Хронократы

Мария села в кресло донора, её движения были механическими, словно она выполняла хорошо знакомый, но неприятный ритуал. Её взгляд был пуст, устремлён в никуда – типичная реакция регулярных доноров, научившихся ментально отстраняться от процесса отдачи своего времени.

– Вы знаете процедуру, – сказал Андрей, помогая закрепить датчики на её руках. – Сегодня сеанс будет короче обычного, с пониженной интенсивностью.

Мария слегка кивнула, но не произнесла ни слова. Андрей отметил признаки хронической усталости в её глазах – типичный симптом у доноров, проходящих многократные процедуры. Их тела просто не успевали восстанавливаться между сеансами.

Когда всё было готово, Андрей запустил процесс синхронизации биоритмов. На мониторах появились две кардиограммы – размеренная, ровная линия Томилина и слегка учащённый, но стабильный пульс Марии.

– Синхронизация завершена, – сообщил компьютер. – Готовность к хронорезонансу.

Андрей активировал основной механизм, и между креслами возникло характерное мерцание. Но в этот раз что-то было не так. Мерцание имело странный оттенок, словно через обычный серебристый свет проступали цветные всполохи.

Детектор в кармане Андрея завибрировал, сигнализируя о значительном отклонении в темпоральном поле. Он бросил быстрый взгляд на миниатюрный экран – вместо ровной зелёной линии там бушевала красная буря пиков и провалов.

А затем это произошло. Пространство между креслами словно пошло рябью, и на мгновение Андрей увидел не двух людей, а четверых. Рядом с настоящим Томилиным появилась его старая версия – изможденный старик с глубокими морщинами и тусклыми глазами. А рядом с Марией материализовался её образ, каким она была бы без донорства – молодая, цветущая женщина с ясным взглядом и здоровым цветом лица.

Видение длилось всего несколько секунд, но Андрей был уверен, что Томилин тоже его видел – бизнесмен резко вздрогнул и побледнел, его глаза расширились от ужаса.

Мария, казалось, не заметила ничего необычного, или, возможно, просто была слишком погружена в своё отстранённое состояние.

Андрей быстро стабилизировал процесс, скорректировав параметры хронорезонанса. Аномалия исчезла, но детектор продолжал показывать повышенную нестабильность темпорального поля.

Оставшаяся часть процедуры прошла без видимых происшествий, хотя Андрей не сводил глаз с мониторов и регулярно проверял показания детектора. Когда сеанс закончился, Томилин выглядел одновременно облегчённым и встревоженным.

– Вы это видели? – спросил он тихо, пока ассистентка помогала Марии отсоединить датчики. – Там были… двойники.

– Оптический эффект, вызванный преломлением света в поле хронорезонатора, – солгал Андрей, стараясь звучать убедительно. – Ничего необычного, просто редкое явление.

Томилин не выглядел убеждённым, но не стал настаивать.

– Я почувствовал себя… странно, когда увидел его. Своего старого двойника. Как будто это был настоящий я, а я нынешний – лишь временная аберрация.

Это было интересное наблюдение, и Андрей мысленно сделал заметку обсудить его с Вершининым. Возможно, при манипуляциях с временем человек не просто замедлял или ускорял своё старение, а фактически создавал альтернативную версию себя, которая в определённых условиях могла проявляться как фантом.

– Рекомендую вам отдохнуть сегодня, – сказал он Томилину. – Никаких стрессов, минимум физической активности. Если видения повторятся, немедленно свяжитесь со мной.

Когда бизнесмен, сопровождаемый своим ассистентом, покинул комнату, Андрей обратил внимание на Марию. Девушка выглядела истощённой после процедуры, её движения стали ещё более замедленными, а кожа приобрела нездоровую бледность.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он, помогая ей подняться.

– Как обычно, – тихо ответила она. Её голос был мягким, с лёгкой хрипотцой. – Устала, но это пройдёт.

– Вы давно являетесь донором? – Андрей знал ответ из её файла, но хотел завязать разговор.

– Три года, – Мария слабо улыбнулась. – С тех пор, как у брата диагностировали лейкемию. Страховка покрывает только базовое лечение, а для полного курса нужны дополнительные средства.

– И как он сейчас?

– Лучше, – её глаза на мгновение оживились. – Врачи говорят, что есть хорошие шансы на полное выздоровление. Ещё год терапии, и он сможет вернуться к нормальной жизни.

Андрей не мог не заметить горькую иронию ситуации – брат Марии получал шанс на нормальную жизнь ценой сокращения её собственной.

– Вы… – он помедлил, не зная, насколько прямым может быть. – Вы никогда не замечали ничего странного во время процедур? Видения, искажения восприятия?

Мария внимательно посмотрела на него.

– Почему вы спрашиваете?

