- -
- 100%
- +
Дан решил не углубляться в прошлое своей напарницы. В конце концов, у него самого были вещи, о которых он предпочитал не распространяться.
– Сколько до Ганимеда?
– При максимальном ускорении и с учетом текущего положения Юпитера… – Майя сверилась с навигационной системой, – примерно 26 часов. Мы как раз успеем к оговоренному времени.
Дан кивнул и устроился в кресле второго пилота, глядя на быстро уменьшающуюся в иллюминаторе лунную базу. Вынужденное бездействие во время долгого перелета всегда давалось ему с трудом. В такие моменты разум начинал перебирать все детали, анализировать, строить теории… и возвращаться к воспоминаниям, которые он предпочел бы забыть.
Марсианский исследовательский комплекс "Арго", 32 года назад. Десятилетний Даниил, сын старших исследователей Анны и Михаила Коржавиных, одним из первых замечает странное поведение лабораторных крыс, которых используют для тестирования марсианского грунта из глубинных слоев. Крысы начинают проявлять необычную агрессию, а затем, что еще страннее, признаки скоординированного поведения, словно стая волков. Когда один из лаборантов получает укус, начинается цепная реакция заражения. Родители Дана, понимая, что происходит что-то беспрецедентное, помогают Кэну Сато организовать эвакуацию детей и некритического персонала, а сами остаются, пытаясь сдержать распространение заражения. Последний образ, запечатлевшийся в памяти Дана – мать, прижимающая его к себе перед тем, как передать в эвакуационную капсулу, и ее слова: "Что бы ни случилось, помни: мы часть чего-то большего."
Тогда он думал, что она имела в виду человечество, великую миссию освоения космоса. Теперь, после сообщения на "Деймосе", эти слова приобретали зловещий новый смысл.
– О чем задумался? – голос Майи вырвал его из воспоминаний.
– О прошлом, – кратко ответил Дан. – И о том, что могло заставить Сато, человека, посвятившего жизнь борьбе с марсианским организмом, добровольно заразить себя.
– Может, он обнаружил что-то новое? Какую-то возможность контролировать трансформацию?
– Или, – мрачно предположил Дан, – он узнал что-то настолько ужасное, что предпочел трансформацию… чему-то еще.
Они замолчали, каждый погруженный в свои мысли. Майя настроила автопилот и откинулась в кресле.
– Нам предстоит долгий перелет, – сказала она. – Может, стоит просмотреть данные, которые мы смогли вытащить с "Деймоса"?
Дан кивнул и активировал защищенный планшет, куда они скопировали фрагменты данных из компьютера станции перед эвакуацией. Большая часть информации была зашифрована или повреждена, но некоторые файлы оставались доступными.
– Начнем с личного журнала Сато, – предложил Дан. – Если повезет, он мог оставить какие-то намеки.
Последние записи в журнале Кэна Сато датировались днем перед инцидентом. Голографическое изображение показывало немолодого японца с усталым, но возбужденным лицом.
"День 478 исследования образца XR-7. Сегодня произошло нечто невероятное. После воздействия специфического спектра излучения, имитирующего условия на границе Оортового облака, образец проявил признаки… интеллекта. Не просто реактивного поведения, а именно целенаправленного взаимодействия. Он сформировал структуры, напоминающие примитивный коммуникационный узел. Мы пробовали различные методы стимуляции, и… это невероятно… образец ответил. Не просто отреагировал, а именно ответил, передав последовательность сигналов, которые мы пока не можем расшифровать. Лин и Хасан считают, что я сошел с ума, но я уверен – марсианский организм не просто инопланетная форма жизни. Он инструмент коммуникации. Живой, адаптивный квантовый передатчик. И я почти уверен, что знаю, с кем он пытается связаться."
Запись прервалась. Следующая была сделана поздно вечером того же дня, и Сато выглядел совсем иначе – его глаза лихорадочно блестели, кожа была покрыта испариной.
"Это подтвердилось. Вавилонский протокол, о котором я слышал только шепотом в высших эшелонах МКС, реален. Передача информации через модифицированный марсианский организм возможна. Мы получили сообщение… от них. От Смотрителей. Это не миф. Нильсен был прав с самого начала. Солнечная система находится под карантином. Нас изолировали, как опасный вирус! И время истекает. Они приближаются, чтобы проверить барьер. Если мы не будем готовы… если мы не эволюционируем… они стерилизуют всю систему. Как делали уже не раз."
