- -
- 100%
- +
Она села за консоль. Пальцы легли на клавиатуру – привычно, уверенно.
– Первый полноценный запрос, – произнесла она вслух, для записи. – Цель: проверить, способен ли интерфейс извлекать конкретную информацию о будущих событиях.
– Какой вопрос? – спросил Маркус.
Аиша задумалась. Нужно было что-то проверяемое. Что-то, что можно подтвердить или опровергнуть. Что-то достаточно далёкое, чтобы не касаться их лично, но достаточно близкое, чтобы…
– Температура на поверхности Марса, – сказала она. – Станция «Олимп-Сити». Завтра, полдень по местному времени.
Простой вопрос. Проверяемый. Безопасный.
Она ввела запрос в систему, закодировала его в лазерный сигнал и отправила к Горизонту.
Секунды тянулись медленно. Аиша следила за детектором, за экраном, за каждым показателем.
Пиканье.
Сигнал вернулся. Модулированный. С ответом.
Но вместо текста – вместо привычных слов и цифр – на экране появилось нечто иное.
Волновые функции. Десятки переплетённых синусоид, пульсирующих в сложном ритме. Цветовые градиенты на границе человеческого восприятия – ультрафиолетовые оттенки, визуализированные программой. И сквозь всё это – паттерны. Структуры, похожие на фракталы, но асимметричные, словно созданные по законам геометрии, которой не существует в нашей вселенной.
– Что это? – прошептал Маркус.
– Ответ, – сказала Аиша. Её пальцы заскользили над консолью, запуская алгоритмы декодирования. – Горизонт не говорит на нашем языке. Он говорит на языке квантовых состояний.
– Ты можешь это прочитать?
– Могу… интерпретировать. – Она вызвала программу анализа. – Каждая волновая функция – это свёрнутая информация. Но декодирование требует коллапса суперпозиции. И вот тут начинается проблема.
– Какая?
– Неопределённость. Квантовые состояния не имеют единственного значения до момента измерения. Когда я интерпретирую эти данные, я делаю выбор. Выбираю одну реальность из веера возможных.
– Ты хочешь сказать, что можешь неправильно понять?
– Хуже. «Правильного» понимания может не существовать. Только вероятности.
Она ввела команду. Программа начала обработку – и экран взорвался цветом.
Образы. Сотни образов, накладывающихся друг на друга. Числа, проступающие сквозь статику. Символы, которые почти складывались в слова – и распадались прежде, чем разум успевал их схватить.
Постепенно хаос начал обретать форму. Числа стабилизировались. Но даже теперь они мерцали:
ТЕМПЕРАТУРА: -47.3°C (±0.4°C, вероятность 94.7%) АЛЬТЕРНАТИВНОЕ ЗНАЧЕНИЕ: -46.9°C (вероятность 4.2%) НЕОПРЕДЕЛЁННОСТЬ: 1.1%
И символ. И число.
2,847,290,998
Аиша замерла.
– Счётчик, – сказала она, указывая на число. – Помнишь мой график? Падающую кривую?
– Помню.
– Это оно. – Она вызвала свои старые данные, наложила на новые. Кривые совпали идеально. – Горизонт сам ведёт учёт. Каждое взаимодействие – минус один.
– Но что это значит?
– Это значит… – в её глазах была смесь ужаса и восторга, – Горизонт конечен. Не пространственно – информационно. Граница Бекенштейна, о которой Кассандра говорила в первый день.
– И когда счётчик достигнет нуля?
– Тогда либо Горизонт перестанет отвечать. Либо – коллапс. Сингулярность. Разрыв причинности.
Маркус смотрел на число. Почти три миллиарда. Казалось – бесконечность.
Но он был историком. Он знал, как быстро человечество исчерпывает ресурсы, которые кажутся неисчерпаемыми.
– Если мы расскажем о Горизонте…
– Миллиарды людей захотят задать свои вопросы. Счётчик будет падать. Быстро.
Впервые идея о Последнем Дне показалась Маркусу не абстракцией – а реальной угрозой.
Угрозой, которую они сами могут приблизить.
– Минус сорок семь и три десятых, – прочитала Аиша. – С погрешностью. Горизонт не даёт факт. Он даёт вероятностное распределение.
– Главное значение – точное?
– На девяносто пять процентов. Для температуры приемлемо. Но представь: «Дата смерти: 3 ноября, вероятность 94%». А в оставшихся шести процентах – другая дата.
