- -
- 100%
- +
– Вы предполагаете, что он может взаимодействовать напрямую с нашим сознанием? – спросил Дан.
– Не просто предполагаю – я знаю это наверняка, – ответил Нильсен. – Потому что я сам прошёл частичную интеграцию и испытал это взаимодействие.
Он повернулся к Дану:
– Но вы, инспектор… вы особый случай. Ваша генетическая структура уже содержит элементы организма, интегрированные на клеточном уровне. Не так глубоко, как у тех, кто прошёл полную трансформацию, но достаточно, чтобы обеспечить базовую совместимость. – Нильсен подошёл ближе. – Вы когда-нибудь замечали необычные способности? Повышенную интуицию? Странные сны?
Дан задумался. Вся его карьера в МКС строилась на его исключительной способности предвидеть проблемы, находить закономерности там, где другие видели только случайности.
– Возможно, – осторожно признал он. – Но это могло быть просто совпадением. Результатом тренировки или природной склонности к анализу.
– Или результатом частичной связи с существом, способным обрабатывать информацию на квантовом уровне, – возразил Нильсен. – Вы замечали что-нибудь странное, когда мы пересекали внутренний барьер?
– Образы, – неохотно признал Дан. – Голоса. Ощущение… присутствия.
– В то время как обычные люди, – Нильсен кивнул в сторону Майи, – не ощущают почти ничего. Это подтверждает нашу теорию о вашей уникальности.
Он подошёл к другой консоли и активировал новую проекцию – на этот раз схему ДНК, с выделенными участками.
– Это ваш генетический код, инспектор. Точнее, то, что мы смогли реконструировать на основе данных вашей медкарты в МКС. – Нильсен указал на светящиеся сегменты. – Эти участки не принадлежат к человеческому геному. Они внедрены, интегрированы так искусно, что стандартные сканеры МКС не способны их выявить.
Дан напрягся:
– Откуда у вас доступ к моей медкарте?
– У "Альянса Прорыва" есть свои люди в МКС, – уклончиво ответил Нильсен. – Но это не важно. Важно то, что эта интеграция делает вас уникальным мостом между человечеством и Смотрителями.
– И что вы предлагаете? – настороженно спросил Дан. – Эксперимент? Дальнейшую "интеграцию"?
– Нет, – покачал головой Нильсен. – Я предлагаю общение. Возможность понять, кто такие Смотрители, чего они хотят от нас, и как мы можем доказать, что достойны существования.
Он подошёл к дальней стене лаборатории и активировал скрытую панель. Стена раздвинулась, открывая небольшое смежное помещение, в котором находился странный аппарат – нечто среднее между медицинской капсулой и коммуникационным устройством.
– Это Транслятор, – объяснил Нильсен. – Устройство, способное усилить природную связь с марсианским организмом и, через него, с барьером. Мы создали его на основе артефактов, найденных в глубинных слоях Марса, и технологий, разработанных вашими родителями.
– Моими родителями? – Дан был ошеломлён. – Вы утверждаете, что они работали над чем-то подобным?
– Проект "Вавилон" был их детищем, – кивнул Нильсен. – Его официальная цель – изучение марсианского организма для потенциального использования в терраформировании. Но реальной целью всегда была коммуникация со Смотрителями. Ваши родители были первыми, кто понял истинную природу организма и барьера.
– И что случилось с этим проектом? – спросил Дан, хотя уже догадывался об ответе.
– После инцидента на "Арго" и смерти ваших родителей МКС закрыла проект и засекретила все материалы, – ответил Нильсен. – Официально – из соображений безопасности. Реально – потому что некоторые силы в руководстве МКС боялись контакта с внешним разумом. Они предпочли политику изоляции и отрицания, надеясь, что Смотрители просто "забудут" о нас.
– Но это невозможно, – вмешалась Линдт. – Барьер существует миллионы лет. Очевидно, что нас не просто наблюдают – нас активно изучают. И судят.
– И вы считаете, что с помощью этого устройства, – Дан кивнул на Транслятор, – я смогу коммуницировать со Смотрителями? Спросить, каковы их намерения?
