Каталог горизонта

– Кто будет решать? – спросил Маркус. Он чувствовал, как разговор уходит в сторону – в политику, в бюрократию, в то, что он никогда не любил. – Правительства? Корпорации? ООН?

– Кто-то должен.

– А если этот кто-то решит использовать Горизонт для себя? – Маркус подался вперёд. – Представь: глава корпорации, который знает курсы акций на годы вперёд. Политик, который знает результаты выборов. Генерал, который знает исход сражений. – Он обвёл взглядом стол. – Это не просто знание. Это власть. Абсолютная власть.

– Поэтому нужен контроль…

– Контроль – это тоже власть. – Маркус откинулся назад. – Тот, кто контролирует доступ к Горизонту, контролирует будущее. Буквально.

Молчание. Тяжёлое, неуютное.

– Есть ещё один вариант, – произнёс Юлиан.

Все посмотрели на него. Бортинженер сидел молча с начала обсуждения – слушал, наблюдал, но не вмешивался. Маркус почти забыл о нём.

– Какой? – спросила Элена.

– Уничтожить. – Юлиан произнёс это слово спокойно, буднично, как будто говорил о неисправном компоненте. – Горизонт. Уничтожить его.

– Это… – начала Аиша, и её голос сорвался. – Это невозможно. Это… это было бы преступлением против науки. Против человечества!

– Против человечества – держать его в живых, – возразил Юлиан. – Ты сама сказала: это величайшее открытие в истории. Но некоторые открытия лучше не делать.

– Ты не можешь это серьёзно…

– Могу. – Он посмотрел на неё – прямо, без вызова, но и без извинений. – Я не учёный. Я инженер. Я чиню вещи. И иногда – когда вещь слишком сломана или слишком опасна – я её разбираю.

– Горизонт – не вещь!

– Нет? – Юлиан пожал плечами. – Тогда что это? Бог? Инопланетянин? Или просто очень сложный механизм, который мы не понимаем?

Аиша открыла рот, но Элена подняла руку.

– Достаточно. – Её голос был жёстким. – Мы не будем обсуждать уничтожение. Пока. – Она посмотрела на Юлиана. – Но я ценю, что ты высказал эту мысль. Нам нужно рассматривать все варианты.

– Даже безумные?

– Особенно безумные. – Элена помолчала. – Потому что ситуация безумна. И нормальные решения могут не работать.

Она встала, прошлась по кают-компании. Все следили за ней взглядами.

– Вот что мы сделаем, – произнесла она наконец. – Продолжаем исследования. Осторожно. Ограниченно. Никаких личных запросов – никто не спрашивает о своей судьбе, о своих близких, о чём-либо, что может повлиять на наши решения здесь и сейчас.

– Почему? – спросила Аиша.

– Потому что мы – экипаж. Команда. Мы должны работать вместе. И если кто-то из нас узнает что-то… слишком личное… это может разрушить команду. – Элена посмотрела на каждого по очереди. – Мы уже видели свои смерти. Этого достаточно. Более чем достаточно.

Никто не возразил. Маркус подумал о своём отражении – о старике с книгой, о девяноста четырёх годах жизни впереди – и понял, что Элена права. Он не хотел знать больше. Не сейчас. Может быть, никогда.

– Научные вопросы, – продолжала Элена. – Исторические. Астрономические. Что угодно, что не касается нас лично. Согласны?

Кивки. Один за другим.

– Хорошо. – Элена села обратно. – Аиша, ты руководишь исследованиями. Маркус помогает – ты историк, ты знаешь, какие вопросы задавать. Юлиан – техническая поддержка. Томас – следишь за кораблём. Лена – следишь за нами. – Она помолчала. – Вопросы?

– Один, – сказал Маркус. – Счётчик. Число, которое уменьшается с каждым запросом. Что это?

Элена посмотрела на Аишу.

– Мы не знаем, – признала физик. – Пока не знаем. Но я работаю над этим.

– Работай быстрее, – сказала Элена. – У меня плохое предчувствие насчёт этого счётчика.

Следующие несколько часов превратились в марафон вопросов и ответов.

Маркус сидел рядом с Аишей, помогая формулировать запросы. Его историческое образование оказалось неожиданно полезным: он знал, как структурировать вопросы, чтобы получить максимум информации, как избегать двусмысленностей, как проверять источники.

Правда, проверять Горизонт было сложнее, чем архивы.

– Нобелевская премия по медицине, 2146, – диктовала Аиша.