Сато нервно оглянулся, словно опасался, что его подслушивают.
"У нас нет выбора. Добровольная интеграция – единственный шанс. Марсианский организм – не враг, а ключ к выживанию. Ключ к преодолению барьера. Я убедил троих коллег присоединиться ко мне. Завтра мы проведем процедуру. Если всё пройдет как надо, мы сможем установить прямой контакт со Смотрителями и, возможно, договориться. Если нет… пусть Коржавин найдет мои записи. Он поймет. В конце концов, его мать была первой, кто заподозрила правду."
Изображение исчезло. Дан сидел неподвижно, пытаясь осмыслить услышанное. Майя нарушила тишину первой:
– Космический карантин? Стерилизация системы? Это звучит как бред сумасшедшего.
– Или как правда, которую тщательно скрывают, – тихо ответил Дан. – Моя мать действительно работала над проектом, изучавшим возможности коммуникации через марсианский организм. Официально исследование было свернуто после её смерти.
– И что, ты веришь, что какие-то "Смотрители" поместили всю Солнечную систему в карантин? – скептически спросила Майя.
Дан задумался.
– Не знаю, во что верить. Но я знаю, что реакция Вронского была слишком сильной для простой конспирологической теории. И я знаю, что Сато был самым рациональным человеком из всех, кого я встречал. Он бы не пошел на добровольное заражение без очень веских причин.
Он перевел взгляд на экран навигационной системы, где мерно пульсировала точка их корабля, крошечная песчинка на фоне огромного, непостижимого космоса.
– К тому же, – добавил он тихо, – это бы многое объяснило.
– Что именно? – Майя подалась вперед.
– Парадокс Ферми. Почему при расчетном количестве потенциально обитаемых планет мы до сих пор не обнаружили явных признаков разумной жизни. Почему все наши сигналы остаются без ответа.
Дан повернулся к Майе, его глаза горели:
– Потому что мы под карантином. Изолированы. И возможно, не мы первые. Возможно, "Смотрители" делали это многократно, с разными формами жизни, которые они считали опасными или непредсказуемыми.
– Это… страшная мысль, – Майя поежилась. – Хотя объясняет паранойю МКС в отношении любых внеземных форм жизни.
– Именно, – кивнул Дан. – Возможно, наша Межпланетная Карантинная Служба – лишь миниатюрная копия чего-то гораздо более масштабного. Мы карантинируем опасные формы жизни в пределах Солнечной системы, а нас карантинируют в пределах… чего? Локального звездного кластера?
Он потер виски, чувствуя приближение мигрени – обычная реакция его организма на стресс.
– Но это всё теории. Нам нужны факты. И, надеюсь, доктор Лю сможет их предоставить.
Исследовательская станция доктора Вэй Лю на Ганимеде была шедевром инженерной мысли и паранойи. Внешне она выглядела как стандартный научный модуль, каких десятки разбросаны по спутникам Юпитера, но Дан знал, что под неприметной оболочкой скрывались системы защиты и маскировки, сравнимые с военными.
– Докторе Лю не доверяет МКС? – спросила Майя, когда они осторожно приближались к станции, следуя сложному протоколу идентификации.
– Доктор Лю не доверяет никому, – ответил Дан. – Включая себя. Она руководствуется принципом "информация смертельно опасна, особенно правдивая".
Стыковочный узел активировался, приглашая их пришвартоваться. После серии проверок и сканирований, внутренний шлюз открылся. За ним их ждала невысокая пожилая женщина с короткими седыми волосами и пронзительными темными глазами.
– Инспектор Коржавин, – она кивнула, а затем перевела взгляд на его спутницу, – и пилот Чанг. Я ожидала, что вы прибудете одни, инспектор.
– Майя мой напарник и друг, – твердо сказал Дан. – Я доверяю ей как самому себе.
Доктор Лю изучающе посмотрела на Майю, затем едва заметно кивнула.
– Очень хорошо. Прошу за мной. У нас мало времени.
