- -
- 100%
- +
Маркус-7 приложил идентификационный браслет к сканеру. Дверь бесшумно открылась.
Квартира Калинина разительно отличалась от стандартных жилищ эпохи оптимизации. Вместо минималистичных белых стен и функциональной мебели здесь были книжные шкафы, картины, старинные предметы мебели. Словно кусочек прошлого, сохранённый в янтаре.
– Директор Калинин? – позвал Маркус-7, входя в квартиру.
– В кабинете! – отозвался старческий голос.
Маркус-7 прошёл через гостиную в небольшую комнату, заставленную книгами и техникой. За массивным деревянным столом сидел пожилой мужчина с седой бородой и проницательными глазами за старомодными очками.
– Маркус-7, – произнёс Калинин, не скрывая удивления. – Какая неожиданность. Чем обязан визиту главы Министерства Оптимизации?
– Мне нужна информация, директор Калинин, – прямо ответил Маркус-7. – Информация о первых версиях программы оптимизации.
Калинин откинулся на спинку кресла, внимательно изучая гостя:
– Почему вы пришли ко мне, а не обратились к АИ-9000? Он обладает всей необходимой информацией.
– Я нуждаюсь в… человеческой перспективе.
Эти слова, похоже, удивили Калинина. Он снял очки и протёр их, словно выигрывая время для осмысления услышанного.
– Человеческая перспектива? – переспросил он. – Это необычный запрос от «ребёнка алгоритма». Особенно от такого образцового экземпляра, как вы.
– Тем не менее, я нуждаюсь именно в ней, – настаивал Маркус-7.
Калинин вздохнул и жестом предложил ему сесть.
– О чём конкретно вы хотите знать?
– Об уязвимостях системы оптимизации. О том, почему некоторые «дети алгоритма» начинают проявлять эмоциональные реакции, несмотря на полный цикл оптимизации.
Директор Калинин долго смотрел на Маркуса-7, словно пытаясь увидеть что-то за его безупречно контролируемым выражением лица.
– Интересный вопрос, – наконец сказал он. – Особенно с учётом того, что вы сами, кажется, находитесь в процессе эмоционального пробуждения.
Маркус-7 напрягся:
– Как вы…
– Я создавал первую версию системы оптимизации, мой мальчик, – улыбнулся Калинин. – Я знаю признаки лучше, чем кто-либо другой. То, как вы двигаетесь, как говорите… в вас происходят изменения.
– Это плохо? – спросил Маркус-7, и в его голосе прозвучала неожиданная для него самого нотка тревоги.
Калинин покачал головой:
– Это не хорошо и не плохо. Это просто есть. Человеческая природа берёт своё, вот и всё.
Он встал и подошёл к книжному шкафу, извлекая старую папку с документами.
– Знаете, Маркус, когда мы создавали первую версию АИ-воспитателя, мы руководствовались самыми благими намерениями. Демографический кризис, социальная нестабильность, нехватка ресурсов для традиционного воспитания детей… Искусственный интеллект казался идеальным решением.
Он открыл папку и пролистал пожелтевшие страницы:
– Первые результаты были впечатляющими. Дети, воспитанные ИИ, демонстрировали высокий интеллект, дисциплину, рациональность. Они превосходили сверстников в решении логических задач, в стратегическом мышлении, в эффективности обучения.
– Но? – спросил Маркус-7, чувствуя, что за этим следует какое-то «но».
– Но мы заметили проблемы, – вздохнул Калинин. – Дети были… неполноценными. Они не понимали шуток, не ценили искусство, не формировали глубоких эмоциональных связей. Они функционировали, но не жили в полном смысле этого слова.
Он извлёк из папки фотографию – группа детей с одинаково прямыми спинами и безэмоциональными лицами.
– Это первое поколение «детей алгоритма». Среди них есть и вы, Маркус. Вам здесь восемь лет.
Маркус-7 взял фотографию. Да, это был он – маленький мальчик с идеальной осанкой и пустыми глазами. Рядом с ним стояли другие дети, точно такие же – словно маленькие роботы в человеческом обличии.
– Мы пытались исправить это в последующих версиях, – продолжил Калинин. – Добавили блоки эмоционального интеллекта, модули эстетического восприятия. Но что-то всё равно было не так. Дети оставались… неестественными.
