Энтропийный Горизонт

Часть I: НЕСТАБИЛЬНОСТЬ

Глава 1: Флуктуации

Реактор «Неопределённость-7» гудел на низкой частоте, отдаваясь вибрацией в костях. Алексей Невский стоял у пульта управления, наблюдая за цифрами, бегущими по главному монитору. Квантовая дестабилизация в активной зоне достигла восьмидесяти трёх процентов – новый рекорд для экспериментальной серии.

– Матрица суперпозиции стабильна, – доложила Ирина, не отрывая взгляда от своего терминала. – Вероятностное поле однородно во всём объёме активной зоны.

Алексей коротко кивнул. Он не любил разговоры во время испытаний, особенно таких важных. «Неопределённость-7» был его детищем – плодом трёх лет работы и бессонных ночей. Если всё пройдёт как запланировано, новое поколение квантовых реакторов увеличит выработку энергии на сорок процентов при том же уровне дестабилизации материи.

– Девяносто процентов, – сообщил Сергей с соседней станции. – Квантовая нестабильность в пределах расчётных параметров.

В центре командного зала возвышался голографический макет реакторной установки, окружённый полупрозрачными облаками данных. Внутри виртуальной модели происходило нечто, что любой физик начала XXI века назвал бы чистым безумием: материя в активной зоне постепенно теряла свою детерминированность, переходя в состояние квантовой неопределённости. Молекулы, атомы и субатомные частицы переставали быть «здесь» или «там», вместо этого существуя во множестве состояний одновременно. А когда Вселенная пыталась разрешить эту неопределённость, высвобождалось колоссальное количество энергии.

«Величайшее открытие в истории человечества», – так это назвали газеты в 2129 году, когда доктор Гупта впервые продемонстрировал принцип квантовой дестабилизации. Чистая, безграничная энергия, не требующая ископаемого топлива или опасных ядерных реакций. Решение энергетического кризиса, мучившего человечество более столетия.

Никто тогда не задумывался о последствиях.

– Девяносто пять процентов, – голос Сергея звучал напряжённо. – Приближаемся к расчётному максимуму.

Алексей сверился с показаниями внешних датчиков. Пространственно-временные искажения вокруг реактора были минимальными, намного ниже, чем у предыдущих моделей при такой мощности.

– Вероятностный фон?

– Два и восемь десятых по шкале Гупта, – ответила Ирина. – В пределах нормы для исследовательского комплекса.

Это было хорошо. Очень хорошо. Стабилизаторы, разработанные его командой, работали безупречно, удерживая возмущения квантового поля в допустимых границах. Если результаты подтвердятся, «Квантум Динамикс» сможет увеличить мощность всех реакторов без риска расширения аномальных зон.

– Девяносто восемь процентов. Тридцать секунд до максимальной расчётной мощности.

Алексей сделал глубокий вдох. Вибрация усилилась, теперь она ощущалась не только в костях, но и где-то глубже – словно что-то невидимое прощупывало саму ткань реальности вокруг них.

– Сто процентов! – воскликнул Сергей. – Мы на пике!

На долю секунды Алексей ощутил странное чувство – как будто в комнате стало тесно, словно в ней появились невидимые присутствия, занимающие то же пространство, что и они. Он моргнул, и ощущение исчезло.

– Начинаем тестовый цикл, – скомандовал он. – Запустите последовательное измерение квантовых состояний в секторах A через F.

Группа техников и инженеров синхронно работала за пультами, вводя команды и отслеживая показания десятков систем. «Неопределённость-7» был чудом инженерной мысли – конструкция, балансирующая на грани теоретически возможного, управляющая процессами, которые до сих пор вызывали споры среди теоретиков.

Алексей посмотрел на свои руки. Они были абсолютно твёрдыми и реальными. Он существовал здесь и сейчас, в одном определённом состоянии. Но глубоко внутри активной зоны реактора материя потеряла эту определённость, превратившись в размытое облако вероятностей. Иногда ему казалось, что они играют с огнём, которого не понимают.

– Параметры стабильны, – доложила Ирина. – Начинаем измерительный цикл.