Она провела их через серию коридоров и шлюзов к центральному отсеку станции. Комната была заставлена голографическими проекторами и аналитическими системами. На центральном столе располагалась трехмерная модель Солнечной системы с выделенной красным цветом областью на границе Оортового облака.
– Прежде чем мы начнем, – доктор Лю обернулась к ним с непроницаемым выражением лица, – я должна предупредить вас. Информация, которую вы запрашиваете, классифицирована как "Омега-плюс". Ознакомление с ней без соответствующего допуска карается не просто трибуналом, но ментальной рекалибровкой.
– Стиранием памяти? – ахнула Майя. – Это же запрещено Марсианской конвенцией!
– Как и многое другое, что практикует верхушка МКС, – сухо ответила Лю. – Вы всё еще хотите знать правду о "Вавилоне"?
– Да, – без колебаний ответил Дан. – Мне нужно понять, за что погибли мои родители. И почему Сато пошел на крайние меры.
Доктор Лю вздохнула.
– Я опасалась этого ответа. – Она активировала систему защиты от прослушивания. – Очень хорошо. Проект "Вавилон" был инициирован 40 лет назад, когда астрофизик Ивар Нильсен обнаружил аномалии на границе Солнечной системы. Сначала их приняли за естественные колебания радиационного фона, но дальнейшие исследования выявили регулярность, которая могла указывать только на искусственное происхождение.
Она увеличила изображение красной зоны. При ближайшем рассмотрении стало видно, что это не сплошная линия, а серия перекрывающихся полей, образующих подобие сети или мембраны.
– Простым языком: Нильсен обнаружил барьер. Энергетический барьер, окружающий всю Солнечную систему.
– Защитный щит? – спросила Майя.
– Не совсем, – доктор Лю покачала головой. – Скорее клетка. Или, если использовать терминологию эпидемиологии, карантинная зона. Барьер пропускает излучение и малые объекты внутрь, но блокирует всё, что пытается выйти. Особенно объекты, несущие биологические сигнатуры.
– Как давно существует этот барьер? – спросил Дан, чувствуя, как по спине пробегает холодок.
– Судя по косвенным данным, минимум несколько миллионов лет, – ответила Лю. – Возможно, с момента появления первых многоклеточных форм жизни на Земле.
– Но кто мог создать такую технологию? И зачем? – Майя выглядела потрясенной.
– Кто – мы не знаем. Условно их назвали "Смотрителями", по аналогии с нашей службой карантина. Зачем – есть несколько теорий. – Доктор Лю вывела на экран серию изображений. – Основная гипотеза заключается в том, что они выполняют роль "садовников галактики", не позволяя потенциально агрессивным формам жизни распространяться бесконтрольно.
– Но почему они считают нас агрессивными? – возмутилась Майя. – Мы даже не покинули пределы собственной системы!
– И слава всем богам вселенной, – мрачно ответила Лю. – Потому что любая попытка пересечь барьер автоматически активирует протокол "стерилизации".
Она вывела на экран серию астрономических данных.
– За последние четыре миллиарда лет Земля пережила пять массовых вымираний. Традиционная наука объясняет их астероидами, вулканической активностью, изменениями климата. Но Нильсен обнаружил корреляцию между этими событиями и периодами повышенной активности барьера. Он выдвинул теорию, что это были не случайные катаклизмы, а целенаправленные акции по "стерилизации" планеты от форм жизни, которые начали проявлять признаки разумного поведения или технологического развития.
– Но это… геноцид космического масштаба, – прошептала Майя.
– Для них, вероятно, это простая гигиена, – пожала плечами Лю. – Как мы уничтожаем колонии бактерий, не задумываясь об их "правах".
Дан сжал кулаки.
– При чем здесь марсианский организм? И какова была роль моих родителей в проекте "Вавилон"?
Доктор Лю помолчала, словно собираясь с мыслями.
– Примерно 35 лет назад в глубинных слоях марсианского грунта был обнаружен микроорганизм, не похожий ни на что известное науке. Первоначальные исследования показали, что он обладает удивительной способностью к адаптации и интеграции с другими формами жизни. Но самое поразительное свойство обнаружилось позже – он мог функционировать как своего рода квантовый передатчик, способный преодолевать барьер.