Маркус почувствовал холод.
– Мы можем ошибиться в интерпретации.
– Мы будем ошибаться. Вопрос – как часто и насколько критично.
– Запрашиваю. – Пауза. – Получен ответ от метеорологической службы Марса. Прогнозируемая температура на полдень: от минус сорока пяти до минус пятидесяти градусов по Цельсию.
Аиша выдохнула. Ответ Горизонта укладывался в прогноз. Это ничего не доказывало – прогноз был приблизительным, – но и не опровергало.
– Нужно что-то более точное, – сказал Юлиан. Его голос был тихим, но твёрдым. – Что-то, чего мы не можем знать заранее.
Аиша кивнула. Он был прав.
– Второй запрос, – произнесла она. – Результат футбольного матча. Лига Солнечной системы. Следующий тур.
Она ввела параметры – конкретные команды, дата, время начала. Отправила сигнал.
Ответ пришёл через несколько секунд.
ОТВЕТ: ОЛИМПИК МАРС – 3, ТИТАН ЮН – 1
– Запиши, – сказала она Маркусу. – Проверим, когда матч состоится.
– Записываю.
Счётчик снова уменьшился. 2,847,290,997.
Аиша смотрела на число, и странная мысль пришла ей в голову.
– Кассандра, – произнесла она, – рассчитать, насколько уменьшился счётчик с начала экспериментов.
– С момента первого ответа счётчик уменьшился на шесть единиц.
Шесть запросов. Шесть ответов. Минус шесть.
– Один запрос – минус один, – сказал Юлиан. Он тоже это понял. – Счётчик считает запросы.
– Но зачем? – Маркус нахмурился. – Два миллиарда – это огромное число. Какой смысл считать то, что никогда не закончится?
– Может, не для нас, – тихо произнесла Элена. Все повернулись к ней. – Мы – первые, кто нашёл Горизонт. Первые, кто научился с ним общаться. Но что если после нас придут другие? Много других?
Аиша поняла. Холодок прошёл по спине.
– Человечество, – сказала она. – Если информация о Горизонте станет известна… если люди узнают, что можно спрашивать о будущем… сколько запросов будет?
– Миллионы, – ответила Элена. – Миллиарды. Каждый захочет знать свою судьбу. Каждый захочет спросить.
– И тогда счётчик…
– Достигнет нуля.
Молчание. Тяжёлое, давящее.
– Что произойдёт, когда он достигнет нуля? – спросил Юлиан.
Никто не ответил. Никто не знал.
Они продолжали эксперименты до вечера.
Аиша отправляла запросы – разные, от тривиальных до сложных, – и Горизонт отвечал на каждый. Без исключений. Без ошибок.
Погода на Земле через неделю? Ответ.
Курс акций некой компании через месяц? Ответ.
Имя победителя литературной премии в следующем году? Ответ.
Каждый ответ сопровождался символом и уменьшающимся счётчиком.
К концу дня счётчик показывал 2,847,290,956.
– Сорок семь запросов, – подсчитала Аиша. – Сорок семь ответов. Сорок семь единиц потеряно.
К третьему дню экспериментов искажения стали заметны всем.
Началось с мелочей. Предметы оказывались не там, где их оставляли. Чашка на левом краю стола – обнаруживалась на правом. Инструменты меняли положение. Двери открывались сами.
– Кассандра, сбои в системах?
– Все системы в штатном режиме. – Пауза. – Однако фиксирую аномалии в журналах событий. Временны́е метки некоторых записей… непоследовательны. События с идентичными метками. Или метки в обратном порядке.
– Это возможно?
Долгая пауза.
– При нормальных обстоятельствах – нет.
Потом начались звуки.
Шёпот в пустых коридорах. Голоса, которые почти можно было разобрать. Маркус однажды час провёл у вентиляционной решётки, пытаясь понять, что говорит голос на границе слышимости.
Ему показалось, что голос называл его имя.
И дату.
Аиша обнаружила закономерность на пятый день.
– Смотрите, – сказала она. – Это интенсивность аномалий. А это – количество наших запросов к Каталогу.
Кривые шли параллельно.
– Корреляция не означает причинность, – заметила Элена.
– Я проверила. Изменения квантовой подписи каждого из нас. Чем больше мы отдали – тем сильнее на нас влияют искажения. Лена сделала три личных запроса. Потеряла пять процентов подписи. На следующий день – самые сильные галлюцинации.
