- -
- 100%
- +
Юлиан сидел между Маркусом и Леной, ковыряя вилкой регидратированные овощи, которые корабельный пищевой синтезатор упорно называл «рагу по-провансальски». На вкус это было похоже на картон с привкусом специй, но за девять месяцев он привык.
– Итак, – произнесла Элена, и разговоры стихли. – Через двадцать два часа мы выйдем на орбиту объекта «Горизонт». Я хочу, чтобы все понимали, что нас ждёт.
Она обвела взглядом собравшихся. Аиша – напряжённая, нетерпеливая, едва сдерживающая желание вернуться к своим приборам. Маркус – спокойный на вид, но с планшетом под рукой, готовый записывать. Лена – внимательная, профессиональная. Томас – молчаливый, с тёмными кругами под глазами, уставившийся в тарелку.
И Юлиан. Он не знал, как выглядит со стороны. Наверное, тоже уставшим. Наверное, тоже напряжённым.
– Мы не знаем, что это за объект, – продолжала Элена. – Мы не знаем, почему он здесь, кто или что его создал, и чего от него ждать. Зонд, который приблизился к нему три года назад, перестал отвечать без видимых причин. Это может означать что угодно – от простого сбоя связи до… чего-то другого.
– Чего-то другого? – переспросил Маркус. – Это официальный научный термин?
Элена не улыбнулась.
– Это означает, что мы должны быть готовы к любому развитию событий. Протоколы безопасности – максимальные. Никаких приближений к объекту без моего прямого разрешения. Никаких несанкционированных контактов.
– Контактов? – Аиша подняла бровь. – Ты думаешь, там кто-то есть?
– Я думаю, что объект диаметром в две тысячи километров с нулевой массой и идеальным отражением не может быть естественным. – Элена помолчала. – А если он не естественный – значит, его кто-то создал.
Молчание. Юлиан видел, как эта мысль – очевидная, но до сих пор непроизнесённая вслух – ударила по каждому из них.
Кто-то создал Горизонт.
– Или что-то, – тихо произнёс Томас. Его голос был хриплым, почти болезненным. – Не обязательно «кто-то». Может быть «что-то».
– В чём разница? – спросила Лена.
Томас поднял голову и посмотрел на неё – тем тяжёлым взглядом, который Юлиан уже видел сегодня на мостике.
– «Кто-то» – это разум. С разумом можно договориться. «Что-то» – это… процесс. Механизм. С механизмом не договариваются. Механизм просто работает.
– И что он делает? – спросила Аиша. – Этот механизм?
Томас не ответил. Он снова уставился в тарелку, и Юлиан понял, что разговор закончен.
Элена выждала несколько секунд, потом продолжила:
– Завтра утром – общий брифинг. Аиша представит предварительные данные по спектральному анализу. Томас – траекторию выхода на орбиту. Юлиан – статус технических систем. Вопросы?
Вопросов не было. Или, точнее, вопросов было слишком много, и никто не знал, с какого начать.
Ужин закончился в молчании.
После ужина Юлиан не пошёл в каюту. Вместо этого он направился на обзорную палубу – небольшое помещение в носовой части корабля, где вместо стен были экраны, создающие иллюзию открытого космоса.
Здесь можно было почувствовать себя… свободным. Или хотя бы не таким запертым.
Он стоял у «окна», глядя на звёзды. Орион был прямо перед ним – три звезды пояса, две в плечах, две в ногах. Знакомый рисунок. Неизменный.
Но Горизонт – сфера на краю поля зрения, едва различимая точка – отражал его неправильно. Альнилам не на своём месте. Искажение, которое не должно существовать.
Он услышал шаги за спиной и обернулся.
Томас Андерсен стоял в дверях. Его лицо было серым от усталости, а глаза – те светлые, выцветшие глаза пилота, который видел слишком много, – смотрели куда-то сквозь Юлиана.
– Не спится? – спросил Юлиан.
Томас покачал головой и подошёл к «окну». Они стояли рядом – два человека на краю неизвестности, – и молчали.
– Я летаю тридцать лет, – произнёс наконец Томас. Его голос был тихим, почти хриплым. – Три аварии. Два развода. Пять кораблей, которые я считал домом. Я видел Юпитер с расстояния в тысячу километров. Я видел, как Сатурн восходит над горизонтом Титана. Я думал, что видел всё.
Он замолчал. Юлиан ждал.
