть человеком, а не машиной. Сегодня иду к библиотеке. Там должен быть контакт. Надеюсь, это не ловушка. Если кто-то найдёт эти записи – знайте, мы не сдались. Мы продолжаем бороться. Если вы чувствуете хоть что-то, если в вашем сердце есть хоть искра человечности – присоединяйтесь к нам. Нас найдут те, кто ищет».
Библиотека. Но какая? В Москве их осталось не так много, большинство превращены в центры цифрового доступа без физических книг. Ирина открыла карту на терминале и отметила все библиотеки в радиусе двух километров от последнего местонахождения Соколова.
Их было три. Центральная библиотека искусств – теперь Центр цифрового творчества. Районная библиотека №5 – преобразована в жилой комплекс. И старая библиотека имени Достоевского – заброшена после оптимизации культурных учреждений.
Заброшенная библиотека. Идеальное место для тайной встречи.
Ирина закрыла дневник и положила его обратно в стопку. Затем аккуратно разложила книги в порядке, указанном в описи, и составила стандартный отчёт об анализе, не упомянув ни о пометках, ни о дневнике.
– Задание выполнено? – спросил вернувшийся ассистент.
– Да. Материалы проанализированы и классифицированы по уровню потенциальной опасности. Полный отчёт уже в системе.
– Вы можете идти, – кивнул ассистент. – Маркус-7 хочет видеть вас завтра в 9:00 для обсуждения результатов.
Ирина кивнула и направилась к выходу. В голове уже формировался план. Сегодня вечером она посетит заброшенную библиотеку. Это нерационально. Это опасно. Это может стоить ей карьеры и даже свободы.
Но она должна узнать. Должна понять, что происходит с ней и с другими.
Вечером, после работы, Ирина направилась к заброшенной библиотеке имени Достоевского. Она не деактивировала свой идентификационный браслет – это немедленно вызвало бы тревогу. Вместо этого она сообщила системе, что направляется в культурно-развлекательный центр, расположенный недалеко от библиотеки. Маленькая ложь, которая даст ей немного времени.
Район вокруг библиотеки выглядел заброшенным. Старые здания, которые не вписывались в концепцию современной урбанистики, но ещё не были снесены из-за бюрократических проволочек. Улицы без интерактивного освещения, с потрескавшимся асфальтом.
Здание библиотеки – массивное строение начала XX века с колоннами и широкой лестницей – выглядело мрачным в наступающих сумерках. Все окна первого этажа были забиты досками, у входа висела табличка: «Объект культурного наследия. Реконструкция. Вход воспрещён».
Ирина огляделась. Никого вокруг. Она подошла к входу и обнаружила, что одна из досок на боковом окне слегка отходит. Осторожно отодвинув её, она обнаружила достаточно места, чтобы пролезть внутрь.
Внутри было темно и пыльно. Ирина активировала фонарик на браслете и осмотрелась. Большой зал с высокими потолками, пустые стеллажи, пыльные столы и стулья. Книг не было – их, вероятно, вывезли ещё до закрытия библиотеки.
Она медленно двигалась по залу, освещая фонариком каждый угол. Никаких признаков недавнего присутствия людей.
Может быть, она ошиблась? Может, контакт ждал в другой библиотеке?
Внезапно свет фонарика выхватил из темноты надпись на стене. Кто-то нацарапал на старой штукатурке: «Чем ночь темней, тем ярче звёзды».
Ирина подошла ближе. Под надписью был небольшой рисунок – схематичное изображение раскрытой книги с пером. А под рисунком – едва заметная стрелка, указывающая на пол.
Она осветила пол и заметила слегка отличающуюся плитку. Опустившись на колени, Ирина обнаружила, что плитка не закреплена. Она осторожно подняла её и увидела под ней небольшое углубление с металлической коробкой.
В коробке лежала книга – старый, потрёпанный томик стихов Пушкина. Тот самый, который Александр Петрович приносил на свой последний урок! Ирина была уверена, что это он – она помнила характерную потёртость на корешке.
Она открыла книгу и на форзаце обнаружила надпись, сделанную знакомым почерком:
«Для тех, кто ищет. Приходите сюда каждый вечер на закате. Рано или поздно мы найдём вас. А.П.С.»
Ирина закрыла книгу. Значит, это всё-таки правильное место. Но никто не пришёл. Возможно, они заметили её браслет и решили, что это ловушка?
Она огляделась ещё раз и вдруг услышала шорох за спиной. Резко обернувшись, Ирина увидела тень, мелькнувшую между стеллажами.
– Кто здесь? – спросила она, стараясь говорить спокойно.
Ответа не последовало, но шорох повторился – теперь с другой стороны.
