Каталог горизонта

Глава 3. Теория

Лаборатория «Прометея» Март 2142, дни 2-4

Спектрометр врал.

Аиша Коннор стояла перед консолью, глядя на результаты анализа, и чувствовала, как что-то внутри неё – та часть, которая верила в логику, в измеримость, в познаваемость вселенной – трещит по швам.

Горизонт, согласно приборам, был идеальным зеркалом. Альбедо – единица. Коэффициент отражения – стопроцентный по всему спектру, от жёсткого ультрафиолета до длинноволнового инфракрасного. Никаких аномалий. Никаких искажений. Просто зеркало – самое совершенное зеркало во Вселенной, но всё же зеркало.

Приборы не видели смерти.

Приборы не видели дат.

Приборы не видели шестиконечного символа в углу каждого отражения.

– Это невозможно, – пробормотала она, в пятый раз запуская калибровку. – Невозможно.

– Ты повторяешь это уже час, – отозвался Маркус из своего угла лаборатории. Он сидел на складном стуле, прислонившись к стене, и его планшет лежал на коленях – неактивный, тёмный экран. – Может, стоит попробовать другое слово?

Аиша не удостоила его ответом. Она смотрела на графики – идеальные кривые, безупречные показатели – и пыталась понять, где ошибка.

Ошибка должна была быть. Она видела свою смерть. Видела дату. Видела себя – застывшую у доски, с рукой, поднятой к формуле, которую не успела дописать. Это было реально. Это было там.

Но приборы говорили – нет.

Или приборы врали. Или она сходила с ума.

Или…

– Человеческий глаз, – произнесла она вслух.

Маркус поднял голову.

– Что?

– Приборы работают на электромагнитном излучении. Фотоны попадают на детектор, детектор преобразует сигнал, компьютер строит изображение. – Аиша начала ходить по лаборатории – два шага вперёд, два назад, узкое пространство не позволяло большего. – Но мы видели отражения не через приборы. Мы видели их глазами.

– И?

– И глаз – это не просто детектор. Глаз связан с мозгом. С сознанием. – Она остановилась. – Что если Горизонт взаимодействует не с фотонами, а с наблюдателем? Что если он показывает разное в зависимости от того, кто смотрит?

Маркус нахмурился. Его очки сползли на кончик носа – он всегда забывал их поправлять, когда думал.

– Это звучит как… квантовая механика? Эффект наблюдателя?

– В каком-то смысле. – Аиша снова начала ходить. – В квантовой механике акт наблюдения влияет на результат измерения. Волновая функция коллапсирует. Суперпозиция разрушается. – Она махнула рукой. – Но это микромасштаб. Частицы. Атомы. Никто никогда не наблюдал такого эффекта на макроуровне.

– До сегодняшнего дня.

– До сегодняшнего дня.

Она остановилась у окна – экрана, имитирующего окно. За ним был Горизонт: чёрная сфера на фоне звёзд, идеально круглая, идеально гладкая.

Идеально невозможная.

– Мне нужно больше данных, – сказала она. – Мне нужно понять, как это работает.

– Как ты собираешься это сделать? Если приборы не видят того, что видим мы…

– Тогда я использую другие приборы. – Аиша повернулась к нему. – Или создам новые.

Следующие двенадцать часов она не спала.

Кофе – синтетический, горький, с привкусом пластика – поддерживал её на плаву. Маркус несколько раз предлагал отдохнуть, но она отмахивалась. Отдых был для тех, у кого было время.

У неё – девятнадцать месяцев.

Мысль возвращалась снова и снова, как назойливая муха, которую невозможно прогнать. Девятнадцать месяцев. Пятьсот семьдесят с чем-то дней. Она умрёт у доски, с формулой под рукой, с работой, которую не успеет закончить.

Но она знала, как умрёт. Это было… странно утешительно? Она боялась многого – боялась боли, боялась долгой болезни, боялась беспомощности. Но умереть работая, умереть с мелом в руке, умереть в середине мысли…

Это было не так плохо.

Это было почти… правильно.