– Именно, – Нильсен выглядел воодушевленным. – Ваша уникальная генетическая структура делает вас идеальным кандидатом. Вы сможете стать "послом" человечества, объяснить, что мы не угроза, что мы способны к мирному сосуществованию.
– А если они не захотят слушать? – мрачно спросил Дан. – Если они уже приняли решение?
– Тогда мы, по крайней мере, будем знать, – серьезно ответил Нильсен. – Сможем подготовиться. Или… – он помедлил, – предложить альтернативу.
– Какую альтернативу? – напряглась Майя.
– "Ноев Ковчег", – тихо произнесла Линдт. – План эвакуации определённого количества человеческого генетического материала в специально подготовленное убежище, где можно будет пережить "стерилизацию".
– И сколько людей вы планируете спасти? – резко спросил Дан.
– Не более десяти тысяч, – признал Нильсен. – Ограничения накладываются ресурсами и необходимостью скрывать убежище от барьера.
– Из восьми миллиардов, – Дан покачал головой. – Меньше одной миллионной процента.
– Лучше, чем ничего, – твердо ответил Нильсен. – Лучше, чем полное вымирание. Но этот план – лишь последний рубеж, на случай, если все другие попытки провалятся.
Дан подошел к Транслятору, рассматривая его сложную конструкцию. Устройство выглядело одновременно чуждым и странно знакомым, словно он уже видел что-то подобное… во сне или в детских воспоминаниях.
– И насколько это безопасно? – спросил он. – Что произойдет с моим сознанием во время… контакта?
– Мы не можем гарантировать полную безопасность, – честно признал Нильсен. – Контакт с нечеловеческим разумом такого масштаба всегда несёт риски. Но мы создали защитные протоколы, которые минимизируют опасность.
Майя положила руку на плечо Дана:
– Ты не обязан делать это. Мы всё еще можем найти другой путь.
Дан посмотрел на неё, затем на Нильсена и Линдт, и наконец на пульсирующий кристалл марсианского организма в прозрачной камере. Он чувствовал странное притяжение, словно организм звал его, пытался что-то сообщить.
– Нужно время, – наконец сказал он. – Я не могу принять такое решение немедленно. Мне нужно осмыслить всё, что я узнал.
– Разумно, – кивнул Нильсен. – У нас есть около 12 часов до прибытия кораблей МКС. Этого должно хватить. Доктор Линдт покажет вам ваши комнаты и проводит в столовую. Отдохните, поешьте. А затем мы продолжим разговор.
Когда Дан и Майя вслед за Линдт покидали лабораторию, Дан почувствовал внезапный импульс. Он обернулся и встретился взглядом с кристаллической структурой в камере. И на мгновение ему показалось, что он слышит тихий шепот, проникающий прямо в его сознание:
"Времени мало. Смотрители уже здесь."
Глава 5: Старые раны
Комната, предоставленная Дану на станции "Гагарин-3", мало напоминала привычные стерильные каюты на кораблях и станциях МКС. Стены, казалось, были живыми – они мягко пульсировали и светились, реагируя на его присутствие, словно дышали в такт с ним. Вместо стандартной металлической мебели здесь были предметы, выращенные из кристаллоподобного материала, удивительно комфортные, несмотря на свой инопланетный вид.
Дан сидел на краю странного ложа, напоминающего одновременно кровать и живой организм, и пытался собраться с мыслями. Последние дни перевернули всё его представление о мире, о себе, о своём месте во вселенной. Он чувствовал себя как человек, который всю жизнь смотрел на реальность через узкую щель, а теперь внезапно оказался под открытым небом, ослеплённый бесконечностью перспектив.
Если всё, что рассказали Нильсен и Линдт, правда – если человечество действительно находится под карантином древней цивилизации, если марсианский организм не просто внеземная форма жизни, а инструмент коммуникации с этой цивилизацией, если он сам несёт в своей ДНК частицу этого организма… что всё это значит для него? Для всего человечества?
Дан активировал свой персональный планшет и открыл файл, который дала ему Линдт перед уходом – подробная история проекта "Вавилон" и роль его родителей в нём. Он начал читать, чувствуя, как с каждой страницей его прошлое предстаёт в новом свете.