– Но это… – Томас указал на Горизонт. – Это другое. Я смотрю на него и чувствую… не знаю. Как будто оно смотрит в ответ.
– Зеркало, – сказал Юлиан. – Зеркала так и работают.
– Нет. – Томас покачал головой. – Не так. Обычное зеркало показывает то, что есть. Это… – Он снова замолчал, подбирая слова. – Это показывает что-то другое. Что-то, чего не должно быть.
Юлиан вспомнил смещённую Альнилам. Отражение, которое врало.
– Ты боишься?
– Да. – Томас не отвёл взгляда. – А ты?
Юлиан подумал. О Горизонте. О зонде, который замолчал. О Карле и Викторе, которые сгорели, пока он бил кулаками по заклинившему люку.
– Да, – признался он. – Боюсь.
Томас кивнул – медленно, тяжело.
– Хорошо. Страх – это нормально. Страх означает, что ты понимаешь опасность. – Он помолчал. – Плохо – когда не боишься. Тогда ты не готов.
Они стояли в тишине, глядя на звёзды. На Горизонт – чёрный диск в пустоте, зеркало, которое врало.
– Ты слышал, что сказала Лена? – спросил Юлиан. – О том, что ты не спишь?
– Слышал.
– И?
Томас усмехнулся – криво, горько.
– Когда я закрываю глаза, я вижу его. Горизонт. Он… зовёт. Не знаю, как объяснить. Как будто там, за поверхностью, что-то ждёт. Что-то, что хочет, чтобы я пришёл.
– Это может быть просто стресс. Девять месяцев в замкнутом пространстве…
– Может быть. – Томас не стал спорить. – А может быть – нет.
Он отвернулся от «окна» и направился к выходу. У двери остановился.
– Юлиан.
– Да?
– Спасибо. За манипулятор. И за… это.
Он вышел, и дверь закрылась за ним.
Юлиан остался один. Звёзды. Пустота. Горизонт.
Ночь на корабле – понятие условное. Нет смены дня и ночи, нет восходов и закатов, только часы на экране и освещение, которое Кассандра автоматически приглушает в «ночные» часы. Но тело всё равно помнит ритмы Земли – или Марса, в случае Юлиана, – и требует отдыха.
Он лежал в койке, уставившись в потолок. Сон не шёл.
Образы кружились в голове – бессвязные, навязчивые. Горизонт, отражающий неправильные звёзды. Томас, говорящий о голосе, который зовёт. Огонь на верфях Деймоса, крики за заклинившим люком.
Юлиан перевернулся на бок. Экран на стене показывал марсианские скалы – красные, безжизненные, знакомые. Дом, который он оставил. Дом, в который, может быть, не вернётся.
Он закрыл глаза.
И увидел её.
Сферу. Идеальную, огромную, занимающую всё поле зрения. Чёрную, но не тёмную – скорее, глубокую, как колодец, уходящий в бесконечность.
На её поверхности что-то двигалось. Не отражение – что-то другое. Узоры, линии, структуры, слишком сложные для понимания. Они складывались в образы – лица? фигуры? символы? – и распадались, прежде чем он успевал их осмыслить.
И посреди всего этого – его собственное отражение.
Но не такое, каким он видел себя в обычных зеркалах. Это был он – и не он. Старше. Или моложе. Или… другой. С лицом, которое он не узнавал, но которое было его лицом.
Он смотрел на себя. И отражение смотрело в ответ.
Оно открыло рот.
Юлиан проснулся, задыхаясь.
Потолок. Стены. Тихое гудение систем жизнеобеспечения. Он был в каюте. На корабле. В безопасности.
Просто сон. Просто стресс. Просто…
Он сел на койке и посмотрел на часы.
05:47. До пробуждения – ещё час. До выхода на орбиту – меньше семнадцати.
Юлиан встал, подошёл к раковине и плеснул в лицо холодной водой. Капли стекали по щекам, по шраму на брови, по шее. Холод отрезвлял, возвращал в реальность.
Просто сон.
Но образ остался – сфера, отражение, лицо, которое было его лицом и не было одновременно.
Он посмотрел на экран. Марсианские скалы исчезли; вместо них – прямая трансляция с внешних камер. Звёзды. Пустота.
И Горизонт.
Он был ближе теперь – уже не точка, а диск, различимый невооружённым глазом. Чёрный на фоне звёзд. Идеальный. Невозможный.