На главном экране появилась диаграмма измерений. Компьютеры фиксировали состояние частиц в разных секторах активной зоны, принудительно коллапсируя их волновую функцию и высвобождая энергию. В теории, это должно было происходить ровно, без скачков и аномалий.

Первые четыре сектора показали идеальные результаты. Алексей почувствовал, как внутри нарастает удовлетворение. Годы работы начинали приносить плоды.

– Переходим к сектору E, – сообщил оператор.

И в этот момент что-то пошло не так.

Сначала это было едва заметно – небольшое колебание в энергетической кривой, лёгкая рябь в данных. Но Алексей слишком хорошо знал свою систему.

– Что с вероятностным полем в секторе E? – резко спросил он.

Ирина проверила показания и нахмурилась.

– Странно. Однородность нарушена. Фиксирую локальные уплотнения суперпозиции.

– Это невозможно при текущей конфигурации, – Алексей быстро переключил свой терминал на прямой доступ к датчикам сектора. – Что за…

На экране возникла трёхмерная модель квантового состояния сектора E. Вместо равномерного облака вероятностей там формировались концентрические структуры – словно кто-то бросил камень в пруд из неопределённости.

– Аварийное измерение! – скомандовал Алексей. – Коллапсируйте всю активную зону!

Но было уже поздно. Кольца квантовых уплотнений в секторе E начали расширяться, нарушая целостность всего вероятностного поля. Реактор вошёл в резонанс.

– Вероятностный выброс! – крикнул кто-то из операторов. – Три точки семь по шкале Гупта… пять точек два… шесть точек девять!

Комната наполнилась пронзительным воем сирены.

– Всем покинуть командный зал! – скомандовал Алексей, не отрывая взгляд от мониторов. – Активируйте аварийные стабилизаторы и эвакуируйтесь!

Персонал бросился к выходам, но Алексей остался у пульта. Он лихорадочно вводил команды, пытаясь стабилизировать реактор. Это была его разработка, его ответственность.

– Алексей Михайлович, нужно уходить! – Ирина дёрнула его за рукав. – Выброс уже за пределами защитного контура!

– Идите, – он даже не посмотрел на неё. – Я почти стабилизировал активную зону.

Это была не совсем правда. Процесс вышел из-под контроля, и всё, что он мог сделать – локализовать выброс, не дать ему распространиться за пределы исследовательского центра.

Когда Ирина наконец выбежала из зала, Алексей активировал последнюю линию защиты – квантовые стабилизаторы, окружающие весь комплекс. В теории, они должны были создать «карман» стабильной реальности, защищая внешний мир.

В следующую секунду реальность вокруг него… дрогнула.

Это было похоже на рябь на поверхности воды, но сквозь всё пространство. Свет изогнулся, искажая очертания предметов. Алексей почувствовал странное головокружение, как будто его сознание на мгновение раздвоилось.

А потом он увидел их.

Они стояли прямо здесь, в командном зале – полупрозрачные фигуры, накладывающиеся друг на друга, как многократные экспозиции на фотографии. И все они были… им. Десятки версий Алексея Невского, выполняющих разные действия: кто-то застыл у пульта, кто-то бежал к выходу, один смотрел прямо на него с выражением ужаса на лице.

Это продолжалось всего мгновение – секунда растянулась в вечность, наполненную призрачными двойниками. А затем наступила темнота.

Алексей очнулся в медицинском отсеке. Над ним нависало обеспокоенное лицо доктора Климова.

– С возвращением, – произнёс врач, сверяясь с показаниями медицинского монитора. – Как себя чувствуете?

Алексей попытался сесть, но комната закружилась перед глазами.

– Что произошло? Реактор…

– Реактор стабилизирован, – раздался знакомый голос.

В поле зрения появился Ким Сон-Мин – глава службы безопасности «Квантум Динамикс», высокий кореец с военной выправкой и непроницаемым выражением лица.

– Вам удалось активировать стабилизаторы до того, как потеряли сознание, – продолжил Ким. – Выброс был локализован в пределах командного зала. Минимальные повреждения оборудования, никаких жертв.

– Насколько сильным был выброс? – Алексей наконец сумел сесть, игнорируя пульсирующую боль в висках.