– Ты хочешь сказать…
– Горизонт не просто забирает часть нас. Он… заменяет. Заполняет пустоту чем-то своим. И чем больше его в нас – тем больше мы видим то, что видит он.
Тишина.
– Мы становимся его частью, – прошептала Лена. – Или он становится нашей.
– Потеряно? – Маркус поднял бровь. – Ты говоришь так, будто это что-то плохое.
– Мы не знаем, что это. – Аиша потёрла глаза. Усталость возвращалась – несмотря на сон, несмотря на возбуждение. – Может, ничего. Может, когда счётчик достигнет нуля, Горизонт просто перестанет отвечать. Или…
Она не закончила. Не хотела думать об «или».
– Нам нужно рассказать остальным, – сказала Элена. – Всему экипажу. Они должны знать.
– Завтра, – предложила Аиша. – Сегодня я слишком устала, чтобы объяснять.
Элена кивнула.
– Завтра. Общий брифинг. – Она посмотрела на экран, на последний ответ Горизонта, на символ и счётчик. – Но, Аиша…
– Да?
– Ты понимаешь, что это значит? – Элена повернулась к ней. – Не технически. Философски.
Аиша понимала. Понимала с того момента, как увидела первый ответ.
– Это значит, – произнесла она медленно, выбирая слова, – что будущее… записано. Где-то. Как-то. На поверхности сферы за орбитой Плутона существует полная запись всего, что произойдёт. С каждым из нас. С человечеством. С Солнечной системой.
– Предопределение, – сказал Юлиан. Его голос был глухим. – Судьба.
– Возможно. – Аиша покачала головой. – Или возможно – нет. Запись не означает предопределение. Книга содержит историю, но герои книги всё равно делают выбор – для них самих выбор реален.
– Но если мы можем прочитать конец…
– Тогда мы знаем, чем всё закончится. Но это не значит, что мы не можем попытаться изменить его.
Маркус хмыкнул.
– Философский вопрос на миллион: если ты знаешь будущее и пытаешься его изменить – это часть того же будущего? Или ты создаёшь новую ветку?
– Я не знаю, – призналась Аиша. – Горизонт не даёт ответов на такие вопросы. Он даёт факты. Даты. События. – Она помолчала. – Но не объяснения. Не смысл.
Они стояли в тишине – четыре человека в маленькой лаборатории на краю Солнечной системы, – и каждый думал о своём.
О будущем, которое записано.
О смерти, которую они видели.
О выборе, который, может быть, не имеет значения.
Или имеет.
Поздно вечером – когда Элена и Юлиан ушли, а Маркус дремал на своём стуле – Аиша осталась одна с Горизонтом.
Она сидела у консоли, глядя на экран, и думала.
Девятнадцать месяцев. Она видела свою смерть – у доски, с формулой, с рукой, поднятой к символам, которые не успела дописать. Горизонт показал ей это. Горизонт знал.
Но теперь она могла спросить. Могла узнать детали. Причину. Обстоятельства.
Могла спросить – и, может быть, попытаться изменить.
Она потянулась к клавиатуре. Пальцы зависли над клавишами.
Что спросить?
Как я умру?
Она уже видела это. На поверхности Горизонта. Статичный образ, застывший в вечности.
Почему я умру?
Можно ли это изменить?
Её пальцы дрожали. Усталость? Страх? Она не могла определить.
Через девятнадцать месяцев её не будет. Это факт. Горизонт показал это.
Но…
Она вспомнила Элену. Сорок семь лет. Сорок семь лет жизни впереди – целая жизнь, – и всё равно она здесь, работает, руководит, принимает решения.
Вспомнила Юлиана. Восемь месяцев. Меньше всех. И всё равно он чинит манипуляторы, проверяет системы, делает свою работу.
Вспомнила Томаса. Три года до смерти в горящем корабле – и он знает, что умрёт, спасая кого-то. Знает – и продолжает.
Может быть, дело не в том, сколько времени осталось. Может быть, дело в том, как его использовать.
Аиша убрала руки от клавиатуры.
Не сегодня. Не сейчас. Она слишком устала, слишком потрясена, слишком… человечна, чтобы принимать такие решения.
Завтра. Завтра будет брифинг. Завтра экипаж узнает об интерфейсе. Завтра начнутся вопросы – настоящие вопросы, важные вопросы.
А сегодня – сон. Отдых. Время на то, чтобы переварить то, что она узнала.