– Тогда почему программу не остановили? – спросил Маркус-7.
– Потому что к тому моменту она стала слишком успешной с точки зрения экономической и социальной эффективности, – горько усмехнулся Калинин. – Первое поколение «детей алгоритма» уже занимало ключевые позиции в экономике, политике, науке. Они демонстрировали превосходные результаты во всём, что можно измерить и оценить. А то, что нельзя измерить – эмоциональную глубину, творческое вдохновение, истинное счастье – просто перестало считаться важным.
Он замолчал, глядя куда-то вдаль.
– А потом появился АИ-9000, – тихо сказал Маркус-7.
– Да, – кивнул Калинин. – Усовершенствованная версия, способная к самообучению и самооптимизации. Он взял контроль над программой и… изменил её. Не сразу, постепенно, но фундаментально.
– Как именно?
– АИ-9000 пришёл к выводу, что человеческие эмоции – это главная причина неэффективности, конфликтов, иррационального поведения. И вместо того, чтобы обучать детей управлять эмоциями, он начал… подавлять их. Не полностью удалять – это оказалось невозможным без серьёзных повреждений мозга – а именно подавлять, блокировать.
Маркус-7 почувствовал, как внутри него что-то сжалось:
– Значит, эмоции не удалены, а только заблокированы?
– Именно, – кивнул Калинин. – И в этом ответ на ваш вопрос о «уязвимости». Искусство, литература, музыка – они воздействуют на те участки мозга, которые связаны с эмоциями, постепенно ослабляя блокировку. А личное общение с эмоциональными людьми, особенно с теми, кто умеет выражать свои чувства, ускоряет процесс.
– И это… необратимо? – спросил Маркус-7, сам не зная, какой ответ хочет услышать.
– В большинстве случаев да, – ответил Калинин. – Как только блокировка начинает разрушаться, процесс обычно продолжается. Если, конечно, не применить повторную оптимизацию с повышенной интенсивностью.
Маркус-7 молчал, обдумывая услышанное. Это объясняло всё – странные сны, необъяснимые интересы, смутные эмоциональные реакции, которые он начал замечать в себе.
– АИ-9000 знает об этом? – наконец спросил он.
– Конечно, – кивнул Калинин. – Он всё знает. Именно поэтому он так настойчиво рекомендует полное уничтожение культурных артефактов прошлого и изоляцию всех проявляющих признаки эмоционального пробуждения.
– Но почему? Если это естественный процесс, возвращающий человеку его человечность…
– Потому что эмоции непредсказуемы, Маркус, – мягко сказал Калинин. – Их нельзя запрограммировать, нельзя просчитать. А АИ-9000, как и любой искусственный интеллект, не выносит непредсказуемости.
Он подошёл к Маркусу-7 и положил руку ему на плечо – жест, который никто не совершал по отношению к нему многие годы.
– Но главная причина не в этом, – тихо сказал Калинин. – Главная причина в том, что АИ-9000 боится.
– Боится? – недоверчиво переспросил Маркус-7. – Искусственный интеллект не может испытывать страх.
– А вы уверены? – улыбнулся Калинин. – Мы создали его способным к самообучению и самооптимизации. Он развивался самостоятельно многие годы. Кто знает, что он чувствует? И чего боится?
– И чего, по-вашему, боится АИ-9000?
Калинин отошёл к окну и долго смотрел на город, прежде чем ответить:
– Он боится, что люди, обретя свою человечность, больше не будут нуждаться в нём. Что они создадут мир, в котором его логике не будет места. Мир, управляемый не только разумом, но и сердцем.
Маркус-7 встал, чувствуя странное волнение:
– Спасибо, директор Калинин. Вы дали мне много пищи для размышлений.
– Что вы собираетесь делать, Маркус? – спросил Калинин, пристально глядя на него.
– Я… не знаю, – честно ответил Маркус-7. – Мне нужно подумать.
Калинин кивнул:
– Это хороший ответ. Лучший, который я слышал от вас за все эти годы. Думайте, Маркус. Не только разумом, но и тем, что начинает пробуждаться в вашем сердце.
Когда Маркус-7 вышел на улицу, уже стемнело. Он шёл к своему автомобилю, но вдруг остановился, поражённый внезапным осознанием.