Она тряхнула головой, отгоняя мысли о смерти. Сейчас – работа. Сейчас – теория. Сейчас – понять, что такое Горизонт и как он делает то, что делает.

– Голографический принцип, – произнесла она вслух.

Маркус, дремавший в своём углу, вздрогнул и открыл глаза.

– Что?

– Голографический принцип. Ты знаешь, что это?

– Э… что-то про голограммы? – Он зевнул, потёр глаза. – Прости, я историк, не физик.

– Это теория, – начала Аиша, и её голос приобрёл тот особый тон, который появлялся, когда она говорила о физике – быстрый, увлечённый, почти лихорадочный. – Хокинг, Бекенштейн, Сасскинд – великие умы конца двадцатого века. Они изучали чёрные дыры и пришли к странному выводу.

– Какому?

– Информация. – Аиша подошла к доске – простой сенсорной панели, которую она использовала для расчётов – и начала рисовать. – Когда что-то падает в чёрную дыру, оно исчезает. Но информация не может просто исчезнуть – это нарушает законы физики. Так куда она девается?

Она нарисовала круг – чёрную дыру – и стрелку, указывающую на его границу.

– Ответ: информация кодируется на поверхности. На горизонте событий. – Она обвела край круга. – Всё, что падает внутрь, оставляет отпечаток на границе. Как голограмма – двумерное изображение содержит информацию о трёхмерном объекте.

Маркус сел прямее. Его глаза – всё ещё сонные – начали проясняться.

– И ты думаешь, что Горизонт…

– Работает по тому же принципу. – Аиша кивнула. – Но не для чёрной дыры. Для всей Солнечной системы.

Она нарисовала ещё один круг – больше, охватывающий первый.

– Что если Горизонт – это граница? Причинная граница нашей системы. Всё, что происходит внутри – каждое событие, каждое действие, каждая мысль – кодируется на его поверхности.

– Включая наши смерти.

– Включая всё. Прошлое, настоящее, будущее. – Аиша смотрела на свой рисунок, и её сердце билось быстрее. – Если это правда… если Горизонт действительно голографическая граница… то он содержит полный архив. Полную запись всего, что было и будет.

Маркус молчал. Его лицо было бледным в холодном свете лаборатории.

– Это… – начал он и запнулся. – Это означает, что будущее уже существует? Что оно записано? Предопределено?

– Не обязательно. – Аиша покачала головой. – Голограмма – это не судьба. Это запись. Возможно, запись того, что наиболее вероятно. Или того, что произойдёт, если ничего не изменится. Или… – Она замолчала. – Я не знаю. Пока не знаю. Но я собираюсь выяснить.

К концу второго дня у неё была теория.

Не доказанная – доказательство требовало экспериментов, которые она ещё не провела. Но логичная. Непротиворечивая. Объясняющая то, что они видели.

Горизонт – голографическая поверхность, кодирующая информацию о всей Солнечной системе. Каждое событие – прошлое, настоящее, будущее – записано на ней в виде интерференционных паттернов, подобно тому как обычная голограмма записывает трёхмерное изображение.

Когда человек смотрит на Горизонт, его сознание каким-то образом взаимодействует с этими паттернами. Резонирует с ними. И извлекает информацию – не случайную, а связанную с наблюдателем. Его смерть. Его будущее.

Но почему именно смерть?

Аиша думала об этом, пока настраивала оборудование для эксперимента. Почему Горизонт показывает смерть, а не рождение? Не счастливые моменты? Не достижения?

Может быть, смерть – самый значимый паттерн. Самый яркий сигнал в шуме жизни. Конечная точка, к которой сходятся все линии.

Или может быть, Горизонт показывает то, чего мы боимся больше всего. То, что занимает наши мысли, даже когда мы не думаем об этом сознательно.

Или может быть – и эта мысль была самой тревожной – Горизонт показывает то, что хочет показать. То, что служит какой-то цели, которую они пока не понимают.

– Готово, – сказала она, выпрямляясь.