Проект "Вавилон" был инициирован Объединённым Комитетом Исследований Марса в 2231 году, через два года после обнаружения необычного микроорганизма в образцах льда из глубинных слоёв планеты. Изначально проект фокусировался на потенциальных опасностях организма и методах его нейтрализации. Но когда Анна и Михаил Коржавины присоединились к исследовательской группе, направление работы изменилось.
Анна Коржавина, в прошлом специалист по ксенолингвистике и квантовой коммуникации, выдвинула революционную теорию о том, что организм является не просто биологической угрозой, а средством коммуникации между звёздными системами. Её муж, Михаил, эксперт по квантовой биологии, поддержал эту гипотезу и разработал эксперименты для её проверки.
В течение нескольких лет исследовательская группа под руководством Коржавиных достигла значительных успехов. Они обнаружили, что при определённых условиях организм проявляет признаки квантовой запутанности на макроуровне – свойство, считавшееся теоретически невозможным для биологических систем. Более того, они зафиксировали периодические вспышки активности, совпадающие с определёнными астрономическими циклами.
Прорыв произошёл в 2238 году, когда команда астрофизика Ивара Нильсена, исследовавшая аномалии в Оортовом облаке, объединила усилия с проектом "Вавилон". Нильсен обнаружил странные энергетические флуктуации на границе Солнечной системы, которые невозможно было объяснить известными физическими процессами. Совместные исследования привели к шокирующему открытию: Солнечная система окружена искусственным энергетическим барьером, предотвращающим определённые типы излучения и материи от покидания системы.
Дальнейшие эксперименты показали, что марсианский организм способен взаимодействовать с этим барьером, словно был специально создан для этой цели. Анна Коржавина предположила, что организм служит своего рода "телефоном" для связи с создателями барьера – существами, которых команда неформально называла "Смотрителями".
В 2240 году, за два года до инцидента на исследовательской станции "Арго", проект "Вавилон" добился первого примитивного "контакта". Используя модифицированную версию марсианского организма и специально разработанное устройство усиления, Анна Коржавина зафиксировала серию структурированных сигналов, которые не могли быть случайными. Расшифровка этих сигналов стала её приоритетной задачей.
И здесь история принимала неожиданный оборот. Согласно документам "Альянса Прорыва", Анна Коржавина была беременна во время этих экспериментов – она ждала своего первого и единственного ребёнка, Даниила. Несмотря на все меры предосторожности, во время одного из экспериментов произошла утечка модифицированного организма, и Анна подверглась кратковременному воздействию.
Физически она не пострадала, и медицинские тесты не показали признаков заражения. Однако дальнейшие исследования выявили странные изменения в развивающемся плоде. ДНК будущего ребёнка показывало признаки интеграции с марсианским организмом на молекулярном уровне – не достаточно для трансформации, но достаточно для создания уникальной генетической структуры, которую позже назвали "гибридной".
Вместо того чтобы прервать беременность, как требовали протоколы безопасности, Анна и Михаил Коржавины приняли решение продолжить её, тщательно наблюдая за развитием плода. Они обнаружили, что интеграция происходила контролируемо, без негативных побочных эффектов. Более того, формирующийся мозг ребёнка показывал признаки повышенной нейропластичности и необычные паттерны активности.
Ребёнок родился здоровым, без видимых аномалий. Единственной особенностью была слегка удлинённая форма черепа и необычайно развитые когнитивные способности для его возраста. Мальчика назвали Даниил, и он стал не только сыном Коржавиных, но и объектом их осторожного научного интереса.
К моменту инцидента на "Арго" Даниилу было десять лет. Трагедия, унёсшая жизни его родителей, была официально классифицирована как "лабораторная авария" – утечка агрессивного штамма марсианского организма, приведшая к заражению исследователей. Но документы "Альянса Прорыва" содержали другую версию.
Согласно этим записям, Анна Коржавина незадолго до своей смерти сумела частично расшифровать сигналы, полученные от "Смотрителей". Информация оказалась тревожной: барьер вокруг Солнечной системы не был простой мерой предосторожности или исследовательским инструментом. Это был карантин, предназначенный для сдерживания потенциально опасной формы жизни – человечества. И этот карантин не был вечным – существовал цикл периодических "проверок", когда Смотрители оценивали развитие изолированного вида и решали его судьбу.
