Искажение Пустоты

Глава 2: Первый контакт

Утро началось с общестанционного объявления, которое прозвучало в момент, когда Соколов заканчивал свой завтрак в почти пустой столовой.

«Внимание всему научному персоналу. По распоряжению полковника Верхова и с согласия директора Орлова, доступ в сектор J временно ограничен. Все текущие исследования в данном секторе приостанавливаются до дальнейших распоряжений. Руководителям проектов обратиться к своим кураторам для получения временных заданий».

Соколов стиснул зубы. Верхов действовал быстро. Всего за одну ночь он практически захватил контроль над значительной частью станции. И, что самое неприятное, с формального согласия Орлова.

– Не выглядишь удивлённым, – раздался голос Кузнецовой, подсевшей к нему с подносом, на котором стояла чашка кофе и питательный батончик.

– Я ожидал чего-то подобного, – мрачно ответил Соколов. – Верхов не из тех, кто будет долго ждать.

Кузнецова оглянулась, убедившись, что их никто не слышит:

– Ирина приходила ко мне этим утром. Рассказала о ваших планах.

– И?

– Я с вами. Эти военные… они понятия не имеют, с чем имеют дело. Или, что ещё хуже, прекрасно это понимают, но их интересует только военное применение.

Соколов благодарно кивнул:

– Нам нужно встретиться. Все вместе. Ты знаешь какое-нибудь место, где нас точно не будут подслушивать?

Кузнецова задумалась:

– Технический отсек гидропонной системы. Там сильный шум от насосов, и никаких камер – влажность слишком высокая для электроники. Я могу организовать нам «проверку систем жизнеобеспечения» около 14:00.

– Отлично. Ты можешь связаться с Левиным?

– Уже, – кивнула Кузнецова. – Он тоже с нами. Кстати, ты слышал? Верхов вызвал дополнительных специалистов с Земли. Они прибудут через три дня.

– Какого рода специалисты? – нахмурился Соколов.

– Никто не знает точно. Но по слухам, среди них есть ксенобиологи и эксперты по экзопсихологии.

Соколов удивлённо поднял брови:

– Ксенобиологи? Для изучения гравитационной аномалии?

– Вот именно, – Кузнецова многозначительно посмотрела на него. – Похоже, Верхов с самого начала знал, с чем мы имеем дело.

В 14:00 Соколов, Козлова, Левин и Кузнецова собрались в тесном техническом отсеке гидропонной системы. Окружённые шумом насосов и вентиляторов, они могли говорить относительно свободно.

– У нас мало времени, – начал Соколов. – Вчера я случайно услышал разговор Верхова с Волковым. Они уже сталкивались с подобной аномалией раньше, на Европе.

– На Европе? – удивился Левин. – Когда?

– Шесть месяцев назад. И судя по всему, это было засекречено. Они готовят какие-то «тесты», и я сильно сомневаюсь, что это простое наблюдение.

– Что нам известно об исследовательских станциях на Европе? – спросила Козлова.

– Немного, – ответил Левин. – Официально там есть совместная станция МКА для изучения подлёдного океана. И насколько я знаю, военная база Евразийской Конфедерации на противоположной стороне спутника. Формально – для обеспечения безопасности грузоперевозок в системе Юпитера.

– А неофициально? – спросил Соколов.

– Ходят слухи о секретной лаборатории, где изучают гравитационные технологии. Но это только слухи.

– Не такие уж и слухи, судя по разговору Верхова, – заметил Соколов. – Нам нужно действовать быстро. Вот что я предлагаю: мы продолжаем наше исследование аномалии, но неофициально. Используем резервные системы и оборудование, до которого военные ещё не добрались.

– Звучит рискованно, – заметил Левин. – Если Верхов узнает…

– Если мы ничего не сделаем, то первый контакт человечества с инопланетным разумом будет военной операцией, – отрезал Соколов. – Я не могу это допустить.

– Согласна, – кивнула Козлова. – Я работала над системой коммуникации, основанной на математических последовательностях. Если аномалия действительно является формой сознания, то это наиболее вероятный способ установить первичный контакт.

– Хорошо, – Соколов посмотрел на каждого из присутствующих. – Вот план: Кузнецова, ты можешь обеспечить нам доступ к резервным сенсорам внешнего наблюдения?

– Есть старая система, установленная ещё при постройке станции, – кивнула она. – Она менее точная, чем основные сенсоры, но вполне функциональна. И я не думаю, что военные о ней знают.

– Отлично. Левин, нам нужен доступ к квантовому компьютеру для обработки данных.