Юлиан смотрел на него, и ему казалось – только казалось, он знал это, – что сфера смотрит в ответ.
Утренний брифинг прошёл в напряжённой тишине.
Аиша представила результаты спектрального анализа – и они были странными. Отражённый свет от Горизонта не просто смещался; он содержал частоты, которых не было в исходном излучении. Как будто сфера добавляла что-то от себя.
– Модуляция, – сказала Аиша, и в её голосе звучало что-то среднее между восторгом и страхом. – Горизонт модулирует отражённый свет. Добавляет информацию.
– Какую информацию? – спросила Элена.
– Не знаю. Пока не знаю. Но это не шум. Слишком структурированно для шума.
Томас представил траекторию – стандартную, осторожную, с выходом на орбиту в трёхстах километрах от поверхности. Достаточно близко для наблюдений, достаточно далеко для безопасности.
– Если повезёт, – добавил он мрачно.
Юлиан доложил о технических системах. Всё в норме. Всё работает. Третий манипулятор – функционирует. Теплоизоляция – стабильна.
Элена слушала, кивала, задавала вопросы. Профессиональная, собранная, спокойная. Если она и боялась – не показывала.
– Выход на орбиту в шестнадцать ноль-ноль, – объявила она в конце. – До этого момента – все на своих постах. Максимальная готовность.
Брифинг закончился.
Шестнадцать ноль-ноль.
Юлиан стоял на командном мостике, у своей консоли, и смотрел на главный экран.
Горизонт занимал его целиком – огромная сфера, заслоняющая звёзды. Идеально круглая. Идеально гладкая. Идеально чёрная – нет, не чёрная, отражающая, – но отражающая что-то не то, что должна.
– Дистанция – пятьсот километров, – доложил Томас. Его голос был ровным, профессиональным; ночные страхи остались за порогом мостика. – Начинаю торможение для выхода на орбиту.
Корабль вздрогнул – едва заметно, – когда двигатели изменили режим. На экране Горизонт медленно рос, заполняя всё больше пространства.
– Четыреста километров.
Юлиан следил за телеметрией. Все системы работали штатно. Никаких сбоев, никаких аномалий. Корабль делал то, для чего был создан.
– Триста пятьдесят.
Аиша что-то бормотала у своей консоли – цифры, формулы, восклицания, которые он не понимал. Маркус записывал – камера на его планшете была направлена на экран. Лена стояла у медицинской станции, готовая к любому развитию событий.
– Триста двадцать. Три-десять. Три-ноль-ноль.
– Стоп, – скомандовала Элена. – Выходим на орбиту.
Двигатели замолкли. Корабль продолжал двигаться – инерция, физика, законы, которые работали даже здесь, – но теперь он не приближался к сфере, а огибал её, захваченный её… гравитацией?
Нет. Гравитации не было. Масса Горизонта равнялась нулю.
– Орбита стабильна, – доложил Томас. – Триста два километра. Период обращения – сорок семь минут.
– Аиша?
– Начинаю сканирование. – Аиша уже была поглощена своими приборами. – Спектрометр… работает. Лидар… работает. Гравиметр… ничего. Как и ожидалось.
Юлиан смотрел на экран. На Горизонт. На его поверхность – гладкую, отражающую, невозможную.
И видел там звёзды. Неправильные звёзды. Созвездия, которые не совпадали с реальными.
Юлиан заметил это первым – потому что был инженером, потому что привык замечать сбои.
Часы на стене показывали 14:23. Он моргнул – и они показывали 14:21.
Он замер. Потёр глаза. Посмотрел снова.
14:24.
– Кассандра, который час?
– Четырнадцать часов двадцать четыре минуты по корабельному времени.
Всё правильно. Значит, показалось. Усталость. Стресс.
Но когда он отвернулся от часов, краем глаза уловил движение. Стрелка дёрнулась – назад? – и снова застыла.
Он решил не говорить остальным. Пока.
Аиша заметила через час. Она сидела за консолью, анализируя данные, когда экран перед ней… сдвинулся. Не изображение – сам экран. На долю секунды он оказался в двух местах одновременно.
Она моргнула. Экран был на месте. Один.
– Что за…
В углу интерфейса – там, где раньше было пусто – светился символ. Тот самый шестилучевой символ с поверхности Горизонта.
Она не помнила, как он появился.
Нажала кнопку очистки. Символ исчез.