Анна обнаружила, что очередная проверка должна была состояться в ближайшие десятилетия. Она пыталась предупредить руководство МКС, но встретила сопротивление – высшие чины предпочли скрыть информацию, опасаясь паники и политических последствий. Вместо этого они приказали свернуть проект "Вавилон" и уничтожить все материалы, связанные с ним.
Коржавины отказались подчиниться. Вместе с небольшой группой единомышленников, включая Кэна Сато и молодого Ивара Нильсена, они решили продолжить исследования тайно, понимая, что будущее человечества может зависеть от установления контакта со Смотрителями.
Именно эта секретная работа, а не случайная утечка, привела к трагедии на "Арго". По мнению "Альянса Прорыва", инцидент был результатом саботажа – попытки определённых сил в МКС остановить исследования любой ценой.
Дан закрыл файл, чувствуя, как его руки дрожат. Вся его жизнь, все его воспоминания о родителях внезапно предстали в новом, шокирующем свете. Он не просто осиротевший мальчик, выживший в трагическом инциденте. Он был частью эксперимента, продуктом контролируемой интеграции с марсианским организмом, потенциальным мостом между человечеством и Смотрителями.
И если эти записи правдивы, то смерть его родителей не была несчастным случаем. Их убили, чтобы скрыть правду о карантине и приближающейся "проверке".
Дверь в комнату мягко пульсировала, сигнализируя о посетителе. Дан глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, и произнёс:
– Войдите.
На пороге появилась Майя. Её обычно уверенное лицо выражало беспокойство.
– Ты в порядке? – спросила она, входя в комнату. – Линдт сказала, что ты не вышел к ужину.
– Я не голоден, – ответил Дан, указывая на планшет. – Читал материалы о проекте "Вавилон". О моих родителях. О том, кто я на самом деле.
Майя села рядом с ним на странное живое ложе, которое мягко изменило форму, приспосабливаясь к ней.
– И к каким выводам пришёл?
– Не знаю, что думать, – признался Дан. – Часть меня хочет отвергнуть всё это как бред сумасшедших учёных, живущих на тайной станции с инопланетной технологией. – Он невесело усмехнулся. – Но другая часть… чувствует, что это правда. Как будто я всегда знал это на каком-то глубинном уровне.
Майя какое-то время молчала, затем осторожно спросила:
– Что ты собираешься делать? Насчёт их предложения… Транслятора?
Дан встал и подошёл к стене, которая отреагировала на его приближение более ярким свечением. Он провёл рукой по странной поверхности, ощущая лёгкую вибрацию под пальцами.
– Я должен попробовать, – наконец сказал он. – Если существует хотя бы малейший шанс, что это поможет предотвратить уничтожение человечества… я обязан.
– Это опасно, – возразила Майя. – Мы не знаем, что может случиться с твоим разумом при контакте с чуждым сознанием такого масштаба. Вспомни, что произошло с Сато и его командой.
– Они использовали полную интеграцию, без защитных протоколов, – ответил Дан. – По словам Нильсена, Транслятор безопаснее. Он создаёт контролируемое соединение, не требующее физической трансформации.
Майя выглядела не убеждённой:
– А если Нильсен ошибается? Если он намеренно вводит тебя в заблуждение?
– Зачем ему это? – пожал плечами Дан. – Судя по всему, "Альянс Прорыва" годами искал меня или кого-то с подобной генетической структурой. Я ключ к их планам, поэтому им нужно, чтобы я оставался… функциональным.
– Если только их планы не требуют твоей полной трансформации, – мрачно заметила Майя. – Не забывай, у них есть "План Б" – спасение избранных десяти тысяч. Может быть, они видят тебя не как посла к Смотрителям, а как генетический материал для своего "Ноева Ковчега".
Дан задумался. Подозрительность была частью их профессиональной подготовки в МКС, и опасения Майи имели смысл. Но после всего, что он узнал о своих родителях, о проекте "Вавилон", о своей собственной уникальной ДНК… что-то глубоко внутри говорило ему, что Нильсен говорит правду. Или по крайней мере, то, что он считает правдой.