– Просто исследовательский интерес, – Андрей постарался, чтобы это прозвучало непринуждённо. – Мы собираем данные о субъективном опыте доноров для улучшения процедуры.

Она помолчала, словно решая, стоит ли доверять ему.

– Иногда, – наконец произнесла она, – я вижу себя. Другую себя. Молодую, здоровую. Такой, какой я была бы, если бы не… – она не закончила фразу, но и так было понятно.

– И как давно это началось?

– Несколько месяцев назад. Сначала я думала, что это просто галлюцинации от усталости. Но потом начала замечать, что другие доноры тоже это видят. Мы иногда обсуждаем это, когда ждём своей очереди.

Это было важное подтверждение – аномалии наблюдались не только операторами, но и самими участниками процесса.

– Что говорят об этом врачи «Темпуса»? – спросил Андрей.

Мария горько усмехнулась.

– Мы не говорим им. Они не любят… лишних вопросов. Особенно от доноров. Мы для них просто ресурс.

Её прямота была отрезвляющей. Андрей всегда знал о дегуманизирующем аспекте системы, созданной «Темпусом», но, работая в научном крыле, он мог дистанцироваться от этой реальности. Теперь она смотрела на него глазами Марии Левиной – женщины, отдававшей годы своей жизни, чтобы спасти брата, и при этом сталкивавшейся с безразличием тех, кто извлекал прибыль из её жертвы.

– Послушайте, – сказал он, понизив голос, – я думаю, эти видения не просто галлюцинации. Это может быть признаком серьёзных проблем с технологией передачи времени. Мне нужно больше информации о том, что происходит с донорами.

Мария настороженно посмотрела на него.

– Зачем вам это? Вы же работаете на них.

– Я работаю на науку, – ответил Андрей. – И если что-то идёт не так, я хочу это исправить.

Она изучала его лицо несколько долгих секунд, словно пытаясь определить, можно ли ему доверять.

– Завтра вечером, в кафе «Хронос» на Пушкинской, – наконец сказала она. – В семь. Там собираются некоторые доноры. Вы можете услышать их истории, если действительно хотите знать правду.

Андрей кивнул, понимая, что только что получил доступ к бесценному источнику информации – сообществу доноров, людей, находящихся на переднем крае темпоральных манипуляций.

– Я буду там, – пообещал он.

Когда Мария ушла, Андрей остался один в процедурной, анализируя собранные данные. Детектор Вершинина зафиксировал значительные колебания темпорального поля, особенно в момент появления фантомов. Это было неопровержимое доказательство того, что аномалии не были просто оптическими иллюзиями или психологическими феноменами – они представляли собой реальные искажения в структуре времени.

Он скопировал данные и удалил их из памяти устройства, опасаясь, что служба безопасности может провести проверку его вещей. Теперь ему нужно было встретиться с Еленой, чтобы сопоставить эти результаты с историческими данными процедур.

Выйдя из процедурной, Андрей столкнулся с Хроновым, который, казалось, ждал его в коридоре. Глава «Темпуса» выглядел безупречно как всегда – идеально сидящий костюм, прямая осанка, уверенная улыбка человека, привыкшего контролировать мир вокруг себя.

– Доктор Соколов, – поприветствовал он. – Как прошла процедура с нашим важным клиентом?

– В пределах нормы, – ответил Андрей, стараясь сохранять профессиональное спокойствие. – Минимальная интенсивность, как вы и рекомендовали.

– Отлично, – Хронов кивнул. – Господин Томилин – ценный клиент, его благополучие крайне важно для корпорации. Какие-нибудь необычные явления во время процедуры?

Вопрос был задан небрежно, но Андрей понимал его значимость. Хронов явно знал об аномалиях и проверял, насколько откровенным будет его сотрудник.

– Ничего существенного, – сказал Андрей. – Стандартные оптические эффекты, характерные для хронорезонанса.

Хронов внимательно посмотрел на него, словно пытаясь прочитать мысли.

– Знаете, доктор Соколов, – произнёс он задумчиво, – когда я только начинал «Темпус», многие говорили, что это невозможно. Что манипуляции с временем неизбежно приведут к катастрофе. Но вот мы здесь, пятнадцать лет спустя, изменяем судьбы миллионов людей.

Он сделал паузу, глядя в окно на панораму Москвы.

– Любой прогресс сопровождается… побочными эффектами. Когда люди начали летать, были аварии. Когда открыли электричество, были жертвы. Но мы не отказались от самолётов или лампочек из-за этого, не так ли?

– Верно, – согласился Андрей. – Но мы и не игнорировали проблемы. Мы совершенствовали технологии, делали их безопаснее.

Хронов улыбнулся, но его глаза остались холодными.

– Именно. И мы продолжим совершенствовать нашу технологию. Что бы ни происходило, мы не можем позволить себе остановиться. Слишком многое поставлено на карту.