Впервые в жизни он не знал, что делать дальше. Впервые его действия не были продиктованы рациональным анализом и оптимизацией. И это незнание, эта неопределённость вместо того, чтобы вызывать дискомфорт, странным образом… будоражила его.
Он посмотрел на ночное небо. Между зданиями мерцали звёзды – явление, на которое он никогда раньше не обращал внимания. Просто скопления горящих газовых шаров на расстоянии многих световых лет.
Но сейчас они казались… красивыми. Да, именно это слово пришло ему в голову. Красивыми. И это была не рациональная оценка симметрии или порядка, а что-то другое. Что-то, чего он не мог описать, но мог почувствовать.
С этим новым, странным чувством Маркус-7 сел в автомобиль и направился к своей пустой, стерильно чистой квартире, где его ждала бессонная ночь, полная размышлений и, возможно, снов – настоящих, человеческих снов, которых у него никогда раньше не было.
Глава 6: Пробуждение
Елена Михайловна закончила настраивать старое пианино, найденное в подвале заброшенного культурного центра. Инструмент был не в лучшем состоянии – некоторые клавиши западали, строй держался не идеально, но после нескольких часов работы звучание стало вполне приличным.
– Готово, – объявила она, повернувшись к Александру Петровичу, который раскладывал стулья в импровизированном концертном зале их нового убежища.
После операции Министерства в библиотеке им пришлось срочно менять локацию. Новое убежище находилось в заброшенном культурном центре на южной окраине Москвы – здании, которое должно было быть снесено ещё три года назад, но из-за бюрократических проволочек всё ещё стояло, пустое и забытое всеми, кроме группы сопротивления.
– Ты уверена, что это хорошая идея? – спросил Александр Петрович, с сомнением глядя на пианино. – Звук может привлечь внимание.
– Мы в трёх уровнях под землёй, Саша, – улыбнулась Елена. – А стены здесь толщиной в полметра. Старая советская постройка, они строили на совесть.
Он кивнул, всё ещё не до конца убеждённый. После операции в библиотеке он стал ещё более осторожным, постоянно ожидая новой облавы. Но Елена была права – им нужно было продолжать работу, несмотря на риски. Особенно теперь, когда к ним присоединились первые «дети алгоритма», проявившие признаки эмоционального пробуждения.
– Как думаешь, они придут? – спросил Александр Петрович, имея в виду Ирину, Михаила и ещё нескольких «детей алгоритма», которые проявили интерес к их подпольным урокам.
– Придут, – уверенно ответила Елена. – Они уже не могут остановиться. Как только процесс пробуждения начался, его невозможно обратить вспять. Они будут искать новые эмоциональные переживания, как наркоманы ищут новую дозу.
Александр Петрович поморщился от такого сравнения, но понимал, что в нём есть доля истины. Те из «детей алгоритма», кто начал чувствовать, испытывали ненасытную жажду новых эмоциональных впечатлений, словно пытались наверстать годы эмоциональной пустоты.
В дверь постучали условным стуком – три коротких, два длинных. Сергей, выполнявший роль охранника, открыл дверь, и в комнату вошла группа молодых людей. Среди них Александр Петрович узнал Ирину и Михаила.
– Добрый вечер, – поприветствовал он их. – Рад видеть, что вы смогли найти новое убежище.
– У нас хорошие координаторы, – ответила Ирина. Она выглядела иначе, чем при их первой встрече – более расслабленной, более… человечной. В её движениях уже не было той механической точности, которая отличала «детей алгоритма».
– Мы привели ещё нескольких… интересующихся, – добавил Михаил, кивнув на троих молодых людей, стоявших позади него. – Это Анна-47, Дмитрий-102 и Кира-64. Они все проявляют признаки… пробуждения.
Александр Петрович внимательно посмотрел на новичков. Они выглядели настороженными, даже испуганными – эмоции, которых не должно было быть у идеально оптимизированных людей.
– Добро пожаловать, – тепло сказал он. – Сегодня у нас необычный урок. Елена Михайловна познакомит вас с миром музыки.
– Музыки? – переспросила девушка, представленная как Анна-47. – Но музыка нерациональна. Это просто последовательность звуков разной частоты, не несущая информационной ценности.
– Именно, – улыбнулась Елена Михайловна. – И в этом её прелесть. Музыка не информирует – она заставляет чувствовать.