– То есть он не марсианского происхождения? – Дан начинал понимать.
– Верно. Наиболее вероятная теория – это искусственно созданный организм, "посланник", оставленный внутри барьера, чтобы следить за развитием жизни и, при необходимости, служить каналом связи.
– С этими "Смотрителями"? – уточнила Майя.
– Именно. Проект "Вавилон" был создан для изучения возможности использования этого организма для коммуникации с внешним миром, может быть, даже для переговоров о снятии карантина. Ваши родители, инспектор, были среди первых ученых, установивших природу организма. И первых жертв, когда эксперимент вышел из-под контроля.
– Но я думал, это был несчастный случай, – Дан почувствовал, как земля уходит из-под ног. – Случайное заражение…
– Официальная версия, – кивнула Лю. – Реальность была сложнее. Вашей матери удалось установить первый примитивный контакт. Но информация, которую она получила, оказалась… неожиданной. Смотрители сообщили, что период карантина подходит к концу. Скоро состоится очередная проверка, и если человечество не продемонстрирует способность к мирному сосуществованию с другими формами жизни, барьер будет снят, а Солнечная система стерилизована.
– Погодите, – вмешалась Майя. – Если барьер снимут, разве это не хорошо? Мы сможем исследовать галактику.
– Вы не поняли, – покачала головой Лю. – Снятие барьера не означает нашу свободу. Это означает, что "Смотрители" получат прямой доступ к Солнечной системе. Для "очистки".
Наступила тяжелая тишина, которую нарушил Дан:
– И когда состоится эта "проверка"?
– По расчетам Нильсена, процесс уже начался, – мрачно ответила Лю. – Активность барьера растет последние пять лет. Наблюдаются характерные возмущения в структуре Оортового облака. Если его модель верна, у нас осталось меньше года.
– И что предполагает делать МКС? – спросил Дан. – Ведь они должны знать обо всем этом.
– Знают, – кивнула Лю. – И разделились на две фракции. Одни, включая Вронского, считают, что любые попытки контакта только ускорят неизбежное. Они концентрируются на разработке технологий, которые позволили бы части человечества пережить стерилизацию – подземные бункеры, глубоководные колонии, анабиозные камеры.
– А вторая группа? – спросила Майя.
– Вторая группа, к которой принадлежали ваши родители, Сато и, полагаю, теперь и вы, считает, что единственный шанс – попытаться договориться. Установить контакт и доказать, что человечество достойно существования. – Лю горько усмехнулась. – Классическая дилемма – сражаться или сдаться.
Дан встал и подошел к голограмме Солнечной системы, задумчиво глядя на красную мембрану, окружающую единственный дом человечества.
– Есть и третий вариант, – тихо сказал он. – Тот, который, кажется, выбрал Сато. Трансформация. Эволюция через интеграцию с марсианским организмом. Стать чем-то новым, что не будет восприниматься Смотрителями как угроза.
– Слишком опасно, – покачала головой Лю. – Полная интеграция ведет к потере человеческой идентичности. Это уже не эволюция, а замещение.
– Если мы не найдем способ контролировать процесс, – согласился Дан. – Но что, если Сато нашел? Что, если его "безумие" было на самом деле радикальным решением?
– Возможно, – неохотно признала Лю. – В последние месяцы он отправлял запросы о древних записях взаимодействия с организмом. Особенно его интересовали случаи частичной интеграции с сохранением личности.
Дан повернулся к доктору:
– Мне нужно найти Нильсена. И координаты, которые передал образец – музей в Лондоне.
– Нильсен в бегах уже три года, – ответила Лю. – После того как представил доклад о скором снятии барьера, его объявили дестабилизирующим элементом и приказали "нейтрализовать". Он успел скрыться, и с тех пор его местонахождение неизвестно. Что касается музея… – она задумалась, – это имеет смысл. Старые космодромы часто использовались для тайников. Под шумом и вибрацией взлетающих кораблей легко скрыть передачу данных.
– Тогда наш следующий пункт назначения – Земля, – решительно сказал Дан.
– Это безумие, – возразила Лю. – МКС наверняка отслеживает все ваши перемещения. Особенно после того, как вы запросили информацию о "Вавилоне".
