Генофония

– Даниил Рокотов, – представил его вошедший следом полковник Крамер. – Наш консультант по звуковой инженерии.

Рокотов окинул помещение быстрым взглядом и, заметив Алину и Чен, направился к ним.

– Профессор, – он кивнул Чен, а затем повернулся к Алине, – Доктор Северова. Наслышан о ваших работах. Особенно впечатлила статья о нейронных реакциях на гармонические последовательности.

– Вы читали мои статьи? – удивилась Алина, пожимая его руку. – Не помню вашего имени в научном сообществе.

– Потому что я не ученый, по крайней мере, не в традиционном смысле, – улыбнулся Рокотов, и его улыбка, в отличие от улыбки Крамера, казалась искренней. – До недавнего времени я работал музыкальным продюсером. Специализировался на создании иммерсивных звуковых ландшафтов, экспериментировал с влиянием различных акустических паттернов на психофизиологические реакции слушателей.

– Мистер Рокотов скромничает, – вмешался Крамер. – Он также разработал несколько запатентованных систем направленного звука для военных применений. И, что особенно ценно в нашей ситуации, имеет уникальную способность интуитивно распознавать и воспроизводить сложные звуковые паттерны.

– Дар, от которого больше проблем, чем пользы, – пожал плечами Даниил. – В мире, полном шумов, абсолютный слух иногда похож на проклятие.

– У вас абсолютный слух? – заинтересовалась Алина. – Я тоже обладаю этим свойством. Интересно, что исследования показывают корреляцию между абсолютным слухом и повышенной активностью определенных зон теменной коры.

– А еще с повышенной склонностью к мигреням и социальной изоляции, – хмыкнул Рокотов. – Но да, в нашем случае это профессиональное преимущество.

Их разговор прервал звук системы оповещения:

«Внимание научному персоналу. Медицинское обследование начнется через 15 минут в секторе M-3. Повторяю: медицинское обследование в секторе M-3 через 15 минут».

– Пойдемте, я покажу дорогу, – предложил Даниил. – За два месяца здесь я неплохо изучил этот лабиринт.

Медицинское обследование оказалось еще более тщательным, чем процедуры дезинфекции. Алину сканировали, брали образцы крови, проверяли нейронную активность, исследовали состав тканей – казалось, не осталось ни одного аспекта её физиологии, который не был бы изучен и запротоколирован.

– Всё это действительно необходимо? – спросила она у медика, который в этот момент готовил очередной анализ.

– Более чем, – ответил тот. – Мы до сих пор не понимаем, как именно происходит заражение. Доктор Харрис и техник Колфилд подверглись контактному воздействию спор, но возможны и другие механизмы передачи. Звук, например.

– Звук не может быть вектором биологического заражения, – возразила Алина. – Звуковые волны – это просто механические колебания среды.

– При обычных обстоятельствах – да. Но мы имеем дело с организмом, для которого звук является фундаментальным принципом функционирования. Кто знает, какие еще свойства он может придавать акустическим колебаниям?

После трех часов обследования, когда все тесты показали отрицательный результат на наличие инопланетного материала, группе ученых наконец разрешили приступить к работе. Их проводили в основную лабораторию – просторное помещение с множеством исследовательского оборудования, в центре которого находилась изолированная камера с прозрачными стенами.

Внутри камеры парил знакомый кристалл, теперь помещенный в более сложную систему контейнирования с множеством датчиков и манипуляторов.

– Добро пожаловать в «Аквариум», – объявил Крамер, когда вся группа собралась перед камерой. – Это сердце нашего комплекса. Полная акустическая изоляция, системы визуализации и мониторинга с разрешением до нанометрового уровня, контроль среды с точностью до миллионных долей процента. Идеальные условия для изучения нашего… гостя.

Алина подошла ближе к прозрачной стене камеры. Кристалл внутри выглядел иначе, чем на станции «Гармония» – более активным, пульсирующим интенсивнее, словно откликаясь на новое окружение.

– Он растет, – заметила она, указывая на объект. – На станции он был размером с яблоко, теперь – почти как дыня.

– Верно подмечено, – кивнул Крамер. – Рост начался примерно через шесть часов после помещения в контейнер. Мы поддерживаем полную тишину вокруг объекта, но, похоже, даже минимальные фоновые вибрации стимулируют его развитие.

– Если он растет в тишине, что произойдет, если мы подвергнем его воздействию звука? – спросила Алина.

– Именно этим мы и собираемся заняться, – ответил Крамер. – Но с максимальными мерами предосторожности. Никаких музыкальных плееров на этот раз. Только контролируемые, дозированные звуковые импульсы через изолированную систему.

Алина заметила, как Даниил Рокотов внимательно изучает кристалл, склонив голову набок, словно пытаясь услышать что-то, недоступное другим.

– О чем вы думаете? – спросила она, подойдя к нему.