Ким и Климов обменялись быстрыми взглядами.

– Семь точек три по шкале Гупта, – после паузы ответил Ким. – Самый мощный в истории исследовательского центра.

Семь целых три десятых. Порог появления аномалий класса C. Алексей медленно выдохнул.

– Были зафиксированы… феномены?

Ещё один обмен взглядами. Доктор Климов отвернулся и начал проверять какие-то данные на мониторе.

– Ничего существенного, – ровным голосом ответил Ким. – Незначительные пространственно-временные искажения, полностью нейтрализованные стабилизаторами. Хотя… – он сделал паузу. – Некоторые операторы внешних систем наблюдения докладывают о временных визуальных аномалиях. Множественные наложения объектов, остаточные изображения. Ничего необычного для выбросов такой мощности.

Алексей внимательно посмотрел на главу безопасности. Ким говорил ровно и профессионально, но что-то в его позе выдавало напряжение.

– Я видел… – начал Алексей, но осёкся. Что именно он видел? Галлюцинации, вызванные близостью к квантовой аномалии? Или что-то реальное? – Я видел странные эффекты перед тем, как потерял сознание.

– Это ожидаемо при таком выбросе, – вмешался доктор Климов. – Квантовые флуктуации напрямую воздействуют на мозг, вызывая нейрохимический дисбаланс. Отсюда и галлюцинации. Мы наблюдали подобные эффекты у пострадавших в аномальной зоне Красноярска.

Алексей кивнул, но внутри него зародилось сомнение. То, что он видел, не походило на галлюцинации. Это было слишком… системно. Словно на мгновение он заглянул за кулисы реальности и увидел механизм, который никогда не предназначался для человеческих глаз.

– Когда будет готов полный отчёт о происшествии?

– Инженерная группа уже работает над анализом, – ответил Ким. – Предварительная версия – нестабильность в модуляторе суперпозиции сектора E. Технический сбой, не связанный с вашей конструкцией.

Алексей нахмурился. Модулятор суперпозиции был новейшей разработкой, тройное резервирование должно было исключить любые сбои.

– Я хочу увидеть данные телеметрии.

– Конечно, – кивнул Ким. – Как только вас выпишут. А пока вам предписан отдых.

Доктор Климов многозначительно кашлянул.

– Минимум двадцать четыре часа под наблюдением. Стандартный протокол при воздействии квантовых аномалий.

Алексей хотел возразить, но внезапно почувствовал сильнейшую усталость. Возможно, они правы. Отдых и анализ данных. Завтра он разберётся, что пошло не так.

– Директор Лазарев просил передать, что рассчитывает на вашу презентацию послезавтра, – добавил Ким уже у двери. – Он верит, что этот инцидент не повлияет на общую оценку проекта.

Когда дверь за ними закрылась, Алексей откинулся на подушку и закрыл глаза. Перед внутренним взором снова возникли призрачные фигуры – десятки версий его самого, застывшие в разных позах. Что это было? Галлюцинация? Или первый симптом чего-то гораздо более серьёзного?

Он вспомнил исследования доктора Гупты о природе квантовой реальности, о его предостережениях насчёт «тонкой ткани детерминированного существования». В каком-то смысле, именно эта тонкая ткань и была их рабочим материалом, источником энергии. Они растягивали её, создавали в ней напряжение, извлекали энергию из нарушения определённости.

Что, если они зашли слишком далеко? Что, если то, что он видел, было не галлюцинацией, а проблеском многомировой реальности, существование которой постулировали квантовые теории?

Звук входящего сообщения на личном коммуникаторе прервал его размышления. Алексей поднял руку, активируя голографический экран.

«Технический сбой? Не верьте. Они знают больше, чем говорят. Вы видели, не так ли? Если хотите узнать правду – Старая Гавань, склад 17, завтра в 22:00».

Сообщение было анонимным, отправитель скрыт за несколькими слоями шифрования. Алексей нахмурился. Паранойя? Розыгрыш? Или кто-то действительно знает, что произошло в командном зале?

Он закрыл сообщение и снова откинулся на подушку. Сейчас ему нужен был отдых. А завтра… завтра он начнёт искать ответы.