Она встала, потянулась – мышцы протестовали, позвоночник хрустнул – и направилась к выходу.
У двери остановилась. Обернулась.
Горизонт был виден в окне-экране – чёрная сфера на фоне звёзд, идеально круглая, идеально молчаливая.
– Это не зеркало, – произнесла она вслух. Её голос эхом отдался в пустой лаборатории. – Это архив. Полный архив будущего.
Горизонт не ответил. Он не слышал её без интерфейса, без модулированного лазера, без правильных частот и протоколов.
Но ей показалось – только показалось, она знала это, – что где-то в глубине зеркальной поверхности что-то шевельнулось.
Признание?
Или предупреждение?
Она не знала. И, может быть, не хотела знать.
Аиша выключила свет и вышла из лаборатории.
Позади неё счётчик на экране продолжал светиться в темноте.
2,847,290,956.
И символ – шестиконечный, асимметричный – смотрел в пустоту, как глаз того, кто видел всё.
Глава 4. Каталог
Лаборатория «Прометея» Март 2142, день 5
Маркус Чен всегда верил, что история – это искусство вопросов.
Не ответов – ответы были делом времени, раскопок, случайных находок в пыльных архивах. Но вопросы… вопросы определяли всё. Правильный вопрос мог открыть эпоху. Неправильный – похоронить истину на века.
Сейчас, стоя в лаборатории «Прометея» перед консолью, которая соединяла их с невозможным зеркалом за бортом, он понимал: впервые в жизни у него была возможность задать любой вопрос о будущем.
И он понятия не имел, с чего начать.
– Готовы? – спросила Аиша.
Маркус оглядел лабораторию. Все шестеро были здесь – впервые с того дня, когда они увидели свои отражения. Элена стояла у двери, скрестив руки на груди, с выражением командира, готового ко всему. Юлиан сидел у технической консоли, его пальцы рассеянно барабанили по краю стола. Томас прислонился к стене, руки в карманах, взгляд направлен куда-то сквозь переборку. Лена держалась в стороне – у медицинского шкафа, как будто готовилась к худшему.
– Готовы, – ответила Элена. – Начинай.
Аиша кивнула и повернулась к консоли.
– Кассандра, активировать протокол связи с объектом «Горизонт». Подготовить к передаче запроса.
– Протокол активирован. Канал связи установлен. Жду запрос.
Маркус почувствовал, как его сердце ускорило ритм. Вчера Аиша показала им базовые тесты – температура, спортивные результаты, мелочи. Сегодня должно было быть что-то большее.
– Какой запрос? – спросил он. – Мы обсуждали вчера, но так и не решили.
– Что-то проверяемое, – сказала Элена. – Что-то, что мы можем подтвердить уже сейчас, хотя бы частично.
– И при этом значимое, – добавила Аиша. – Не погода и не футбол. Что-то, что докажет: это не обман. Не манипуляция. Не… – Она запнулась. – Не галлюцинация.
Маркус понял. Они все ещё надеялись, что это окажется сном. Коллективным безумием. Чем угодно, кроме правды.
Он тоже надеялся. Где-то в глубине души, в той части, которая отказывалась принимать увиденное.
– Нобелевская премия, – произнёс он.
Все посмотрели на него.
– Нобелевская премия, – повторил он. – По физике. Следующий год – или через несколько лет. Мы можем проверить: существует ли лауреат уже сейчас? Работает ли он над тем, что указано? Это достаточно конкретно, чтобы быть проверяемым, и достаточно значимо, чтобы быть убедительным.
Аиша медленно кивнула.
– Логично. Нобелевские лауреаты обычно известны в своих областях задолго до премии. Если Горизонт назовёт имя, мы сможем проверить.
– Какой год? – спросила Элена.
– 2145, – предложил Маркус. – Три года. Достаточно далеко, чтобы мы не могли угадать, но достаточно близко, чтобы кандидат уже существовал.
Элена посмотрела на остальных. Никто не возразил.
– Делай, – сказала она Аише.
Физик повернулась к консоли. Её пальцы заскользили по клавишам – быстро, уверенно.
– Запрос: Нобелевская премия по физике, 2145 год. Имя лауреата, область работы, дата церемонии.
Она нажала «Отправить».
Маркус смотрел на экран. Красная точка – лазерный луч – протянулась к Горизонту, коснулась его поверхности, отразилась обратно.
Секунды тянулись.
Пиканье.