– У нас нет выбора, – Дан был непреклонен. – Если Смотрители действительно готовятся к проверке, и если Сато нашел способ установить с ними контакт, мы должны знать об этом. Иначе человечество обречено – либо на уничтожение, либо на вечное заточение.
Доктор Лю молча изучала его несколько долгих секунд, затем кивнула.
– Я помогу вам добраться до Земли незамеченными. У меня есть каналы, о которых не знает МКС. Но учтите: как только вы начнете копать глубже, пути назад не будет. Вы станете мишенью для тех, кто предпочитает держать человечество в блаженном неведении.
– Я уже мишень, – мрачно усмехнулся Дан. – С того момента, как увидел, во что превратился Сато.
– В таком случае, – доктор Лю подошла к скрытой панели в стене и активировала секретный отсек, – вам понадобится это.
Она достала небольшой металлический контейнер и передала его Дану.
– Экспериментальный ингибитор марсианского организма. Не уничтожает его полностью, но блокирует способность к трансформации живых тканей. Разработка вашей матери, последний проект перед её смертью.
Дан бережно взял контейнер.
– Спасибо.
– Не благодарите меня, – покачала головой Лю. – Возможно, я только что подписала вам смертный приговор. Или, что еще хуже, дала ключ к ящику Пандоры, который лучше было оставить закрытым.
Она подошла к коммуникационной панели и ввела серию команд.
– Я договорилась о вашем транспорте. Грузовой корабль "Гермес" отправляется на Землю через три часа. Капитан – старый друг, не задает вопросов. Он доставит вас на орбитальную станцию "Аврора", оттуда сможете спуститься на челноке в составе туристической группы.
Дан кивнул. Майя, которая все это время молчала, обрабатывая полученную информацию, наконец заговорила:
– Доктор Лю, последний вопрос: вы сказали, что барьер существует миллионы лет. Но ведь человечество развивает технологии только последние несколько тысячелетий. Почему Смотрители поместили нас под карантин задолго до того, как мы могли представлять угрозу?
Лю грустно улыбнулась.
– Умный вопрос. Ответ прост и ужасен: не мы были целью карантина. По крайней мере, изначально. Земная жизнь в целом была признана потенциально опасной – агрессивной, быстро размножающейся, чрезвычайно адаптивной. Человечество – лишь последний и самый опасный продукт этой эволюции.
– Но это… это несправедливо, – возмутилась Майя. – Судить вид по его биологическим предкам!
– Справедливость – человеческая концепция, – пожала плечами Лю. – Сомневаюсь, что Смотрители руководствуются подобными принципами. Для них это, вероятно, вопрос безопасности и гигиены галактической экосистемы.
Дан смотрел на голографическую модель Солнечной системы, окруженную невидимой клеткой. Впервые за свою карьеру в МКС он ощутил жестокую иронию ситуации: всю жизнь он защищал человечество от потенциально опасных внеземных форм жизни, не подозревая, что для кого-то там, за барьером, именно человечество и было той самой опасной формой жизни, требующей карантина или уничтожения.
– Идем, Майя, – сказал он, поворачиваясь к выходу. – У нас много работы.
Доктор Лю наблюдала, как корабль с Даном и Майей отстыковывается от её станции и берет курс к транспортному узлу, где их ждал "Гермес". Когда судно скрылось из виду, она активировала свою личную коммуникационную систему и ввела код, известный лишь нескольким людям во всей Солнечной системе.
– Они направляются к Земле, – сказала она, когда на экране появилось лицо собеседника, скрытое в тени. – Лондон, музей космической эры. Ищут Нильсена и связь с "Вавилоном".
– Вы дали им ингибитор? – голос был искусственно изменен, невозможно было определить ни пол, ни возраст говорящего.
– Да, как вы и просили, – кивнула Лю. – Но я по-прежнему не понимаю, почему мы не можем просто рассказать им всю правду.
– Потому что они должны прийти к ней сами, – ответил голос. – Коржавин особенно. Его генетический профиль делает его ключевой фигурой в предстоящем контакте. Но его разум должен быть готов к тому, что он увидит и услышит. Иначе трансформация окажется губительной.