Маркус, который весь день помогал ей с оборудованием – подавал инструменты, записывал показания, иногда просто молча стоял рядом, – посмотрел на конструкцию, которую она собрала.

Лазерный излучатель, модулятор сигнала, система зеркал для фокусировки луча, детектор отражённого света. Всё это было соединено с бортовым компьютером через интерфейс, который она написала за последние шесть часов.

– Что это? – спросил он.

– Интерфейс. – Аиша позволила себе улыбку – первую за два дня. – Если Горизонт – голографическая поверхность, то информация на нём закодирована в интерференционных паттернах. Чтобы прочитать эту информацию, нужен когерентный источник света – лазер. Модулированный определённым образом.

– Ты хочешь… поговорить с ним?

– В каком-то смысле. – Она проверила настройки в последний раз. – Я хочу задать вопрос и получить ответ. Если моя теория верна, Горизонт должен откликнуться.

– А если не верна?

– Тогда ничего не произойдёт. И я начну сначала.

Маркус кивнул. Его лицо было серьёзным – без обычной иронии, без защитных шуток.

– Ты уверена, что хочешь это делать? – спросил он. – После того, что мы видели… может, лучше не копать глубже?

Аиша посмотрела на него. На его взъерошенные волосы, сползшие очки, усталые глаза. Он был напуган – они все были напуганы – но он всё равно был здесь, помогал ей, рисковал вместе с ней.

– Я физик, – сказала она. – Это то, что я делаю. Задаю вопросы. Ищу ответы. – Она помолчала. – И у меня девятнадцать месяцев. Недостаточно, чтобы бояться. Достаточно, чтобы попытаться понять.

Маркус не ответил. Просто кивнул и отступил к своей консоли – записывать.

Аиша повернулась к интерфейсу.

– Прежде чем мы начнём, – сказала Аиша, – я должна кое-что показать.

Она вывела на экран график, который отслеживала с первого дня. Кривая опустилась заметно ниже.

– Помнишь, я говорила о чём-то, что расходуется? Скорость уменьшения возросла. Резко. После того, как мы начали активно сканировать поверхность.

– Ты думаешь, это связано?

– Я думаю, что каждое наше взаимодействие с Горизонтом имеет цену. Голографический принцип утверждает, что информация на поверхности ограничена. Что если мы не просто читаем – а извлекаем? Что если каждое чтение уменьшает… запас?

– Запас чего?

– Не знаю. Стабильности? Самой возможности хранить информацию? – Она покачала головой. – Но если я права – у нас есть лимит. Конечное число вопросов.

Маркус смотрел на падающую кривую и думал о колодцах из сказок. О колодцах, которые казались бездонными – пока не пересыхали.

– Сколько у нас запросов?

– Не знаю. Но намерена выяснить. Это будет мой первый вопрос.

И символ. И число.

– Кассандра, – произнесла она, – активировать протокол «Вопрос-Один». Направить лазерный луч на поверхность объекта «Горизонт», сектор двенадцать-семь.

– Протокол активирован, – отозвался бортовой ИИ. – Начинаю передачу.

На экране появилась визуализация: тонкий красный луч, протянувшийся от корабля к сфере. Он коснулся зеркальной поверхности и…

Ничего.

Аиша смотрела на показания детектора. Отражённый свет возвращался без изменений. Никакой модуляции. Никакого ответа.

– Попробуй другую частоту, – предложил Маркус.

– Уже пробую.

Она изменила параметры модуляции. Отправила новый сигнал. Снова ничего.

Ещё раз. И ещё. И ещё.

Час проходил за часом. Аиша перебирала частоты, амплитуды, фазовые сдвиги. Меняла угол падения луча. Пробовала разные участки поверхности.

Горизонт молчал.

– Может, теория неверна, – сказал Маркус. Его голос был мягким, осторожным – голос человека, который не хочет причинить боль, но должен сказать правду.

Аиша не ответила. Она смотрела на данные – сотни неудачных попыток – и чувствовала, как усталость давит на плечи, как разочарование сжимает горло.

Она была так уверена. Так уверена, что это сработает.

Но Горизонт молчал.

