Хронократы

Скрытое предупреждение в его словах было очевидным. Хронов давал понять, что знает о встречах Андрея с донорами и Вершининым, но готов закрыть на это глаза, если тот будет играть по правилам корпорации.

– Какими ресурсами будет располагать новый отдел? – спросил Андрей, переходя к практическим вопросам.

– Всем необходимым, – Хронов нажал кнопку на столе, и в воздухе появилась голографическая схема. – Целый этаж в научном крыле, собственная лаборатория, команда из десяти специалистов, полный доступ к базам данных процедур. Вы сможете выбрать сотрудников сами, разумеется, после согласования кандидатур со мной.

Он сделал паузу, внимательно глядя на Андрея.

– Есть только одно условие. Все результаты исследований должны проходить через мой личный контроль перед тем, как быть включёнными в официальные отчёты или переданными другим отделам. Безопасность превыше всего, вы понимаете.

– Разумеется, – согласился Андрей. Он ожидал подобного ограничения. Хронов не хотел, чтобы информация об аномалиях распространялась бесконтрольно.

– Тогда решено, – Хронов протянул руку для рукопожатия. – Поздравляю, директор Соколов. Приступайте к формированию команды немедленно. Завтра в десять жду вас с предварительным планом исследований.

Покинув кабинет Хронова, Андрей почувствовал смесь удовлетворения и тревоги. С одной стороны, он получил доступ к ресурсам, о которых раньше мог только мечтать. С другой – теперь он был ещё глубже втянут в систему «Темпуса», связан новыми обязательствами и ограничениями.

Елена ждала его в лаборатории, её лицо выражало нетерпение.

– Ну что? – спросила она, когда они остались одни.

– Всё официально, – ответил Андрей. – Я теперь директор Отдела анализа темпоральной стабильности. С правом формирования собственной команды.

– И кого ты выберешь? – Елена внимательно смотрела на него.

– Тебя, в первую очередь, – он понизил голос. – Мне нужен кто-то, кому я могу полностью доверять. Остальных буду подбирать из тех, кто уже выражал обеспокоенность аномалиями, но не привлекал внимания службы безопасности.

Елена кивнула, затем передала ему планшет.

– Посмотри. Я собрала данные о всех зафиксированных аномалиях за последний месяц. Официальные и неофициальные отчёты.

Андрей изучил представленную информацию. Карта Москвы была покрыта красными точками, обозначающими места проявления темпоральных искажений. Их концентрация была наиболее высокой в районах, где проводилось больше всего процедур передачи времени – вокруг центрального офиса «Темпуса», в элитных кварталах, где жили реципиенты, и в бедных районах, населённых донорами.

– Корреляция очевидна, – сказал он. – Аномалии сосредоточены именно там, где темпоральное поле подвергается наибольшему воздействию.

– И они множатся, – добавила Елена. – Месяц назад мы фиксировали примерно три-четыре аномалии в день. Сейчас их количество достигает двадцати. И они становятся сильнее.

Андрей рассказал ей о «временном эхе», которое наблюдал по дороге на работу.

– Я думаю, это только начало, – сказал он. – Скоро мы увидим более серьёзные проявления. Нужно создать систему раннего оповещения, может быть, модифицировать детекторы Вершинина для массового использования.

– А как насчёт противодействия? – спросила Елена. – Если мы не можем остановить процедуры передачи времени, может быть, есть способ минимизировать их влияние на темпоральное поле?

– Теоретически да, – Андрей понизил голос до шёпота. – Вершинин передал мне устройство – модификатор темпорального поля. Он может стабилизировать локальные искажения, создавая противофазу. Но это экспериментальная технология, не испытанная в реальных условиях.

Елена задумалась.

– Новый отдел даёт нам возможность разработать эту технологию официально. Конечно, не говоря Хронову, откуда пришла изначальная идея.

– Именно об этом я и думал, – кивнул Андрей. – Мы можем «открыть» принцип стабилизации самостоятельно, в ходе исследований. Это даст нам легитимный способ бороться с аномалиями.