Ответ: имя, институт, открытие – новый метод регенерации нервной ткани.

– Первый пилотируемый полёт к Проксиме Центавра.

Ответ: 2187 год. Корабль «Магеллан». Экипаж из двенадцати человек.

– Лечение болезни Альцгеймера.

Ответ: 2151 год. Генная терапия, разработанная в Сингапуре.

Каждый ответ сопровождался символом и уменьшающимся счётчиком. К концу дня он показывал 2,847,290,891 – минус шестьдесят четыре от начального значения.

– Шестьдесят четыре запроса, – подсчитала Аиша. – Шестьдесят четыре ответа.

– Шестьдесят четыре единицы потеряно, – добавил Маркус. – Что бы это ни значило.

Он смотрел на данные – на список открытий, событий, имён, дат – и чувствовал странное головокружение. Как будто стоял на краю обрыва и смотрел вниз.

Всё это было реальным. Всё это произойдёт.

– Знаешь, что меня беспокоит? – произнёс он, не отрывая взгляда от экрана.

– Что? – Аиша подняла голову от консоли.

– Формулировки. – Маркус указал на последний ответ. – Смотри: «Лечение болезни Альцгеймера, 2151 год». Не сказано, что это окончательное лечение. Не сказано, что оно работает для всех. Не сказано, сколько стоит, кто имеет доступ…

– Ты думаешь, Горизонт неточен?

– Я думаю, Горизонт очень точен. Но в том, что он говорит. А то, что он не говорит… – Маркус покачал головой. – Мы задаём вопросы, и он отвечает. Но ответы – как газетные заголовки. Факты без контекста. Данные без смысла.

Аиша нахмурилась.

– Это… интересное наблюдение. – Она потянулась к клавиатуре. – Давай проверим. Более конкретный вопрос.

Она ввела запрос: «Лечение болезни Альцгеймера, 2151 год. Эффективность. Побочные эффекты. Доступность».

Ответ пришёл через несколько секунд.

ЭФФЕКТИВНОСТЬ: 94.7% ПРИ РАННЕЙ ДИАГНОСТИКЕ. 67.3% ПРИ ПОЗДНИХ СТАДИЯХ. ПОБОЧНЫЕ ЭФФЕКТЫ: ВРЕМЕННАЯ ПОТЕРЯ ПАМЯТИ (2-4 НЕДЕЛИ). ГОЛОВНЫЕ БОЛИ. РИСК ИММУННОЙ РЕАКЦИИ – 0.3%. ДОСТУПНОСТЬ: ОГРАНИЧЕННАЯ. ВЫСОКАЯ СТОИМОСТЬ. ЛИСТЫ ОЖИДАНИЯ – 6-18 МЕСЯЦЕВ.

– Он отвечает, – сказала Аиша. – Если спросить правильно.

– Но мы должны спрашивать правильно, – уточнил Маркус. – Он не даёт информацию добровольно. Не предупреждает о важном. Не… – Он поискал слово. – Не заботится.

– Это машина. Или что-то похожее на машину. Почему она должна заботиться?

– Не должна. Но это значит, что мы можем упустить что-то важное. Просто потому, что не догадались спросить.

Аиша смотрела на экран – на ответ о лечении, на статистику эффективности, на упоминание о листах ожидания.

– Ты прав, – признала она. – Это… это проблема. Большая проблема.

Маркус кивнул. Он думал о том, сколько вопросов они уже задали – и сколько ответов получили. Шестьдесят четыре. Шестьдесят четыре кусочка будущего, вырванных из контекста.

Сколько из них они неправильно поняли?

Дверь лаборатории открылась. Юлиан вошёл, держа в руках планшет.

– Я кое-что нашёл, – сказал он без предисловий. – Насчёт формулировок.

Маркус и Аиша обменялись взглядами.

– Мы как раз об этом говорили, – сказала Аиша. – Что ты нашёл?

Юлиан подошёл к консоли и вывел на экран несколько ответов Горизонта – те, что они получили за день.

– Смотрите. – Он указал на первый. – «Ли Дженьфэн получит Нобелевскую премию за работу в области квантовой гравитации». Не сказано – какую именно работу. Не сказано – как он к ней придёт. Только результат.

Он перешёл к следующему.

– «Первый пилотируемый полёт к Проксиме Центавра, 2187 год». Не сказано – успешный ли. Не сказано – вернутся ли они. Не сказано – что найдут.

И к следующему.