Они все видели это в ту ночь – каждый по-своему, но одновременно.

Маркус проснулся от ощущения, что кто-то стоит у его койки. Он открыл глаза – и увидел себя. Другого себя. Старика с седыми волосами, который смотрел на него без выражения.

Он закричал – или попытался – но звук не вышел из горла.

Старик исчез. Растворился в темноте.

Лена видела больничную палату. Не образ – она была там. Лежала на койке, чувствовала трубки в венах, слышала писк мониторов.

Над ней склонилось лицо – незнакомое, молодое.

– Мне жаль, – сказал человек. – Мы сделали всё, что могли.

Реальность корабля вернулась, как пощёчина. Лена сидела на койке, мокрая от пота.

Томас видел огонь.

Чувствовал жар на лице, слышал треск горящего пластика. Его руки лежали на штурвале – другом штурвале, другого корабля – и он знал, что должен держать. Держать, пока не…

Видение закончилось. Томас стоял посреди каюты, руки вытянуты, пальцы сжаты вокруг пустоты.

На его ладонях остались ожоги. Настоящие. Красные полосы, которых не было минуту назад.

На утреннем собрании никто не рассказал о видениях. Но все заметили: Томас прячет руки. Лена бледнее обычного. Маркус вздрагивает, когда видит своё отражение.

– Плохо спали? – спросила Элена.

Молчание.

Горизонт висел за окном – безмолвный, терпеливый.

Он уже был внутри них.

Она уснула за консолью.

Не помнила, как это произошло – просто в какой-то момент глаза закрылись, и темнота поглотила её. Сны были странными: формулы, танцующие в пустоте, зеркала, отражающие не то, что должны, чьи-то голоса, говорящие на языке, который она почти понимала.

Она проснулась от звука.

Тихого, ритмичного пиканья, которое доносилось от детектора.

Сначала она подумала, что это часть сна. Потом – что это сбой оборудования, артефакт, шум.

Но пиканье продолжалось.

Аиша подняла голову – шея затекла, мышцы протестовали – и посмотрела на экран детектора.

Сигнал.

Отражённый свет был модулирован. Не так, как она отправляла – по-другому, сложнее, с паттерном, который…

Она вскочила на ноги. Сон слетел мгновенно, как шелуха.

– Маркус!

Историк спал в своём углу, свернувшись на стуле. Он вздрогнул, открыл глаза.

– Что? Что случилось?

– Ответ. – Аиша показала на экран. – Он ответил!

Маркус подбежал к консоли. Они стояли рядом, глядя на данные, и Аиша чувствовала, как её сердце колотится где-то в горле.

Сигнал был сложным. Тысячи модуляций, наложенных друг на друга, образующих паттерн, который…

– Кассандра, – произнесла она, – декодировать входящий сигнал. Использовать алгоритм распознавания паттернов. Вывести результат на экран.

– Выполняю. Предварительный анализ показывает структурированную информацию. Декодирование займёт приблизительно четыре минуты.

Четыре минуты. Аиша смотрела на счётчик, и каждая секунда казалась вечностью.

– Что ты ему отправила? – спросил Маркус. – Какой был последний запрос перед тем, как ты уснула?

Аиша попыталась вспомнить. Голова была тяжёлой от недосыпа, мысли путались.

– Я… я не помню точно. Пробовала разные варианты. Последний был… – Она посмотрела на лог. – Простой пинг. Тестовый сигнал. Просто чтобы проверить, получит ли он вообще…

– И он ответил на это?

– Похоже на то.

Счётчик показал ноль. Экран мигнул.

– Декодирование завершено, – объявила Кассандра. – Вывожу результат.

Текст появился на экране. Не много – несколько строк, – но Аиша читала их, и её руки начали дрожать.

ЗАПРОС ПРИНЯТ ИДЕНТИФИКАТОР НАБЛЮДАТЕЛЯ: КОННОР, АИША М. СТАТУС: АКТИВЕН ЗАПРОС: [ТЕСТОВЫЙ СИГНАЛ – БЕЗ СОДЕРЖАНИЯ] ОТВЕТ: СИСТЕМА ГОТОВА К ПРИЁМУ ЗАПРОСОВ

И внизу – символ. Тот самый, шестиконечный, асимметричный.