– Абсолютно неприемлемый риск, – Директор исследовательского центра Виктор Лазарев резко захлопнул файл с отчётом. – Семь точек три, Алексей! Мы в шаге от катастрофы класса А.

Они находились в просторном кабинете Лазарева на верхнем этаже административного здания. Из панорамного окна открывался вид на весь исследовательский комплекс «Квантум Динамикс» и часть Новосибирска вдалеке. Между городом и комплексом простиралась буферная зона – десять километров пустого пространства, окружённого защитными стабилизаторами.

– При всём уважении, господин директор, – Алексей старался говорить спокойно, – инцидент произошёл из-за технического сбоя в модуляторе суперпозиции. Это не системная ошибка конструкции.

– Да-да, я читал отчёт инженерной группы, – Лазарев небрежно махнул рукой. – Неисправность в модуляторе, непредвиденная квантовая интерференция, каскадный эффект через систему обратной связи… Но факт остаётся фактом – ваш реактор едва не создал аномальную зону прямо в сердце исследовательского центра.

Алексей сжал кулаки. Уже двое суток он анализировал данные инцидента, и чем больше копался в цифрах, тем сильнее убеждался – что-то не сходится.

– Модуляторы проходили тройную проверку перед установкой, – возразил он. – Вероятность одновременного отказа трёх независимых систем ничтожно мала. Я запросил дополнительную экспертизу у производителя…

– И не получите её, – отрезал Лазарев. – Совет директоров принял решение. Проект «Неопределённость-7» замораживается. Мы вернёмся к проверенной платформе шестой серии.

– Что? – Алексей не поверил своим ушам. – Но это бессмысленно! Седьмая серия на сорок процентов эффективнее, с улучшенными стабилизаторами и…

– И с неприемлемым риском аномального выброса! – Лазарев повысил голос, затем сделал глубокий вдох, успокаиваясь. – Послушайте, Алексей, я ценю вашу работу. Вы один из самых блестящих умов корпорации. Но в этом случае вы слишком… эмоционально привязаны к проекту.

Лазарев встал и подошёл к окну. На горизонте виднелись башни городского квартала со стабилизационными куполами – роскошное жильё для высшего руководства «Квантум Динамикс».

– У нас запланирован запуск тридцати новых реакторных комплексов в следующем квартале, – продолжил он, не оборачиваясь. – Представьте, что произойдёт, если хотя бы в одном случится подобный инцидент, но без такого грамотного инженера, как вы, рядом для купирования последствий? Аномальная зона в центре мегаполиса… – он покачал головой. – Нет, я не могу допустить такого риска.

Алексей понимал логику директора, но не мог смириться с решением.

– Дайте мне неделю, – предложил он. – Я проведу полное обследование прототипа, найду истинную причину сбоя и внесу необходимые корректировки.

Лазарев обернулся, изучая Алексея оценивающим взглядом.

– Вы по-прежнему уверены, что отчёт инженерной группы неточен?

– Я уверен, что он неполон, – осторожно ответил Алексей. – Есть несоответствия в данных телеметрии. Характер квантовой интерференции в секторе E не соответствует простому техническому сбою.

Что-то в выражении лица Лазарева изменилось – едва уловимая тень интереса промелькнула и исчезла.

– Например?

– Например, формирование концентрических структур в вероятностном поле, – Алексей подошёл к голографическому проектору на столе директора и активировал запись. – Посмотрите. Это не хаотичный выброс. Здесь есть… паттерн.

На голограмме возникло трёхмерное изображение квантового состояния активной зоны в момент сбоя. Даже неподготовленный наблюдатель заметил бы странную упорядоченность в хаосе – концентрические круги, расходящиеся из единой точки.

– Интересно, – пробормотал Лазарев, внимательно изучая запись. – Вы правы, это действительно необычно.

Он выключил голограмму и задумчиво потёр подбородок.

– Хорошо, Алексей. У вас есть три дня. Соберите новую команду, проведите полное обследование прототипа. Но если вы не найдёте убедительного объяснения и решения проблемы – проект закрывается. Это моё окончательное слово.

– Спасибо, господин директор. Я не подведу.