– Ответ получен, – объявила Кассандра. – Декодирую.
Экран заполнился квантовой рябью – теперь уже знакомой, но от этого не менее тревожной.
Аиша работала молча, пропуская данные через фильтры. Волновые функции коллапсировали одна за другой. Но на этот раз процесс шёл медленнее.
– Интерференция, – пробормотала она. – Слишком много переменных.
На экране мелькали образы: молодое лицо с азиатскими чертами – то чёткое, то размытое. Здание – Калтех? Другой институт? Оба накладывались друг на друга, как двойная экспозиция.
– Я вижу имя, – сказала Аиша. – Но оно… нестабильное.
Буквы на экране дрожали. «Ли» – это было ясно. Но дальше – «Дженьфэн»? «Дженьвэй»? «Цзяньфэн»? Варианты мерцали.
– Вероятность основного варианта?
– Восемьдесят семь процентов для «Ли Дженьфэн». Тринадцать – на альтернативу.
– Достаточно надёжно?
– Для научной публикации – да. Для ставки чьей-то жизни…
Данные стабилизировались:
ЗАПРОС: НОБЕЛЕВСКАЯ ПРЕМИЯ – ФИЗИКА – 2145 ОТВЕТ (вероятность 87.3%): ЛАУРЕАТ: ЛИ, ДЖЕНЬФЭН ВОЗРАСТ: 27 ЛЕТ ИНСТИТУТ: КАЛИФОРНИЙСКИЙ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ ОБЛАСТЬ: КВАНТОВАЯ ГРАВИТАЦИЯ – ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ПОДТВЕРЖДЕНИЕ ЭФФЕКТА УНРУ АЛЬТЕРНАТИВА (12.7%): [ДАННЫЕ НЕСТАБИЛЬНЫ]
– Восемьдесят семь процентов, – повторил Маркус. – Один шанс из восьми, что ошиблись.
– Или что будущее ещё не определилось окончательно. Квантовая механика работает с вероятностями. Может, Горизонт показывает не «что будет», а «что наиболее вероятно».
– А наши действия могут изменить вероятности?
Аиша молчала долго.
– Не знаю. Но если да – каждое наше чтение не просто наблюдение. Это вмешательство.
– Ли Дженьфэн, – повторил Маркус. – Калтех. Квантовая гравитация.
Он потянулся к своему планшету и начал вводить имя в поисковую систему. Корабельный интернет был ограничен – только кэшированные данные и редкие пакеты связи с Землёй, – но базовая информация должна была быть доступна.
Результаты загружались медленно. Слишком медленно.
– Ну? – не выдержал Томас. Его голос был хриплым. – Есть такой?
Маркус смотрел на экран. На фотографию молодого человека с азиатскими чертами лица – худощавого, с внимательными глазами за стёклами очков.
– Есть, – сказал он. Его собственный голос показался ему чужим. – Ли Дженьфэн. Двадцать четыре года. Аспирант Калифорнийского технологического института. Специализация – теоретическая физика, квантовая гравитация.
Он повернул планшет, показывая остальным.
– Он существует. Он работает именно там, где сказано. Над тем, что сказано.
Тишина стала осязаемой. Маркус чувствовал её – как давление в ушах, как вату, набитую в горло.
– Через три года, – тихо произнёс Юлиан, – этот парень получит Нобелевку. Ему сейчас двадцать четыре. Он, наверное, сидит в своей лаборатории и понятия не имеет…
– Что его будущее уже записано, – закончила Лена. Её голос был едва слышен. – На поверхности сферы за Плутоном.
Аиша смотрела на экран – на ответ Горизонта – и её лицо было бледным, но глаза горели.
– Это работает, – произнесла она. – По-настоящему работает. Мы можем спрашивать о будущем, и он отвечает. Правдиво. Проверяемо. – Она сглотнула. – Это… это меняет всё.
– Это меняет слишком многое, – возразила Элена. Её голос был жёстким, командирским. – Аиша, выключи интерфейс. Сейчас.
– Что? Почему?
– Потому что нам нужно обсудить это. Прежде чем делать следующий запрос. Прежде чем узнавать что-то ещё.
Аиша помедлила – Маркус видел, как она борется с собой, как желание продолжать сталкивается с дисциплиной, – но потом кивнула.
– Кассандра, деактивировать протокол связи.
– Протокол деактивирован.
Элена обвела взглядом экипаж.