И число.

2,847,291,003

– Что это? – прошептал Маркус. – Что за число?

Аиша не знала. Но она смотрела на экран – на ответ, который пришёл из невозможного зеркала за орбитой Плутона – и чувствовала, как что-то внутри неё меняется.

Страх уступал место чему-то другому.

Восторгу? Ужасу? Она не могла определить.

– Он слышит нас, – сказала она. – Горизонт слышит нас. И он готов отвечать.

Следующие несколько часов превратились в лихорадку открытий.

Аиша отправляла запросы – простые, осторожные, тестовые – и Горизонт отвечал. Каждый раз. Без исключений.

Ответы приходили в том же формате: идентификатор наблюдателя, статус, запрос, ответ. И всегда – символ внизу. И число.

Но число менялось.

После первого ответа оно было 2,847,291,003. После второго – 2,847,291,002. После третьего – 2,847,291,001.

– Оно уменьшается, – заметил Маркус. – С каждым запросом – минус один.

Аиша кивнула. Она тоже это видела.

– Счётчик, – сказала она. – Какой-то счётчик. Но чего?

– Может, это ресурс? – предположил Маркус. – Количество запросов, которые он может обработать?

– Два миллиарда восемьсот миллионов? – Аиша покачала головой. – Это… много. Очень много. Если это лимит, мы его не исчерпаем за тысячу лет.

– Но что тогда?

Она не знала. Записала вопрос в блокнот – настоящий, бумажный, который возила с собой ещё с университета – и вернулась к экспериментам.

К рассвету третьего дня – условному рассвету, когда корабельные часы показали начало нового цикла – она была измотана до предела, но счастлива. Счастлива так, как не была уже много лет.

Горизонт работал. Отвечал. Можно было задавать вопросы.

Теперь нужно было понять, какие вопросы задавать.

Элена пришла в лабораторию на третий день.

Аиша не сразу заметила её – была слишком поглощена настройкой нового протокола, – но голос командира прорезал сосредоточенность.

– Ты не спала двое суток.

Аиша обернулась. Элена стояла в дверях – прямая спина, усталые глаза, та же маска контроля, которую она носила с момента, когда они увидели свои отражения.

– Я работала.

– Я вижу. – Элена вошла в лабораторию, оглядела оборудование, остановила взгляд на экране с последним ответом Горизонта. – Маркус прислал мне отчёт. Ты создала интерфейс.

– Да. – Аиша не смогла сдержать гордость в голосе. – Горизонт – голографическая поверхность. Информация закодирована в интерференционных паттернах. Модулированный лазерный сигнал создаёт резонанс с нужным паттерном, и ответ возвращается как модуляция отражённого света.

– Простыми словами?

– Мы можем задавать вопросы. И получать ответы.

Элена молчала. Её лицо оставалось неподвижным, но Аиша видела, как что-то промелькнуло в глазах – тень эмоции, быстро подавленной.

– Какие вопросы? – спросила она наконец.

– Пока – только тестовые. Проверка связи. Идентификация. Базовые параметры. – Аиша указала на экран. – Но теоретически… любые. Если Горизонт содержит информацию о прошлом, настоящем и будущем всей Солнечной системы, мы можем спросить… что угодно.

– Что угодно, – повторила Элена. Её голос был тихим, задумчивым. – Включая наши смерти?

– Включая наши смерти. Включая причины. Обстоятельства. Детали.

– Включая… как их изменить?

Аиша замерла. Она не думала об этом – была слишком поглощена механикой, теорией, радостью открытия. Но Элена – Элена думала на другом уровне.

– Я не знаю, – признала она. – Если будущее записано… если оно предопределено… то, возможно, изменить его нельзя. Но если запись – это только наиболее вероятный исход, или если акт наблюдения может на неё повлиять…

– Тогда, возможно, можно.

– Возможно.