– О том, что этот объект напоминает мне некоторые экспериментальные музыкальные инструменты, которые я конструировал, – ответил он, не отрывая взгляда от кристалла. – Особенно один, основанный на принципе киматики – визуализации звуковых волн через вибрирующие материалы. Но этот «инструмент» намного сложнее. Он не просто резонирует со звуком, он… трансформируется под его воздействием. Перестраивает себя.

– Как молекула ДНК перестраивает себя под воздействием регуляторных белков, – задумчиво произнесла Алина. – Только вместо белков – звуковые частоты.

– Музыкальная генетика, – Даниил улыбнулся краешком рта. – Звучит как название альбома авангардной группы.

– А может быть, это именно то, с чем мы столкнулись, – внезапно вмешалась профессор Чен, которая незаметно подошла к ним. – Генетический материал, активируемый не химическими, а акустическими сигналами. Эволюционное решение, никогда не встречавшееся на Земле.

Их разговор прервал Крамер:

– Подготовка к первому контролируемому эксперименту завершена. Прошу всех занять свои рабочие места. Доктор Северова, мистер Рокотов – вам отведены главные консоли управления акустической системой.

Алина и Даниил переглянулись и направились к указанным рабочим станциям.

Прошло пять часов непрерывных экспериментов. Алина и Даниил методично тестировали реакцию кристалла на различные звуковые последовательности, начиная с простейших синусоидальных волн и постепенно усложняя паттерны. Результаты превзошли все ожидания.

Кристалл реагировал на звук способами, которые невозможно было объяснить в рамках известных законов физики и биологии. При воздействии определенных частот его внутренняя структура перестраивалась, формируя невероятно сложные геометрические узоры. Некоторые комбинации звуков вызывали рост кристаллических отростков, другие – изменение цвета и светимости.

Но самое удивительное произошло, когда Даниил предложил воспроизвести математически сконструированную гармоническую последовательность, основанную на числах Фибоначчи.

– Смотрите! – воскликнула одна из ассистенток, указывая на монитор, отображающий молекулярную структуру кристалла. – Внутренние компоненты объекта реагируют на уровне отдельных молекул!

На экране было видно, как цепочки нуклеотидоподобных соединений внутри кристалла буквально перестраивались, сворачиваясь и разворачиваясь в идеальном соответствии с ритмическим рисунком звуковой последовательности.

– Это похоже на процесс транскрипции ДНК, – пораженно прошептала Алина. – Только вместо ферментов роль активаторов выполняют звуковые волны определенной частоты и паттерна.

– Музыкальная генетика, – повторил Даниил фразу, сказанную ранее, но теперь в его голосе не было и следа иронии.

В этот момент Крамер, наблюдавший за экспериментом со скрещенными на груди руками, принял решение:

– Пора перейти к следующей фазе. Мы будем воздействовать на образцы крови зараженных теми же звуковыми последовательностями.

– Но мы еще недостаточно понимаем базовые механизмы реакции кристалла, – возразила профессор Чен. – Переходить к экспериментам с зараженными тканями преждевременно и потенциально опасно.

– У нас нет времени на академическую осторожность, профессор, – отрезал Крамер. – Состояние пациентов ухудшается, а их кровь демонстрирует изменения, аналогичные тем, что мы наблюдаем в кристалле. Логичный следующий шаг – проверить, можем ли мы контролировать эти изменения с помощью звука.

Алина переглянулась с Даниилом, и в его глазах увидела отражение собственных сомнений. Но выбора у них не было – Крамер ясно дал понять, что решение принято.

Пробы крови доктора Харриса и Джейсона были помещены в отдельные изолированные камеры с системами микроскопического наблюдения. Под обычным микроскопом кровь выглядела аномально – эритроциты имели искаженную форму, а в плазме присутствовали микроскопические кристаллические структуры, напоминающие основной объект в миниатюре.

– Начинаем с той же последовательности, на которую наиболее активно реагировал кристалл, – сказал Даниил, настраивая акустическую систему. – Гармоническая прогрессия на основе чисел Фибоначчи, диапазон частот от 432 до 528 герц.

Алина активировала звуковой импульс, и комната наполнилась едва слышимой, но странно притягательной мелодией. На экранах, отображающих образцы крови, сразу начались изменения – кристаллические структуры в плазме запульсировали в такт звуку, а аномальные эритроциты начали двигаться скоординированно, образуя вращающиеся спиралевидные узоры.

– Невероятно, – прошептал кто-то из ассистентов. – Они танцуют.

– Не танцуют, а перестраиваются, – поправила Алина. – Звуковые волны активируют определенные последовательности в их измененной ДНК, что ведет к конформационным изменениям на клеточном уровне.

– Попробуем другую последовательность, – предложил Даниил. – Атональную, с диссонансами и нерегулярным ритмом.

Он изменил настройки, и мелодичное звучание сменилось резким, неприятным для человеческого уха набором звуков. Реакция образцов крови была мгновенной и драматичной – кристаллические структуры начали хаотично пульсировать, эритроциты потеряли свою организацию и стали сталкиваться друг с другом, некоторые буквально разрывались на части.