– Я понимаю твои опасения, – наконец сказал Дан. – Но у нас нет времени на долгие размышления. Корабли МКС будут здесь через… – он проверил время, – десять часов. И если Вронский найдёт эту станцию, он уничтожит всё, включая Транслятор и любую возможность контакта со Смотрителями.
Он снова сел рядом с Майей:
– Кроме того, есть кое-что ещё. Когда мы были в лаборатории, я слышал… голос. От кристалла в камере. Он сказал, что "Смотрители уже здесь". Не через годы или месяцы – уже здесь. Время истекает.
Майя внимательно посмотрела на него:
– Ты уверен, что это не твоё воображение? Не результат стресса и информационной перегрузки?
– Нет, – твёрдо ответил Дан. – Это было реально. Так же реально, как то, что я слышал при пересечении барьера.
Он взял её за руку:
– Послушай, я не прошу тебя рисковать вместе со мной. Если хочешь, можешь взять "Колибри" и покинуть станцию до прибытия МКС. Вернуться на лунную базу, сказать Вронскому, что я захватил тебя в заложники, а потом сбежал. Он поверит – особенно если ты намекнёшь, что я, возможно, заражён.
– Даже не думай, что я оставлю тебя, – возмутилась Майя. – Мы напарники, помнишь? Куда ты, туда и я.
Она сжала его руку:
– Если ты решил использовать Транслятор, я буду рядом. Буду следить, чтобы с тобой ничего не случилось. И если что-то пойдёт не так – я вытащу тебя оттуда, даже если придётся разнести половину этой жуткой станции.
Дан благодарно улыбнулся. В мире, перевернутом с ног на голову, Майя оставалась единственной константой, надёжной и преданной. Возможно, единственным настоящим другом, который у него когда-либо был.
Их момент был прерван звуковым сигналом интеркома.
– Инспектор Коржавин, – раздался голос Нильсена, – у нас есть новая информация. Пожалуйста, присоединитесь к нам в главной лаборатории как можно скорее.
Дан и Майя обменялись обеспокоенными взглядами и поспешили к выходу.
Главная лаборатория "Гагарина-3" напоминала центр управления в разгар кризиса. Нильсен, Линдт и ещё несколько учёных с характерными признаками частичной интеграции – светящейся кожей и радужными глазами – склонились над голографическими проекциями, быстро обмениваясь данными.
– Что происходит? – спросил Дан, входя в лабораторию.
Нильсен обернулся, его лицо было напряжённым:
– Мы получили сигнал. Не от МКС – от внешнего барьера.
Он указал на одну из проекций, показывающую Солнечную систему с видимыми концентрическими кольцами внутренних барьеров и внешней мембраной на границе Оортового облака. Красные точки пульсировали по всей поверхности внешнего барьера, создавая впечатление, что вся система окружена кольцом огня.
– Барьер активируется, – пояснила Линдт. – Полная активация, не просто периодические флуктуации, которые мы наблюдали раньше.
– Что это значит? – спросила Майя.
– Это значит, что начался процесс проверки, – мрачно ответил Нильсен. – Смотрители оценивают нашу систему и всё, что в ней находится. И судя по интенсивности активации, решение будет принято скорее в днях, чем в месяцах.
– Дни? – Дан был ошеломлён. – Я думал, у нас есть по крайней мере несколько месяцев!
– Так думали и мы, – признал Нильсен. – Но что-то ускорило процесс. Возможно, наши собственные исследования барьера привлекли их внимание. Или эксперименты Сато с полной интеграцией. Или… – он посмотрел на Дана, – ваше прибытие на эту станцию.
– Моё прибытие? – не понял Дан. – Почему это должно что-то изменить?
– Потому что вы первый успешный гибрид, – объяснила Линдт. – Человек с интегрированной ДНК марсианского организма, но сохранивший полную человеческую идентичность. Ваше существование могло быть воспринято как сигнал, что человечество достигло определённого эволюционного этапа.
– И теперь они хотят проверить, достаточно ли этого, – закончил Нильсен. – Готовы ли мы к… контакту.
– Или к уничтожению, – мрачно добавил один из учёных.
Дан подошёл ближе к проекции, изучая пульсирующие узоры активации:
– Есть ещё что-то. Какие-то данные, которые вы не показываете.