Они стояли в тишине, глядя друг на друга. Две женщины – одна знающая, что проживёт ещё сорок семь лет, другая – что у неё осталось меньше двух.

– Девятнадцать месяцев, – произнесла Элена. – Это несправедливо.

– Справедливость – человеческое понятие. – Аиша пожала плечами. – Вселенная ничего нам не должна.

– И всё же.

– И всё же. – Аиша позволила себе слабую улыбку. – Но знаешь что? Я умру работая. У доски. С формулой в голове. Это… это не худший вариант. Это почти хороший.

Элена не ответила. Просто положила руку ей на плечо – коротко, мягко – и кивнула.

– Продолжай работать, – сказала она. – Но поспи хотя бы четыре часа. Это приказ.

– Есть, командир.

Элена развернулась и направилась к выходу. У двери остановилась.

– Аиша.

– Да?

– Когда будешь готова к полноценному тесту – позови меня. Я хочу видеть.

– Хорошо.

Командир вышла. Дверь закрылась за ней.

Аиша стояла посреди лаборатории, глядя на оборудование, на экраны, на бесконечные строки данных. Её тело кричало об усталости – каждая мышца, каждая кость, каждый нерв, – но разум был ясен.

Ясен и полон идей.

Четыре часа сна. Потом – полноценный тест. Потом – ответы.

Она улыбнулась и направилась к койке в углу лаборатории.

Сон был глубоким и безо всяких сновидений – или если сны и были, она их не запомнила. Проснулась ровно через четыре часа, как по будильнику, с ясной головой и странным чувством предвкушения.

Маркус уже был в лаборатории – видимо, тоже отдохнул – и готовил чай. Настоящий чай, из запасов, которые он привёз с Земли и хранил для особых случаев.

– Чай? – спросил он, протягивая ей чашку. – Я решил, что сегодня – особый случай.

Аиша приняла чашку. Горячий фарфор согрел пальцы, запах – земной, знакомый – на мгновение вернул её домой.

– Спасибо, – сказала она. – За всё. За помощь, за… за то, что ты здесь.

Маркус пожал плечами.

– Я историк. Моя работа – записывать важное. А это… – Он обвёл рукой лабораторию. – Это самое важное, что когда-либо происходило. Я не мог пропустить.

– Даже после того, что ты видел? Свою смерть?

– Особенно после. – Он криво усмехнулся. – Девяносто четыре года. У меня куча времени. Достаточно, чтобы написать об этом книгу. Или десять книг. – Его усмешка стала шире, но в глазах мелькнула тень. – Знать, что впереди так много времени, – это странно. Почти так же странно, как знать, что его мало.

Аиша кивнула. Она понимала. По-своему, но понимала.

Они пили чай в тишине, каждый погружённый в свои мысли. За окном-экраном Горизонт продолжал вращаться – или это корабль двигался по орбите, – и его зеркальная поверхность ловила свет далёких звёзд.

– Готова? – спросил Маркус наконец.

– Готова.

Аиша поставила чашку и подошла к консоли.

– Кассандра, – произнесла она, – связаться с командиром Васкес. Передать: полноценный тест начинается через пятнадцать минут.

– Сообщение отправлено.

Элена пришла через десять минут – не одна, а с Юлианом. Бортинженер выглядел измотанным – тёмные круги под глазами, напряжённые плечи, – но его взгляд был острым, сосредоточенным.

– Я попросила его присоединиться, – объяснила Элена. – Нам нужен технический контроль. На случай, если что-то пойдёт не так.

Аиша кивнула. Юлиан был хорош в своём деле – она видела это за девять месяцев полёта. Если кто и мог заметить проблему в системе, то он.

– Где остальные? – спросила она.

– Томас на мостике. Следит за орбитой. – Элена помедлила. – Лена… я предложила ей прийти, но она отказалась.

Аиша поняла без объяснений. Лена видела свою смерть – медленную, болезненную, в больничной койке. Может быть, она не хотела узнать больше. Может быть, боялась.

Это было её право.

– Начинаем, – сказала Аиша.