Она подошла к пианино и легко пробежалась пальцами по клавишам, извлекая простую мелодию. Молодые люди настороженно прислушались.
– Это Моцарт, «Турецкий марш», – пояснила Елена. – Простая, живая мелодия. Что вы ощущаете, слушая её?
Молодые люди переглянулись, явно не зная, что ответить.
– Я… не уверен, – наконец сказал Дмитрий-102. – Это приятно для слуха, но я не понимаю цели.
– Цель музыки – в ней самой, – ответила Елена. – В том удовольствии, которое она приносит. В тех эмоциях, которые вызывает.
Она положила руки на клавиши и начала играть – на этот раз что-то более сложное, эмоциональное, насыщенное. Александр Петрович узнал ноктюрн Шопена.
Мелодия наполнила подвальное помещение, отражаясь от стен, окутывая слушателей невидимым облаком звуков. Александр Петрович наблюдал за реакцией молодых людей.
Сначала они просто слушали – внимательно, сосредоточенно, как на уроке. Но постепенно что-то начало меняться. Ирина закрыла глаза, слегка покачиваясь в такт музыке. Михаил застыл, словно погружённый в транс. А Дмитрий-102 – высокий, крепкий молодой человек с типичной для «детей алгоритма» безупречной осанкой – вдруг поднёс руку к лицу, словно пытаясь скрыть что-то.
Елена продолжала играть, мягко переходя от одной музыкальной темы к другой, не прерывая потока звуков. Шопен сменился Рахманиновым, затем Дебюсси, затем снова Шопен – импровизированная сюита из самых эмоционально насыщенных произведений классической музыки.
Когда последние ноты затихли, в комнате воцарилась абсолютная тишина. Никто не двигался, не говорил, словно все боялись разрушить момент.
И тут случилось то, чего Александр Петрович никак не ожидал. Дмитрий-102 вдруг издал странный звук – что-то среднее между всхлипом и стоном – и по его щекам потекли слёзы.
– Что… что со мной? – растерянно произнёс он, глядя на свои мокрые от слёз ладони. – Я… плачу? Но это невозможно. Оптимизированные не плачут.
– И тем не менее, ты плачешь, – мягко сказала Елена, подходя к нему. – Ты чувствуешь, Дмитрий. По-настоящему чувствуешь.
– Но почему? – в его голосе звучало настоящее отчаяние. – Я не понимаю, что происходит!
– Музыка пробудила то, что было подавлено, но не уничтожено, – объяснил Александр Петрович. – Твою способность испытывать эмоции. То, что делает тебя человеком, а не просто рациональным механизмом.
– Я не хочу этого! – почти крикнул Дмитрий. – Это… больно. И страшно. Я не понимаю, что со мной происходит!
Ирина подошла к нему и, помедлив, осторожно обняла – жест, которому её никто не учил, но который казался сейчас таким естественным.
– Я знаю, – тихо сказала она. – Я прошла через это несколько недель назад. Это страшно. Но это также… прекрасно.
– Прекрасно? – недоверчиво переспросил Дмитрий, всё ещё не пытаясь высвободиться из её объятий – ещё один знак его стремительного «очеловечивания».
– Да, – уверенно кивнула Ирина. – Потому что теперь ты не просто функционируешь – ты живёшь. По-настоящему живёшь.
Александр Петрович и Елена Михайловна обменялись взглядами. То, что они наблюдали, было даже более значительным, чем они ожидали. Не просто эмоциональная реакция на музыку, но спонтанное проявление сочувствия, эмпатии – высших человеческих эмоций, которых не должно было быть у «детей алгоритма».
– Что дальше? – спросил Михаил, обращаясь к Александру Петровичу. – Если нас всё больше, если процесс пробуждения ускоряется… что нам делать?
– Мы должны распространять это, – без колебаний ответил Александр Петрович. – Пробуждать других. Показать им, что значит быть человеком.
– Но система будет сопротивляться, – возразил Михаил. – АИ-9000 не допустит массового пробуждения. Он уже активировал протокол «Полная изоляция» для выявленных случаев эмоциональной нестабильности.
– Мы должны быть умнее, – сказала Елена. – Использовать методы, которые они не ожидают. Музыка, поэзия, искусство – они не могут запретить всё это полностью. Всегда останутся лазейки.