Они продолжили обсуждать планы на будущее, и постепенно контуры стратегии начали проясняться. Официально новый отдел будет заниматься изучением и каталогизацией аномалий. Неофициально – разработкой технологии для их нейтрализации и, в перспективе, поиском способа обратить вспять процесс массовой передачи времени.

После обеда Андрей решил провести собственное исследование. Воспользовавшись своим новым статусом, он запросил служебный автомобиль и отправился в один из районов, где, согласно карте Елены, концентрация аномалий была особенно высокой.

Это был типичный донорский квартал – обветшалые многоэтажки советской постройки, тусклые вывески дешёвых магазинов и клиник временной трансфузии, граффити на стенах, провозглашающие «Время – иллюзия» и «Живи быстро». Здесь селились те, кто регулярно продавал годы своей жизни, чтобы свести концы с концами или оплатить срочные нужды.

Андрей припарковался и активировал детектор Вершинина. Устройство немедленно зафиксировало повышенную нестабильность темпорального поля – линия на экране колебалась между жёлтым и оранжевым, изредка достигая красного.

Выйдя из машины, он направился к небольшому скверу, где, согласно показаниям детектора, искажения были особенно заметны. Место выглядело обычно – несколько скамеек, чахлые деревья, детская площадка с облупившейся краской на качелях. Но что-то в атмосфере было неправильным, нестабильным.

Присев на скамейку, Андрей стал наблюдать. Поначалу ничего необычного не происходило – несколько человек проходили через сквер, пожилая женщина выгуливала маленькую собачку, подростки собирались группой возле старого фонтана.

А затем это случилось. Воздух в центре сквера словно пошёл рябью, подобно поверхности пруда от брошенного камня. В этой ряби начали проявляться образы – смутные, полупрозрачные фигуры людей, которые двигались, разговаривали, жили своей призрачной жизнью. Они появлялись и исчезали, словно кадры старого фильма, прокручиваемого с переменной скоростью.

Андрей видел молодого человека в одежде прошлого десятилетия, читающего книгу на скамейке, которой уже не существовало; двух женщин, оживлённо беседующих рядом с клумбой, которая давно заросла сорняками; детей, играющих в мяч там, где теперь стояла мусорная урна.

Это были не просто призраки или галлюцинации – это были осколки прошлого, временные эхо, проявлявшиеся в настоящем из-за нестабильности темпорального поля. И судя по тому, как некоторые прохожие останавливались и с недоумением смотрели в центр сквера, Андрей был не единственным, кто их видел.

Детектор в его руке вибрировал всё сильнее, показания ушли глубоко в красную зону. Аномалия нарастала, временные эхо становились ярче и чётче. Теперь уже можно было разобрать отдельные фразы из разговоров призрачных фигур, услышать смех детей, шорох страниц перелистываемой книги.

И тут Андрей заметил среди этих образов знакомое лицо. Молодая женщина, сидящая на призрачной скамейке и смотрящая прямо на него. Мария Левина, но не измождённая донорством, а свежая, сияющая молодостью и здоровьем. Такой, какой она могла бы быть, если бы не продавала своё время.

Их взгляды встретились, и на мгновение Андрею показалось, что она действительно видит его, осознаёт его присутствие через разрыв во времени. Её губы шевельнулись, словно она пыталась что-то сказать ему, но звука не было.

А затем всё исчезло. Временные эхо растаяли в воздухе, как утренний туман под лучами солнца. Сквер снова стал обычным, лишь несколько прохожих озадаченно оглядывались, словно пытаясь понять, не привиделось ли им всё это.

Детектор постепенно успокоился, показания вернулись к жёлтому уровню – повышенная нестабильность, но не критическая. Андрей сделал несколько заметок и фотографий места, затем решил найти настоящую Марию. Если он видел её эхо из прошлого именно здесь, возможно, она жила или работала поблизости.