Когда Алексей уже был у двери, Лазарев окликнул его:

– И, Алексей… Будьте осторожны с теориями заговора. В нашей отрасли хватает параноиков, верящих, что мы намеренно дестабилизируем реальность.

Алексей замер. Неужели анонимное сообщение отслеживалось?

– Я инженер, господин директор, – ответил он ровным голосом. – Меня интересуют только факты и технические решения.

Лазарев кивнул с лёгкой улыбкой.

– Именно поэтому вы так ценны для корпорации. Удачи с расследованием.

Выйдя из кабинета директора, Алексей направился к лифтам. Что-то в этом разговоре беспокоило его. Лазарев слишком легко согласился дать ему второй шанс, и это упоминание о «теориях заговора»… Совпадение? Или предупреждение?

В любом случае, у него было всего три дня, чтобы найти истину. И, возможно, единственная зацепка ждала его сегодня вечером в Старой Гавани.

Старая Гавань давно перестала быть функционирующим портом. После великого наводнения 2119 года уровень Оби поднялся, затопив большую часть прибрежных районов. Новая инфраструктура была построена в другом месте, а Старая Гавань превратилась в полузаброшенный индустриальный район на окраине города, населённый в основном низшими слоями общества – теми, кто не мог позволить себе жизнь в защищённых стабилизаторами районах.

«Флуктуанты» – так их называли. Люди, вынужденные существовать в условиях постоянной нестабильности реальности. С каждым годом таких становилось всё больше.

Алексей редко бывал в подобных местах. Как ведущий инженер корпорации, он имел право на жильё в защищённом комплексе с постоянно действующими стабилизаторами. Жизнь там была предсказуемой и комфортной – никаких вероятностных штормов, никаких квантовых аномалий.

Выйдя из автономного такси у границы района, он почувствовал разницу сразу. Воздух здесь был… иным. Не загрязнённым, нет – системы атмосферной очистки работали по всему городу. Но в нём чувствовалось едва уловимое напряжение, словно молекулы кислорода и азота не были на сто процентов уверены в своём составе и местоположении.

Он активировал персональный стабилизатор – небольшое устройство на запястье, создающее вокруг носителя пузырь повышенной детерминированности. Не абсолютная защита, но достаточная для кратковременного пребывания в зоне низкой стабильности.

Склад №17 оказался старым бетонным зданием с выцветшей маркировкой. Единственный признак, что здесь кто-то бывает – отсутствие характерного мха-флуктуанта, покрывающего большинство заброшенных строений.

Осмотревшись и не заметив никого вокруг, Алексей подошёл к металлической двери. Она была приоткрыта – очевидный знак. Внутри царила темнота, лишь вдалеке виднелся слабый голубоватый свет.

Инженерная часть его сознания кричала, что это безумие – входить в незнакомое здание на окраине города, следуя анонимной наводке. Но необъяснимое чувство, зародившееся после инцидента, толкало его вперёд. Он должен был узнать правду.

Алексей шагнул внутрь.

– Я бы не советовала активировать освещение, – раздался женский голос из темноты. – Мы не одни в этом районе.

Голос был смутно знаком, но Алексей не мог вспомнить, где его слышал.

– Кто вы? – спросил он, вглядываясь в направлении голубого света. – И что вам известно о инциденте с реактором?

Фигура шагнула вперёд, и Алексей наконец увидел её лицо в бледном свете портативного квантового фонаря. Тонкие черты, короткие тёмные волосы, напряжённый взгляд – он знал эту женщину.

– Елена? – он не поверил своим глазам. – Елена Соколова?

Она слабо улыбнулась.

– Здравствуй, Алексей. Давно не виделись.

Елена Соколова, блестящий квантовый физик, его бывшая коллега… и бывшая возлюбленная. Три года назад она неожиданно уволилась из «Квантум Динамикс» и исчезла. Никаких объяснений, никаких контактов. Алексей месяцами пытался найти её, но безрезультатно.

– Ты… – он запнулся, не зная, с чего начать. – Что происходит? Почему вся эта секретность?

– Потому что то, что я собираюсь тебе рассказать, может стоить нам обоим жизни, – Елена взглянула на наручный сканер. – И у нас мало времени. Через двадцать минут здесь начнётся вероятностный шторм средней интенсивности. Твой персональный стабилизатор не справится.