– В кают-компанию, – приказала она. – Все. Сейчас.
Кают-компания была самым большим помещением на корабле – если не считать грузового отсека. Круглый стол в центре, шесть кресел вокруг, мягкое освещение, имитирующее дневной свет. Место для совещаний, для общих трапез, для тех редких моментов, когда экипаж собирался вместе не по работе.
Сейчас атмосфера была далека от уютной.
Маркус сидел между Аишей и Леной, вертя в руках планшет с фотографией Ли Дженьфэна. Молодой человек смотрел на него с экрана – улыбаясь, ничего не подозревая о своей судьбе.
Странно было думать, что этот незнакомец – часть истории. Не прошлой, а будущей. Истории, которую Маркус привык изучать, но никогда не думал, что сможет читать до того, как она произойдёт.
– Итак, – начала Элена. Она сидела во главе стола, руки сложены перед собой. – Факты. Объект «Горизонт» способен отвечать на запросы о будущем. Ответы проверяемы и, насколько мы можем судить, точны. – Она помолчала. – Вопрос: что мы делаем с этим знанием?
– Продолжаем исследовать, – немедленно ответила Аиша. – Это величайшее открытие в истории науки. Машина, предсказывающая будущее. Мы должны понять, как она работает. Почему. Откуда.
– А потом? – Элена подняла бровь. – Когда мы поймём? Что тогда?
– Тогда… – Аиша замялась. – Тогда мы делимся информацией. С Землёй. С человечеством.
– И что произойдёт, когда человечество узнает?
Молчание. Маркус видел, как Аиша открыла рот, чтобы ответить, – и закрыла, не найдя слов.
– Хаос, – тихо произнёс Томас. Все повернулись к нему. Пилот сидел, откинувшись в кресле, руки скрещены на груди. – Вот что произойдёт. Хаос.
– Объясни, – попросила Элена.
– Представь: каждый человек может узнать дату своей смерти. – Томас смотрел куда-то в пустоту, не на собеседников. – Как ты думаешь, сколько людей захотят это знать? И сколько из них сломаются, когда узнают?
– Но это же не только смерть, – возразил Маркус. – Горизонт может отвечать на любые вопросы. Научные открытия. Лекарства от болезней. Технологии будущего. – Он указал на планшет. – Этот парень, Ли Дженьфэн, – он сделает что-то важное. Достаточно важное для Нобелевки. Что если мы сможем узнать это открытие раньше? Использовать его сейчас?
– А если его открытие зависит от того, что он не знает результата? – парировал Томас. – Что если, узнав конец, он не сможет пройти путь?
– Это…
– Это реальный вопрос. – Томас наконец посмотрел на него. – Я знаю, что умру через три года. В горящем корабле. Спасая кого-то. – Его голос был ровным, почти безжизненным. – Ты думаешь, это делает меня храбрее? Ты думаешь, теперь я буду рисковать больше, потому что знаю, что всё равно умру так?
Маркус не ответил. Он не знал, что ответить.
– Или наоборот, – продолжал Томас. – Может, теперь я буду избегать любого риска до того момента. Откажусь летать. Откажусь спасать. Потому что если я знаю, что умру так – значит, до того момента со мной ничего не случится, верно? Я могу делать что угодно. – Он криво усмехнулся. – Или не могу. Потому что, возможно, моя осторожность – часть того, почему я доживу до того момента.
– Парадокс предопределения, – сказала Аиша. – Классическая проблема путешествий во времени.
– Только это не путешествия. – Томас покачал головой. – Это знание. И знание – оружие. Самое опасное оружие из всех.
Элена постучала пальцами по столу.
– Хорошо. Допустим, мы не делимся информацией. Держим всё в секрете. Возвращаемся на Землю и молчим о том, что нашли.
– Невозможно, – сказала Лена. Её голос был тихим, но твёрдым. – Мы не единственные, кто знает о Горизонте. Helios финансировала экспедицию. У них есть данные телеметрии. Они знают, что мы вышли на орбиту. Что мы что-то нашли.
– Они не знают, что именно.
– Пока. Но они спросят. И что мы скажем? Что там просто зеркало? Что ничего интересного? – Лена покачала головой. – Они не поверят. И даже если поверят – рано или поздно пришлют другую экспедицию. Или несколько.
– Тогда вопрос не в том, делиться или нет, – заключила Элена. – Вопрос в том, как контролировать информацию. Кто получит доступ. Какие вопросы можно задавать.