Проверив адрес в базе данных доноров «Темпуса» через свой служебный доступ, Андрей обнаружил, что Мария действительно жила всего в паре кварталов от сквера. Это не могло быть совпадением – её связь с этим местом каким-то образом усиливала проявление временных эхо.

Жилой комплекс, где располагалась квартира Марии, представлял собой типичное «донорское общежитие» – многоэтажное здание, разделённое на крошечные квартиры-студии, где жили в основном молодые люди, регулярно продающие своё время. Такие комплексы часто спонсировались самим «Темпусом», предоставляя доступное жильё в обмен на регулярные донорские процедуры.

Поднявшись на седьмой этаж, Андрей нашёл нужную дверь и постучал. Долгое время не было ответа, затем послышались медленные, усталые шаги, и дверь приоткрылась.

Мария выглядела измождённой ещё больше, чем при их последней встрече. Глубокие тени залегли под глазами, кожа приобрела нездоровую бледность, движения стали замедленными, словно каждый жест требовал огромных усилий.

– Доктор Соколов? – она явно удивилась его визиту. – Что вы здесь делаете?

– Мне нужно поговорить с вами, – сказал Андрей. – Это касается темпоральных аномалий. Можно войти?

Мария колебалась, затем кивнула и отступила в сторону, пропуская его в квартиру. Помещение было маленьким, но удивительно уютным – яркие занавески на окнах, несколько комнатных растений, фотографии на стенах. Попытка создать островок нормальности в ненормальном мире.

– Садитесь, – она указала на единственное кресло. – Извините за беспорядок, я не ждала гостей.

Андрей сел, отметив, как сильно дрожат её руки, когда она наливала воду из фильтра в стакан.

– Я только что наблюдал интересный феномен в сквере недалеко отсюда, – начал он. – Временное эхо – проявление прошлого в настоящем. И среди образов я видел вас.

Мария замерла, стакан задрожал в её руке.

– В каком смысле… видели меня?

– Вас из прошлого. Молодую, здоровую версию, какой вы были до начала донорства. Она сидела на скамейке и смотрела прямо на меня, словно осознавала моё присутствие.

Мария медленно опустилась на край кровати, её лицо побледнело ещё сильнее.

– Это был не первый раз, верно? – догадался Андрей. – Вы уже сталкивались с подобными явлениями.

– Я думала, схожу с ума, – тихо сказала она. – Началось несколько месяцев назад. Сначала я видела только смутные образы, тени. Потом они стали чётче. Люди из прошлого, события, которые уже произошли. А потом… – она запнулась.

– Что потом? – мягко спросил Андрей.

– Я увидела себя. Но не в зеркале, а как будто напротив. Мы смотрели друг на друга. Она была такой… цветущей, полной жизни. Такой, какой я никогда уже не буду.

Слёзы заблестели в её глазах, и Андрей ощутил укол вины. Система, частью которой он являлся, разрушила жизнь этой женщины, и тысяч подобных ей.

– Мария, то, что вы видите – не галлюцинации, – сказал он. – Это реальные проявления нестабильности темпорального поля. И они становятся всё более частыми и интенсивными. Вот почему я хотел с вами поговорить.

Он рассказал ей о своём новом назначении, о планах изучения и противодействия аномалиям, стараясь не вдаваться в слишком технические подробности.

– Я верю, что доноры, как люди, наиболее подверженные воздействию искажённого темпорального поля, могут помочь в этих исследованиях. Возможно, даже стать ключом к решению проблемы.

– Как? – Мария выглядела скептично. – Мы просто ресурс для «Темпуса». Расходный материал.

– Но не для меня, – твёрдо сказал Андрей. – То, что делает корпорация – неправильно. Не только из-за социальной несправедливости, но и из-за угрозы самой структуре реальности. Мы должны найти способ остановить это или хотя бы минимизировать последствия.

Он достал из кармана модифицированный детектор, подобный тем, что раздал донорам в кафе.