– Сложно, но возможно, – задумался Левин. – В лаборатории биофизики есть автономный вычислительный кластер. Я могу договориться с заведующим, доктором Ченом. Он мой старый друг, и ему не нравится военное присутствие на станции.

– Хорошо, – Соколов повернулся к Козловой. – А что насчёт передатчика? Нам нужен способ отправлять сигналы аномалии.

– Вот тут проблема, – нахмурилась Козлова. – Все внешние передатчики сейчас под контролем Верхова. Но… – она задумалась, – возможно, мы сможем использовать систему коррекции орбиты. Её маневровые двигатели создают гравитационные волны. Не такие точные, как специализированное оборудование, но для базовых сигналов может сработать.

– Рискованно, – заметил Левин. – Использование двигателей без разрешения – это нарушение всех протоколов безопасности.

– У нас нет выбора, – отрезал Соколов. – И мы не будем запускать полноценные маневры. Только микроимпульсы, которые можно списать на калибровку системы.

– Когда начинаем? – спросила Кузнецова.

– Сегодня вечером, – решил Соколов. – Сначала убедимся, что наши системы работают. Затем, если всё пойдёт хорошо, попробуем отправить первый сигнал завтра ночью, когда большая часть персонала, включая военных, будет отдыхать.

Все согласно кивнули. План был рискованным, но выполнимым. И, что самое важное, это был единственный способ установить контакт с аномалией до того, как военные начнут свои эксперименты.

Поздно вечером Соколов работал в своей лаборатории, внешне занимаясь анализом старых данных по гравитационным волнам в системе Сатурна – задание, которое ему поручил Верхов, чтобы «занять его чем-то полезным». На самом же деле, через скрытый канал связи, установленный Кузнецовой, он получал данные с резервных сенсоров, направленных на аномалию.

Коммуникатор тихо пискнул, сигнализируя о сообщении от Козловой: «Система коррекции готова. Первый тест в 02:30».

Соколов кивнул сам себе. Всё шло по плану. Он проверил данные, поступающие с резервных сенсоров. Аномалия оставалась стабильной, но при детальном анализе было видно, что её структура продолжала усложняться. Особенно интересно было то, что центр аномалии, похоже, сместился ближе к станции.

В дверь постучали. Соколов быстро переключил экран на официальные данные, прежде чем ответить:

– Войдите.

Дверь отъехала в сторону, и в лабораторию вошёл доктор Волков, научный консультант Верхова. Без своего военного начальника он выглядел менее напряжённым.

– Не помешаю, доктор Соколов? – спросил он, оглядывая лабораторию с профессиональным интересом.

– Вовсе нет, – Соколов указал на стул рядом с рабочим столом. – Чем могу помочь?

Волков опустился на стул, внимательно изучая Соколова:

– Я просматривал ваши предыдущие работы. Впечатляющий послужной список. Особенно ваша статья о топологических искажениях пространства-времени вблизи нейтронных звёзд. Инновационный подход.

– Благодарю, – Соколов напрягся, не понимая, к чему ведёт этот разговор.

– Мне интересно, – продолжил Волков, – что вы думаете о природе нашей аномалии? Неофициально, конечно. Без протоколов и формальностей.

Соколов внимательно посмотрел на Волкова. Это могла быть ловушка, попытка выяснить, насколько он близок к истине. Или, возможно, Волков искренне интересовался его мнением как учёного.

– Неофициально? – Соколов решил рискнуть. – Я думаю, что мы имеем дело с чем-то принципиально новым. Паттерны гравитационных волн, исходящих от аномалии, слишком сложны и организованны, чтобы быть результатом случайных процессов.

– Продолжайте, – кивнул Волков.

– Более того, эти паттерны эволюционируют. Становятся сложнее с каждым днём. И, что самое интересное, они реагируют на наше наблюдение. Как будто… – Соколов сделал паузу, оценивая реакцию собеседника, – как будто что-то осознаёт наше присутствие и пытается адаптироваться.

Волков никак не выдал своих эмоций. Он задумчиво потёр подбородок:

– Интересная теория. И если… чисто гипотетически… вы правы, как бы вы предложили действовать?

– Осторожно, – без колебаний ответил Соколов. – Если это неизвестная форма разума, то наши действия должны быть максимально неагрессивными. Нам нужно установить базовый протокол коммуникации. Начать с математики – универсального языка.

– И вы думаете, эта… сущность поймёт математику?

– Она уже продемонстрировала понимание, – Соколов кивнул на свой экран с графиками. – Последовательности простых чисел, которые мы наблюдали в пульсациях гравитационного поля – это не случайность. Это базовая математическая константа.

Волков задумчиво кивнул:

– А что, если эта сущность представляет угрозу? Что, если её попытки коммуникации – всего лишь приманка?