– «Лечение болезни Альцгеймера, 2151 год». Ограниченная доступность. Высокая стоимость. – Юлиан посмотрел на них. – Это значит, что большинство больных его не получат. Но Горизонт не сказал этого, пока мы не спросили.

– Лакуны, – произнёс Маркус. Слово пришло само – профессиональный термин историка. – Пробелы в информации. Горизонт оставляет лакуны.

– Именно. – Юлиан кивнул. – Я инженер. Я привык к точным спецификациям. Когда мне дают чертёж, я хочу знать каждую деталь – размеры, материалы, допуски. Горизонт даёт… заголовки. Рекламные слоганы. – Он помолчал. – Это может быть намеренно.

– Намеренно? – Аиша нахмурилась. – Ты думаешь, он скрывает информацию?

– Я думаю, он даёт ровно столько, сколько мы просим. Не больше, не меньше. – Юлиан пожал плечами. – Может, это его… дизайн. Как он работает. Или может… – Он не закончил.

– Может что?

– Может, это защита. От нас. От того, чтобы мы узнали слишком много.

Маркус почувствовал холодок вдоль позвоночника. Защита. Это подразумевало намерение. Цель. Кого-то – или что-то – стоящего за Горизонтом.

– Ты думаешь, там кто-то есть? – спросил он. – Внутри?

– Я не знаю. – Юлиан покачал головой. – Но я начинаю думать, что Горизонт – не просто зеркало. Не просто архив. Это… – Он замялся. – Система. Спроектированная кем-то. Для чего-то.

– Для чего?

– Если бы я знал, я бы сказал.

Молчание. Маркус смотрел на экран – на ответы Горизонта, на лакуны, которые они только начинали замечать – и думал.

Историк в нём узнавал этот паттерн. Так работали оракулы в древности. Дельфийская пифия, китайские гадатели, шаманы всех культур – они давали ответы, но ответы были двусмысленными, неполными, открытыми для интерпретации.

Потому что полный ответ – опасен. Полное знание – разрушительно.

Может быть, кто-то – или что-то – понимал это задолго до них.

К вечеру Маркус чувствовал себя выжатым.

Слишком много информации. Слишком много вопросов. Слишком много… всего.

Он сидел в кают-компании, глядя на пустой стол, и пытался собрать мысли в какое-то подобие порядка.

За день они узнали:

– Горизонт может отвечать на любые вопросы о будущем. – Ответы точны, но неполны. – Каждый ответ уменьшает счётчик. – Горизонт оставляет лакуны – намеренно или нет.

И самое главное:

– Это реально. Это работает. Это меняет всё.

Дверь открылась. Лена вошла, держа две чашки.

– Чай? – предложила она. – Ты выглядишь так, будто тебе нужно.

Маркус принял чашку. Горячий фарфор согрел пальцы.

– Спасибо. – Он сделал глоток. – Как остальные?

– По-разному. – Лена села напротив. – Аиша не может остановиться – она всё ещё в лаборатории, отправляет запросы. Юлиан проверяет системы – его способ справляться. Томас… – Она помолчала. – Томас на мостике. Смотрит на Горизонт.

– А Элена?

– В своей каюте. Думает. Или притворяется, что думает.

Маркус кивнул. Он понимал. Каждый справлялся по-своему. Аиша уходила в работу, Юлиан – в рутину, Томас – в молчание. Элена – в одиночество.

А он?

Он сидел здесь, пил чай и пытался осмыслить неосмыслимое.

– Ты в порядке? – спросила Лена. Её голос был мягким, профессиональным – голос врача.

– Не знаю. – Честный ответ. – Я историк. Я всю жизнь изучал прошлое. А теперь… – Он махнул рукой. – Теперь я могу читать будущее. Как книгу. Как… – Он замялся. – Как свою собственную судьбу.

– Но ты не хочешь.

– Нет. – Он покачал головой. – Я видел своё отражение. Девяносто четыре года. Книга в руках. Улыбка. – Он усмехнулся – горько, без веселья. – Этого достаточно. Более чем достаточно.

Лена кивнула. Она понимала – лучше, чем кто-либо. Её собственная смерть была ближе. Шесть лет. Больничная койка.

– Знаешь, что меня пугает больше всего? – произнесла она. – Не смерть. Смерть – это… конец. Точка. С ней можно смириться. – Она смотрела в свою чашку. – Меня пугает то, что между сейчас и тогда. Шесть лет. Две тысячи дней. Каждый из них – шаг к тому моменту. К той кровати.

– Ты думаешь об этом?