– Этот прибор более чувствительный, чем предыдущие. Он не только фиксирует аномалии, но и может помочь вам… взаимодействовать с ними. В определённом смысле.

– Взаимодействовать? – Мария нахмурилась, принимая устройство. – Что вы имеете в виду?

– Судя по моим наблюдениям и теориям Вершинина, доноры имеют особую связь с временными эхо. Вы можете видеть их чётче, возможно, даже влиять на них. Этот детектор усиливает эту способность, делает её более контролируемой.

Андрей не был уверен, что это действительно так, но наблюдение в сквере и рассказ Марии подтверждали эту гипотезу. Возможно, тела доноров, многократно подвергавшиеся манипуляциям с темпоральным полем, приобретали своего рода резонанс с аномалиями, становились проводниками между различными слоями времени.

– И что я должна делать? – спросила Мария.

– Носить устройство с собой. Активировать его, когда заметите аномалию. И самое важное – попытаться установить контакт с временными эхо. Особенно если увидите себя из прошлого. Запоминайте всё, что почувствуете, услышите, увидите.

Он помолчал, затем добавил:

– И, если возможно, я хотел бы больше узнать о сообществе доноров. О том, как вы живёте, как справляетесь с последствиями процедур. Это может быть важно для понимания механизма аномалий.

Мария долго смотрела на него, словно оценивая его искренность. Наконец, она кивнула.

– Хорошо. Я покажу вам. Но не сегодня. Мне нужно… подготовить людей. Они не привыкли доверять сотрудникам «Темпуса». Даже таким, как вы.

– Я понимаю, – Андрей встал, готовый уходить. – Спасибо за доверие.

Уже у двери он обернулся:

– Мария, будьте осторожны. Если аномалии усиливаются, могут возникнуть более серьёзные эффекты. Не рискуйте напрасно.

– В моей жизни не осталось места для риска, доктор Соколов, – грустно улыбнулась она. – Это роскошь для тех, у кого достаточно времени впереди.

Покидая здание, Андрей чувствовал тяжесть в груди. Слова Марии звучали в его голове, напоминая о фундаментальной несправедливости системы, созданной «Темпусом». Время – единственный по-настоящему невосполнимый ресурс, превратилось в товар, доступный лишь избранным.

Но сейчас на кону стояло нечто большее, чем социальная справедливость. Если аномалии продолжат нарастать в том же темпе, вскоре они начнут угрожать самой ткани реальности. И времени на решение этой проблемы оставалось всё меньше.

По пути обратно в «Темпус» Андрей решил проверить ещё несколько мест с высокой концентрацией аномалий, отмеченных на карте Елены. Район за районом, он фиксировал показания детектора, делал заметки, иногда наблюдал мимолётные проявления временных эхо – призрачные фигуры, проступающие из прошлого на фоне современного города.

В каждом случае подтверждалась корреляция – наибольшая нестабильность наблюдалась в местах с высокой активностью передачи времени. Но был ещё один фактор, которого не было на карте Елены – концентрация аномалий была особенно высокой там, где жили или работали люди, непосредственно связанные с процедурами. Доноры, реципиенты, операторы хронорезонаторов – их присутствие словно катализировало проявление временных искажений.

Это открытие имело серьёзные импликации. Если люди, вовлечённые в манипуляции с временем, сами становились фокальными точками для аномалий, то с увеличением числа процедур проблема будет нарастать экспоненциально. Каждый новый донор, каждый новый получатель усиливал нестабильность темпорального поля.

Вернувшись в «Темпус», Андрей обнаружил сообщение от Елены – она просила срочно встретиться в лаборатории. Что-то в её тоне заставило его поторопиться.

Елена ждала его, нервно постукивая пальцами по столу. Как только дверь закрылась, она приглушила свет и активировала голографический проектор.

– Смотри, – сказала она, выводя на экран серию графиков. – Я проанализировала исторические данные всех процедур за последние пять лет и сопоставила их с известными аномалиями. И обнаружила кое-что интересное.