– А если он не справится? – с тревогой спросила Лю. – Если Смотрители решат, что мы не прошли проверку?
– Тогда нам всем конец, – просто ответил голос. – Но я верю в Дана Коржавина. В конце концов, его мать была первой, кто успешно интегрировался с организмом и сохранил личность.
– Что?! – Лю в шоке уставилась на экран. – Но Анна Коржавина погибла при инциденте на "Арго"!
– Официальная версия, – в голосе послышалась усмешка. – Как и многое другое в этой истории. Следите за ними, доктор. И будьте готовы оказать помощь, когда придет время.
Связь прервалась, оставив Лю в растерянности и тревоге. За окнами её станции висел огромный Юпитер, безмолвный гигант, равнодушно наблюдающий за крошечными драмами людей. Где-то там, за пределами видимого космоса, невидимый барьер отделял человечество от остальной галактики. И возможно, очень скоро этот барьер падет – к добру или к гибели, никто не мог сказать наверняка.

Глава 3: Подпольные лаборатории
Транспортный узел станции "Аврора" напоминал гигантский муравейник. Тысячи людей – туристы, бизнесмены, дипломаты, рабочие – сновали между стыковочными отсеками, магазинами и зонами отдыха. После суровой тишины космоса этот шум казался почти оглушительным.
Дан Коржавин ненавидел многолюдные места. Его марсианская физиология привлекала любопытные взгляды, а врождённая замкнутость не позволяла легко смешаться с толпой. Майя, напротив, казалось, наслаждалась окружающей суетой.
– Чем больше людей, тем легче затеряться, – шепнула она, заметив дискомфорт напарника. – Не забывай, что формально мы в отпуске, так что расслабься и изобрази типичного туриста.
Дан хмыкнул. Представить его, инспектора МКС, "типичным туристом" было всё равно что вообразить глубоководную акулу на прогулке в парке. Но Майя была права – не привлекать внимания сейчас было их главной задачей.
– Рейс TE-4719 до Лондона через 40 минут, выход 12-B, – сообщил Дан, сверяясь с терминалом. – Мне не нравится спускаться обычным шаттлом. Слишком много проверок.
– Которые мы легко пройдём с нашими новыми документами, – улыбнулась Майя, похлопывая по карману, где лежали идентификационные карты, предоставленные доктором Лю. – Теперь ты Михаил Коршунов, специалист по археологии космической эры, а я – твоя ассистентка Лин Сун. Направляемся на конференцию "Артефакты ранних космических полётов".
– Всё равно не нравится, – проворчал Дан. – МКС наверняка уже засекла наше отсутствие. Вронский не дурак – он сложит два и два, когда поймёт, что мы не на Марсе.
– И что он сделает? Объявит тревогу? – Майя покачала головой. – Это привлечёт слишком много внимания к делу, которое он так отчаянно пытается скрыть. Нет, он будет действовать тихо. Максимум – пошлёт пару оперативников следить за нами.
– Это меня и беспокоит, – мрачно ответил Дан, машинально ощупывая потайной карман, где хранился контейнер с ингибитором.
Их разговор прервало объявление о начале посадки на шаттл. Выстроившись в очередь с другими пассажирами, они без проблем прошли проверку документов и вскоре уже занимали места в комфортабельном шаттле "Сапфир", совершающем регулярные рейсы между орбитальной станцией и Землёй.
Дан пристегнулся и уставился в иллюминатор. Голубая планета расстилалась перед ним, величественная и прекрасная. Он не был на Земле уже семь лет и сейчас испытывал странное чувство – смесь благоговения и тревоги. Земля была колыбелью человечества, но для тех, кто родился и вырос на Марсе, она всегда оставалась чем-то чужим. Слишком яркой, слишком влажной, слишком… тяжёлой.
– Вы давно не были на Земле? – поинтересовалась сидящая рядом пожилая женщина, заметив его пристальный взгляд.
– Семь лет, – кратко ответил Дан, надеясь избежать дальнейшей беседы.
– Сразу видно марсианское происхождение, – понимающе кивнула женщина. – Мой внук тоже с Красной планеты. Вам понадобится время на адаптацию. Гравитация в первые дни кажется просто невыносимой, правда?