– Для чего? – спросил Соколов. – Если это настолько продвинутая форма разума, что может манипулировать гравитацией на таком уровне, то зачем ей приманивать нас? Она могла бы уничтожить станцию простым искажением пространства-времени вокруг неё.

– Возможно, – признал Волков. – Или, возможно, ей нужно нечто более сложное, чем простое уничтожение. Информация. Контроль.

– Это человеческие концепции, – возразил Соколов. – Мы проецируем свои мотивы на нечто, что может быть совершенно чуждо нашему пониманию.

– Интересная точка зрения, – Волков встал. – Спасибо за откровенность, доктор Соколов. Это был… познавательный разговор.

Он направился к двери, но остановился на пороге:

– Кстати, полковник Верхов просил передать, что завтра в 10:00 состоится брифинг для всех ключевых исследователей. Будут представлены предварительные результаты и план дальнейших действий. Ваше присутствие обязательно.

Когда за Волковым закрылась дверь, Соколов выдохнул. Разговор оставил у него странное чувство. Волков явно знал больше, чем говорил. И, возможно, не полностью разделял подход Верхова. Это была информация, которую стоило учесть.

Он вернулся к своей работе, с нетерпением ожидая 02:30, когда Козлова должна была провести первый тест системы коррекции орбиты.

В 02:15 Соколов уже был в малой обсерватории – небольшом помещении с единственным телескопом, редко используемым основными исследовательскими группами. Здесь Кузнецова настроила один из резервных сенсоров, направленный прямо на аномалию.

– Всё готово? – спросила Козлова, входя в помещение. За ней следовал Левин, выглядевший нервным, но решительным.

– Да, – кивнул Соколов. – Сенсор работает идеально. Я получаю чёткие данные об аномалии.

– Система коррекции готова, – сообщила Козлова. – Я запрограммировала серию микроимпульсов, которые должны создать простую последовательность гравитационных волн. Ничего сложного – бинарный код, представляющий числа от одного до десяти.

– Идеально, – одобрил Соколов. – Если аномалия действительно является сознательной сущностью и способна воспринимать наши сигналы, то это должно привлечь её внимание.

– А если она агрессивно отреагирует? – спросил Левин.

– Тогда мы немедленно прекращаем эксперимент, – ответил Соколов. – И признаём, что военные были правы.

– Десять секунд до активации, – Козлова смотрела на таймер своего планшета. – Пять… четыре… три… два… один… активация.

Они ничего не почувствовали – микроимпульсы двигателей были настолько слабыми, что не вызывали ощутимой вибрации на станции. Но на экранах они увидели, как система коррекции выполняет запрограммированную последовательность, создавая серию гравитационных волн, направленных точно в сторону аномалии.

– Сигнал отправлен, – тихо произнесла Козлова. – Теперь остаётся только ждать.

Соколов не отрывал глаз от показаний сенсора. Несколько минут ничего не происходило. Аномалия оставалась стабильной, никак не реагируя на их сигнал.

– Может быть, импульсы слишком слабые, – предположил Левин. – Или наш сигнал теряется в фоновой гравитации.

– Подождём ещё немного, – Соколов не терял надежды. – Если это действительно сознание, ему может потребоваться время, чтобы интерпретировать наш сигнал.

Прошло ещё пять минут. Ничего. Козлова уже открыла рот, чтобы предложить завершить эксперимент, когда Соколов резко поднял руку, призывая к тишине.

– Смотрите! – он указал на экран.

Гравитационное поле вокруг аномалии начало меняться. Сначала едва заметно, затем всё более отчётливо. Сенсоры фиксировали серию пульсаций – не хаотичных, а организованных в чёткую последовательность.

– Это… – Левин наклонился ближе к экрану. – Это похоже на ответ!

Соколов быстро анализировал поступающие данные:

– Это не просто ответ. Она повторила нашу последовательность – один, два, три… – и затем продолжила: одиннадцать, тринадцать, семнадцать…

– Простые числа! – воскликнула Козлова. – Она не просто повторила нашу последовательность, она поняла принцип и продолжила его!

Соколов почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Это было неопровержимое доказательство разума. Аномалия не только получила их сигнал, но и поняла его математическое содержание, и ответила соответствующим образом.

– Нам нужно продолжить, – решительно сказал он. – Отправим более сложную последовательность. Что-нибудь, что окончательно подтвердит разумность.

– Число пи, – предложила Козлова. – Первые десять знаков после запятой, закодированные бинарно.