Графики показывали плавный рост количества процедур в течение первых трёх лет, затем резкий скачок примерно полтора года назад.

– Что произошло здесь? – спросил Андрей, указывая на точку перегиба.

– «Программа Ускорения», – мрачно ответила Елена. – Тогда «Темпус» втайне модифицировал протоколы передачи, увеличив интенсивность процедур примерно на 40%. Больше времени передавалось за один сеанс, донорам платили больше, реципиенты получали более заметный эффект.

– И никто не проверял безопасность этих изменений?

– Формально да, проверки были. Но результаты… отредактировали. Я нашла оригинальные отчёты в архивах. Там были явные предупреждения о возможной нестабильности темпорального поля при таких интенсивных передачах. Но в версии, представленной руководству, эти предупреждения отсутствовали.

– Кто отвечал за редактирование? – спросил Андрей, хотя уже догадывался об ответе.

– Лично Северин, – подтвердила Елена. – По прямому указанию Хронова. Они знали, Андрей. Они знали о рисках и сознательно их проигнорировали.

Это было хуже, чем он предполагал. Не просто небрежность или научная самонадеянность – осознанное решение пожертвовать безопасностью ради прибыли.

– Есть ещё кое-что, – продолжила Елена, переключаясь на другой график. – Количество и интенсивность аномалий начали резко расти примерно через год после введения «Программы Ускорения». Это соответствует теоретическим расчётам Вершинина о времени, необходимом для накопления критической массы искажений.

– То есть мы видим прямую причинно-следственную связь, – заключил Андрей. – Модификация протоколов привела к нынешнему кризису.

– Именно. И вот что самое страшное, – Елена вывела на экран новый документ. – Я нашла это в закрытой части архива. Это план новой инициативы под названием «Программа Вечность». «Темпус» готовит следующий шаг – процедуры с ещё большей интенсивностью, предназначенные для избранных клиентов из числа сверхбогатых.

Андрей просмотрел документ, чувствуя, как холодеет внутри. Согласно плану, новая программа должна была обеспечивать передачу эквивалента десяти лет биологического времени за одну процедуру – в пять раз больше, чем текущий максимум. При таких параметрах реципиенты могли бы продлевать свою жизнь практически неограниченно, но ценой катастрофического ускорения старения доноров.

– Это безумие, – тихо сказал он. – При таком уровне интенсивности темпоральные искажения вырастут экспоненциально. Мы увидим не просто аномалии, а полномасштабные разрывы в ткани времени.

– Хронов планирует объявить о программе через неделю, на ежегодном собрании акционеров, – сказала Елена. – Он представит это как революционный прорыв в технологии передачи времени.

– Мы должны его остановить, – решительно произнёс Андрей. – Убедить, что риски слишком велики.

– Думаешь, он послушает? – скептически спросила Елена. – Это потенциальные миллиарды прибыли. Люди буквально готовы отдать состояния за десятилетия дополнительной жизни.

Андрей задумался. Прямое противостояние с Хроновым было рискованным и, вероятно, бесполезным. Глава «Темпуса» был фанатиком своей идеи, и финансовые стимулы только усиливали его решимость.

– Нам нужны неопровержимые доказательства, – наконец сказал он. – Не просто теоретические расчёты или разрозненные наблюдения. Что-то, что невозможно проигнорировать или отредактировать.

– Например?

– Полномасштабная симуляция последствий «Программы Вечность». Если мы сможем смоделировать, как увеличение интенсивности процедур повлияет на стабильность темпорального поля, и представить результаты в визуальной, понятной форме…

– Для этого потребуются вычислительные мощности всего научного крыла, – заметила Елена. – И доступ к закрытым данным о параметрах новой программы.

– Которые у нас теперь есть, – Андрей указал на свой новый идентификационный бейдж директора отдела. – Это единственный плюс моего нового положения – я могу запросить такие ресурсы под предлогом исследований для моего отдела.