Она жестом пригласила его следовать за ней. Они прошли через пустой склад к металлической лестнице, ведущей вниз.

– Подземный уровень, – пояснила Елена, заметив его колебания. – Там безопаснее.

Спустившись по лестнице, они оказались в просторном помещении, заполненном оборудованием. Часть его Алексей узнал – стандартные квантовые анализаторы, компьютерные терминалы. Но некоторые устройства были ему незнакомы.

Елена подошла к центральному терминалу и активировала голографический дисплей.

– То, что произошло в исследовательском центре позавчера, не было техническим сбоем, – без предисловий начала она. – Это было намеренное воздействие на модулятор суперпозиции.

– Что? – Алексей нахмурился. – Саботаж? Но зачем…

– Не саботаж, – Елена покачала головой. – Тест. Они проверяли, насколько далеко можно зайти в дестабилизации, прежде чем проявятся… эффекты.

– Кто – они?

– Высшее руководство «Квантум Динамикс». Лазарев и его окружение. – Она вывела на экран серию графиков. – Посмотри. Это данные о квантовой нестабильности в глобальном масштабе за последние десять лет.

Алексей изучил графики и почувствовал холодок по спине. Кривая неуклонно ползла вверх, причём в последние два года рост ускорился.

– Это может быть следствием увеличения количества реакторов, – предположил он. – Сейчас их уже больше трёхсот по всему миру.

– Дело не только в количестве, – Елена вывела новую диаграмму. – Они постепенно увеличивают степень дестабилизации в каждом реакторе. Пять лет назад стандартный уровень составлял шестьдесят три процента. Сейчас – восемьдесят семь.

– Повышение эффективности… – начал Алексей, но осёкся. – Нет, это слишком. Существующие протоколы безопасности ограничивают максимальный уровень дестабилизации восьмьюдесятью процентами именно для предотвращения каскадных эффектов.

– Официальные протоколы – да, – Елена горько усмехнулась. – Но есть секретная директива руководства, санкционирующая превышение этого порога. Я видела её перед уходом из корпорации. Это стало последней каплей.

Она замолчала, давая Алексею время осмыслить информацию.

– Но зачем? – наконец спросил он. – Зачем рисковать стабильностью реальности ради нескольких процентов дополнительной энергии?

– Дело не в энергии, Алексей, – Елена понизила голос, хотя они были одни. – По крайней мере, не только в ней. Они изучают эффекты высокой дестабилизации. Намеренно.

Она активировала новый файл – видеозапись с пометкой «Сверхсекретно».

– Это было снято в исследовательском комплексе в Шанхае год назад. Я получила доступ через… определённые каналы.

На записи Алексей увидел эксперимент, похожий на тот, что привёл к инциденту в его лаборатории – но гораздо более интенсивный. Реактор работал на запредельных уровнях дестабилизации, вызывая волны искажений в окружающем пространстве. А затем он увидел это – множественные образы людей, наложенные друг на друга. Как те призрачные версии самого себя, которые он наблюдал во время аварии.

– Квантовая суперпозиция сознания, – прокомментировала Елена. – Они называют это «расширением вероятностного спектра восприятия». Сознание начинает воспринимать альтернативные вероятностные линии.

Алексей ощутил, как волосы на затылке встают дыбом.

– Это невозможно, – прошептал он. – Человеческий мозг не способен…

– Не способен в нормальных условиях, – согласилась Елена. – Но в зоне высокой квантовой нестабильности правила меняются. Нейронные связи начинают проявлять квантовые свойства. Сознание расщепляется, как… как свет через призму.

Алексей вспомнил свои ощущения во время инцидента – странное чувство раздвоения, призрачные фигуры… Тогда он списал это на галлюцинации, вызванные стрессом. Но что если?..

– Я видел их, – признался он. – Во время сбоя. Версии самого себя, делающие разные вещи в одном и том же пространстве.

Елена кивнула, словно ожидала этого.

– Именно поэтому я связалась с тобой. Ты пережил прямой контакт с эффектом. Теперь ты должен понять, с чем мы имеем дело.