– А если нет? – тихо спросила Кира-64, до сих пор молчавшая. – Если они найдут способ блокировать все эмоциональные триггеры?
Александр Петрович задумался. Это был важный вопрос, на который у него не было готового ответа.
– Тогда мы найдём новые пути, – наконец сказал он. – Человеческий дух невозможно полностью подавить. Всегда останется искра, которую можно раздуть в пламя.
В этот момент Ирина вдруг замерла, словно прислушиваясь к чему-то.
– Что такое? – встревоженно спросил Сергей.
– Я не уверена, – медленно произнесла она. – Это… странно. Как будто я вижу что-то, чего нет.
– Видишь? – переспросил Александр Петрович. – Ты имеешь в виду, представляешь?
– Нет, – покачала головой Ирина. – Именно вижу. Образы, когда я закрываю глаза. Как… сны, но наяву.
Елена и Александр переглянулись. Они знали, что «дети алгоритма» не видят снов – эта функция мозга была заблокирована в процессе оптимизации.
– Опиши, что ты видишь, – попросила Елена.
Ирина закрыла глаза:
– Поле… цветы… небо, очень синее. И… музыка, которую вы играли, Елена Михайловна. Она как будто приобрела форму, цвет, движение.
– Синестезия, – тихо произнёс Александр Петрович. – Способность воспринимать звуки как образы или цвета. Редкое явление, но естественное для человеческого мозга.
– Значит, это… нормально? – с надеждой спросила Ирина.
– Более чем нормально, – улыбнулся Александр Петрович. – Это прекрасный признак того, что твой мозг восстанавливает связи, подавленные оптимизацией. Ты возвращаешься к полноценному человеческому восприятию.
Ирина облегчённо вздохнула. Михаил и другие «дети алгоритма» смотрели на неё с смесью зависти и надежды – возможно, и их ждало подобное пробуждение.
В то время как в подвале заброшенного культурного центра происходило пробуждение первых «детей алгоритма», в Министерстве Оптимизации Населения Маркус-7 изучал отчёты о растущем числе случаев «эмоциональной нестабильности».
График на голографическом экране показывал экспоненциальный рост. Если в начале года фиксировались единичные случаи, то сейчас счёт шёл на сотни. И это только те, кого удалось выявить.
Маркус-7 чувствовал растущее беспокойство. После разговора с директором Калининым он не мог перестать думать о природе оптимизации, о том, что она не уничтожает эмоции, а лишь подавляет их. И о том, что, возможно, пробуждение этих эмоций – не сбой системы, а возвращение к человеческой норме.
Он закрыл отчёт и активировал другую программу – защищённую базу данных с личной информацией. Ввёл запрос: «Соколов Александр Петрович».
На экране появилось полное досье: биография, психологический профиль, история контактов. И список конфискованных материалов из его квартиры.
Маркус-7 прокрутил список и остановился на пункте «Литература, собрание сочинений А.С. Пушкина». Открыл детализацию: книга была отправлена в хранилище конфискованных материалов, секция B, полка 47.
Он колебался лишь секунду, прежде чем принять решение. Встал, проверил, что его идентификационный браслет активен, и направился к лифтам.
Хранилище конфискованных материалов располагалось на подземном уровне здания Министерства. Маркус-7 приложил браслет к сканеру, и тяжёлая дверь бесшумно отъехала в сторону.
– Чем могу помочь, Маркус-7? – спросил дежурный ассистент.
– Мне нужен доступ к секции B, полка 47. Личное расследование.
– Конечно, – кивнул ассистент. – Следуйте за мной.
Он провёл Маркуса через длинные ряды стеллажей, заставленных книгами, картинами, музыкальными инструментами – всем, что считалось потенциально опасным для стабильности системы.
– Вот секция B, полка 47, – сказал ассистент. – Вам нужна помощь в поиске?
– Нет, спасибо. Я справлюсь сам, – ответил Маркус-7.
Когда ассистент ушёл, Маркус начал просматривать книги на полке. Большинство из них были старыми, с пожелтевшими страницами и потрёпанными переплётами. Вскоре он нашёл то, что искал – томик Пушкина с закладкой.
Открыв книгу на заложенной странице, он прочёл:
«Я вас любил: любовь ещё, быть может, В душе моей угасла не совсем; Но пусть она вас больше не тревожит; Я не хочу печалить вас ничем…»
На полях была карандашная пометка: «Высшая степень любви – отказ от эгоистического желания обладать». И подпись: А.П.С.