Через минуту появился снова.
– Командир, – произнёс он, – визуальное наблюдение. Отражение… странное.
Элена подошла к его консоли. Посмотрела на экран.
– Вижу. Аиша?
– Анализирую. Дай мне минуту.
Минута растянулась в вечность. Юлиан не отрывал взгляда от экрана, от сферы, от её поверхности.
И тогда он заметил.
Не отражение звёзд – что-то другое. На краю поля зрения, у самого горизонта сферы. Фигура. Человеческая фигура.
Он моргнул. Фигура исчезла. Или не исчезла – переместилась, ушла за кривизну поверхности.
– Там кто-то есть, – прошептал он.
– Что? – Элена обернулась к нему.
– На поверхности. Я видел… человека. Или что-то похожее.
Молчание. Все смотрели на экран. На Горизонт.
– Кассандра, – произнесла Элена, – увеличить изображение сектора… Юлиан?
– Семь-четыре.
– Сектор семь-четыре. Максимальное увеличение.
Экран мигнул. Изображение приблизилось – поверхность сферы, гладкая, отражающая, пустая.
Никого.
– Я видел, – настаивал Юлиан. – Там было…
– Ты уверен? – Томас смотрел на него – не с недоверием, скорее с пониманием. – Иногда глаза видят то, чего нет. Особенно здесь.
Юлиан хотел возразить, но остановился. Может быть, Томас прав. Может быть, это стресс, недосып, подсознательные страхи, проецирующиеся на пустую поверхность.
Может быть.
– Продолжаем наблюдение, – решила Элена. – Юлиан, если увидишь что-то ещё – сообщай немедленно. Но пока… пока сосредоточимся на том, что мы можем измерить.
Он кивнул. Посмотрел на экран.
Горизонт был там – огромный, молчаливый, полный тайн.
И где-то в глубине сознания Юлиан знал: это только начало.
Прошло несколько часов. Первый виток вокруг Горизонта. Второй. Третий.
Данные стекались на консоли Аиши – терабайты информации, спектры, измерения, записи. Она анализировала их с маниакальной сосредоточенностью, время от времени вскрикивая что-то вроде «невозможно!» или «но это же нарушает!..» – и снова погружаясь в работу.
Юлиан следил за техническими системами. Всё работало. Корабль держался.
Но что-то было не так.
Он не мог сформулировать это – не мог объяснить даже самому себе, – но чувствовал. Как будто воздух на корабле стал гуще. Как будто тени – глубже. Как будто сам свет изменился, приобрёл какой-то новый, неуловимый оттенок.
Или это всё в его голове.
– Юлиан. – Голос Элены вырвал его из раздумий. – Подойди сюда.
Он встал и подошёл к её креслу. Командир смотрела на боковой экран, где было выведено изображение с одной из внешних камер.
Горизонт. Его поверхность. И на ней…
– Ты это видишь? – спросила Элена.
Юлиан видел. На поверхности сферы – там, где раньше было только отражение звёзд, – появились структуры. Линии, пересекающиеся под сложными углами. Узлы, где линии сходились. Сети, похожие на…
– Нейроны, – прошептал он. – Это похоже на нейронную сеть.
– Аиша пришла к тому же выводу. – Элена повернулась к нему. – Но это не всё. Смотри.
Она увеличила изображение. В центре одного из узлов – там, где сходились десятки линий, – Юлиан увидел символ. Геометрическая фигура, шестиконечная, асимметричная. Не похожая ни на что, что он видел раньше.
– Это повторяется, – сказала Элена. – По всей видимой поверхности. Тысячи таких символов.
– Что это значит?
– Не знаю. – Элена покачала головой. – Но это явно не случайность. Это… система. Язык, может быть. Или код.
Юлиан смотрел на символ. Шесть лучей, расходящихся от центра под разными углами. Некоторые длиннее, некоторые короче. Некоторые толще, некоторые тоньше.
Как буква. Или число. Или что-то, чему нет названия на человеческих языках.
– Элена, – позвал Маркус от своей консоли. – Тебе стоит это увидеть.
Они подошли к нему. На его экране – другой участок поверхности. Другие структуры, другие символы.
И шесть фигур.
Шесть человеческих силуэтов, отражённых в зеркальной глади Горизонта. Неподвижных. Застывших.