– Постоянно. – Она подняла глаза. – Каждое утро просыпаюсь и думаю: «Один день меньше». Каждый вечер засыпаю и думаю: «Ещё один день ближе». – Её голос дрогнул. – Это… невыносимо.

Маркус протянул руку, коснулся её ладони.

– Мне жаль.

– Не надо. – Она отодвинула руку – мягко, без обиды. – Я не ищу жалости. Я просто… говорю. Потому что кто-то должен говорить. Кто-то должен… – Она замолчала.

– Быть честным?

– Да. Быть честным. – Лена выпрямилась. – Мы все притворяемся. Делаем вид, что справляемся. Что это можно пережить. Но внутри… – Она покачала головой. – Внутри мы все сломаны. Каждый по-своему.

Маркус думал о её словах. О том, как они все справлялись – или не справлялись – с тем, что узнали.

– Может, в этом смысл, – произнёс он медленно. – Не в том, чтобы избежать поломки. А в том, чтобы собрать себя заново. Из осколков.

Лена посмотрела на него.

– Это звучит как что-то из книги.

– Наверное. – Он пожал плечами. – Я читаю слишком много книг.

Она впервые за день улыбнулась – слабо, неуверенно, но улыбнулась.

– Тринадцать, – сказала она.

– Что?

– Ты написал двенадцать книг. Я видела в твоём отражении – старик с книгой в руках. – Она помолчала. – Может, это тринадцатая?

Маркус не думал об этом. Двенадцать книг – он знал это из ответа Горизонта, который они получили сегодня, когда тестировали систему на разных запросах. Двенадцать книг за девяносто четыре года жизни.

– Может быть, – сказал он. – Или может, это что-то совсем другое.

– Ты не хочешь знать?

– Нет. – Он покачал головой. – Я хочу написать её сам. Без подсказок. Без… – Он поискал слово. – Без спойлеров.

Лена рассмеялась. Тихо, коротко, но искренне.

– Спойлеры, – повторила она. – Это хорошее слово для того, что делает Горизонт.

– Лучшее, что я могу придумать.

Они сидели в тишине, допивая чай. За стенами кают-компании корабль жил своей жизнью – гудели системы, мигали индикаторы, вращались вентиляторы. А за бортом – Горизонт. Молчаливый. Терпеливый. Полный ответов, которые они боялись узнать.

Это случилось во время рутинной проверки.

Юлиан находился в техническом коридоре С-7 – том самом, где чинил манипулятор в первый день.

А потом коридор… сдвинулся.

Не пространственно – темпорально. Он почувствовал это всем телом: странное растяжение, как будто каждая клетка оказалась в двух точках времени одновременно.

И он увидел.

Увидел себя – в этом же коридоре, но в другом времени. Другой Юлиан, с лицом, залитым кровью, полз к люку. Его губы шевелились – мольба? проклятие? – но звука не было.

Их глаза встретились.

На долю секунды он смотрел в собственные мёртвые глаза. В глаза человека, который умрёт через восемь месяцев.

И он понял – с ужасающей ясностью – что тот, другой Юлиан тоже его видит. Видит своё прошлое. Свою надежду.

Видение исчезло. Юлиан стоял один, прижавшись спиной к стене.

На стене рядом – там, где секунду назад ничего не было – виднелся отпечаток окровавленной ладони.

Он не исчез, когда Юлиан провёл по нему рукой.

Он был реален.

На экстренном собрании:

– Горизонт искажает причинность, – сказала Аиша. Голос спокоен, руки дрожат. – Буквально. Чем больше мы взаимодействуем – тем тоньше барьер между временами.

– Это связано со счётчиком?

– Да. Счётчик измеряет стабильность временно́й структуры. Каждый запрос создаёт петлю – информация из будущего попадает в прошлое. Маленькая петля, безвредная. Но петли накапливаются. Интерферируют. И в какой-то точке…

– Коллапс.

– Проект «Эхо». – Аиша посмотрела на каждого. – Мы думали, это название программы. Но что если буквально? Эхо. Бесконечные отражения причин и следствий, пока реальность не схлопывается под их весом.

Ближе к ночи Маркус вернулся в лабораторию.

Аиша всё ещё была там – осунувшаяся, с красными глазами, но с тем же огнём во взгляде. Юлиан ушёл час назад, оставив записи о технических параметрах системы.

– Ты должна отдохнуть, – сказал Маркус.

– Скоро. – Аиша не отрывала глаз от экрана. – Ещё один запрос.

– Какой?