– Стоп! – воскликнула Алина. – Это вызывает деструктивные изменения!

Даниил немедленно отключил звук, но было поздно – большинство клеток в образце крови уже разрушились.

– Интересно, – задумчиво произнес Крамер, внимательно наблюдавший за процессом. – Гармонические последовательности стимулируют координацию и структурное упорядочивание, диссонансные – вызывают хаос и разрушение. Как вы думаете, доктор Северова, можем ли мы использовать это для контроля инфекции?

– Теоретически да, – медленно ответила Алина. – Если подобрать правильные диссонансные последовательности, можно, вероятно, разрушить кристаллические структуры, не повреждая человеческие клетки. Но нам потребуется гораздо больше экспериментов, чтобы определить точные параметры.

– Или мы можем использовать гармонические последовательности для стабилизации состояния пациентов, – предложила профессор Чен. – Не уничтожить инфекцию, а направить её в контролируемое русло.

Крамер перевел взгляд с Чен на Алину и обратно, словно оценивая обе идеи.

– Мы попробуем оба подхода, – решил он наконец. – Доктор Северова, вы сосредоточитесь на поиске деструктивных последовательностей. Профессор Чен, разработайте методику стабилизации. – Он повернулся к Даниилу. – А вам, мистер Рокотов, предстоит создать системы направленной звуковой доставки, которые позволят воздействовать на инфицированные ткани без вреда для окружающих здоровых клеток.

– Нам понадобятся образцы других тканей, не только крови, – заметила Алина. – Возможно, реакция различных типов клеток будет отличаться.

– Вы получите всё необходимое, – заверил Крамер. – Биопсия тканей пациентов уже проведена. Завтра с утра образцы будут доставлены в лабораторию.

Ближе к полуночи, когда большинство ученых отправились отдыхать, Алина всё еще сидела за компьютером, анализируя данные последних экспериментов. Она пыталась найти закономерности в реакциях кристаллических структур на различные звуковые паттерны, но чем глубже погружалась в данные, тем более непостижимой казалась логика их функционирования.

– Не спится? – голос Даниила вырвал её из задумчивости.

Алина подняла взгляд. Рокотов стоял в дверях лаборатории с двумя чашками дымящегося кофе в руках.

– Подумал, что тебе это пригодится, – сказал он, ставя одну из чашек рядом с её клавиатурой. – Хотя после 16 часов непрерывной работы эффективность кофеина стремится к нулю.

– Спасибо, – Алина с благодарностью обхватила чашку ладонями. – Просто не могу выбросить это из головы. Мы столкнулись с формой жизни, которая противоречит всем нашим представлениям о биологии. Жизнь, основанная на звуке как фундаментальном регуляторе… это переворачивает все с ног на голову.

Даниил опустился в соседнее кресло.

– Знаешь, в некоторых древних традициях считалось, что мир был создан звуком. «В начале было Слово», в индуизме есть концепция Надабрахма – изначального звука, из которого возникла Вселенная. Может быть, древние что-то знали.

Алина скептически посмотрела на него.

– Не думала, что ты склонен к мистицизму.

Даниил усмехнулся.

– Не мистицизм, а открытость к различным моделям мироздания. В конце концов, физики тоже говорят о вибрирующих струнах как основе реальности. – Он сделал глоток кофе. – Но если оставить философию, есть кое-что, что меня беспокоит в этой ситуации. Крамер. Он слишком… заинтересован в военном применении.

– Он военный, это его работа, – пожала плечами Алина.

– Дело не только в этом. Я видел, как он смотрит на образцы, на данные. Это не научный интерес и даже не прагматизм военного. Это… одержимость.

Алина нахмурилась. Она тоже заметила нечто подобное, но списала это на общее напряжение ситуации.

– Что ты предлагаешь? Мы здесь не по своей воле. Этот комплекс, вся операция находится под военным контролем.

– Пока я просто предлагаю быть внимательными. И, возможно, иметь запасной план. – Даниил понизил голос. – Я здесь дольше тебя и видел, как Крамер обращается с подобными… находками. Его интересует не понимание, а контроль. И это может быть опасно, особенно когда мы имеем дело с чем-то настолько непредсказуемым.

Алина хотела ответить, но в этот момент их разговор прервал сигнал тревоги, раздавшийся из динамиков по всему комплексу:

«Внимание всему персоналу! Нарушение целостности систем вентиляции в секторе B. Возможно заражение воздушной среды. Всем немедленно надеть защитные маски и проследовать в ближайшие изолированные зоны. Повторяю: нарушение в секторе B…»

Даниил мгновенно вскочил на ноги.

– Сектор B – это…

– Лаборатория с кристаллом, – закончила за него Алина, чувствуя, как холодок пробежал по спине.

Они переглянулись и, не сговариваясь, бросились к выходу из комнаты.