Он положил руку на плечо Андрея, и этот жест, казалось, нёс в себе одновременно и одобрение, и предупреждение.

– Я ценю вашу работу, доктор. Ваши научные способности неоспоримы. Надеюсь, вы понимаете значимость нашего дела и… последствия любых действий, которые могли бы ему помешать.

С этими словами Хронов удалился, оставив Андрея наедине с ощущением, что только что получил завуалированную угрозу.

Вечером того же дня Андрей встретился с Еленой в её квартире – месте, которое они считали относительно безопасным для обсуждения своих находок. В отличие от минималистичного жилья Андрея, квартира Елены была уютной и обжитой – книги на полках, фотографии на стенах, мягкий свет ламп создавал атмосферу домашнего тепла.

– Я проанализировала исторические данные, – сказала Елена, разворачивая на голографическом экране серию графиков. – И результаты тревожные. За последние два года количество процедур выросло на 120%, но интенсивность передачи увеличилась на 300%.

– То есть не просто больше людей продают и покупают время, но и объёмы передачи для каждой пары выросли? – уточнил Андрей.

– Именно, – Елена вывела новый график. – «Темпус» постепенно увеличивал стандартные ставки. Три года назад средняя процедура передавала эквивалент одного месяца биологического времени. Сейчас это почти четыре месяца.

Андрей нахмурился, анализируя данные.

– А вот что ещё интереснее, – продолжила Елена. – Я сопоставила эти цифры с данными о «технических сбоях» во время процедур. Официально регистрируемых аномалий стало в семь раз больше за тот же период. И это только то, что попадает в отчёты.

Она вывела карту Москвы с наложенными на неё цветовыми индикаторами.

– Красные точки – места с высокой концентрацией процедур. Синие – зарегистрированные аномалии. Видишь корреляцию?

Андрей видел. Большинство аномалий концентрировалось именно в районах с наибольшей активностью передачи времени. Особенно выделялись VIP-районы, где проживали самые богатые получатели, и донорские кварталы, где селились профессиональные продавцы времени.

– А вот данные с детектора, – Андрей передал Елене накопитель с записями устройства Вершинина. – Сегодня во время процедуры с Томилиным было сильное искажение темпорального поля. Именно тогда появились фантомы.

Елена загрузила данные, и на экране возникла новая диаграмма – хаотичные всплески красной линии на фоне нормального зелёного спектра.

– Боже, – выдохнула она. – Это почти в десять раз превышает стандартные флуктуации. Неудивительно, что появились визуальные эффекты.

– И самое важное – Томилин видел подобные явления дома, вне процедурной, – добавил Андрей. – А донор, Мария Левина, сказала, что многие из них наблюдают фантомы регулярно. Это значит, что эффекты уже не ограничиваются моментом передачи – они проникают в повседневную реальность.

Елена побледнела.

– Если теория Вершинина верна, то мы уже достигли опасного уровня искажений темпорального поля. Следующей стадией могут быть полноценные временные аномалии – не просто визуальные эффекты, а реальные нарушения причинно-следственных связей.

Андрей вспомнил слова Томилина о чашке, которая разбилась, а затем вновь оказалась целой в его руке. Это уже было начало таких нарушений.

– Завтра я встречаюсь с группой доноров, – сказал он. – Мария пригласила меня на их собрание. Если они регулярно сталкиваются с аномалиями, их свидетельства могут быть бесценными.

– Будь осторожен, – предупредила Елена. – После разговора с Хроновым я не сомневаюсь, что за тобой следят. Северин наверняка приставил к тебе наблюдателя.

– Я буду осмотрительным, – заверил её Андрей. – Но нам нужна эта информация. Если мы хотим убедить руководство «Темпуса» в серьёзности проблемы, нам понадобятся неопровержимые доказательства.

Они продолжили анализировать данные до поздней ночи, и картина становилась всё более тревожной. Темпоральные искажения нарастали в геометрической прогрессии, и если тенденция сохранится, то в ближайшие месяцы можно было ожидать появления масштабных аномалий, способных нарушить нормальное течение времени в целых районах города.

Покидая квартиру Елены, Андрей чувствовал груз ответственности, давивший на его плечи. Они столкнулись с угрозой, масштаб которой трудно было даже представить. И теперь от их действий зависело, удастся ли предотвратить катастрофу, которая могла изменить само понятие реальности.

Он не заметил неприметный автомобиль, припаркованный в тени деревьев на противоположной стороне улицы, и человека, который сделал несколько снимков, когда Андрей садился в такси. Агент Северина добросовестно выполнял свою работу, фиксируя каждый шаг подозреваемого учёного. Шахматная партия между Андреем и корпорацией «Темпус» продолжалась, и ставки в ней росли с каждым часом.