– Это мы, – сказал Маркус. Его голос дрогнул. – Видите? Вот Элена – высокая, прямая. Вот Томас – широкие плечи. Вот…
– Я вижу, – перебила Элена.
Юлиан видел тоже. Шесть фигур. Шесть членов экипажа. Отражённых там, где отражения быть не могло, – камера смотрела на поверхность под углом, и никакое обычное зеркало не показало бы их так.
Но Горизонт – не обычное зеркало.
– Они… двигаются? – спросила Лена. Она тоже подошла, и теперь все шестеро стояли у экрана, глядя на свои отражения.
– Нет, – ответила Аиша. – Статичны. Как фотография.
– Но мы двигаемся. – Маркус указал на камеру. – Смотрите, я поднял руку. А отражение – нет.
Юлиан поднял руку. Его отражение на экране осталось неподвижным.
Шесть фигур. Застывших. Смотрящих на них – или сквозь них, – с поверхности невозможной сферы.
– Что это? – спросил Томас. Его голос был хриплым. – Что оно делает?
Никто не ответил.
Элена выпрямилась. Её лицо было бледным, но голос – твёрдым.
– Кассандра, – произнесла она, – начинаем визуальное наблюдение. Без фильтров. Прямая трансляция на главный экран.
– Подтверждаю, командир. Начинаю трансляцию.
Главный экран мигнул. И ожил.
Горизонт. Его поверхность. Нейронные структуры, символы, узлы.
И шесть отражений.
Юлиан смотрел на своё – на фигуру, которая была им и не была одновременно. Те же пропорции, та же поза. Но что-то было не так. Что-то в лице, в выражении, в…
Он присмотрелся.
И увидел.
Под каждым отражением – дата. Цифры, выведенные тем же стилем, что и символы на поверхности. Чёткие. Читаемые.
Под его отражением: 03.11.2142.
Через восемь месяцев.
– Элена, – произнёс он, и его голос прозвучал странно, как чужой. – Ты видишь даты?
Командир смотрела на экран. На своё отражение. На цифры под ним.
– Вижу, – сказала она. И её голос тоже был странным. – Вижу.
Юлиан оглядел остальных. Аиша – бледная, с расширенными глазами. Маркус – застывший, с планшетом, который он забыл поднять. Лена – прижавшая руку ко рту. Томас – неподвижный, с лицом, которое ничего не выражало.
Каждый смотрел на своё отражение.
Каждый видел свою дату.
И каждый понимал – или начинал понимать, – что это значит.
Элена повернулась к экипажу. Её лицо было маской – спокойной, профессиональной, командирской. Но в глазах – в тёмных, почти чёрных глазах – Юлиан видел то же, что чувствовал сам.
Страх.
И понимание.
– Начинаем визуальное наблюдение, – произнесла она. – Полное. Систематическое.
Экраны ожили.

Глава 2. Зеркало
Корабль «Прометей», обзорная палуба Март 2142, день 1, через час после выхода на орбиту
Первые секунды никто не двигался.
Юлиан стоял у консоли, глядя на главный экран, и его разум отказывался принимать то, что видели глаза. Шесть фигур на поверхности Горизонта. Шесть отражений, которые не были отражениями – потому что настоящие отражения не застывают, не игнорируют движения оригинала, не несут под собой даты.
Даты.
Он посмотрел на свою – на цифры под силуэтом, который был им и не был одновременно.
03.11.2142.
Третье ноября. Через восемь месяцев. Двести сорок три дня, если считать точно. Но цифры… дрожали. Не явно – на грани восприятия, как мираж над раскалённым песком.
03.11.2142 – числа казались твёрдыми. Но если смотреть краем глаза, если не фокусироваться… третья цифра мерцала. Три? Или иногда – на долю секунды – тройка превращалась во что-то другое? В единицу? В семёрку?
– Аиша, – его голос был хриплым. – Даты… они стабильны?
Физик подошла ближе, прищурилась.
– Нет. Квантовая неопределённость. Видишь мерцание? Это альтернативные состояния. Другие возможные даты, которые ещё не коллапсировали полностью.
– Что это значит?
– Это значит… твоя дата смерти – наиболее вероятная. Не единственно возможная. Горизонт показывает доминантную временну́ю линию, но есть и другие.
Юлиан смотрел на мерцающие цифры – и впервые почувствовал что-то кроме ужаса.
Надежду? Или ещё более изощрённую пытку?
– Какова вероятность основной даты?