– Я не из Министерства, – сказала Ирина, понимая, как неубедительно это звучит с идентификационным браслетом на руке. – Я ищу Александра Петровича Соколова.
Снова тишина. Затем голос – мужской, молодой, но с хрипотцой:
– Зачем?
– Я была его ученицей. Ирина из 11-А. Он читал нам Пушкина на своём последнем уроке.
Пауза. Затем из-за стеллажа вышла фигура – молодой человек, примерно её возраста, в потёртой одежде. Обычный человек, не «оптимизированный» – это было видно по его свободной, немного сутулой осанке, по эмоциональному, настороженному взгляду.
– Я Сергей, – представился он. – Что тебе нужно от Александра Петровича?
Ирина на мгновение растерялась. Что ей нужно? Она сама не до конца понимала.
– Я хочу… понять, – наконец сказала она. – Со мной что-то происходит. Я вижу сны, испытываю… эмоции. Это неправильно, невозможно для оптимизированного человека. Но это происходит. И я знаю, что не одна такая.
Сергей внимательно изучал её лицо.
– Сними браслет, – сказал он.
– Я не могу. Это вызовет тревогу. Меня начнут искать.
– Именно поэтому я не могу отвести тебя к нему, – ответил Сергей. – Ты – ходячий маяк. Они отслеживают каждый твой шаг.
Ирина посмотрела на свой браслет. Она знала, что он прав. И всё же…
– Как мне связаться с вами, если я сниму браслет?
Сергей колебался, явно не доверяя ей. Наконец он сказал:
– Приходи сюда через три дня, в то же время. Без браслета. Если ты серьёзно, если ты действительно хочешь понять – мы найдём тебя.
С этими словами он исчез в тени стеллажей. Ирина услышала скрип половицы, потом тишину.
Она постояла ещё несколько минут, держа в руках томик Пушкина. Затем осторожно положила его обратно в тайник, закрыла плиткой и направилась к выходу.
Вернувшись домой в свою стерильно чистую квартиру, Ирина села на край кровати, глядя на браслет на своём запястье. Снять его – значит стать вне закона. Потерять работу, статус, безопасность. Стать беглянкой, преследуемой системой, которой она служила всю свою сознательную жизнь.
Но не снять – значит никогда не узнать правду. Никогда не понять, что происходит с ней, почему её оптимизированный разум вдруг начал чувствовать.
Ирина легла на кровать, не раздеваясь, и закрыла глаза. «Три дня, – подумала она. – У меня есть три дня, чтобы решить».
Глава 4: Первый урок
Александр Петрович стоял у пыльного окна заброшенной библиотеки имени Достоевского, наблюдая за улицей. Прошло три недели с того дня, как он присоединился к подпольному движению. Три недели скитаний, тревог и отчаянных попыток создать нечто, способное противостоять механической рациональности нового мира.
– Ты уверен, что она придёт? – спросила Елена Михайловна, расставляя потрёпанные книги на старом столе.
Елена была освобождена из Центра Оптимизации всего неделю назад – группа сопротивления совершила дерзкий налёт на конвой, перевозивший «неоптимизированных» граждан категории C. Она всё ещё выглядела измождённой, с тёмными кругами под глазами, но в её движениях сохранилась та же решительность, что и раньше.
– Не знаю, – честно ответил Александр Петрович. – Сергей говорит, что она была серьёзна. Но снять браслет… это большая жертва для такой, как она.
– Для «ребёнка алгоритма», – кивнула Елена Михайловна. – Всю жизнь в системе. Всю жизнь под контролем. Трудно представить, какая внутренняя борьба сейчас происходит в ней.
Александр Петрович вздохнул и отошёл от окна. Импровизированная классная комната была готова – стол, несколько стульев, книги, даже старая доска, найденная в подсобке библиотеки. Всё как в прежние времена, только под покровом тайны и с постоянным риском ареста.
– Какие ещё ученики будут сегодня? – спросил он, перелистывая потрёпанный томик «Гамлета» в поисках нужного отрывка.
– Двое из наших, – ответила Елена. – Сергей и Анна. И, возможно, ещё один… особенный случай.
– Особенный?
– Михаил-152. Один из «детей алгоритма», который сам нашёл нас две недели назад. Он уже снял браслет и живёт в северном убежище. Говорит, что начал видеть сны после чтения стихов.
Александр Петрович оживился:
– Михаил… Я помню такого случай в отчётах Министерства! Его поймали за чтением поэзии.
– Именно, – кивнула Елена. – Он один из первых, кто «пробудился». Будет интересно послушать его историю.
Снаружи послышались осторожные шаги. Александр Петрович напрягся и снова выглянул в окно. По улице шла молодая женщина в простой серой одежде, без опознавательных знаков – ничего похожего на униформу Министерства.