Нильсен и Линдт обменялись взглядами, затем Нильсен кивнул:
– Проницательно, инспектор. Да, есть ещё кое-что. – Он активировал дополнительную проекцию. – Мы получили сообщение. От вашей дочери.
– От Ариэль? – Дан напрягся. – Как? Когда?
– Час назад, – ответил Нильсен. – Она использовала старый зашифрованный канал, известный только участникам проекта "Вавилон". Канал, который ваши родители создали десятилетия назад.
На экране появилось изображение молодой женщины с тёмными волосами и серьёзными глазами – точная копия её матери, подумал Дан с болью в сердце. Шестнадцать лет назад, после смерти Элизы, он оставил трёхлетнюю Ариэль на попечение своей сестры. Он навещал дочь редко – его работа в МКС и опасная природа этой работы делали близкие отношения практически невозможными. Тем не менее, он всегда заботился о её благополучии издалека, и знал, что она пошла по стопам своих бабушки и дедушки, став ксенобиологом.
– Воспроизведите сообщение, – попросил Дан, чувствуя, как сердце колотится в груди.
Изображение Ариэль ожило:
"Отец, если ты получил это сообщение, значит, ты уже на "Гагарине-3" с Нильсеном и остальными. Я знаю о проекте "Вавилон", о твоих родителях, о том, кто ты на самом деле. Я знаю всё это, потому что я тоже часть этого. Твоя ДНК, модифицированная марсианским организмом, передалась мне. И теперь она… пробудилась.
Три недели назад я начала видеть странные сны – кристаллические структуры, непостижимые существа, чуждые ландшафты. Затем пришли голоса, образы, непосредственно в моём сознании. Я думала, что схожу с ума, пока не наткнулась на старые записи бабушки в архивах университета. Записи, которые каким-то образом избежали чистки МКС.
Отец, что-то происходит. Барьер активируется, и не только внешний. Я могу чувствовать это, даже здесь, на Марсе. Смотрители готовятся к проверке, и времени мало.
Я обнаружила кое-что в древних марсианских пещерах, о существовании которых МКС даже не подозревает. Артефакт, похожий на Транслятор, который создали Нильсен и бабушка. Но гораздо старше, миллионы лет. Я думаю, это часть оригинальной системы коммуникации, созданной Смотрителями.
Мне нужна твоя помощь. Я не могу активировать артефакт сама – моя генетическая структура недостаточно близка к оригинальному образцу. Но ты можешь. Ты мост, отец. Ты всегда им был.
МКС что-то заподозрила. Они усилили наблюдение за исследовательским центром. Я пытаюсь держаться в тени, но долго это не продлится. Они найдут артефакт и уничтожат его, как уничтожили все следы проекта "Вавилон".
Я отправляюсь в старую российскую колонию, ту самую, где ты родился. Там есть секретный бункер, о котором знали только твои родители. Координаты зашифрованы в этом сообщении. Встретимся там через два дня. И, пожалуйста, поторопись. Я чувствую, что времени почти не осталось."
Изображение исчезло. Дан стоял неподвижно, потрясённый до глубины души. Его дочь, которую он видел последний раз три года назад на её девятнадцатилетие – теперь она была вовлечена в тот же кошмар, что и он.
– Когда было отправлено сообщение? – хрипло спросил он.
– Вчера, – ответил Нильсен. – Учитывая задержку сигнала между Марсом и поясом астероидов, это значит, что Ариэль должна быть уже в пути к этому бункеру.
– Мне нужно попасть на Марс, – решительно сказал Дан. – Немедленно.
– Это слишком опасно, – возразила Линдт. – МКС наверняка отслеживает все перемещения между планетами, особенно рейсы на Марс. Вас перехватят ещё на подходе.
– Кроме того, – добавил Нильсен, – нам нужно использовать Транслятор здесь, пока барьер полностью не активировался. Если мы ждём, чтобы установить контакт со Смотрителями, то время действовать – сейчас.
Дан обвёл взглядом присутствующих:
– Моя дочь в опасности. Она нашла нечто, что может быть ключом к пониманию Смотрителей и барьера. Я не могу просто игнорировать её призыв о помощи.