– Судя по стабильности… больше девяноста процентов. Может, девяносто пять.
Девяносто пять процентов. Один шанс из двадцати, что он проживёт дольше. Или умрёт раньше.
Юлиан не знал, что хуже.
Он всегда считал точно – профессиональная привычка инженера, – и сейчас эта привычка работала против него, превращая абстракцию в конкретику.
Двести сорок три дня.
– Это… – начал Маркус и осёкся. Его голос прозвучал странно в тишине командного мостика – слишком громко и одновременно слишком тихо. – Это ведь не может быть тем, чем кажется?
Никто не ответил.
Элена первой пришла в себя. Юлиан видел, как она выпрямилась в командирском кресле, как её руки – на мгновение дрогнувшие – снова легли на подлокотники с привычной уверенностью.
– Кассандра, – произнесла она, и её голос был ровным, командным, профессиональным, – увеличить изображение. Сектор с отражениями. Максимальная детализация.
– Выполняю, командир.
Экран мигнул. Изображение приблизилось – и Юлиан почувствовал, как что-то холодное сжалось в груди.
Это были не силуэты.
При увеличении стало видно, что каждая фигура – не просто контур, не схематичное изображение. Это были люди. Настоящие люди – или что-то настолько похожее на настоящих людей, что разница становилась неразличимой. С лицами, одеждой, деталями.
С выражениями лиц.
– Боже, – выдохнула Лена.
Юлиан нашёл своё отражение – и не узнал себя.
Человек на экране лежал на полу. Металлический пол, судя по текстуре – корабельный, может быть, этот самый корабль. Лицо было повёрнуто к камере – к невидимому наблюдателю, – и Юлиан видел каждую деталь. Разбитую бровь – там, где у него был старый шрам, теперь зияла свежая рана. Кровь, залившую половину лица, собравшуюся в тёмную лужу под головой. Открытые глаза – его глаза, тёмные, внимательные, – но пустые. Неподвижные.
Мёртвые.
Он смотрел на собственный труп, и его разум – тот самый разум, который привык анализировать, решать проблемы, находить выходы – просто остановился. Как двигатель, в который попал песок.
– Юлиан.
Голос Элены. Далёкий, как из другой комнаты.
– Юлиан, ты меня слышишь?
Он моргнул. Повернул голову. Командир смотрела на него – и в её глазах было что-то, чего он никогда раньше не видел. Не страх. Не шок. Что-то похожее на понимание.
– Слышу, – сказал он. Его голос прозвучал хрипло. – Я… да. Слышу.
– Отойди от экрана.
Он не двинулся. Не мог заставить себя отвернуться от изображения – от собственного лица, залитого кровью, от даты, которая отсчитывала оставшееся время.
– Юлиан. – Элена встала. Подошла к нему. Положила руку на плечо – жест, который она никогда раньше не позволяла себе. – Отойди. Это приказ.
Он отступил. Один шаг, другой. Экран остался перед ним, но теперь он видел не только своё отражение – видел всех.
Шесть фигур. Шесть смертей.
В лаборатории, позже:
– Странно, – пробормотала Аиша, не отрывая глаз от приборов.
– Что странно? – спросила Элена.
– Энтропия. – Физик указала на график. – Каждый раз, когда мы направляем сенсоры на поверхность Горизонта, я фиксирую микроскопическое изменение в квантовом шуме. Как будто… само наблюдение что-то меняет.
– Эффект наблюдателя? Базовая квантовая механика.
– Нет, это другое. Здесь что-то макроскопическое. Что-то накапливающееся.
Она вывела на экран график – длинную кривую, медленно ползущую вниз.
– Видишь? С момента нашего прибытия – постоянное, монотонное уменьшение. Я пока не знаю, что это измеряет. Но что-то расходуется. Что-то конечное.
Элена смотрела на кривую – на линию, неуклонно стремящуюся к нулю.
– Следи за этим. И сообщай о любых изменениях.
Элена вернулась к своему креслу, но не села. Стояла, глядя на экран, и её лицо было маской – той маской, которую Юлиан научился узнавать за девять месяцев совместного полёта. Маской командира, который не имеет права на слабость.
– Кассандра, – произнесла она, – идентифицировать каждую фигуру. Сопоставить с членами экипажа.
– Идентификация завершена, командир. Соответствие – девяносто девять и семь десятых процента по биометрическим параметрам. Отображаю результаты.