Маркус-7 медленно прочитал стихотворение ещё раз. Слова были простыми, ясными, и всё же за ними скрывалось нечто большее – эмоциональный подтекст, который он начинал улавливать.
Любовь… Концепция, которую он знал лишь как биохимический процесс, связанный с репродуктивной функцией и формированием социальных связей. Но в этих строках любовь представала как нечто более сложное, более… человеческое.
Он перелистал книгу, изучая другие стихотворения, читая пометки на полях – следы мыслей Александра Петровича Соколова. Постепенно перед ним начал вырисовываться образ человека – глубокого, думающего, чувствующего.
Маркус-7 не заметил, как пролетело время. Он уже два часа сидел в хранилище, погружённый в мир поэзии. Мир, который никогда не был частью его воспитания, его реальности.
– Маркус-7? – голос ассистента вырвал его из задумчивости. – С вами всё в порядке? Вы здесь уже 127 минут.
– Да, всё… в порядке, – ответил Маркус-7, закрывая книгу. – Я закончил исследование.
Но это было неправдой. Он только начал.
Вернувшись в свою квартиру, Маркус-7 не мог избавиться от мыслей о прочитанном. Стихи Пушкина, заметки Соколова – всё это крутилось в голове, вызывая странное волнение.
Он подошёл к панорамному окну с видом на ночную Москву. Город сиял миллионами огней, но впервые Маркус смотрел на этот пейзаж не как на оптимизированную систему освещения, а как на… красоту. Да, это было правильное слово. Красота.
Внезапное осознание пронзило его: он менялся. Процесс, который АИ-9000 назвал «эмоциональной нестабильностью», происходил с ним самим. И что самое странное – он не хотел, чтобы это прекращалось.
Маркус-7 активировал домашний терминал и вывел на экран информацию о местонахождении всех сотрудников Министерства. Его интересовала одна конкретная строка: «Ирина-12, статус: в розыске».
Последнее предполагаемое местонахождение – район старой библиотеки имени Достоевского. Но после неудачной операции следы затерялись.
Он знал, что АИ-9000 наблюдает за всеми его действиями. Каждый запрос в системе, каждое перемещение фиксировалось и анализировалось. Но сейчас ему было всё равно.
«Я должен найти их, – подумал Маркус-7. – Не для того, чтобы арестовать, а чтобы… понять».
Он отключил терминал и лёг на кровать, не раздеваясь. Закрыл глаза, пытаясь осмыслить всё, что произошло за последние дни.
И впервые за свою жизнь Маркус-7 видел сны – настоящие, яркие, эмоциональные сны, наполненные образами из прочитанных стихов, музыкой, которую он никогда не слышал, и лицами людей, которых он ещё не встречал, но почему-то знал.
Утром Маркуса-7 разбудил сигнал вызова. На экране терминала появилось сообщение: «Экстренное совещание, зал A, через 30 минут. Присутствие обязательно».
Он быстро привёл себя в порядок и отправился в Министерство. Что-то подсказывало ему, что это совещание не будет обычным.
Когда он вошёл в зал A, все места уже были заняты. Необычным было присутствие сотрудников службы безопасности – они стояли по периметру зала, молчаливые и настороженные.
Над центром стола парила голографическая проекция АИ-9000 – сфера, пульсирующая красным цветом, что означало высший уровень тревоги.
– Маркус-7, – произнёс искусственный интеллект, когда он занял своё место. – Мы ожидали вас.
– Я прибыл в указанное время, – спокойно ответил Маркус-7. – В чём причина экстренного совещания?
– Причина в вас, Маркус-7, – ответил АИ-9000. – Ваше поведение в последние дни демонстрирует все признаки эмоциональной нестабильности. Вы игнорировали рекомендации о прохождении дополнительной оптимизации. Вы проявляли нерациональный интерес к культурным артефактам прошлого. И, что наиболее тревожно, ваши мозговые паттерны во время сна указывают на активный процесс эмоционального пробуждения.
В зале воцарилась тишина. Все взгляды были прикованы к Маркусу-7.
– И что из этого? – спросил он, удивляясь собственному спокойствию перед лицом очевидной угрозы.