Она помедлила. Потом повернулась к нему.

– Я хочу спросить о себе.

Маркус похолодел.

– Элена запретила личные запросы.

– Я знаю. Но… – Аиша закусила губу. – Я видела свою смерть. У доски. С формулой. – Она посмотрела на него. – Я хочу знать, какая формула. Над чем я работала. Что не успела закончить.

– Это личное.

– Это наука. – Её голос окреп. – Моя наука. Моя работа. Если я узнаю, что там… может, смогу закончить раньше. Может, смогу передать кому-то. Может… – Она осеклась.

Маркус понимал. Он понимал лучше, чем ему хотелось бы признавать.

Девятнадцать месяцев. Для учёного – это ничто. Миг. Начало проекта, который займёт годы. Аиша знала, что не закончит. Знала, что умрёт на полуслове.

И это разрывало её изнутри.

– Элена узнает, – сказал он.

– Может быть. Может – нет. – Аиша смотрела на него. – Ты расскажешь?

Маркус думал. О правилах, которые Элена установила. О причинах этих правил. О том, что может случиться, если их нарушить.

И о женщине перед ним – измученной, испуганной, отчаянно цепляющейся за смысл.

– Нет, – сказал он наконец. – Не расскажу.

Аиша кивнула. Повернулась к консоли.

Её пальцы коснулись клавиш – и замерли.

Секунда. Две. Пять.

Она убрала руки.

– Нет, – произнесла она тихо. – Не сегодня.

– Почему?

– Потому что… – Она вздохнула. – Потому что если я узнаю – это станет моей целью. Моей одержимостью. Я буду гнаться за этим, пока не сломаюсь. – Она посмотрела на него. – А я не хочу ломаться. Не так.

Маркус подошёл и положил руку ей на плечо.

– Это мудро.

– Это страшно. – Она криво усмехнулась. – Но, может, страх – это хорошо. Страх заставляет думать.

Они стояли в тишине, глядя на экран. На символ Горизонта. На счётчик.

2,847,290,891.

– Знаешь, – произнёс Маркус, – я всю жизнь изучал прошлое. Искал ответы в пыльных архивах. Пытался понять, как люди принимали решения, не зная будущего.

– И?

– И теперь я понимаю. – Он смотрел на сферу за окном – невидимую в темноте, но ощутимую. – Они не принимали решений, зная будущее. Они принимали решения, создавая его. Каждый выбор – шаг в неизвестность. Каждое действие – камень в стену.

– А мы?

– Мы… – Он помедлил. – Мы стоим перед стеной, которая уже построена. И пытаемся понять, можем ли мы её изменить.

– Можем?

Маркус не ответил. Он не знал.

Но он знал одно: ответ – если он существовал – не придёт от Горизонта. Не придёт извне.

Он придёт от них самих. От их выборов. От их действий.

От того, как они проживут время, которое им осталось.

Поздно ночью – когда Аиша наконец ушла спать, а лаборатория опустела – Маркус сидел один перед экраном.

Данные дня были перед ним: шестьдесят четыре запроса, шестьдесят четыре ответа. Имена лауреатов, даты открытий, судьбы миллионов людей – всё это уложилось в несколько страниц текста.

Будущее.

Он думал о том, что значило это слово раньше – и что оно значит теперь.

Раньше будущее было туманом. Неопределённостью. Пространством, которое ещё не существовало.

Теперь – оно было записью. Архивом. Каталогом событий, которые уже произошли – или произойдут – на поверхности невозможного зеркала.

Каталог.

Слово пришло само, и Маркус почувствовал, что оно – правильное.

Не зеркало. Не оракул. Не машина предсказаний.

Каталог.

Систематизированная запись всего, что было и будет. Полная история человечества – от первого огня до последнего вздоха. От рождения до смерти. От начала до конца.

Он встал, подошёл к окну-экрану. Горизонт был там – чёрная сфера на фоне звёзд, едва различимая в ночном режиме освещения.

– Это не просто архив, – произнёс он вслух. Его голос эхом отдался в пустой лаборатории. – Это вся история человечества. Прошлое, настоящее и будущее.

Горизонт не ответил. Он никогда не отвечал без запроса, без протокола, без правильных слов.

Но Маркусу показалось – только показалось, – что где-то в глубине зеркальной поверхности мелькнул отблеск.

Признание?

Или просто звёзды, отражённые не так, как должны?

Он не знал. И, может быть, никогда не узнает.

Но одно он знал точно: их жизни изменились навсегда.

Все их жизни.