Они начали разрабатывать план действий. Елена взялась за сбор дополнительных данных и подготовку вычислительных систем, а Андрей – за разработку математической модели, которая позволит предсказать развитие аномалий при различных сценариях.

Работа затянулась до позднего вечера. Когда большинство сотрудников «Темпуса» уже покинули здание, Андрей и Елена всё ещё сидели в лаборатории, окружённые голографическими проекциями и экранами с данными.

– Нужно отдохнуть, – наконец сказала Елена, заметив, как Андрей трёт уставшие глаза. – Завтра продолжим.

– Ты права, – он неохотно согласился. – Свежая голова нам не помешает.

Они договорились встретиться рано утром и продолжить работу над симуляцией. Когда Елена уже собиралась уходить, Андрей спросил:

– А что ты думаешь о временных эхо? О том, что люди видят свои альтернативные версии?

Елена задумалась.

– Если темпоральное поле действительно нарушено, возможно, это не просто эхо или проекции. Возможно, это… параллельные версии людей. Те, кем они могли бы быть, если бы сделали другой выбор. Если бы не стали донорами или реципиентами.

– Своего рода квантовая суперпозиция личности, – кивнул Андрей. – Множество потенциальных версий человека, существующих одновременно в различных временных линиях, которые начинают проявляться в нашей реальности из-за нестабильности поля.

– Это объяснило бы, почему эти «призраки» иногда осознают присутствие наблюдателя, пытаются коммуницировать, – добавила Елена. – Они не просто эхо – они полноценные личности в своих реальностях.

Эта мысль была одновременно завораживающей и пугающей. Если они правы, то аномалии были не просто искажениями в структуре времени, а буквально разрывами между различными версиями реальности. И с каждой новой процедурой передачи времени эти разрывы становились шире, угрожая полностью разрушить барьеры между параллельными временными линиями.

– Ещё одна причина остановить Хронова, – тихо сказал Андрей. – Кто знает, что произойдёт, если эти барьеры падут полностью.

Они попрощались, и Андрей направился домой, погружённый в размышления о природе времени и последствиях человеческого вмешательства в его течение. День выдался насыщенным – новое назначение, открытия о «Программе Ускорения» и планах «Программы Вечность», наблюдения временных эхо и встреча с Марией.

Но самым тревожным было осознание того, что Хронов и руководство «Темпуса» прекрасно знали о рисках, связанных с интенсификацией процедур, и сознательно их игнорировали. Это превращало борьбу с аномалиями из чисто научной задачи в моральный императив.

По дороге домой Андрей снова заметил несколько мимолётных аномалий – призрачные фигуры на перекрёстках, странные искажения в отражениях витрин, моментальное ускорение или замедление движения окружающих людей. Город словно дышал временными пульсациями, незаметными для большинства его обитателей, но всё более очевидными для тренированного глаза учёного.

Добравшись до своей квартиры, Андрей первым делом проверил детектор Вершинина. Устройство показывало относительную стабильность темпорального поля в его жилище, но с периодическими всплесками лёгких искажений. Даже здесь, в его собственном доме, время уже не было полностью надёжным.

Он сел за рабочий стол и начал систематизировать свои наблюдения за день, добавляя новые данные к растущей базе свидетельств о темпоральных аномалиях. Графики, диаграммы, математические модели – всё указывало на приближающийся кризис. Если тенденция сохранится, в течение нескольких месяцев могут начаться масштабные разрывы в ткани времени.

Мысль о Марии не покидала его. Её слова о жизни без будущего, её измождённый вид, контрастирующий с яркой, полной жизни версией из временного эхо. Она была живым символом несправедливости системы, созданной «Темпусом». И одновременно – возможным ключом к пониманию природы аномалий и способов их нейтрализации.

С этими мыслями Андрей наконец позволил себе отдохнуть, зная, что завтрашний день принесёт новые вызовы и открытия в его противостоянии с корпорацией, игравшей с самым ценным и хрупким ресурсом вселенной – временем человеческой жизни.