– Отлично, – кивнул Соколов. – Если она ответит следующими знаками…

– Осторожно, – предупредил Левин. – Мы не должны переусердствовать. Если военные заметят аномальную активность систем коррекции…

– Один раз, – настаивал Соколов. – Ещё один тест, и мы остановимся на сегодня.

Левин неохотно согласился. Козлова быстро запрограммировала новую последовательность импульсов, кодирующую первые десять цифр числа пи после запятой: 3.1415926535.

– Готово, – сказала она. – Активирую через три… два… один…

Новый сигнал был отправлен. На этот раз им не пришлось долго ждать. Почти сразу же аномалия отреагировала серией пульсаций. Соколов быстро декодировал ответ, и его лицо озарилось триумфальной улыбкой.

– 8979323846, – прочитал он. – Следующие десять цифр числа пи! Это однозначное подтверждение!

– Невероятно, – прошептал Левин. – Мы действительно установили контакт с инопланетным разумом.

Внезапно дверь обсерватории с шумом отъехала в сторону. В проёме стоял полковник Верхов в сопровождении двух вооружённых солдат. Его лицо было мрачным, глаза холодно сверкали.

– Вы действительно установили контакт, доктор Соколов, – произнёс он тихим, опасным голосом. – Вопреки моим прямым приказам и протоколам безопасности.

Соколов выпрямился, встречая взгляд Верхова:

– Мы доказали, что аномалия является разумной сущностью, способной к коммуникации. Это величайшее открытие в истории человечества.

– Это потенциальная угроза национальной безопасности, которую вы активировали без должной подготовки и мер предосторожности, – отрезал Верхов. – Вы хоть понимаете, что вы наделали?

– Мы установили первый в истории человечества контакт с инопланетным разумом, – твёрдо ответил Соколов. – И сделали это мирно, через язык математики, а не через военную мощь.

Верхов смерил их холодным взглядом:

– Все трое временно отстраняются от работы. Охрана проводит вас до ваших кают, где вы останетесь до дальнейших распоряжений. Всё оборудование и данные конфискуются.

– Вы не имеете права! – возмутился Левин. – Это международная научная станция!

– Я имею все необходимые полномочия, профессор, – Верхов показал документ с печатями и подписями. – По решению Объединённого Командования, эта станция переходит под временный военный контроль в связи с обнаружением феномена, представляющего потенциальную угрозу глобальной безопасности.

Он кивнул солдатам:

– Проводите их и убедитесь, что они не покидают свои каюты без моего личного разрешения.

Когда их выводили из обсерватории, Соколов бросил последний взгляд на экраны. Аномалия продолжала пульсировать, отправляя новые последовательности сигналов. Сигналов, которые теперь никто не расшифровывал.

Соколов провёл в своей каюте почти сутки, находясь под домашним арестом. Единственным посетителем был молчаливый солдат, трижды в день приносивший еду. Никаких объяснений, никакой связи с внешним миром. Его коммуникатор был отключён, доступ к станционной сети заблокирован.

Он мерил шагами небольшое пространство каюты, раздумывая о последствиях их действий. Они доказали, что аномалия является разумной сущностью. Но к чему это привело? Теперь военные полностью контролировали ситуацию, и Соколов мог только догадываться о их планах.

Наконец, почти ровно через 24 часа после ареста, дверь каюты открылась. На пороге стоял не солдат, а доктор Волков.

– Доктор Соколов, – кивнул он. – Полковник Верхов хочет вас видеть. Немедленно.

Соколов молча последовал за Волковым через коридоры станции. Он отметил повышенное присутствие военного персонала. Похоже, за прошедшие сутки прибыло подкрепление.

Верхов ждал их в главной лаборатории сектора J – той самой, где Соколов впервые обнаружил аномалию. Комната была преобразована. Новое оборудование занимало большую часть пространства, десятки техников и специалистов в военной форме работали с данными и приборами.

– А, доктор Соколов, – Верхов поднял взгляд от голографического дисплея. – Спасибо, что присоединились к нам.

Соколов отметил странную вежливость в его тоне:

– У меня был выбор?

Верхов проигнорировал сарказм:

– Ваш… несанкционированный эксперимент имел неожиданные последствия. После вашей коммуникации с аномалией её активность значительно возросла. Она продолжает отправлять сигналы – всё более сложные и интенсивные.

– Вы их расшифровали? – спросил Соколов.

– Частично. Достаточно, чтобы понять, что ваша теория была верна. Мы действительно имеем дело с неизвестной формой разума. Разума, способного к коммуникации.

– Я говорил вам это с самого начала.

– Да, говорили, – неожиданно согласился Верхов. – И теперь я предлагаю вам возможность продолжить вашу работу. Официально. Под нашим руководством.

Соколов недоверчиво посмотрел на него: